Балтийский ястреб

Глава 3

Человек предполагает, а Господь располагает, говаривали наши предки и были совершенно правы. Как бы ни планировалась первая встреча с царем, все сразу же пошло кувырком. И виноват в этом, конечно же, оказался я сам. Но обо всем по порядку.

Император оказался высоким крепким мужчиной. На вид ему можно было дать не более пятидесяти лет или даже меньше, настолько моложаво он выглядел. Что интересно, в глазах отнюдь не читалась приписываемая ему замораживающая сила.

Увидев сына, Николай не смог сдержаться от улыбки и поднялся из-за стола, шагнув мне навстречу:

— Здравствуй, Костя. Мне докладывали, что тебе нездоровилось?

— Совсем немного. Но к счастью, все уже совершенно хорошо.

— Отрадно слышать. А отчего не одел свои очки?

Опаньки! Зазвенели тревожные колокольчики в голове. Услужливая память великого князя тут же подсказала, что он был очень близорук и практически постоянно носил пенсне. К слову сказать, это было не положено не только военным, но даже и находящимся на статской службе. Однако в случае надобности офицер или чиновник мог испросить высочайшего позволения носить их. И такое разрешение у великого князя, разумеется, было! Черт побери, так вот почему Головнин так удивленно посмотрел, когда я смог прочитать газету!

Хорошая новость — здоровье тела после моего в него попадания резко улучшилось. Что позволяет надеяться и на другие плюшки. Плохая — сейчас спалюсь!

— Просто мои костыли для глаз случайно упали и разбились. Появиться же перед тобой с треснувшими стеклами показалось мне неприличным.

— Понимаю, — усмехнулся государь, продолжая благосклонно смотреть на меня. — В таком случае, присаживайся и рассказывай.

— Если честно, отчет готовила канцелярия, так что придется читать по бумажке…

— Тогда проще самому будет ознакомиться с его содержанием, давай папку, изучу. Если появятся вопросы, будь готов держать ответ.

Такой поворот событий не порадовал. Но я уже понял, что Николай ко мне, то есть к своему «морячку», как он называл Константина в детстве, настроен предельно дружелюбно. Видно было, что император искренне любит второго сына и гордится его успехами. Так что сегодняшнюю неготовность к внятному изложению и ответам на сложные вопросы только восставшему с одра болезни молодому генерал-адмиралу наверняка спишут. А через неделю уже все изучу, подготовлюсь надлежащим образом и выступлю на отлично.

К счастью, история о злоключениях русских кораблей в чужих водах не испортила царю настроения. По всей видимости, за тридцать лет своего правления Николай Павлович уже привык к тому, что не все идет по заранее намеченному плану.

— Досадно, но, надеюсь, Путятин найдет случай все исправить, — благодушно отозвался он. — К счастью, не все на флоте так дурно устроено. Недавнее дело под Синопом принесло славу Русскому оружию, и уверен, отобьет охоту англичан с французами мешаться в наши дела.

— Боюсь, что не могу согласиться с этим, государь, — не смог удержаться я.

— С чем же? — удивленно взглянул на меня царь.

— Прошу прощения, — поспешил поправиться, — у меня нет сомнений в доблести наших моряков, так же, как и в талантах Павла Степановича Нахимова. Но вот в том, что просвещенные европейцы перестанут совать свой нос, куда их не просят, не верю абсолютно!

— В этом ты, конечно, прав, — скупо улыбнулся Николай. — Но это еще полбеды. Куда хуже, что англичане требуют от нас невозможного. Отказ от противодействия опасным для нашего Кавказа действиям турок неприемлем и оскорбителен для России. Между тем, я вполне разделяю мнение многих, в том числе и Карла Васильевича [1], обо всех невыгодных сторонах, которые должны для нас произойти из войны, предпринятой против Англии и Франции. Но что же делать, если упорно нам не оставляют другого выбора, представляя условия мира, которые невозможно принять без унижения? Канцлер считает, что войну надо прекращать. Моя же мысль в том, что если бы Османская империя была прежней: слабой, безобидной, дружественной, с которой можно было сосуществовать в добрых отношениях, тогда воевать было бы незачем.

