Венера, мужская обитель

И раньше я говорил, твердил постоянно, что Сис, хотя и старше на целых семь лет, прежде всего девчонка и права далеко не всегда. И далеко не всегда поступает наилучшим образом. Засунуть меня в корабль, битком набитый невестами — добрых триста бабенций, охочих до крутых венерианских мужиков, — и думать, что все для меня обойдется, это как, по-вашему? Ну не глупость? Можно ли втравить в подобное дело мальчишку моего возраста и рассчитывать, что пронесет? Что обойдется без сюрпризов?

И они, то бишь неприятности, естественно, не замедлили дать себя знать. Причем самая скверная их разновидность — нелады с законом.

Уже спустя двадцать минут после вылета с космодрома в Сахаре я выбрался из стартового гамака и направился к выходу из каюты.

— Веди себя прилично, Фердинанд, — напутствовала сестрица, открывая нуднейшую книжонку под названием «Современная женщина и проблемы пола», — Не забывай, какой ты у нас красавчик. Смотри, чтобы не пришлось за тебя краснеть. Будь пай-мальчиком.

Не мешкая, я двинулся по коридору. Фиолетовые лампочки над дверью большинства кают свидетельствовали, что их хозяйки по-прежнему пребывают в гамаках. Это означало, что на ногах сейчас лишь экипаж судна, то есть одни мужчины — женщины на кораблях обычно не служили, их привлекали куда более важные дела — политика и прочее в этом роде. Я ощущал себя невероятно свободным — и счастливым. И намеревался не упустить понапрасну ни одного мгновения из первого своего настоящего свидания с «Элеонорой Рузвельт»!

Как-то даже не верилось, что я наконец в космосе, лечу на взаправдашнем межпланетном лайнере. Повсюду, насколько хватало глаз, тянулась черная гладь стен, прерываемая лишь светлыми овалами входов в каюты — дальше и дальше, без конца. «Ничего себе кораблик эта "Элеонора"! — присвистнув, восхитился я. — Настоящий кораблище!»

Само собой разумеется, время от времени попадались и большие ложные иллюминаторы, полыхающие ненатуральными звездами, но я проскакивал мимо них без задержки — картинки на сей раз мало меня интересовали. Ничто в них не порождало тех замечательных ощущений, какие я испытывал, читая «Ракетных парней», — ни тебе грохочущих торпедных амбразур, ни видеоэкранов дальней связи, ну абсолютно ничего такого!

Поэтому, доскакав до пересечения с другим коридором, я поразмыслил и свернул налево. Справа, соображал я, должна располагаться четвертая палуба, за ней третья, ведущая мимо полубаковых двигателей к основному гравитационному винту и вся подрагивающая от их сытого урчания, весьма схожего с мурлыканьем довольной жизнью кошки. Путь же в противоположном направлении мог привести на внешнюю палубу, прямо под корпус корабля. Там, в корпусе, я и рассчитывал обнаружить вожделенные амбразуры — или, по крайней мере, настоящие иллюминаторы.

Все эти подробности корабельного устройства я успел разведать еще задолго до старта, даже не покидая каюты — изучив как следует подвешенный к потолку полупрозрачный макет корабля. Сис тоже заинтересовалась скрупулезно выполненной копией, но лишь с целью обнаружить самые занудные места, вроде кают-компании, библиотеки да спасательного бота номер 68, отведенного для нас двоих на всякий пожарный случай. Я же искал на модели действительно важные вещи.

И сейчас, несясь вприпрыжку вдоль коридора, я досадовал на Сис лишь за то, что она возжаждала отправиться на охоту за женихом на лайнере класса люкс. Будь это космический грузовик, я порхал бы теперь с палубы на палубу подобно бабочке, не прилипая постоянно подошвами к гравитационной дорожке, ужасно похожей на коврики у нас дома, на дне Мексиканского залива. Но ведь женщины, они всегда правы — мальчику моего возраста остается лишь корчить втихомолку рожи и делать как велено; взрослым мужчинам, впрочем, тоже.

И все же это было чертовски восхитительно — совать нос в каждую едва заметную щелку в стене, разглядывать утопленные в пазах переборки, живо воображая, как они стремительно вылетают и наглухо запечатывают коридор после столкновения корабля с метеоритом или еще какой-нибудь космической гадостью. Еще увлекательней оказалось разглядывать бесконечные ряды стеклянных кубов со скафандрами внутри — словно вдоль коридора выстроился легион непобедимых космических рыцарей, сильно смахивающих на своих средневековых собратьев из учебника по земной истории.

«В случае аварии, повлекшей за собой разгерметизацию палубы, — гласила инструкция, выгравированная на каждой прозрачной стенке, — разбить стекло молотком, висящим на стене, извлечь скафандр и облачиться в него следующим образом…»

Это самое «следующим образом» я перечитывал до тех пор, пока не затвердил всем сердцем и даже печенью. «Парень! — сказал я сам себе взволнованно, — Надеюсь, что с аварией нам повезет и тебе доведется примерить один из этих костюмчиков. Зуб ставлю, что в нем куда балдежней, чем в наших глубоководных из Моредонья».

За все время прогулки по кораблю я не встретил ни единой живой души. И в этом был самый что ни на есть кайф.

Миновав двенадцатую палубу, я внезапно наткнулся на огромную надпись: «Внимание! Пассажирам рейса проход за это объявление категорически воспрещен!» — здоровенные такие алые буквищи.

Крайне осторожно заглянул я за угол. Именно там и находилась корпусная палуба, это я помнил прекрасно. Там и только там можно было увидеть вожделенные «амбразуры» — с интервалом в двадцать футов сияли они настоящими звездами, пришпиленными к темному бархату Вселенной. Мириадами звезд — больше, чем я только мог себе вообразить…

Насколько можно было видеть, палуба пустовала. Здесь, вдали от машинного отделения, корабль казался всеми покинутым и абсолютно безмолвным. Хоть бы одним только глазком заглянуть…

Мысль о том, что сказала бы на это Сис, обожгла, точно плетью, и вынудила повернуть вспять. И снова перед глазами заполыхали грозные литеры: «…пассажирам проход воспрещен!»

Черт подери! Да разве не говорили нам на школьных уроках по гражданскому праву, что в наши дни одни только женщины могут обладать земным гражданством! Ну разумеется, со дня принятия знаменитого Акта о поражении мужского пола в правах! А разве не одним только гражданам выдается межпланетный паспорт? Сис и сама объясняла мне это — тщательно и участливо, как всегда, когда разговор касается политики и проблемы прав и говорить об этом ей приходится с мужчинами.

«По существу, Фердинанд, в нашей семье только я могу быть пассажиром межпланетного рейса. Тебе никак им не стать — не являясь гражданином, не получишь и паспорт. Однако я все же сумею взять тебя с собой на Венеру, воспользовавшись следующей формулировкой: "Мисс Эвелина Спарлинг с иждивенцами мужского пола в количестве, не превышающем разумную квоту…" и так далее. Хотелось бы, чтобы ты как следует усвоил подобные вещи и стал, когда подрастешь, активным человеком — мужчиной, не впадающим в апатию, как только дело коснется политики. И не обращай внимания на досужую болтовню, женщинам всегда нравились и будут нравиться энергичные мужчины».

