Баллада о Звездной Республике - II (СИ)

Глава 8 В пустыне, за горизонтом

— Автопилот, сменить курс! Координаты…

Эрнесто назвал координаты на искаженном эсперанто и так быстро, что Демиург их не разобрал и, тем более, не запомнил. Гирокоптер, повинуясь приказу, развернулся к внешнему периметру Оклатеро.

— Забери оружие у трупов, — приказал Эрнесто. — Потом столкни их вниз — нужно облегчить машину.

О судьбе недавних сослуживцев терайа ничуть не сожалел.

— Возможно, ты не безнадежен, — сказал он, наблюдая, как Мартынов выполняет указания, забирая винтовку и пистолет, а потом толкает безжизненные тела вниз.

— Да ты вежливостью, как я вижу, не страдаешь. И любишь нагрузить человека грязной работой.

— Не страдаю ничем. Мы обсуждали ситуацию поняли, что вы, земляне, наивны. Имели бы побольше мозгов — в Оклатеро бы не сунулись. Контактировать нужно с Сопротивлением. Это мы представляем народ Теро.

— А у нас был выбор хотя бы из двух? — поинтересовался Мартынов не без сарказма. — Не помню, чтобы ваши люди присылали к нам парламентеров. Вот киллеров — точно помню.

От такой отповеди Эрнесто ничуть не смутился.

— Не стану оправдываться. Некоторые товарищи высказывались против вашей ликвидации, некоторые — за. Теперь их мнение едино. Ради тебя, человек, я сейчас рискую жизнью, и уже угробил свою работу под прикрытием.

— Нам долго еще лететь?

— Для начала нужно уйти от погони. Не уверен, что ИИ машины справится. Ты, вроде, пилот? Ну так садись за штурвал, плавное, сбросить «хвост».

— Гирокоптеры — не мой конек.

— Совсем не летал?

— Была небольшая практика в академии.

— Разберешься. Управление тут простое, справлялись даже бездельники-аристократы.

Мартынов огляделся. Погоня приближалась с двух сторон, две машины — сзади, одна — наперерез. Все они поднялись высоко над городом и двигались быстрее, чем беглецы.

— Отстреливаться тут есть чем?

— Тяжелого оружия, сам понимаешь, нет. Пистолет бесполезен, он просто станер. Могу высунуться и пострелять из винтовки, но это когда они приблизятся.

— А у них там что? Носовое орудие установлено?

— Там бортовой пулемет. Ментальная атака тоже будет.

— Ты псионик?

— Конечно.

— Прикрыть сумеешь? Что-то типа колпака вокруг машины?

— Ну, даешь, — Эрнесто расхохотался, сверкнув белозубой улыбкой. — Я псионик, а не колдун. Моя защита — атаковать противника встречным ударом. А ты прикройся шлемом, он под сиденьем валяется.

Мартынов нахлобучил шлем и взялся за штурвал, который оказался липким от крови. Машина сильно отличалось от «Кречета», «Беркута» или «Саеты» (чтоб было естественно), однако, отличалась она и от земного гирокоптера. Надписи на эсперанто Мартынова не смущали, ему не понравилось физическое ощущение от внешне легкой машины, управление оказалось жестковатым, но без привычной устойчивости.

— Давай, хомо, на тебя вся надежда, — подбадривал Эрнесто.

Демиург попытался прибавить скорость — это удалось, но не слишком. Попытался набрать высоту, и это в какой-то мере удалось, но затем гирокоптер рухнул в «воздушную яму».

— Фекуло! [дерьмо (эсперанто)] — заорал Эрнесто, когда машина вдобавок завалилась набок. — Ты, хомо, все же попробуй нас не прикончить, — добавил он, отдышавшись. — И не давай им приближаться бортом — начнется обстрел.

Пискнула и включилась бортовая рация. Кто-то на хорошем, но слишком быстром эсперанто предлагал сдаться и одновременно угрожал немыслимыми карами — Мартынов не слушал. Он сосредоточился на управлении, действуя наполовину интуитивно, и на этот раз дело пошло на лад. Гирокоптер выровнялся, периметр Оклатеро становилась все ближе. Эрнесто на заднем сиденье словно пал в транс — похоже, прощупывал разумы преследователей.