Договорив это, государь потянулся к графину, набулькал себе полный стакан воды и жадно осушил его. Похоже, он все для себя решил, и природное упрямство ни за что не позволит ему признать неправоту…

— Но совсем другое дело, — голос царя снова окреп. — Если мы имеем дело с Турцией враждебной, злонамеренной, доступной всем иностранным влияниям, служащей пристанищем всем эмигрантам, причиняющей нам беспрестанные затруднения! Притом нет никаких сомнений, что она и в дальнейшем будет опираться на враждебные России кабинеты. При этих условиях для нас предпочтительнее другая комбинация. При которой создастся новый порядок вещей, несомненно, неизвестный, проблематический, может быть, тоже чреватый другого рода невыгодными сторонами, но все же менее неблагоприятный, чем тот, который создался сейчас.

— Это означает войну, — мрачно подытожил я.

— Не думаю, — задумчиво качнул головой император, в знак отрицания, — что они решатся на что-то большее, чем демонстрацию враждебных намерений. Или ты считаешь иначе?

— Трудно сказать, ваше величество, что придет в голову очередному Наполеону, не говоря уж о правительстве королевы Виктории. Но уверен, что это сражение их не слишком напугало.

— Объяснись. Париж, по сведениям от нашего посла, не демонстрирует желания воевать, скорее, ищет пути мирного разрешения нашего противостояния с султаном.

— Как раз напротив, почти убежден, что недавно узурпировавший власть Бонапарт и является главным закулисным разжигателем войны. Только у французов имеется армия, способная на полномасштабное вторжение в наши пределы. И что еще важнее, он сумел добиться главного. Традиционная антифранцузская коалиция развалена. Британцы с ним заодно, Вена и Берлин в лучшем случае нейтральны, в худшем могут начать чинить нам препоны, но точно не помогут в войне. Остается вынудить Россию начать войну с Европой и, используя преимущество морских коммуникаций и силу флота, начать самые решительные действия на Черном море и даже высадку крупных сил десанта в Крыму.

— Ну, это ты, брат, хватил! — рассмеялся Николай, и я не без досады припомнил, что экспедиционный корпус союзников сначала доставили в Турцию, потом перевезли в Варну, планировали даже отправить на Кавказ. В общем, Крым в начале войны выглядел наименее вероятной точкой для удара.

— Не слишком ли ты сгущаешь краски? — продолжил государь. — Мне докладывают об иных настроениях в Тюильрийском дворце.

— Наполеон Третий — хитрая бестия! Ему нужна война, чтобы закрепиться на троне своего дяди, и он сделает все, чтобы ее развязать! Он желает обмануть нас и делает все от этого зависящее. Поручите дипломатам отследить, какие реальные приготовления ведутся. Закупка снаряжения — лучший разведывательный признак. Там, где идут поставки, уже сформирован бюджет и выделены деньги. И это просто так не бывает.

— В твоих словах что-то есть, — задумался царь. — Но почему ты считаешь, что поражение турецкого флота не будет иметь последствий?

— Судите сами, государь. Корабли Нахимова были много сильнее, чем у Осман-паши, тем не менее, турки отчаянно сопротивлялись и нанесли нам немало повреждений. То, что «Ростислав» вообще смог дойти до Севастополя, трудно объяснить чем-либо, кроме заступничества высших сил. Следует так же учитывать, что, после провала миссии Меншикова в Стамбуле, все убеждены в нашей неготовности к войне.

— Отчего так?

— Все просто. Александр Сергеевич выставил туркам ультиматум, а когда срок истек, не нашел ничего лучше, чем продлить его действие. Затем еще раз… во всем мире такая двойственность воспринимается как слабость!

— Не знал, что ты так не любишь Меншикова, — нахмурился Николай.

— А он не барышня, чтобы его любить!