Разумеется, серьезного значения всем благоглупостям, которыми пичкала меня Сис, я почти не придавал. Не дошколенок, соображаю уже — когда женщине приспичит выскочить замуж, совсем не важно, какие там энергичные и сверхактивные мужчины нравились ей прежде. Будь это иначе, разве Сис в числе трех сотен смазливых амазонок рванула бы на Венеру ловить первого подвернувшегося женишка?

Но тем не менее пассажиром в юридическом смысле я как будто не являлся. Стало быть, грозная надпись никакого отношения ко мне не имела и иметь не могла. Оставалось лишь догадываться, что сказала бы Сис по поводу подобного аргумента, но покамест я им располагал и мог пользоваться по собственному усмотрению. И появись кто, пустил бы в ход без долгих колебаний. Вот так впервые я и преступил закон.

И ужасно был этим доволен. Звезды в настоящем иллюминаторе смотрелись изумительно, Луна же в левом его уголке выглядела впятеро крупнее, чем доводилось видывать ее до сих пор — не считая того, что в кино, — огромный молочный пузырь в серых проплешинах кратеров, она просто потрясала воображение. Я надеялся поглазеть еще и на Землю, но, видать, не повезло — родная планета скрывалась где-то за корпусом. Совершенно расплющив нос о стекло, я угадал даже слабое мерцание далекого космолайнера, направляющегося куда-то к орбите Марса — вот бы и мне сейчас на нем побывать!

Затем, чуть дальше по коридору, тянувшемуся вдоль гигантского корпуса, над местом, буквально зиявшим отсутствием очередного иллюминатора, я обнаружил высоко на стене надпись точно такими же ядовито-алыми буквами, как и предыдущая: «Спасательный бот 47. Пассажиров — 22. Экипаж—11. Посторонним вход категорически воспрещен!»

Еще один из этих строжайших запретов.

Я буквально распластался по стеклу соседнего иллюминатора и почти отчетливо сумел разглядеть темные ракетные дюзы катера, прилепившегося к громадине лайнера. Затем перебрался под саму надпись и попытался обнаружить вход. Тонкая, едва различимая линия герметичного шва описывала здесь здоровенный овал — это и был шлюз. И никаких тебе рычажков или тумблеров. Ни единой кнопочки, чтобы нажать и войти.

Похоже, люк был заперт звуковым замком — вроде тех, что использовались на входе в шлюзы и у нас в Моредонье. Но на стук или на голос? Я выстучал две известные мне комбинации, и ничего не случилось. Из голосовых кодов мне припомнился всего лишь один — ну а вдруг именно тот самый? Чем черт не шутит?

— Двадцать — двадцать три, сезам, отвори! — скомандовал я.

На секунду я поверил было, что случилось невозможное и мне с ходу посчастливилось попасть в яблочко, угадать одну из множества миллионов возможных комбинаций — дверь, прито-нув в пазах, стала откатываться в сторону… Но тут из темноты взметнулась широченная волосатая лапа, железные пальцы сомкнулись на моем горле, и меня, точно сардинку из банки, резким рывком втянуло в провал шлюза.

Больно грохнувшись о жесткий пол катера, я не успел еще сделать и вдоха, как люк снова намертво захлопнулся. Вспыхнул свет, и я обнаружил перед кончиком носа мрачно сверкающий ствол бластера, а выше — холодные голубые глаза мужика, крупнее которого отродясь не видывал.

Одет он был необычно — в комбинезон с капюшоном, скроенный из одного куска удивительной чешуйчато-зеленой ткани, Которая казалась твердой и мягкой одновременно. И обут в высокие башмаки из того же неведомого материала.

Поражало и лицо незнакомца — густого коричневого цвета и даже как бы припорошенное копотью. Загаром такое уже не назовешь, он был смугл в той степени, какая достигается лишь непрестанным прокаливанием под лучами беспощадного солнца изо дня в день в течение долгих-долгих лет. Нечто подобное лицам телохранителей из Нового Орлеана, которых я видел, когда однажды побывал там на своих сухопутных каникулах. Волосы незнакомца, некогда, по-видимому, блондина, ниспадали теперь на плечи пышными волнами грязновато-желтого оттенка.

Такая грива встречалась мне лишь на иллюстрациях из учебника по древней истории и никогда — на живом человеке. Все мои знакомые мужчины неизменно стриглись «под горшок». Начисто позабыв даже о бластере, ношение которого без правительственной лицензии было, кстати, грубейшим нарушением уголовного уложения, я завороженно разглядывал патлы чужака, пока мурашки не побежали по моей спине.

Его взгляд.

Глаза незнакомца, лишенные какого бы то ни было выражения, уставились на меня не мигая. Сплошной синий лед. И на пепельно-шоколадном лице никаких эмоций. Словно какая-то глиняная маска. В памяти всплыл крокодил, немигающие буркалы которого я рассматривал сквозь стекло в надводном зоопарке с добрую четверть часа, пока жуткая тварь не соизволила наконец разинуть на меня свою длинную зубастую пасть.

— Вот же дерьмо зеленое! — неожиданно прозвучал довольно приятный хрипловатый голос. — Всего лишь головастика зацепил! А я-то перенервничал… Чуть не вспотел, понимаешь!

Незнакомец сунул бластер в кобуру все из той же чешуйчатой кожи, скрестил руки на груди и уставился на меня вновь. Я поднялся на ноги с чувством заметного облегчения — глаза его уже начинали оттаивать — и сделал правой рукой элегантный жест, которому обучила меня сестра:

— Разрешите представиться, меня зовут Фердинанд Спарлинг. Чрезвычайно рад познакомиться с вами, мистер… мистер…

— Для твоего же блага надеюсь, — загадочно проронил сквозь зубы собеседник, — что ты не то, чем кажешься, — не малолетний братишка одной из этих безмужних пронырок.

— Пронырок?

— Ну, самок в поисках партнера. Так долинники прозвали земных невест.

— Долинники — это, кажется, настоящие обитатели Венеры, тамошние уроженцы? И вы тоже, наверное, венерианин? А из какой ее области? И что имели в виду, говоря, что надеетесь…

Собеседник рассмеялся и легонько подпихнул меня к одной из коек вдоль борта.

— Вопросики задаешь, — заметил он с широкой и ясной улыбкой. — Скажу только, что Венера — мир крутой и не самое подходящее местечко для сухофрукта, особенно для головастика вроде тебя с холостой сестрицей на шее.

— Я вовсе не сухорук! И не сухоног! — обиделся я. И гордо прибавил: — Мы с сестрой из Моредонья.

— Сухофрукт, я сказал, — не сухорук. А что за Моредонье такое?

