Глава 5 Нарастающие неурядицы…

Неурядицы с банком. Первый звоночек. *

После подавления мятежа амазонок не прошло и месяца, а отношения между исполняющей обязанности управляющего банка "Жемчужный" Корнеевой Марьей Ивановной и учредителями Банка из состава Городской Старшины стали стремительно, прямо на глазах портиться.

Казалось бы для этого не было никаких внешних причин. В городе к Маше, фактически раскрывшей и предотвративший заговор амазонок с целью овладения городом относились чуть ли не как к национальной героине, только что на руках не носили. Все при встрече ей улыбались, но каждое собрание членов Правления теперь начиналась и заканчивалась руганью по любому, маломальскому вопросу.

Постоянное вмешательство городских учредителей в текущие дела банка неожиданно резко возросло. А мелочное контролирование и в дополнение ко всему уже открытое, не скрываясь перетягивание самых выгодных клиентов в свои клановые расчётные конторы, как в этом городе принято было называть небольшие клановые банчки, окончательно подорвали доверие Маши к этой публике.

Отношение же последних к ней в её представлении сводилось к одному единственному определению — баба.

Проще говоря — по их мнению, бабам в руководстве банка места не было.

И вот уже всю которую неделю после окончания мятежа, в Городском Совете и в Правлении Банка шли упорные, позиционные бои Маши Корнеевой с Городской Старшиной об окончательном утверждении её в должности управляющего банка "Жемчужный". И о наделении её всеми положенными властными полномочиями, позволяющими самостоятельно принимать решения по всем, абсолютно по всем финансовым вопросам, а не только по вопросам, выделенным для временно исполняющего обязанности Управляющего.

Необходимость постоянного согласования в текущих делах сущих мелочей доходила до откровенного абсурда, и в конце концов ставала серьёзным препятствием на пути нормальной финансовой деятельности самого банка.

Более того. У Маши за последние две недели окончательно окрепла уверенность в том, что все эти мелкие придирки и попытки помешать нормальной работе имели под собой одну единственную основу — её половую принадлежность. Маша была женщиной, и это очень не нравилось всему составу городских учредителей. И если бы у их компании не было такого большого пакета уставного капитала, аж целых сорок процентов, большего, чем у горожан, то она давно бы уже вылетела из руководства банка, словно пробка из бутылки с шампанским.

Всё это она уже отчётливо понимала. Как понимала и то, что если она сейчас согласится на возвращение к первоначальной своей должности, то в дальнейшем, ни о какой самостоятельной роли в руководстве банка можно будет и не мечтать. Не дадут. Не позволят больше даже на вершок приблизиться к самостоятельной работе. Поэтому и выбора у неё не было. Или или.

Да и возвращаться к первоначальному положению дел, после того как она реально почувствовала появившиеся у неё в руках финансовые рычаги влияния, она сама категорически не желала. Быть абсолютно безправным заместителем управляющего и иметь своей единственной целью деятельности сохранение своей, жемчужной части уставного капитала было с их стороны с самого начала откровенной дурью. Теперь на это понимала кристально ясно. И возвращения к подобному положению дел, Маша категорически не желала.

К тому же, затягивание решения вопроса со своим юридическим статусом вело к тому что дела в банке с каждым днём шли всё хуже и хуже. Так что, затягивание решения её вопроса грозило уже полной и окончательной потерей столь трепетно до сих пор сберегаемого ею жемчуга. Тем более, что, как показала практика, при отсутствии реальных рычагов влияния на политику банка, сохранить свою часть уставного капитала оказывалось практически невозможно, как в конце концов реально показала ныне абсолютно пустая касса банка.

Акулы местного финансового мира сходу давали ей сто очков вперёд по любому вопросу, и любая пассивная позиция с её стороны, любое промедление неизбежно вело к регулярным потерям совместного капитала. Банк, фигурально выражаясь, каждый божий день беззастенчиво грабили, а она ничего не могла с этим реально поделать. По любому вопросу ей вставляли палки в колёса. И если она не хотела всё потерять, больше подобное положение терпеть было недопустимо.