— Ха-ха-ха, — рассмеялся царь, бывший, как подсказала память Кости, большим охотником до женского пола. — Если так пойдет, ты превзойдешь его в остроумии!

— Надеюсь, что не только в этом.

— Что предлагаешь?

— Если вам будет угодно выслушать мое мнение, то считаю полезным провести немедленную демонстрацию у берегов Османской столицы. Уверен, что, если на рейде перед султанским дворцом появятся наши линкоры, Абдул-Меджид проклянет тот день и час, когда решил пренебречь миролюбивыми предложениями вашего величества!

— Ты сам говорил, что корабли наши претерпели в бою…

— Разве в Севастополе нет иных сил?

— Что же, пожалуй, это предложение стоит обсудить. Скажем, в пятницу… успеешь к этому сроку?

— Конечно, ­– кивнул, почувствовав, что очень устал. Очевидно же, что царь не смог или не захотел услышать разумные предостережения, или я все не так сформулировал, не сумел донести свою мысль…

Силы внезапно оставили, а ощущение, что бьюсь головой о глухую стену, почти добило. У меня не было времени хорошенько приготовиться к встрече с Николаем Первым, а потому все пошло вкривь и вкось. Провалом, конечно, это не назовешь, но лишнего ваш покорный слуга все-таки наболтал, а ведь хотел отмолчаться для начала. Судя по всему, прежде за мной такого не водилось.

— Тебе нехорошо? — посмотрел на меня с искренним участием император.

— Все норм, — отозвался я, с ужасом понимая, что опять несу что-то не то.

Странное дело, в обычном состоянии у меня получается вести себя, не вызывая подозрений. Но при малейшем волнении из уст великого князя начинают лететь анахронизмы и непривычные обороты.

— Вижу, ты утомился. Заговариваешься… — нахмурился Николай. — Отправляйся-ка, милый друг, к себе и отдохни. Распоряжусь отправить к тебе доктора Арендта. Не волнуйся, он вполне сносно говорит по-русски. Впрочем, ты и сам это знаешь…

На губах государя появилось нечто вроде усмешки, но тут же исчезло.

— А перед Мандтом извинись!

— Обязательно, — пришлось изобразить соответствующее случаю раскаяние.

— Ступай уже, поборник всего русского.

Только оказавшись за высокими двустворчатыми дверями, смог перевести дух и вытереть вспотевший за время аудиенции лоб. Но не успел проделать это, как ко мне подошли три молодых гвардейских генерала. Старшему из них было, пожалуй, за тридцать. Довольно высокий и представительный, с орденом святого Георгия на груди. Его спутники и того моложе, никак не более двадцати или около того лет. Один конногвардеец, а второй артиллерист.

— Здравствуй, Кости́, — дружно, едва ли не хором поприветствовали они меня, сделав ударение в имени на последний слог.

— Э… привет!

— Ха-ха-ха, — залился старший и обернулся к своим спутникам, но те отчего-то не разделили его веселья.

И тут в моей голове что-то щелкнуло, и я понял, что передо мной братья. Цесаревич Александр и Николай с Михаилом. Иначе Сашка-Московский калач (прозвище дали в семье за то, что родился цесаревич в Первопрестольной), Низи и Мишка. Причем, со старшим мы довольно близки, а вот младшие Костю побаиваются. Вероятно потому, что в детстве им немало от него доставалось. Во время совместных игр горячий и несдержанный Константин изрядно поколачивал их, за что получал взыскания и наказания от наставника и венценосного отца. Но с характером своим до поры сладить юный генерал-адмирал никак не мог. Когда подрос и игры закончились, нрав стал более умеренным, хотя и теперь великого князя Константина продолжали считать резким, эксцентричным и не слишком удобным в общении.

— Как себя чувствуешь? Мы слышали, ты был нездоров.

— Пустяки. Все нормально.

— Значит, это папа́заставил тебя вспотеть? — подпустил шпильку Мишка.

— Точно.