— Упрямые скоты, — выругался он, наконец.

— Ты говорил, по ту сторону тоже псионики.

— Псионики-фанатики. Придется грубо жечь мозги, иллюзию на них не нагнать.

— Какую иллюзию?

— Картину аварии и нашей смерти, конечно.

Эрнесто снова замолчал. Преследователи сзади догоняли, но медленно. Беспокоил Мартынова тот гирокоптер, которые летел наперерез.

— Ты говоришь, там может быть бортовой пулемет… Это все?

— Все. Говорят, раньше была авиация с ракетами, пушками, бомбами и прочими плюшками. Говорят, были и зенитки — то, что стреляет вверх, усек?

— Да, я в курсе.

— Сейчас все деградировало. Нас на Теро осталось о пятьсот тысяч, хомо. Некому поддерживать технологии.

Мартынов перестал заниматься расспросами — ситуация в небе менялась стремительно. Гирокоптер, шедший не перерез, уже достиг своей цели — он завис воздухе прямо по курсу, вынуждая Мартынова или маневрировать или идти на таран.

— Осторожно! — заорал Эрнесто, который очнулся от транса, и в тот же миг заработал пулемет.

Три пули пробили лобовое стекло, одна почти задела висок Демиурга. Одновременно пришла волна псионического удара. Смягченная шлемом, она ощущалась как томительное безысходное страдание, смертная тоска, которая через миг превратилась в боль… и самые неприятные воспоминания всплыли в сознании Мартынова.

— Ничего! — бодро заявил Эрнесто. — Телекинетиков у нех нет — красота. А после такой наводки, ты, амико, если что, проблюешься.

Суервиро, наконец-то использовал свои способности телекинетика — пулеметчик, враз обмяк, упал на сначала станину, а потом изломанной куклой рухнул вниз.

— Дальше действуй сам, — прохрипел Эрнесто.

Супервиро ослабел, его лоб взмок, руки тряслись, глаза покраснели от лопнувших капилляров. Чужой гирокоптер, потеряв стрелка, летел совсем близко, параллельным курсом, не собираясь отставать.

«Ну, сейчас или никогда», — решил Мартынов и, сморгнув влажную пелену с глаз, повернул машину, немного опустился и ударил пропеллером по хрупкому хвостовому оперению врага.

Эффект не заставил себя ждать — пси-наводка мгновенно исчезла. Сломанный гирокоптер не рухнул и не загорелся, но плавно пошел вниз, неспособный к дальнейшей погоне.

— Уф! — сказал сразу же очухавшийся Эрнесто. — Ублюдки, похоже, выживут, а жаль. в остальном — ты молодец, амико.

Мартынов кивнул и промолчал — его беспокоило состояние собственной машины. Поврежденные лопасти мешали вертикальным маневрам.

— Там еще два гирокоптера.

— Ну, с этими я справлюсь. Развернись к ним бортом и зависни.

Эрнесто выбрал один из ремней аиуниции, пристегнулся карабином и конструкции кресла и перегнулся за борт с винтовкой в руках. Ветер трепал одежду и волосы, машину опасно болтало, но супервиро, похоже, не беспокоился.

— Фекуло! Промах… Бонега! Прямо в лоб ублюдку! Гони, хомо, гони, пока они не очухались.

Вражеская машина, пилот которой получил пулю в голову, очевидно, под управлением автопилота, принялась снижаться. Третий гирокоптер развернулся, решив не испытывать судьбу.

— Мы прорвались, — объявил терайа.

— Падаем, хоть и медленно, — разочаровал его Мартынов.

— Ну, тогда гони в пустыню.

— Тут везде пустыня.

