За порогом светило солнце, щебетали птицы, трепетали листья на ветру. Отец Гуго говорил, что мир есть Бог, а Бог есть сострадание. Не знаю. По-моему, мир — ужасно равнодушная штука. Да и Бог, пожалуй, тоже. Что бы ни происходило — всем плевать.
Я помог де Бов спуститься с крыльца и довел до бревна.
— Ты не сможешь идти.
Черт. Нихрена не помню, как я ее сюда тащил. Хорошо, если не волоком.
— Смогу. Надо только потуже перевязать, сустав зафиксировать, — поморщившись, ведьма вытянула больную ногу.
Можно было бы сходить в дом, там куча тряпья, вяжи — не хочу… Я вспомнил рубашечку. Нет, нахер. Отступив за угол, я задрал котту и отчекрыжил ножом подол нижней сорочки. Годится, если не привередничать.
— На ногу или поверх штанины?
— Давай сюда. Я сама, — чуть отодвинулась де Бов.
Это она зря. У меня даже в мыслях не было ничего непристойного. Не здесь и не сейчас.
— Я просто перевяжу.
— Я знаю. Просто… — де Бов замялась, расковыривая грязными пальцами кору дерева. — Моя нога — не самое привлекательное зрелище.
Ах, вот оно что. Ну да, конечно. Женщины.
— Подумаешь, немного шрамов. Не страшно. У меня такого добра сколько хочешь.
— Марк. Дай мне.
Пожав плечами, я отдал ведьме обрезки подола и повернулся спиной. Сзади зашуршало. Ведь не затянет же нормально. Как пить дать не затянет, как только тронемся с места, повязка сползет.
— Готово. Можешь поворачиваться, — подала сзади голос де Бов. — Я должна тебе новую рубашку.
— Да иди ты.
Мы сидели на бревне, почти соприкасаясь плечами. От де Бов пахло потом, благовониями и немного дымом. Наверное, потому, что в хижине здорово надымлено было.
Надо было начать разговор, но я понятия не имел, как. Я не силен в разговорах. Раздумывая, как подступиться к вопросу, я молчал, сопел и крошил в пыль кусок колючей грязной коры. Но ничего стоящего в голову не приходило, и я рубанул напрямую.
— Я много болтал?
— Когда? — повернулась де Бов. На щеке у нее опухала глубокая ссадина. Надо же, а я не заметил.
— Когда мы через лес шли.
— Изрядно, — криво улыбнулась ведьма. — Не думай об этом. Нормальная реакция на ментальное давление, так все делают.
— И что именно я рассказывал?
— В основном ерунду всякую. Восхищался пейзажами, про сестричек болтал, про праздники. Говорю же тебе — забудь.
Я бессильно ткнулся затылком в стену. Ну вот как получить конкретную информацию — но спросить так, чтобы человек не понял, о чем именно спрашивают? Будь я половчее в куртуазных беседах, наверняка бы что-нибудь придумал что-нибудь эдакое. Но сейчас в голову лезло только прямое: «А я рассказывал, что я бастард?». Такое спросить — все равно что на грудь мишень повесить. Не самое разумное решение.
— А я… я говорил об отце? — наконец-то извернулся я.
— О котором из?
Вот. Вот оно. Черт. Черт. Дьявол. Сука-сука-сука. Что же теперь делать? Что делать?!
Нахрена я вообще поперся в этот гребаный лес?!
Я втянул воздух через сжатые зубы и попытался улыбнуться — как можно небрежнее, конечно. Подумаешь, бастард. Это же такая мелочь, право слово! Совершенно не стоит внимания.
— То есть ты знаешь, что я… что мой отец…
— Не Денфорд, а принц. Да, ты рассказывал.
Да какой нахер принц…
— Не совсем. То есть, совсем не. Не хочу ничего плохого сказать про свою мать, но я совершенно не представляю, с чего бы вдруг принц… Да и не было тогда никаких принцев, ни Жоффруа, ни Гильом не дожили! — Выдвинув последний аргумент, я наконец-то осознал, что несу полную чушь, сделал нечеловеческое усилие и заткнулся. В голове было пусто, как кошеле после пьянки. Чертовы умные слова заканчиваются быстрее, чем деньги.
Я попытался еще раз:
— Леди де Бов… Вильгельмина… Я хотел вас попросить. Мы, то есть семейство Денфорд… Репутация моей матери… Если кто-то узнает…
— Ты рехнулся? — оборвала мои бесплодные потуги ведьма. — Я не собираюсь ничего никому рассказывать. Все, что было в лесу, остается в лесу.