— Что-нибудь случилось? — встревожился Сашка. — Мне казалось, что он доволен после Синопской победы.

— Да не то чтобы. Просто мы не сошлись во взглядах на политические последствия этой победы.

— Вы повздорили?

— Скорее, поспорили.

— Напрасно. И чем все кончилось?

— Назначено заседание на пятницу. Будут министры во главе с Нессельроде. Я могу рассчитывать на твою поддержку?

— Конечно, — без особого энтузиазма отозвался цесаревич.

— Ну вот, опять о делах, — вмешался помалкивавший до сих пор Низи. — Давайте поговорим лучше о чем-нибудь приятном.

Николаю только что исполнилось двадцать два года и он — просто классический мажор. Горячий участник всех гвардейских пирушек, не пропускающий ни одной юбки, но при этом, в сущности, недурной малый. Помимо всего прочего является генерал-инспектором по инженерной части, но в этом деле мало что понимает и особо никуда не лезет. Зато заправский кавалерист.

— Предлагай, — оживился Александр.

— Ну раз Кости не совсем здоров… давайте сходим на балет!

— А что там?

— В Большом [3] дают «Пахиту», и по всеобщему убеждению Аннушка Прихунова там весьма хороша!

— Да, неплохо. Но это я уже видел.

— Господи, Сашка, все время забываю, как ты стар. Ты ведь, верно, еще Истомину застал?

— Но-но! — строго посмотрел на Низи цесаревич, но потом не выдержал и рассмеялся. — Твоя правда. Видел и ее.

— Ну, так что? — обернулись ко мне братья.

— Помилуйте, — усмехнулся я. — Женатому человеку посещать бордель не совсем прилично, даже если он устроен специально для семьи Романовых.

Услышав это, великие князья сначала застыли как громом пораженные, после чего буквально закисли от хохота.

— Нет, не могу, — стонал Николай, — какой «bon mot» [2], если не против, я запущу его в свете.

— Поосторожней, — счел необходимым предупредить его Сашка и указал глазами на двери императорского кабинета. — Не ты один любитель танцев!

— Пойдешь к себе? — поинтересовался Мишка.

— Нет. Нужно заглянуть в министерство. Держу пари, что там без меня вообще мышей не ловят!

— Как ты сказал?

— Кости сегодня просто фонтанирует остроумием!

— Ладно, ребята, мне пора, — попрощался я с братьями и двинулся по своим делам.

— Воля ваша, но что-то с нашим морячком не так, — задумчиво пробормотал вслед Михаил.

Что же, первые выводы по поводу родственников сделать можно. Сашка отнюдь не глуп, но пассивен. Деятель из разряда «работа, ты меня не бойся, я тебя не трону»! В помощи не откажет, но при этом и не запыхается. Низи — балбес. В грядущей войне ему бы шашку да коня и на линию огня. А вот Мишка совсем не прост. Парень явно себе на уме. Старается помалкивать, но ничего не упускает. Командир артиллерийской бригады и генерал-фельдцейхмейстер. Насколько компетентен, судить пока не могу, но, судя по отрывочным знаниям из прошлого, дело свое знает. И сыновей воспитал по большей части людьми дельными. Стоит с ним пообщаться отдельно, хотя его роль чисто символическая. Одно название и шефство, ни к чему не обязывающее.

Удобство Петербурга для жизни состояло как раз в том, что все выстроено очень близко. По факту, чтобы добраться в Адмиралтейство из Зимнего дворца, надо всего лишь перейти через Дворцовый проезд, соединяющий одноименный мост, ведущий на стрелку Васильевского острова с Невским проспектом. Понятное дело, такому важному человеку, каким волей таинственного незнакомца стал я, пешие прогулки, тем более зимой, не по чину. К крыльцу подогнали санки и в считанные минуты довезли до места.

В теплое время можно пользоваться катерами. К слову сказать, катер сейчас — это такое гребное судно. Поменьше барказа, но больше шлюпки. До моторных еще лет пятьдесят, а вот паровые, наверное, должны уже быть. Надо выяснить.