— А, ну тогда ладно, а то у нас в Моредонье дразнят так всех чужаков да новичков зеленых. А у вас на Венере их, стало быть, зовут сухофруктами? — И затем я поведал венерианину историю строительства Моредонья в глубинах Мексиканского залива, начинавшуюся еще в те незапамятные времена, когда запасы полезных ископаемых на суше стали подходить к концу и ученые разведали новые месторождения в глубинах моря.

Он кивнул. Да, он слыхал что-то о подводных городах-шахтах под гигантскими пузырями защитных куполов, появившихся в каждом земном море еще до начала освоения и заселения иных планет.

На венерианина, похоже, произвело впечатление, что мои родители оказались одной из самых первых пар, обвенчавшихся в бездонных глубинах. В задумчивом молчании он внимательно выслушал историю нашей семьи, рассказ о моем и Сис детстве, прошедшем под неумолчный гул воздушных компрессоров. А когда я рассказал, что сразу после третьей ядерной, переросшей в Материнскую революцию, наша матушка как полномочный представитель Моредонья в Мировом совете принимала участие в составлении знаменитого Акта о поражении мужского пола в правах, воздел брови и брезгливо поджал губы.

Выслушав историю гибели родителей, взлетевших на воздух при взрыве надводного судна, венерианин участливо похлопал меня по плечу.

— Ну вот, после символических их похорон у нас с Сис оставалось очень немного денег, и она решила использовать остаток на переезд. Она сочла, что ничего хорошего на Земле ей уже не светит — из-за этого самого «три к четырем»…

— А это что еще за чертовщина такая?

— Три к четырем? Лишь три женщины из четырех на Земле могут надеяться на замужество. Нехватка мужчин. Началась еще в двадцатом веке, как говорит Сис, — из-за войн и всего такого. А когда войны закончились, еще больше мужчин померло или потеряло от радиации мужскую силу. Затем, как говорит Сис, лучшие оставили Землю и переселились на другие планеты. Так что теперь, если женщина даже и исхитрится раздобыть себе мужа, особо им не похвастаешь.

Чужак немедленно кивнул:

— Да уж, только не там, не на Земле! В этом твои сексуально озабоченные пронырки абсолютно правы. Что за жуткое местечко эта ваша Земля! Нахлебался ею досыта! Там у вас сам черт ногу сломит…

И поведал в ответ свою незамысловатую историю. На Венере все обстояло как раз наоборот — нарасхват были женщины. И моему новому знакомцу никак не удавалось заманить на свои уединенные острова ни единой из них, даже самой завалящей.

Вот и решил он смотаться за невестой на Землю. Но, рожденный и воспитанный в весьма далеких от цивилизации условиях, венерианин даже понятия не имел, что представляет собой на деле пресловутый «бабский монастырь», как называли далекую Землю его однокашники.

Неприятности начались сразу же после приземления. Гость и не подозревал, что по прибытии обязан зарегистрироваться в каком-то там казенном отеле для транзитных самцов. Бармена, позволившего себе нелюбезное замечание по поводу прически клиента, он вышвырнул в пластиковое окно и — только вообразите себе! — мало того что при аресте оказал сопротивление, приведшее к госпитализации троих полисменов, так еще дерзнул оскорбить и сам высокий суд!

— Мне толковали, что мужчина имеет право обращаться к судье лишь через этих пронырок-поверенных. Я же попытался втолковать одной из них, что в мире, где живу я, мужчина берет слово, когда только вздумается, ну а женщина — сбоку припека.

— Ну и что же было дальше? — Я буквально затаил дыхание.

— А-а-а… Виновен в том-то и том-то, приговаривается к тому-то и тому-то… Эта чокнутая жаба опустошила мне карманы штрафом, заявив, что остаток долга великодушно прощает, как чужеземцу, и обозвала напоследок дикарем необразованным. — Глаза собеседника на мгновение потемнели. Затем он снова довольно заулыбался: — Но я не собирался выслушивать до конца все эти затейливые казематные байки. Принуждение к изучению гражданского долга — так, кажется, называют они свою прочистку мозгов? Я отряхнул со своих подошв мертвящую пыль этого ублюдочного бабского мира и надеюсь, что навсегда. Ваши бабы вполне достойны своих мужиков. В карманах у меня было хоть шаром покати, и топтуны уже наступали на пятки. Поэтому, чтобы не радировать домой и никого не беспокоить, я и устроился здесь зайцем. Вот так вот!

Какое-то время я переваривал услышанное. Когда же врубился полностью, чуть не хлопнулся в обморок.

— В-вы хот-т-тите ск-к-казать, — заикаясь, выдавил я, — чт-т-то на-на-нарушаете закон п-п-прямо сейчас? П-п-пока я здесь, с вами?

Венерианин присел на краешек койки и удивленно уставился на меня:

— Господи боже ты мой, да во что же только превратили они своих головастиков! А кроме всего прочего, за какой такой нуждой ты приперся на корпусную палубу? Это запрещено.

По трезвом размышлении я согласно кивнул:

— Вы совершенно правы, мистер. Я вляпался в это дельце сам. Теперь мы с вами оба — самцы вне закона.

Венерианин грубовато заржал. Затем устроился на койке подобнее и принялся чистить свой бластер. Я тут же поймал себя на том, что рассматриваю сверкающий смертоносный ствол как завороженный с тем самым чувством, какое Сис и приписывала в подобных делах мужскому полу.

— Фердинанд, стало быть? — заметил чужак. — Не годится подрастающему головастику. Язык сломаешь. Буду звать тебя Фордом. А ты зови меня Бат. Бат Ли Браун.

Я проверил на языке звучание своего нового имени — ничего, оно мне понравилось.

— А Бат — это тоже сокращение?

— Сокращение, ага. От Альберта. Но мне еще не попадался никто, способный выхватить пушку достаточно быстро, чтобы назвать меня полным именем. Видишь ли… Папаша до Венеры добрался в восьмидесятые, с большущей волной эмигрантов из Онтарио. И всех нас, пацанов, назвал в честь канадских провинций. Я самый младший из братьев, вот мне и досталось имечко, заготовленное предками для девчонки.

— У вас много братьев, мистер Бат?

Собеседник дружелюбно ухмыльнулся:

— О, целый выводок! Вернее, был выводок — пока всех, кроме меня и Саскачевана, не перебили братцы Мак-Грегоры. Во время Чикагского мятежа пуристов. Затем мы вдвоем с уцелевшим братом выслеживали Мак-Грегоров по одному. Ухлопали на это тьму-тьмущую времени — последнего из них, Джока Мак-Грегора, эту мерзкую харю, макнули в Тоскану, когда уже изрядно подросли.

Я придвинулся, чтобы разглядеть получше крохотные медные катушки над спусковой кнопкой бластера.

— А много людей перебили вы из этой штуки, мистер Бат?