Поэтому, чтобы окончательно не потерять и то малое что ещё оставалось, она должна была сама уже полностью официально занять место управляющего и получить всю власть. Но как оказалось, не имея на то полных законных прав, это было невозможно. Без согласия блокирующего пакета в пятьдесят один процент, окончательное утверждение её в этой должности было невозможно. У них же было лишь сорок.

А обещавший поддержку Ведун, скотина такая, третья, определяющая сторона в конфликте, занятый какими-то своими делами в низовьях Лонгары, фактически самоустранился. Никак не реагируя на творящиеся в банке безобразия, он полностью пустил дела на самотёк, не появляясь в городе, не отвечая на письма и не поддерживая даже издалека ни одну из сторон.

Занятый какими-то своими, важными для него делами, он до сих пор так никак и не определился со своим отношением к назначению Маши на должность Управляющего банком, хотя Маша знала, что о творящихся в руководстве банка безобразиях он был информирован.

Тем не менее, Ведун никак до сих пор не прореагировал и… ситуация зависла.

И если Городскую Старшину данное положение до поры, до времени вполне устраивало, мало отражаясь на ведении ими своих дел, поскольку они имели свои расчётные кассы, то Машу подобное положение приводило просто в бешенство. С каждым прошедшим днём они теряли всё больше и больше денег от невозможности свободно пользоваться своей частью уставного капитала. Их деньги в банке лежали мёртвым грузом и Маша никак не могла пустить их в дело. И как неизбежное следствие создавшегося положения — из проблемного банка начала разбегаться серьёзная клиентура.

Поэтому, первой и на данный момент, главной целью для Маши стало избавление от уничижительной приставки И.О. и получение полного контроля над всем банком. Но на пути к этому стояла высокая, железобетонная стена — её половая принадлежность. Маша была женщиной, а значит путь к высшему руководству банка для неё был закрыт. Наглухо!

Ну а после того, как деловые люди города фактически в открытую пошли с ней на конфликт, для неё окончательно стало ясно что местная Городская Старшина никогда не потерпит в высшем руководстве подконтрольной ей финансовой структуры женщину и что лично с ней повели борьбу на выживание. Чтобы они до того на людях ни говорили и какие бы клятвы не давали, но женщину в руководстве они не потерпят. Никогда!

И каким бы великим специалистом она на самом деле ни была, замом, полузамом, четвертьзамом, зиц-председателем — всем кем угодно и сколько угодно. Но! Руководить и принимать ответственные решения, в их представлении мог только мужчина. И точка!

Или, за неимением оного — коллегиальный Совет учредителей — Правление. Но опять же — только из мужчин. А ты хоть тресни, ничего это не изменит! Хочешь быть на Правлении — "Будь ласка, Маша, принеси своего прекрасного кофе…"

Поэтому, для Маши оставался единственный легальный путь борьбы — получить полный контроль над банком путём скупки долей из пакетов его учредителей. И доведение доли своей компании до пятидесяти одного процента — контрольного пакета, когда владелец его мог сам, не спрашивая ничьего мнения, проводить самостоятельную финансовую политику, и сам назначать руководителей, ни с кем не считаясь. То, что ей было надо.

Тем более, что первый шаг в этом долгожданном для неё направлении уже сделал сам бывший первый управляющий этого банка, господин Кидалов Поликарп Евграфыч. Ещё задолго до мятежа сам предложивший Маше передать, а точнее — чисто формально продать их компании по чисто номинальной цене свою долю уставного капитала, свои шесть процентов. В обмен на лояльность с её стороны и неподнимание официального скандала по результатам его не слишком удачной полугодовой деятельности на посту Управляющего банком "Жемчужный".

Своего рода легальная форма подкупа. Но в сложившихся обстоятельствах крайне для неё необходимая и удобная со всех сторон. Оставалось только заручиться от своих друзей окончательным согласием и можно было переходить к следующему этапу.

Теперь, будучи так близко к вожделенной черте, она не могла больше ни о чём ином думать, кроме как о получении от господ соучредителей так недостающих ей последних пяти процентов уставного капитала. Пять вожделенных процентов отныне были её путеводной звездой.