— Клянешься?
— Если тебе так спокойнее — да.
Охренеть. Женщина поклялась хранить тайну. Ну, теперь-то точно все в порядке, могу не беспокоиться.
— Слушай, об этом правда никто не знает. Ни одна живая душа, кроме отца и матери. Даже я поначалу не знал.
— Да поняла я, поняла. У вас тут с внебрачными связями строго, я в курсе, можешь не объяснять.
— Если кто-то… если Паттишалл…
— Репутации Денфордов конец, твоей репутации конец, и Паттишалл тебя окончательно затрахает. Так?
— В общих чертах.
Кора закончилась, и я отодрал новую полосу.
— Марк, раз уж мы все равно говорим… Будет очень грубо спросить, кто твой настоящий отец?
Да, мать твою. Будет очень грубо. Хотя какая теперь нахер разница.
— Не знаю. Отца, то есть сэра Годфри, король Генрих призвал сначала во Францию, потом в Ирландию, бунт подавлять… В Ирландии он, по слухам, и пал в бою. Моя мать надела траур, но роль скорбящей вдовы ей подходила слабо. Когда сэр Годфри вернулся, его ждал сюрприз.
Вот такая она, семейная жизнь. Все только и ждут, когда ты сдохнешь, чтобы с разгону в жито сигануть. Слезами обливаться, любимого мужа оплакивать? Хер вам! Гребаные священные узы брака. Хотя, наверное, сэр Годфри тоже аквитанок потрахивал. Он не спешил, а она и не ждала. Просто-таки семейная идиллия, мать ее.
— Возможно, у твоей матери были причины.
Ага. К примеру, свербеж в причинном месте. Даже если ты не любишь мужа — прояви уважение! И не прыгай в постель с тем, чье имя потом нельзя сыну назвать.
— Возможно, были. Но мне насрать.
К глубокому моему удивлению, де Бов заткнулась. Я уж думал, она до ночи палочкой в этом дерьме ковыряться будет. Де Бов поднялась, медленно перенесла вес на левую ногу и сделала пару неуверенных шагов.
— Жить можно. Отдышался? Можем возвращаться?
А какого хрена. Раз уж у нас такой откровенный разговор пошел…
— Знаешь, у меня тоже есть вопросы.
Де Бов остановилась, склонив голову набок, отчего стала похожа на птицу, которая никак не может решить, то ли жрать червяка, то ли не надо.
— Справедливо. Задавай.
— Какого хрена тут творится?
— Пас. Следующий вопрос.
Очень мило. Просто здорово.
— Все. Закончились, — я встал, отряхнул штаны. — Пошли обратно. Завтра пришлю людей, пусть приберут это дерьмо.
— Эй, погоди, — де Бов ухватила меня за рукав. — Я не могу, серьезно. Правда. Хочешь, о себе расскажу? Такой вариант тебя устроит?
Вообще-то нет. Но ведьма предлагала справедливый обмен, тут не поспоришь.
Тяжко вздохнув, я снова опустился на бревно.
— Рассказывай.
Ведьма пригладила руками растрепанные лохмы, поглядела в небо, собираясь с мыслями.
— Ну, во-первых, я не де Бов.
Я застыл. Я даже дышать перестал.
— Что?!
И под каким кустом настоящая де Бов — та, о которой говорят верительные грамоты? Ее хотя бы закопали, или какой-то любопытный сакс уже наткнулся на труп?
— Я не де Бов. Что? И что тебя так…
— Все. Молчи. Я не знаю, зачем тебе это было нужно, и знать не хочу.Уедешь сегодня. Нет, завтра, после утреннего смотра. Займу чем-нибудь стражу на воротах, чтобы глядели в другую сторону. Ночью собери деньги и драгоценности. Книги… книги не получится. Пропажу де Бов обнаружат в любой момент, поэтому ехать придется быстро, телегу с барахлом тащить за собой ты не сможешь. У тебя есть друзья в Нортгемптоне?
— Вроде есть один. И, кажется, он только что спятил, — не-де Бов таращилась на меня, приоткрыв рот, и вид у нее был до невозможности глупый. — Что ты несешь?
Я ухватил ведьму за руку.
— Я спятил?! Да я тебе шанс уехать даю! У настоящей де Бов было письмо короля, значит, ее в любой момент хватятся в Лондоне. И я ничего — слышишь? — ничего не сделаю!