— Просто Бат. Ни к чему эти цирлих-манирлих, дружище Форд! — Бат прищурился на какое-то крохотное пятнышко. — Не больше дюжины — не считая, само собой, пятерки земных топтунов. Я ведь мирный плантатор. И разумею так — насилие никогда не решает проблем до конца. Мой брательник Сас, например…

Захватывающая история о приключениях его брата только начала набирать обороты, когда ударил обеденный гонг. Заявив, что растущему головастику требуется уйма калорий и витаминов, Бат меня спровадил. Напоследок как бы невзначай заметил, что не станет обижаться, если я захвачу для него с обеда какой-нибудь зелени. На борту этой спасательной жестянки, дескать, нет ничего, кроме консервов, а он на своей ферме привык к более живительному рациону.

Сложность заключалась еще и в том, что Бат на поверку оказался едоком чрезвычайно разборчивым. Набивать за обедом карманы обычными овощами и фруктами еще куда ни шло, я изобрел способ выносить из столовой даже ламинарии и обожаемый мистером Брауном кресс-салат, но вот соленый морской ковыль и виногрязник с Венеры, к примеру, воняли уж очень. Каютная автопрачка дважды отказывалась принимать мою куртку, и мне пришлось пошевелить собственными ручками. Но зато взамен я обзавелся единоличной тайной и каких только удивительных вещей о Венере не наслушался от своего безбилетника…

Я выучил несколько замысловатых долинных песен, и мы с Батом попели дуэтом; узнал и хорошенько усвоил, что сильнее всего ненавидят уроженцы Венеры; мог назубок перечислить признаки, по которым отличают поганых правительственных топтунов из Нью-Каламазу от шлепоногих крадунцов — друзей каждого фермера. После длительных уговоров Бат Ли Браун научил меня обращаться с бластером, я затвердил название всех его деталей до самого последнего винтика, смог бы даже спросонья уверенно ответить, для чего служат крохотные округлые электроды или какой силы ток бежит по бесчисленным виткам трансформатора. Но подержать бластер в руках Бат все же так и не позволил.

— Извини, Форд, извини, старина, — крутясь в штурманском кресле на носу бота, только и мог грустно протянуть он в ответ на очередные мои приставания, — Я твердо усвоил еще с пеленок: дай свое оружие кому-нибудь в руки, все равно кому — и ты уподобишься тому великану из сказки, чье сердце, скрытое в волшебном яйце, отыскали враги. У нас, как только ты подрастаешь и отец видит, что сыну пришла пора обзавестись собственным оружием, тебя учат обращению с ним, и учиться приходится быстро. А до тех пор — даже близко к оружию подходить не смей.

— Но у меня же нет отца, который вручил бы бластер, когда настанет время. Нет даже старшего брата во главе семьи, вроде вашего Лабрадора. Только Сис. А она никогда…

— О, она резво выскочит замуж за какого-нибудь щеголя-сухофрукта, который ни разу не бывал южнее Полярного побережья. И станет главой веселой семейки, если я верно ее раскусил. Твоя сестрица, похоже, из породы тех самых гордячек, что привыкли командовать, заправлять всем на свете. Кстати, Форди… — Бат встал и потянулся так, что заиграли все его могучие бицепсы и затрещал по швам комбинезон рыбьей кожи. — Твоя сестра Эвелина, она ведь даже…

И он вновь завел нудные свои расспросы про Сис. Усевшись в освободившееся вертящееся кресло, я отвечал так терпеливо и пространно, как только мог. Но о многом попросту не имел ни малейшего представления. К примеру, я мог ответить Бату, что Эвелина — девушка здоровая, но насколько? Тут я был пас. Мог рассказать, что наши дядюшки и тетушки с обеих сторон наплодили целую кучу кузенов и кузин. Нет, нам с сестрой никогда не доводилось заниматься сельским хозяйкой — где же, в Моредонье-то? — но уверен, Сис как первая на свете зубрилка достаточно знает об этом из книг, а в обращении с глубоководным оборудованием ей вообще нет равных.

Откуда мне было знать тогда, что моя словоохотливость доведет меня же до беды?

Сис настояла, чтобы я посетил вместе с ней лекцию по географии. Большинство окружавших нас в кают-компании охотниц за мужьями прощебетали все занятие, сплетничая промеж Собой обо всем на свете, но только не сестрица! Она впитывала каждое слово, усердно конспектируя все подряд, назадавала ворох каверзных вопросов, так что мне даже стало немного жаль вспотевшего с натуги корабельного эконома, который, мечтая поскорей отделаться от обременительной обязанности, зачитывал нам весьма нудные тексты о флоре и фауне Венеры.

— Весьма сожалею, мисс Спарлинг, — отвечал он с плохо скрываемым сарказмом, — но не могу припомнить с ходу ни одной агрокультуры, выращиваемой на Макроматерике. С тех самых пор как его заселенность упала до одного человека на тысячу квадратных миль и даже ниже, естественно, сократилась и площадь возделываемых земель… Стоп, погодите, кое-что припомнил! Макроматерик все-таки поставляет один небезызвестный продукт, хотя и не вполне съедобный. Дикорастущий дерьмотрав. Его сбором занимается там наркомафия. И вопреки распространенному на Земле мнению, транспортное сообщение нa материке за последние годы весьма оживилось. Собственно…

— Простите, сэр, — перебил я лектора, — но разве дерьмотрав распространен по всему континенту, а не растет только на острове Лифа Эриксона, что прилегает к Московскому полуострову? Припомните, сэр, — третья экспедиция Ванга Ли, когда тот доказал, что большую часть года остров от полуострова все же отделяет полноводная протока.

Мгновение поразмыслив, эконом кивнул.

— Совсем запамятовал, — неохотно признался он. — Простите меня, леди, но мальчик совершенно прав. Будьте добры внести исправление в ваши записи.

Моя сестра, единственная из всех, кто их вел, этого так и не сделала. Задумчиво покусывая нижнюю губку, Сис внимательно смотрела на меня, а я под этим ее взглядом постепенно начал скисать. Затем она сомкнула правую ладошку в кулачок — в точности тем же жестом, что и матушка в Совете, когда вызывала на открытый бой оппозицию.

— Фердинанд, — произнесла сестра непререкаемым тоном, — сейчас мы с тобой вернемся в каюту.

В тот самый момент когда, усадив меня, Сис стала мерить шагами помещение, я уже понял, что все пропало. Но заготовку свою все же выдал — зачастил, опережая расспросы:

— Я читал книжки по географии Венеры из корабельной библиотеки.

— Нисколько не сомневаюсь, — сухо ответила сестра. Она откинула со лба локон цвета безлунной ночи. — Но ведь ты не станешь утверждать, что и о дерьмотраве прочитал там же. Все, что только есть в бортовой библиотеке, прошло земную цензуру под строгим надзором правительственного агента — на предмет изъятия сведений, способных причинить вред незрелым и впечатлительным мальчишеским умам вроде твоего. Она, этот земной агент, просто не могла пропустить…

— Топтун, а не агент, — с брезгливой гримаской вставил я.

Сис так и села, ладно еще не промахнулась, угодила прямо в свое надувное кресло.