— Гони на запад…

Демиург оценил обстановку. Оклатеро остался позади, но никакие другие поселения не нарушали монотонное однообразие пустоши. На западе высились горы. Начинало смеркаться, небо медленно блёкло. Эрнесто странно затих и больше не разговаривал.

— Эй, друг, ты в порядке?

— Ерунда, слегка зацепило.

Супервиро, и впрямь, оказался ранен, и мундир на боку набрякал багровым. Когда его зацепило, занятый пилотированием Мартынов не заметил — то ли при первой же атаке, а может, и при второй. Супервиро-терайа, очевидно, не обладали способностью к регенерации, а потому Эрнесто становился все бледнее.

— Надо тебя перевязать.

— Нет, гони дальше. И… не трогай меня. Я сам.

— Приземлиться все равно придется, у нас поврежден винт.

— Ладно, как скажешь, — сдался наконец белый как мел Эрнесто.

Мартынов не без труда, но все же посадил неисправный гирокоптер. Винт замер, Колеса ткнулись в грунт. Демиург отпустил штурвал, поискал, обо что почистить руки в липкой крови, вытер их о красноватую землю, а потом помог Эрнесто выбраться из кабины.

— Аптека найдется?

— Должна валяться в кабине.

В гирокоптере аптечка и в самом деле нашлась — с чем-то вроде дезинфектора, старинными бинтами из марли, шприц-тюбиком и таблетками.

— Что это за лекарства? Я их не знаю.

— Обезболивающее и антибиотик. Дай сюжа таблетку, я ее проглочу. Укол тоже сделаю сам. Будешь перевязывать — перчатки надень обязательно. Мою кровь руками не трогай.

— Я и так вляпался в кровь. Ты же сам разнес солдатам головы.

— Ох, малбенита! [черт (эсперанто)] Порезов на коже нет?

— Все цело.

— Бери раствор хлоринола, мой руки, только осторожно, не наделай ссадин. Надень перчатки и запомни — береги здоровье, не хватай что попало.

«Это про феро», — подумал Мартынов, не ощущая, впрчоем, страха. Он откупорил вонючую жидкость, тщательно вымыл руки, потом, работая в перчатках, разрезал на Эрнесто мундир. Пуля прошла навылет вдоль седьмого ребра. Терайа терпеливо молчал, лишь иногда криво ухмылялся.

— А ты крут, амико.

— Почему?

— У нас мало кто не болен феро, и все чистенькие брезгают зараженными. Ни один гребаный аристократ не прикоснулся бы к моей ране.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Демиург, заканчивая перевязку.

— Нельзя. Гирокоптер могу заметить. Пошли отсюда.

— Куда?

— Проще всего на запад, но, чтобы запутать следы, двинем на юг. Пистолет брось, он бьет только н оглушение. Винтовку возьми, патронов мало, но все равно пригодится.

… Они так и шли на юг, по красноватой, местами каменистой равнине, сначала при свете позднего дня, потом ориентируясь по закату над горами. Эрнесто сначала держался молодцом и всего лишь опирался о плечо Мартынова, но в конце концов обмяк, сделавшись инертным грузом.

— Привал, друг. Дальше не пойдем.

Стояла ночь. Небо усыпали звезды. Демиург посомневался, все же собрал сухие ветки и развел маленький костер за грудой валунов. Неподалеку шуршало и стрекотало, за кустами визжали и лаяли койоты.

— Это какой штат раньше был? — спросил Мартынов у Эрнесто.

— Невада.

— А я думал — Калифорния.

— Нет, это точно штат Невада. Был по крайней мере. Когда все хряснуло, Элфорд построил тут свой чертов город.

— Оклатеро?

— Восьмиугольник вранья, фрато [брат (эсперанто)].

Демиург решил не тревожить раненого расспросами, и Эрнесто вскоре погрузился в беспокойную дрему. Мартынов, которому спать мешала тревога, наблюдал за постепенным угасанием костра. Койот завыл в зарослях. Гремучая змея проползла на границе света и тени. Катус, покрытый красными цветами, источал странный запах. Мартынов лег поближе к огню и опустил веки, но не мог избавиться от воспоминания — Женя Нечаева в ущелье на Веруме, с широко распахнутыми глазами, во взгляде — гордость и подавленный страх. Она же на «Алконосте»— по другую сторону решетки, протягивает апельсин.