— О. Ох. Марк. Ты что, подумал, что я… Да я же не это имела в виду! Никакой другой де Бов не было и нет, письмо обо мне, просто на самом деле меня зовут иначе. И король это прекрасно знает.
А. Вот оно как. Тьфу ты, мать твою.
Я повалился на стену, дожидаясь, когда перестанет трясти.
— Да? — очень, очень спокойно спросил я. — И как же тебя зовут на самом деле?
— Ты все равно не запомнишь, — легкомысленно махнула рукой ведьма. — Аппьельмаарен. Поэтому пусть лучше будет де Бов — из гуманистических соображений.
Как скажете, моя прекрасная леди. Пусть будет де Бов.
Я сидел и дышал. Просто вдыхал. И выдыхал. И вдыхал. Твою мать. Твою, нахрен, гребаную мать.
— Аппьельмаарен. Я все отлично запомнил.
— Молодец. Но не стоит нести эти сакральные знания в народ. В грамотах написано, что я де Бов, значит, де Бов. Если не хочешь использовать фальшивую фамилию, зови по имени. Оно настоящее.
— Как скажешь.
Ведьма внимательно оглядела меня и, кажется, осталась недовольна увиденным.
— По-моему, нам нужно выпить. Как ты думаешь, это хорошая идея? — спросила эта чудесная женщина.
— Отличная идея. Просто отличная.
Господи, как же я сегодня нажрусь.
В «Золотой кабан» я ведьму не повел. Не то место, чтобы правильно нажраться. И в «Сломанный дуб» не повел. Упиться-то в «Дубе» можно запросто, но вот побеседовать получится вряд ли. Ну и дама же. Какая может быть в «Сломанном дубе» дама? Поэтому мы пошли в «Фазана и куропатку». Народ поначалу косился на девицу в штанах, но я поглядел значительно, поправил на поясе меч, и всем сразу же стало неинтересно. Вот за это я и люблю «Фазана и куропатку». За правильное понимание.
— Как думаешь, если я ногу на скамейку положу, очень неприлично будет?
— Давай, не стесняйся.
Конечно, это было чудовищно неприлично. Но у меня был меч, и мне было похер.
Вильгельмина совсем-не-де Бов пристроила ногу на лавку. Парочка зевак за соседним столиком завороженно уставилась на пейзаж. Я уставился на зевак. Мгновенно утратив интерес к чужим конечностям, парни сникли, вернувшись к прерванной трапезе. Вот то-то же.
Мяса не хотелось. Совсем — и ни в каком виде. От мысли о сладком тесте тоже мутило.
— Рыбу будешь?
— Давай, — кивнула лохматой башкой ведьма.
Я заказал копченых сомиков и пива.
— Рассказывай.
Вильгельмина помассировала пальцами висок, прикрыла глаза.
— Ужас какой. Ни одной мысли в голове. Понятия не имею, о чем рассказывать. Меня зовут Вильгельмина Аппьельмаарен, мне двадцать шесть лет, я дипломированный маг. Подающий большие надежды, между прочим. Первую категорию мне прямо по результатам выпускных экзаменов присвоили. Нас всего двое таких на потоке было — я и Шато, целитель.
Перспективы перед Вильгельминой открывались самые заманчивые: хочешь — в наемники иди, хочешь — на службу к правителю. Первый вариант обещал хорошие деньги, которой — почет и следование долгу. Вилл выбрала долг.
— Ну не идиотка ли? — взмахнула кружкой ведьма. — Убеждения! Принципы! Идеалы! Я ведь не просто так, я же за справедливость бороться должна.
Платили на службе не то чтобы плохо, на жизнь хватало. А вот откладывать деньги Вильгельмина не умела — за что и поплатилась.
— Пять лет службы в ударном отряде гвардии, больше сотни успешных операций… Ты, может, и не поверишь, сэр Марк, но когда-то я была отличным бойцом.
— Почему же. Поверю, — подлил ей пива я. И не соврал. Если отбросить мысль о том, что боец из женщины, как из курицы ястреб… Вильгельмина действительно была грамотным бойцом. Не мельтешила, не паниковала, не впадала в ярость. Била расчетливо, жестко и точно, как кузнец в кузне. Правда, медленно очень — но что же с калеки взять? Плечо и колено — это серьезный ущерб для воина, кем бы он ни был.