— Теперь вот еще и это словечко, — глухо вымолвила она, — что в ходу лишь у венерианского отребья.

— Неправда!

— Что именно неправда?

— Они не отребье, — выдавил я, буквально кожей ощущая, как увязаю все глубже и глубже, и не находя уже путей к спасению. Только не выдать бы мистера Брауна! — Они охотники и честные фермеры, смелые первопроходцы и исследователи, они строители Венеры. И нужно быть самым настоящим мужчиной, чтобы трудиться в этом голодном испепеляющем аду!

— Это все? — Сис вылупилась так, будто у меня начала отрастать вторая пара ушей. — Давай-ка уж договаривай до конца!

— Смиренные, законопослушные и женоподобные мужчины никогда не сумели бы основать цивилизацию на дикой неизведанной планете! Это была работенка для тех, кто не боится устанавливать свои собственные законы, а при необходимости и защищать их с оружием в руках. Сначала говорят пушки, книги же пишутся после…

— Ты ответишь мне немедленно, Фердинанд, где нахватался этих дьявольских, уголовных, вирилистских идей!

— Нигде! — запирался я. — Это мои собственные мысли!

— Что-то слабо верится! Для подростка слишком уж приведены они в систему. Особенно для мальчика, который до сих пор от политической философии лишь вполне по-мужски зевал и клевал носом. На планете, о которой ты, Фердинанд, так складно толкуешь, я собираюсь делать карьеру на государственном поприще — разумеется, когда подыщу себе приличного верного супруга. И мне ни к чему самец-экстремист в своей собственной семье. Ну-ка выкладывай, кто запудрил тебе мозги всей этой мерзкой чушью?

Я уже изрядно вспотел. Когда Сис подозревала кого-то во лжи, она выказывала настоящую бульдожью хватку. Чтобы вытереть лоб, я полез в карман за платком — и тут что-то выпорхнуло на пол.

— Почему у тебя в кармане моя фотокарточка, Фердинанд?

Створки капкана захлопнулись с лязгом, буквально ощутимым физически.

— Ну… Кое-кто из пассажиров просил показать, как ты выглядишь в купальном костюме… Какие купальники предпочитаешь…

— Все пассажиры на нашем корабле — женщины. Как-то трудно представить, чтобы одну из них вдруг заинтересовала моя фигура. Признайся, Фердинанд, это мужчина напичкал тебя антиправительственными идеями, не так ли? Торгующий смертью вразнос вирилист, который, как все эти самцы, когда их чуток поприжмут, мечтает о реванше. О власти, не имея даже смутного представления, что та представляет собой и как осуществляется. Естественно, кроме привычных сызмальства насильственных способов, чреватых морем крови. Фердинанд, во имя нашей матери, скажи немедленно, кто посмел так беззастенчиво надругаться над твоей невинной детской душой!

— Никто! Никто!

— Ты ведь понимаешь, Фердинанд, что в запирательстве мало проку. Я требую!

— Я уже сказал тебе! Я сказал! И не называй меня больше Фердинандом! Я Форд!

— Форд? Форд?! Теперь выслушай меня, Фердинанд, и выслушай внимательно…

Расколоть меня до конца не заняло у сестры много времени. Совершенно не умею ее дурачить. Слишком уж хорошо Сис знает меня. А кроме всего прочего, она ведь еще и девчонка. И очень скоро дело завершилось полным и чистосердечным признанием.

Но я позаботился, чтобы не причинить этим неприятностей мистеру Бату Ли Брауну. Лишь получив от сестры честное-пречестное слово, что, если возьму ее с собой на спасательный бот, она не настучит на Бата, я облегчил душу до конца. Такое обещание Сис дала весьма охотно, без колебаний, чем несколько смягчила мои угрызения совести.

По паролю «сезам!» дверь шлюза распахнулась. Увидев, что я явился не один, Бат отпрянул, в его руке тотчас же вырос десятидюймовый ствол. Затем он узнал Сис — разумеется, по фотографиям — и расслабился, сменил гнев на милость.

Сделав шаг в сторону, он столь же неуловимым движением отправил бластер в кобуру и откинул капюшон на спину. Теперь и для Сис настал черед подпрыгнуть от неожиданности — когда на плечи Бату хлынула соломенная волна его роскошной гривы.

— Мое почтение, мисс Спарлинг, — поздоровался он своим хрипловатым баском. — Заходите, милости просим. И извините за некоторый беспорядок.

Сис вошла, следом и я. Мистер Браун тут же захлопнул за нами дверь. Я отчаянно пытался встретиться с ним взглядом, чтобы хоть как-то реабилитировать себя — хотя бы намеком дать знать, что я не жалкий доносчик, — но Бат, даже не взглянув в мою сторону, в два размашистых шага оказался в носовой части. Впрочем, Сис, следует отдать ей должное, отстала совсем ненамного и, подойдя к волосатому гиганту вплотную, непреклонным жестом скрестила на груди руки.

— Во-первых, мистер Браун, — начала Сис тоном, более уместным для классной комнаты, переполненной разгалдевшимися первоклашками, — отдаете ли вы себе отчет, что помимо нелегального пересечения границы, то есть совершения политического преступления, и чистой воды уголовщины в виде банальной экономии на плате за проезд, вы еще поставили под угрозу и безопасность пассажиров вкупе с экипажем, нарушив неприкосновенность припасов спасательного средства?

Бат открыл было рот и приподнял свою чудовищной ширины ладонь. Затем потерянно махнул ею и шумно выпустил воздух из легких.

— Это, видимо, следует понимать как полное отсутствие оправданий и смягчающих обстоятельств? — нудным тоном продолжила Сис. — Или же вас все это вообще мало беспокоит?

Бат рассмеялся, вернее, захмыкал — принужденно и неспешно, как бы над каждым ее словом в отдельности.

— Неужто все эти пронырки изъясняются подобным манером? На Венере такое навряд ли сойдет им с рук.

— Такое уже навело порядок на Земле — после того, как вы, самоуверенные самцы, завели ее в кровавый тупик. Потребовалась настоящая революция матерей, прежде чем…

— Ни черта подобного, никаких бабских революций там не требовалось. Просто всем захотелось раз и навсегда покончить 6 войнами. Одряхлевший старый мир, эта ваша Земля.

— По сравнению с вашим — это мир строгих моральных устоев, мистер Альберта Ли Браун!

Прозвучавшее во всей его красе собственное полное имя заставило Бата вздрогнуть и сделать шаг к Сис. Чуть снизив запал в голосе, но по-прежнему отважно глядя на него снизу вверх, сестра завершила свою тираду почти скороговоркой:

— Так как же все-таки вы можете объяснить ваш безбилетный проезд и нарушение неприкосновенного запаса?