«В том, что случилось, есть и моя вина, Не надо идти против логики жизни, а я все время иду, и все время делаю только хуже. Корниенко сказал — девушка травмирована, больше не пилот. Я хотел ее утешить, придумал построить „Беркут“, позвал в штурманы, стал ее напарником, специально создал привязанность. Потом случайно вовлек в миссию на Теро и недооценил опасность. Следовало держаться подальше и оставить Эухениту на грунте. Она была бы немного несчастна, но зато жива…»

Мартынов задремал перед самым рассветом, а проснулся через три часа, от сильной жажды. Эрнесто тоже хотел пить, и решал эту проблему практически — ковырял грунт выбрав местечко по каким-то особым приметам. Вода и вправду вскоре появилась — мутная, перемешанная с песчинками, которые, впрочем, постепенно осели.

— Пей, амико.

— Сначала ты. Рана-то у тебя…

Они напились из скудного источника и снова побрели, на это раз прямиком на запад. Суепрвиро двигался хоть и не быстро, но почти самостоятельно, однако, глаза его ввалились, а вокруг них залегли черные тени.

— Есть не хочешь? — поинтересовался Мартынов, чтобы прервать молчание.

— Нет.

— А я вот хочу, да и тебе не повредит.

— Можно устроить дневку и поохотиться, хотя ящерицы — не та еда, ради которой стоит рисковать.

— Думаешь, погоня не отстала?

— Скорее всего, отстала. Элфорду ты не нужен. Разве что для публичной казни. Может быть, он решил, что пустыня тебя убьет. А вот девчонка ему очень нужна для его поганых дел… Эй, фрато, ты чего напрягся? Я не насчет потрахаться, а про сознание новых супервиро.

— Что за cупервиро?

— «Детки» нашего тирана, продвинутые сверхлюди, гарантированно без феро.

— Значит у всех остальных супервиро оно есть?

— Конечно. Я же заставил тебя помыть руки и надеть перчатки. Слава космосу, ты не стал спорить.

— Жестковато у вас тут.

— Да не мягко, но мне сейчас трудно болтать. Дойдем до места — сам все узнаешь…

… Эрнесто восстанавливался все-таки неплохо. Он еще пару раз находил воду, а вечером сам развел костер, предоставив товарищу право охотиться. Мартынов потратил три патрона и сумел добыть двух сусликов. Их зажарили на углях съели без соли, которой все равно не было. Ночь прошла беспокойно — Мартынов слышал шум моторов и отдаленные крики людей. Он он видел огни фонарей и сидел в тени, прижавшись спиной к валуну, с винтовкой на коленях, сам неподвижный, будто камень. Хворост в костер не подбрасывали, угли давно потухли. Чуть позже раздались два выстрела и жалобный визг койота. В этот миг Эрнесто начал храпеть, пришлось разбудить его толчком.

— Тихо! — почти беззвучно прошептал Мартынов.

Супервиро прислушался, не вставая.

— Они не от Элфорда, — шепнул он Мартынову в ответ.

— Тогда от кого?

— Наркопортантой.

— Чего-чего?

— То, что на испанском называют «наркотрафикантес». Не бойся, амико, до них километр, и они под дурью, так что они нас не услышат. Эти молодчики возят свой товар с юга — оттуда, где раньше была Мексика.

— Почему ты упомянул испанский?

— Так ты болтал на нем во сне. Наверное, это язык твоей матери.

— Там, на Земле, я родился в стране, которая называется Аргентина.

Эрнесто, казалось, изумился.

— Ты будешь смеяться, бродяга, но я тоже родился в земле с этим названием и был ублюдочным мутантом не всегда.

— Мне сказали, будто супервиро созданы уже давно.

— Оклатеро — город предательства, брат, там каждое второе слово — ложь.