— Пять лет в университете, год практики, потом три года в ударном отряде… А потом — вот это, — постучала себя по колену Вилл. — Шато, между прочим, целительские ритуалы проводил, однокурсник мой. Практически по кускам собрал. Был бы кто-то другой, вообще без ноги осталась бы. Но даже так… Все. Конец. Опыт, карьера, заработки — все в ослиную жопу. Три месяца я провалялась в госпитале, потом полгода сидела без работы. Да какая нахрен работа, когда у меня скорость, как у улитки, а координация, как у пьяного медведя, — Вилл сделала последний глоток и покачала пустой кружкой. — Кончилось.
Я махнул трактирщику.
— Мне тоже под Тулузой копьем в бок ткнули паршиво. Думал, сдохну, недели три в горячке провалялся — но бог уберег. Оклемался. Правда, ногу потом пару месяцев подволакивал. А тебе обе руки для колдовства нужны? Может, только правой бить?
— Херня, — покачала головой Вильгельмина. — С одной руки удар слабый.
— С драконом неслабо было.
— С драконом по площадям было. Вот как раз то, о чем я говорю. Вместо одного точного удара — просто большой бабах. Очень выматывает, ну и довольно медленно.
— Ясно. Дерьмово, — больше у меня умных идей не было. — Давай дальше.
— А что дальше? — криво улыбнулась ведьма. — Дальше из отряда меня поперли. Деньги закончились, работу по специальности я найти не смогла, пришлось браться за артефакты.
— За что браться? — я отбросил в сторону рыбий хвост.
— Артефакт — любой искусственно созданный объект. Вот, к примеру, кружка у тебя в руке — вполне себе артефакт. Но в данном случае я имею в виду искусственно созданные объекты с магическими функциями, — лицо у Вильгельмины стало вдохновенным и отрешенным, как у ученика, вызубрившего урок наизусть. Шпарила ведьма будь здоров. — Главное в создании магического объекта — разработка и создание формулы, то есть заклинания, прилагаемого к артефакту, и расчет соответствующего количества маны. Технически есть возможность заряжать артефакты собственной силой, но это слишком энергозатратно, а потому бессмысленная процедура.
— Что такое мана? — я выдернул очередную странность из потока слов.
— О, — осеклась ведьма. — Это… Это… Внешняя магическая энергия. Неважно, не обращай внимания. Просто термин, — стремительно зачастила она, и я настороженно прищурился. — В любом случае я с артефактами провозилась всего пару месяцев, а потом вариант с поездкой в Нортгемптон подвернулся.
Вильгельмина совсем-не-де Бов явно что-то скрывала. И это что-то касалось процесса колдовства. Неприятно, но ожидаемо. Ведьмы не склонны рассказывать о своем ведьмовстве — кроме случаев, когда на горизонте уже маячит костер. Но у Вильгельмины такой убедительной причины не было, и будь я проклят, если стану угрожать соратнику.
— Неужто наша дырища оказалась выгоднее, чем работа в Лондоне? — подумав минутку, я все-таки нашел безопасный для нас обоих вопрос.
— Э-э-э-э… Да. В целом выгоднее. Платят тут очень неплохо, — благодарно вскинулась Вилл . — Да и работа интересная, в отличие от артефактов. Ну не мое это — целыми днями расчеты выстраивать, не мое!
Я сочувственно поежился. Да, расчеты — это ужасно.
— Повезло. А разве тут не требуется… — с разгону начал я и прикусил язык. Ну вот какого дьявола? Почему я вечно ляпаю что-то не то?!
— Ты про физическую форму? — неожиданно спокойно отреагировала Вильгельмина. — Требуется, но без излишеств. Полноценных сражений на должности наблюдателя не предполагается.
— Что значит — не предполагается?! — возмутился я. Плещущиеся в желудке пинты пива здорово усиливали возмущение — А дракон? А оборотень?!
— Ой, я тебя умоляю! Ну разве это сражения? Нормальный бой возможен только с магом равной квалификации. А тут стой на поляне да заклинаниями швыряйся.
— Это если успеешь, — не удержался я.
— Справедливо, — обдумала аргумент ведьма. — Если успеешь. Я очень ценю твою помощь, — Вилл легонько стукнула своей кружкой о мою. Я изобразил лицом приличествующую ситуации небрежность. Чтобы сразу ясно было, что навалять оборотню — это так, тьфу. Мелочи. Я такое по десять раз на дню делаю и успеваю до завтрака!
— Откуда ты?
— Очень издалека — но конкретное место назвать не могу.
— Кто твой муж?
— Я не замужем.
Ага! Я знал! Я знал, что ни один нормальный мужчина такого не выдержит! Утрись, Паттишалл, из нас двоих в женщинах разбираюсь только я.