Вскинув голову, Бат нахмурился:

— Видите ли, сперва капусты у меня было с избытком, хватило бы купить себе билет хоть до самого Марса. Когда бы не эта жаба в судейской мантии, что пришила мне чертову уйму обвинений и обобрала до последней нитки, ни в жисть не полетел бы зайцем. «Элеонору Рузвельт» же выбрал потому, что знаю кое-кого из экипажа и рассчитывал на подмогу при посадке. Но с этим спасательным ботом вы, мисс Спарлинг, боюсь, дали маху. Неужто не знаете, что каждый лайнер оснащен ими с четырехкратным запасом по вместимости пассажиров? О жратве тутошней вообще умолчу, она уже и в глотку-то не лезет.

— Ну разумеется, — едко заметила Сис. — То-то вы и наладили парнишку таскать вам свежую зелень. Не знали разве, что согласно Космическому уложению это делает его равноправным соучастником ваших злодеяний?

— Да нет же, Сис, ничегошеньки ты не понимаешь! — попытался я заступиться за Бата. — Все, что он хотел…

— Знал, конечно, — заглушил мои стенания зычный голос венерианина, — Как и то, что, если попадусь без билета, буду сослан обратно на Землю для очередной промывки мозгов в вашем смехотворном судилище.

— Согласитесь, вы вполне это заслужили!

Бат нетерпеливо рубанул ладонью воздух:

— Я не имею в виду закон, женщина, я толкую о чувствах! Послушайте! Все мои неприятности из-за того, что я отправился на Землю искать себе жену. Вы же здесь потому, что летите на Венеру за женихом. Так давайте же!

Сис в ужасе отшатнулась:

— Давайте? Давайте — что? Вы еще смеете предлагать мне, чтобы я… чтобы…

— Нет-нет, мисс Спарлинг, никаких там неприличий! Без шуток, совершенно серьезно — я хочу предложить вам руку и сердце, да вы и сами прекрасно об этом знаете. Из того, что понарассказывал братец, вы легко могли сделать этот вывод. Вы отличаетесь завидным здоровьем, силенкой Господь вас не обидел и с наследственностью все в ажуре — не говоря уж о подводных навыках и умении работать с оборудованием. По всем данным вы отнюдь не хуже большинства тех дамочек, с которыми мне довелось общаться раньше. К тому же весьма привлекательная.

От волнения я даже пустил петуха:

— Давай же, Сис, ну! Ответь ему «да»!

Голос сестры налился ядом:

— А с чего, собственно, вы взяли, что сами мне приглянетесь?

Бат добродушно развел руками:

— Реши вы обзавестись лишь болонкой для дивана, так остались бы на Земле. А раз уж отправились на Венеру, то, верно, все-таки ищете себе мужчину. И вот он я, живьем перед вами. Владелец трех небольших островов Галертского архипелага, где без особого труда можно разбить богатые плантации виногрязни-ка. Не говоря уж о рудных залежах в прибрежных водах. Дурным привычкам, кроме привычки всегда поступать по-своему, особо не привержен. Для трудяги-плантатора собой вроде бы недурен. К тому же, если столкуемся, вы обскачете всех конкуренток на борту «Элеоноры» — представляете, какой переполох поднимется!

Томительная пауза несколько затянулась — отступив на шаг, Сис смерила Бата долгим внимательным взглядом. А посмотреть было на что! Венерианин терпеливо ждал, пока его не изучат целиком и полностью — от зеленых башмаков до соломенной гривы. От волнения у меня перехватило дыхание. Вообразите только — заполучить Бата себе в зятья, стать ему почти что родным братом и жить на плантации в краю настоящих мужчин, суровых долинников!

Затем я вспомнил о планах на ближайшее будущее, которые лелеяла сестра, и надежды мои угасли.

— Не кажется ли вам, — нарушила она молчание наконец, — что для женитьбы требуется несколько больше, чем просто…

— Понимаю, — перебил Бат. — Все понимаю, но почему бы нам не попытать счастья?

Сделав шаг навстречу, Бат практически закрыл изящную спину сестры широченными, как две лопаты, ладонями и нежно, но твердо привлек ее к своей мощной груди. И долго-долго не отпускал.

После того как сестра все же вырвалась из железных объятий, оба они какое-то время молчали. Первым обрел дар речи венерианин.

— Что до меня, — изрек он хрипло, — то я голосую за.

Сис облизала губы едва заметным движением кончика языкa, затем подалась назад, медленно и задумчиво, как бы продол-лая оценивать в нерешительности могучее сложение Бата. Теребя себе подбородок, она отступала все дальше и дальше, до самой двери шлюза, и мы с Батом уже забеспокоились. Затем, толкнув люк в сторону, Сис резво выскользнула из бота.

Бат бросился следом и выглянул в коридор. Проводив сестру взглядом, он захлопнул дверь.

— Ладно, — заявил он, плюхаясь в койку, — чего-то в этом роде я, собственно, и ждал.

— Вам лучше бы скрыться сейчас, мистер Бат, — глухо выдавил я. — Наверное, не стоило так скоропалительно предлагать Сис выйти замуж. Она только с виду такая маленькая и хрупкая, но я-то знаю, как быстро она может бегать. Не забывайте о ее подводной закалке.

— Было бы о чем беспокоиться! — осклабился Бат. — На мое детство пришлись все долгие полтора десятилетия Чикагского восстания пуристов. Как-нибудь отобьемся. — Он беззаботно откинулся на спину и хмыкнул куда-то в потолок. — Думаю, мы с твоей сестренкой все же могли бы свить уютное гнездышко.

Стараясь не встречаться взглядом с Батом, я все же подсел к нему на краешек койки. Вскоре по палубе загрохотали шаги, множество тяжелых шагов.

Чуть не вывернув себе шею, Бат уставился на контрольный экран перед штурманским креслом, затем неторопливо поднялся, извлек из кобуры бластер и затейливо выругался. Я двинулся было следом, но он обернулся, приподнял меня двумя пальцами за грудки и легонько подпихнул к выходу — я полетел точно мячик от пинг-понга, прямо под ноги входящему в катер капитану «Элеоноры».

Образовалась небольшая куча-мала — барахтаясь в ней, я успел сосчитать все золотые нашивки и шевроны капитанского кителя и прикинуть, сколько миллионов миль налетал космический волк. Когда мы наконец с ним расцепились и поднялись на ноги, капитан тяжело дышал. Невеликого роста толстячок с румяным лицом и озабоченным взглядом, он, хмыкнув в точности как Сис, тут же ухватил меня за шиворот и, как щенка, передал наружу старшему помощнику, а тот — дальше по цепочке второму механику.

Сис, придерживаемая за плечи сразу с двух сторон — экономом и программистом, — стояла возле самого входа. За их спинами сгрудилась целая стая взбудораженных пассажирок.

— Да вы все самые последние трусы! — кипятилась Сис, — Бросить своего капитана в одиночестве, отдать на растерзание опаснейшему маньяку!