«Наркопортантой» еще постреляли в темноту, но скоро утихомирились. Теперь издали доносился только хохот, а потом и вовсе наступила тишина. Мартынов прикинул, не следует ли убраться подальше, но потом передумал — в темноте, с раненым на руках, на каменистой неровной почве, среди кактусов и змей он рисковал упасть и как минимум наделать шуму.

Эрнесто этой ночью сильно мерз, не спал и кутался в ставший лохмотьями мундир.

— А как ты оказался в Оклатеро, камарадо? — спросил Мартынов, рассматривая рисунок чужих звезд.

— Как-как… ну, обычное дело, как. Мои родители считались обеспеченными, но денег на лекарство от феро в конце концов не хватило… Продали дом, наскребли на полтора укола… Патро [отец (эсперанто)] вколол патрино [матери (эсперанто)] неполную дозу и мне — все остальное. Себе он ничего не остаил и умер через две недели, патрино продержалась полгода. Она и отдала меня агентам Оклатеро — тогда как раз набирали материал для трансмутации из хомо в супервиро.

— Ты согласился?

— Мне было двенадцать лет, и меня не спросили. Патрино решила, что так обеспечит мое будущее. Ну а дальше… Конечно, трансмутация — не сахар. Да и потом было тяжело. Я выучил это хреново эсперанто, получил пси-способности, но поначалу сильно болела голова. Постепенно привык, все притупилось, совесть тоже. Я служил Элфорду и видел всякое, такое, что вы, хомо, не видели никогда.

— А почему ушел в Сопротивление?

— Мне приказали ликвидировать двоих пацанов. Они не подошли для трансмутации — что-то не так то ли с группой крови, то ли ее формулой. Ребят могли просто усыпить, но Элфорд хотел представит их смерть как преступление своих врагов. Знаешь, у меня не поднялась рука, вывел ребят за периметр и отпустил. Хотел и сам сбежать через пару дней, но тут явился связной и предложил помогать Сопротивлению под прикрытием. Я согласился. Теперь, правда, комедии конец, и в твоем деле я спалился.

Эрнесто снова улыбнулся, его зубы сверкнули даже в темноте.

— Если бы ты сбежал, то перестал бы получать лекарство от феро, — заметил Мартынов.

— Да, знаю. Но моя жизнь и так взаймы. К тому же, у Сопротивления есть немого лекарства.

— Они его синтезируют?

— Просто реквизируют. У жирных скотов, которые издеваются над людьми.

Эрнесто замолчал. Кажется, заснул. «Этот парень чем-то похож на меня, — подумал Мартынов. — Такой же сирота, и тоже поменял сторону, сбежав от своей версии Элфорда».

…К утру «наркотрафикантес» исчезли — укатили на своих джипах дальше на север.

Мартынов встал и принялся разминать онемевшие после ночного холода руки и ноги. Он уже предвидел неумолимый полуденный зной. Беглецы двинули в путь и шли так до двух часов пополудни. Природа заметно переменилась. Равнина превратилась в усеянное красными скалами плато, а потом окончательно сменилась горами. Эрнесто указал Мартынову вход в неширокое ущелье.

— Уже недолго, — прохрипел он, тяжело дыша. — Нужно пройти вот эту тропу до конца.

— А дальше что?

— Увидишь.

В ущелье груды валунов то и дело загромождали проход. Тень немного приглушала полуденный зной, однако жажда все сильнее мучила Мартынова. Прошло около часа, и тропа сделалась шире, а потом и вовсе привела беглецов в окруженную скалами долину.

Мартынов потер тыльной стороной ладони обожженное солнцем лицо, прищурился и онемел от изумления. Из-под циклопической груды валунов проглядывал кусок серебристой обшивки. На видимом фрагменте борта сохранилась полустертая надпись характерным, знакомым «техническим» русским шрифтом: «…ност». Недостающая часть названия напрашивалась сама собой. Здесь, на Теро, под чужим небом, под гигантским каменным завалом, покоился космический корабль, носивший название «Алконост».