Мое появление в Адмиралтействе вызвало фурор. Видимо, не ждали, так что, заметив августейшую особу, одни застыли, как громом пораженные, другие принялись шуршать, изображая бурную деятельность.

С одной стороны, такая реакция даже как-то греет самолюбие. Дескать, боятся, значит уважают. С другой, раз начали суетиться, стало быть, ни хрена не делали. А это не порядок! Ну, ничего, сейчас пропишу им животворящую клизму в полведра скипидара с патефонными иголками… впрочем, последних, кажется, еще нет. Жаль. Терапевтический эффект не тот будет…

Была, правда, еще одна проблема, о которой вряд ли кто подозревал. Явившийся на службу начальник не имел ни малейшего представления, где его кабинет. Память тела заткнулась и ничего показывать не желала. Ошарашенные подчиненные превратились в соляные столбы и ели глазами мою особу. И что прикажете делать?

— Пожалуйте шубку, ваше императорское высочество, — гаркнул во все горло увешанный крестами и медалями швейцар из отставных матросов. Единственный, сохранивший самообладание.

— Изволь, братец! — скинул ему на руки доху из морского бобра [4].

— Ну что, соскучились? — посмотрел на застывших офицеров и чиновников.

— Счастливы видеть вас в добром здравии! — нашелся самый молодой из них, судя по эполетам, мичман.

— Александр Васильевич, — обернулся к Головнину. — Ступай в кабинет и все там приготовь. Я тебя догоню.

Тот, видимо, уже устал удивляться моим чудачествам и потому просто пошел, куда ему велено. Мы же с юным офицером двинулись следом, ведя при этом светскую беседу.

— Где служите, любезный?

— На корвете «Наварин», ваше императорское…

— Без чинов, мичман. Насколько понимаю, это вы принесли весть о печальной судьбе вашего судна? Кстати, как вас…

— Брылкин!

— А по имени отчеству?

— Владимир Николаевич.

— Очень приятно. Ну, так поведайте, друг мой, как же случилось, что столь хорошо подготовленный к плаванию корабль потерпел аварию, едва покинув Балтику?

Вопрос оказался из разряда неприятных, но окажись Брылкин человеком несколько более опытным, он, вероятно, сумел бы оправдать случившееся некими непреодолимыми причинами вплоть до воли господней. Однако мичман был молод, искренне желал послужить отечеству и вообще являлся убежденным противником всего дурного и горячим сторонником всеобщего блага.

В общем, за короткий промежуток, пока шел по коридорам, стараясь не потерять из виду Головнина, офицер высказал мне все, что думал о порядках, царивших в Адмиралтействе вообще и о ремонте в Кронштадтском порту, в частности.

— Вот значит, как, — сочувственно покивал я, сообразив, что мы дошли. — Благодарю за информацию.

— Служу государю и отечеству! — вытянулся молодой человек.

— Полно, друг мой. Быть может, у вас есть какие-то просьбы личного характера?

— Единственное мое желание быть полезным! — немного выспренно ответил тот, после чего смутился и добавил, — и для того получить новое назначение.

— За этим дело не станет, — милостиво похлопал мичмана по плечу, обозначив, что аудиенция окончена. — Будет вам место.

— Благодарю, ваше императорское высочество! — вытянувшись перед начальством, выпалил Брылкин.

[1] Карл Васильевич Нессельроде — министр иностранных дел Российской империи с 1816 по 1856. Канцлер.

[2] bon mot — острота (фр.)

[3] — Большой театр в Петербурге построен в 1783 году по велению Екатерины Великой. В 1859 году здание было перестроено под размещение Консерватории, для театра же было выстроено новое здание получившее название в честь императрицы Марии Федоровны. Ныне Государственный академический Мариинский театр.

[4] морской бобр — калан, он же морская выдра, камчатский бобр. Животное из семейства куньих, в отличие от настоящего бобра, относящегося к грызунам. Его эталонно плотный мех отлично защищен от намокания.