— Ничего подобного, мисс Спарлинг, — хладнокровно отвечал программист, подкручивая что-то на своем переносном экранчике, — Наш Старик просто вынужден был сделать соответствующую запись в бортовом журнале, так что после посадки на Венере местные власти непременно займутся вашим зайцем. Уж они-то выковырнут его без особых затруднений. Вы же сами своими цитатами из Закона Матери Аниты принудили капитана к этому, и теперь он просто выполняет свой долг. Прямая его обязанность — заботиться о команде, лишние жертвы и осиротевшие дети никому не нужны.

— Ты обещала мне, Сис, — выдавил я сквозь зубы. — Ты поклялась не причинять Бату неприятностей!

Тряхнув локонами и как бы отмахнувшись ими от меня, точно от назойливой мухи, сестра лягнула эконома. Тот охнул и скривился, но хватку все же не ослабил.

— Цыц, Фердинанд, тут дело серьезнее, чем ты полагаешь! — прикрикнула Сис.

Так оно и было. Из шлюза донесся негромкий голос капитана:

— Я пришел без оружия, Браун.

— Запросто могу поделиться, — ответил ему Бат.

— Нет, благодарю. Ты владеешь этими штуковинами получше, чем я своей скорлупкой. — Слова капитана зазвучали глуше, похоже, он начал удаляться от входа. Бат заклокотал, как нефтяная скважина перед самым выплеском. — Я считал и считаю тебя правильным парнем, Браун. — Голос капитана чуточку подрагивал, — Всякий раз, опускаясь за грузом в Нью-Каламазу, я слыхал о не знающих промаха парнях Браунах только одно хорошее — дескать, блюдут законы чести и в безоружных никогда не стреляют.

Начиная с этого момента голоса поутихли, и из катера доносилось только невнятное бормотание. Что-то мокрое шлепнулось на макушку, и я поднял глаза — с кончика носа второго механика свисала, готовая сорваться, следующая капля пота. Я увернулся.

— Что там происходит? — выдохнула Сис, силясь заглянуть в шлюз.

— Бат решает, делать ли ему из капитана болтунью или все же глазунью, — оттаскивая ее подальше, прокомментировал программист, — Эй, старина! — продолжал он, обращаясь к эконому, — Помнишь, как вся семейка Браунов с папашей во главе заявилась в Духовку на переговоры с полковником Леклерком?

— Одиннадцать трупов, полсотни раненых, — машинально откликнулся всеведущий эконом, — После того армия уже не смела совать свой нос южнее Морозильника, — Его правое ухо напряженно шевелилось, — О чем они там сейчас говорят?

Внезапно мы услышали это — все как один.

— В силу полномочий, присвоенных мне Постановлением Помонской коллегии, — громко провозгласил капитан, — я заключаю вас под стражу за нарушение статей Космического трансфертного уложения от шестнадцатой по двадцать первую включительно и подвергаю изоляции до завершения полета согласно параграфам сорок первому и сорок пятому…

— Сорок третьему и сорок пятому! — простонала Сис. — Я же говорила ему: параграфы сорок третий и сорок пятый! И даже повторить заставила…

— …Закона Матери Аниты, специальный циркуляр номер 2136 Директив межпланетной безопасности, — закруглил капитан непривычно долгий для себя монолог.

Затаив дыхание, мы ждали реплики Бата. Тянулись томительные секунды, но характерного звука лучевого разряда мы так и не дождались.

Вместо этого раздался шорох шагов, и проем заслонила ве-Яиканская фигура — Бату даже пришлось наклонить на выходе ерою патлатую голову. На лице застыла забавная гримаска умственных потуг. Следом показался капитан с бластером — непривычное оружие он держал опасливо, точно гадюку, обеими руками.

При виде живого венерианина девицы едва не смяли членов экипажа, заслонявших им обзор. Точно стайка акул, наблюдающая за гибелью кита.

— М-м-м-м!.. Неужели все на Венере такие здоровущие? — Мужики вроде этого стоят потраченных денег!

— Я хочу его! Прямо сейчас! Хочу-хочу-хочу!

Сестру отпустили, она сгребла меня за руку и поволокла в каюту. Сис не скрывала своего раздражения поведением подруг, но сквозь вполне объяснимую досаду прорывалось и более сильное чувство:

— Вот дешевки, им бы только языками молоть! Еще хотят называться при этом женщинами!

У меня тоже имелся повод высказаться, и весьма веский. Как только мы с сестрой оказались в каюте, все выплеснулось само собой:

— Ну и где же твое честное слово, Сис? Ты обещала не выдавать Бата! Ты мне пообещала!

Сестра тут же прекратила нервно вышагивать по каюте.

— Да, Фердинанд, я обещала! Но пойми — он сам меня вынудил…

— Называй меня Форд! И я ничегошеньки пока не понимаю.

— Тебя зовут Фердинанд, а не Форд! И нечего вести себя подобно упрямой девчонке! Не дави на меня! Мальчику это не идет. Через денек-другой ты позабудешь всю эту скверную историю и снова станешь самим собой — чистым, беззаботным ребенком. Я хотела сперва сдержать свое слово. По твоим рассказам я представляла себе мистера Брауна эдаким милягой, рубахой-парнем, невзирая на все его чудовищные представления о взаимоотношениях между полами — чтобы не сказать хуже. Я была совершенно уверена, что, приведя два-три разумных довода, сумею его пристыдить, призвать к порядку и убедить сдаться добровольно. Но ведь он… он… — Сис нервно сжала кулачки. — Он поцеловал меня! О, поцелуй был весьма умелый — видать, за спиной у мистера Брауна достаточно пестрое прошлое. Да не на такую напал! Я и так уже испытала жгучий стыд, узнав о его матримониальных видах на меня — представь себе только, рожать ему детей, словно какой-то инкубатор! — но все проглотила и пыталась было отнестись к его предложению всерьез, как оно того сперва и заслуживало. Следует ведь рассматривать все предложения, не так ли? И тут он совершенно утратил человеческий облик! Отбросив условности и позабыв всякий стыд, этот верзила сгреб меня, как средневековый дикарь. Такие, как он, относятся к женщинам, словно к машинам для удовлетворения собственных потребностей. Нажми на верные сексуальные кнопки, гласит их теория, и женщина, закатив в экстазе глазки, падет в расставленные ими вирилистские сети…

Раздался громкий стук в дверь, и на пороге, не дожидаясь приглашения, возник капитан «Элеоноры». Он по-прежнему держал в руках бластер. И направлял его теперь точно мне в лоб.

— Руки вверх, Фердинанд Спарлинг! — объявил он с порога.

Я подчинился.

— Настоящим вы как соучастник преступления заключаетесь под стражу до завершения полета, согласно параграфам сорок первому и сорок пятому…

— Сорок третьему и сорок пятому, — округляя глаза, не преминула поправить Сис. — Вы же дали мне слово чести, что не выдвинете против мальчика никаких обвинений!