— Не расстраивайся, — попытался я скрыть неуместное ликование. — Ты обязательно встретишь достойного мужчину, который…
— Иди в жопу, Денфорд. Я же в твою койку не лезу.
— Да ради бога. Поверь, я не стану тебя прогонять.
Вилл швырнула в меня рыбьим хребтом. Я отбил. Хребет облетел меня по дуге и хлопнул по затылку. Ну вот, теперь еще и голову мыть.
Напиться мне не удалось. Потому что напилась Вильгельмина. Сначала она ушла в сортир, и мне пришлось ее провожать. Вся местная пьянь думала, что я храню девичью честь Вилл. Хрен там. Настроение у Вильгельмины было шаловливое, и я хранил местную пьянь. Потом ведьма нашла котенка. Как, как можно пойти в сральню в дешевой забегаловке и найти там котенка?! Откуда?! Но нет, она его нашла, посадила на стол и начала кормить рыбой. Мелкая грязная тварь рычала, свирепо била тонкими, как ветки, лапами, и жрала, жрала, жрала. Трактирщик недовольно косился, но молчал. А котенок наелся так, что пузо трещало, и уснул в тарелке у Вилл. Поэтому она забрала мою.
А еще Вильгельмина болтала. Трещала не останавливаясь.
— С призывом всегда так. Не обращай внимания, серьезно. Мозги вырубает наглухо. Он вообще на примитивную логику рассчитан, удовлетворение базовых потребностей: еда, отдых, безопасность, комфорт, поэтому и жертвы обычно дети. Тебя потащило только потому, что мы близко подошли. Защитный механизм отработал — потенциальных свидетелей к дому приманить и грохнуть, чем по лесу за ними гоняться…
Я слушал и кивал. Кивал и слушал.
А потом я вез Вилл домой.
— Марк, смотри, там цветы! Стой, я хочу цветы!
— Подожди, мне нужно в кустики. Тут нет кустиков. Я пойду туда. Нет, туда. Марк, посторожи.
— А тут есть река? Пошли искупаемся! Сейчас жарко, пошли, ну пошли же!
— Марк, хочешь секрет? Нельзя никого превратить в жабу. Если тебе обещают такую ерунду, не верь. Врут, мудилы! А вот поджарить — это да, это запросто.
— Где мой котенок? Марк, найди котенка!
Когда мы добрались до места, я был весь в мыле, как загнанный конь, омерзительно трезвый, да еще и с котенком в руках. Мелкий засранец беспробудно дрых и дергал во сне ногами.
— Марк, пошли ко мне! У нас есть пиво? Где здесь можно купить пиво?
Я переложил котенка в левую руку, а правой поймал досточтимую леди Вильгельмину под мышки и перебросил через порог.
— Спать иди, чудовище!
— У тебя мой кот! — в темноте что-то загрохотало, послышался мягкий тяжелый шлепок. Я вошел, осторожно нашарил на полу Вилл.
— Вставай.
— Не хочу.
— Вставай, я сказал!
— Мне тут удобно.
Я зарычал, ухватил ее за пояс и закинул на плечо. Сразу так надо было, а не рассусоливать.
— Меня тошнит.
Да твою ж мать…
Я поднялся по лестнице, опытным путем нашел спальню и сгрузил обмякшее тело на кровать.
— Сапоги сама снимешь?
— Где мой котик?
— Ясно. На, — я спихнул ей на грудь блохастую тварь. — Давай сюда ногу. Так. Молодец. Теперь правую.
Босая Вилл скрутилась клубком на кровати, крепко прижимая к груди котенка. Я развернул шерстяное одеяло и укрыл ее.
— Спи, пьяница.
Комок грязного меха залез Вилл на голову и устроился в волосах, как в гнезде. При этом он рокотал так, будто размером был с хорошего пса.
В окна дома заглядывала круглая луна, заливая комнаты бледным светом. Спустившись на первый этаж, я нашел кувшин, зачерпнул из бочки воду и прихватил кружку. Когда я вернулся, ведьма уже спала. Я молча поставил кувшин на стол и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Женщинам нельзя пить.
А если женщины хотят пить, у них должна быть не приходящая, а постоянная прислуга!
На улице было прохладно. Я остановился на крыльце, глубоко, до хруста потянулся. Хмель уже выветрился, и я был трезв, как монах в пост. Можно было бы, конечно, вернуться в «Фазана». Или съездить в «Сломанный дуб». Или еще куда. Я зевнул. Вернулся, проверил, не свалилась ли с кровати Вилл. И поехал домой.