— Сорок первому и сорок пятому, — упрямо повторил капитан, не сводя с меня устрашающе выпученных глаз. — Я сверялся. В соответствии с Законом Великого Магистра Матери Аниты, из Директив межпланетной безопасности, все обещания информатору отнюдь не носят обязательного характера. Я дал вам слово, еще не зная, что предстоит арестовать самого Бата Ли Брауна. А мистера Брауна я предпочел бы и вовсе не арестовывать. Но вы принудили меня к этому. Так что пришлось нарушить данное вам слово, впрочем, как и вам самой до этого. Оба арестованных будут отправлены теперь на гауптвахту, а по прибытии — переданы властям Нью-Каламазу. Затем их депортируют на Землю, где они и предстанут перед судом.

— Но я истратила на поездку свои последние деньги! — застонала Сис.

— Ничего, назад вас прокатят за казенный счет. Весьма сожалею, мисс Спарлинг, но, как вы сами мне растолковали, мужчина, которому доверен важный официальный пост, обязан придерживаться буквы закона в отношении самцов, подозреваемых в подрывных вирилистских действиях… Есть, правда, еще один выход…

— Выход? Какой же? Не томите!

— Можно мне опустить руки, хоть на минутку? — взмолился я.

— Нет, сынок, никак нельзя — в соответствии с мерами безопасности, предусмотренными Законом Матери Аниты. Мисс Спарлинг, вот если бы вы согласились выйти замуж за мистера Брауна — минутку, погодите закатывать глазки! — все удалось бы легко уладить. Я подписываю брачное свидетельство, мистер Браун включается в ваш паспорт как «иждивенец мужского пола» и летит дальше уже легально. Как только долетаем до Венеры, связывается с банком и оплачивает проезд. Стереть запись в бортовом журнале, думаю, удастся — программист уверял, что сумеет. Мистер Браун свободен, мальчуган свободен, да и вы…

— Не внакладе, хотите сказать? Выйти замуж за нечесаного головореза, который не в состоянии даже присесть на секунду, чтобы позволить женщине уладить все дело самой! Постыдились бы, капитан!

Космический волк развел руками:

— Может, вы и правы, мисс Спарлинг, но, согласитесь, такое отступление весьма почетно. А главное — это замечательный выход из наших с вами общих затруднений. Послушайте, мисс Спарлинг, это уже отнюдь не шутки — я не хотел арестовывать Брауна, да и сейчас предпочел бы этого избежать. Команда на грани бунта. Экипажу ничто не угрожает на Земле, но по работе часто приходится летать на Венеру. И дразнить гусей, то бишь многочисленных сородичей Брауна, нам совсем не с руки. Бат Ли Браун, невзирая на его не слишком привлекательную в глазах цивилизованных людей наружность, пользуется огромным влиянием на всем Полярном континенте. А в собственной своей вотчине, Галертском архипелаге, он подлинный царек — назначает и снимает чиновников и вершит суд по собственному усмотрению. Не говоря уже о его старшем брате Саскачеване, который считает Бата юнцом желторотым и неоперившимся…

— Пользуется огромным влиянием? Мистер Браун? Вы не шутите? — Сис, казалось, уже призадумалась.

— Не то слово — влияние. Мощь, настоящая сила. Браун — тот самый крутой парень, который обычно и верховодит в любой новой общине. К тому же, помимо всего прочего, мисс Спарлинг, вы ведь отправились на Венеру именно за мужем? Сбежали от земных демографических проблем? Пусть, скажем, мистер Браун в ваших глазах и не самый первосортный жених, но вам в любом случае не светит быть на Венере особо разборчивой. Там такое не принято, не поймут-с. Боюсь, в этом отсталом вирилистском мире, невзирая на всю вашу молодость и привлекательность, вам предстоит удовольствоваться первым же попавшимся здоровым самцом. Тем более что по прилете «Марии Кюри» и «Фатимы» дефицит невест там несколько поубавился. А в следующем месяце прибывает еще один большой лайнер — «Мадам Сунь Ят-сен». Так что…

Не дослушав до конца, Сис задумчиво кивнула, толкнула дверь и вышла вон.

— Теперь остается лишь надеяться, сынок! — сказал капитан. — Как говаривал мой папаша, мир праху его, мужчина, который умеет управиться с бабенкой и может обвести ее вокруг пальца, больше ничего в этой жизни может и не знать. Весь этот космос у меня уже вот где! — Он чиркнул пальцем по кадыку, — Кстати, ручонки-то… можешь теперь опустить.

Мы присели с ним, и я объяснил, как работает бластер. Капитан слушал меня с видимым интересом. Все, что он успел усвоить о бластере из объяснений Бата — в спасательном боте, когда они оба решали использовать мой арест как рычаг давления на сестру, — это как придерживать большим пальцем предохранитель, чтобы не дай Бог не выпалить. И теперь, вполне освоившись, капитан возбужденно водил смертоносным стволом по сторонам. Он рассказал, что капитаны древности — морские, разумеется, — имели право носить оружие постоянно, для подавления мятежей и во избежание прочих, весьма распространенных в былые дни неприятностей.

Тут замигала сигналом вызова телестенка, и я включил ее. С экрана улыбалась Сис.

— Все в порядке, капитан! Будьте любезны, подходите сейчас — зарегистрировать наш брак.

— Так быстро? — удивился капитан, — А на чем сторговались?

Лицо Сис слегка вытянулось, губы сжались и отвердели, в точности на мамин манер. Затем она расслабилась и довольно захихикала:

— Мистер Браун пообещал, что меня изберут шерифом Га-лертского архипелага.

— А я-то думал, что ей достанется должность судебного клерка, — пробормотал капитан на полпути к гауптвахте.

Дверь каземата стояла нараспашку, и в коридоре уже кишмя кишели взволнованные девицы. Сис подошла к капитану обсудить детали предстоящей церемонии. Я ускользнул и отыскал Бата, тот в одиночестве сидел в самом уголке гауптвахты, скрестив на груди могучие длани.

— Что, головастик, сюрприз? — улыбнулся он мне.

Я уныло затряс головой:

— Зачем вы так, Бат? Я счастлив стать вашим шурином, ho, черт возьми, вы не должны жениться на Сис! — Я махнул На суетящихся вокруг девиц — похоже, шли выборы подружек невесты. — Любая из них мечтала бы выйти за вас замуж! И паспорт любой из них сгодится, чтобы получить свободу. Зачем вам именно Сис?

— Ты в точности повторяешь мне слова капитана, и отвечу я тебе теми же словами, что и ему, — я упрямец. Если мне что-то втемяшится в голову — так уж вынь да положь! Я положил глаз на твою сестру, и я ее получу!

— Хорошо, но зачем назначать ее шерифом? Вам же самому придется ее застрелить потом! Иначе куда покатится весь этот мужской мир?

— Давай обождем немного! Доберемся прежде до моих островов. — Бат простер перед носом свою мозолистую ладонь, как бы примеряясь поставить на нее фигурку Сис, по-прежнему беседующей с капитаном, — Пусть себе побудет шерифом, пусть позабавится! Ничего! Скажу тебе, головастик, по секрету — там будут два закона, — Железные пальцы сомкнулись в кулак, — Ее закон. И мой.

Загрузка...