Однако, никто из соучредителей совсем не стремился к подобному развитию отношений, категорически не соглашаясь расстаться даже с малой частью своей учредительской доли, прекрасно понимая к чему это приведёт. И как Маня не давила на них, обещая в будущем буквально феерические выгоды от взаимовыгодного будущего сотрудничества, ни на слово, ни письменным её обязательствам не верили. Разрешения на выкуп требуемой ей доли уставного капитала, никто не давал.

Единственными, кто до сих пор так и не дал окончательного отказа и с кем ещё велись переговоры, были Староста и Городской Голова, владельцы самых крупных городских паёв, и единственные, с кем в переговорах был достигнут хоть какой-то маломальский прогресс.

Но и с ними ситуация постепенно зашла в тупик.

Много хотели!

Вот именно всеми этими причинами и была обусловлена внеплановая встреча в землянке у Сидора и проведение именно там совещания по банку.

Это было самое надёжное и самое спокойное место в городе. Ну а поскольку здесь же обитала и баронесса, для всех официальная жена Сидора, то и она невольно должна была присутствовать на совещании. Да и охрана её из ящеров надёжно отсекала любого постороннего человека, пожелавшего бы не вовремя даже просто приблизиться к собравшимся.

Впрочем, и сама Изабелла была отнюдь не против такой встречи. И хоть для неё присутствие на совещании было необязательно, тем не менее она расстаралась с организацией встречи и накрыла голодным гостям вечерний роскошный ужин, в очередной раз обогатив соседнего трактирщика.

— Кто же это у тебя тут такой искусник оказался? — засунув в рот чуть ли не половину горячего ещё пирожка с какой-то вкуснятиной, невнятно прошамкала набитым ртом Маша.

— Ты извини, что я так, не прожевав, — давясь большим куском, не дала она ответить Изабелле. — За весь день маковой росинки во рту не было. Так завертелась, так завертелась, что даже и утром толком поесть не шмагла, — прочавкала она набитым ртом. — Да и потом, не до того как-то было. Голодная, как триста китайцев после посевной.

— Кушай, кушай, — рассмеялась Изабелла, с удовольствием глядя на быстро насыщающихся Машу с товарищами. — Тебе лично сладкое полезно. На тебя уже смотреть страшно, тощая, аки Кощей Безсмертный.

— Ну, ладно, — Маня, облегчённо вздохнув и пошарив по столу не унявшимся ещё от голода, но уже соловеющим взглядом, стряхнула с рукава какие-то прилипшие крошки, и, постучав ладошкой по гулко отозвавшемуся брюшку, сыто потянулась.

— Хватит жрать! — сурово глянула она на торопливо и молча насыщающихся профессора со своим мужем. — А то люди подумают, что я вас не кормлю, — осуждающе ткнула она пальчиком в торопливо что-то пережёвывающего Корнея.

— Бу-бу-бу, — прочавкал тот в ответ что-то невнятное и торопливо налил себе в стакан густого морошкового морса из стоящей рядом с ним большой, расписной крынки.

— Ну, будем считать, что червячка заморили, — облегчённо перевёл он дух, откидываясь на спинку стула, жалобно заскрипевшего под его большим и мощным телом. — Теперь, можно и делом заниматься.

— Ты, Маша, давай начинай, — заметил повернувшийся к ней профессор. — На нас пока внимания можешь не обращать. Я ещё пожую тут кое-что, а ты давай, давай…. Говори, лапочка, зачем нас собрала. Извини, конечно, но очень есть хочется, — извинился он, накладывая себе на тарелку ещё один большой кусок колбасы и пирога с какой-то мясной начинкой. — Давно я такого вкусного не едал. Как к вам в крепостную лабораторию перебрался, так с едой стала напряжёнка. Все вы вечно заняты, никого на кухню не загонишь. Да и с самого нынешнего утра маковой росинки во рту не было. Как Васятка, стервец, в поход с Сидором умотал, так в доме жрать сразу стало нечего. Да и когда ещё такой вкуснятины отведать доведётся. Так что ты говори, говори. Зачем всех нас так спешно собрала, зачем от своих занятий оторвала? Почему именно здесь собрались?

— Итак, — начала Маша, обведя всех собравшихся немного рассеянным взглядом и, нервно потерев ладони, упёрла их в край стола.

Видно было, что она немного нервничала, срываясь невольно на резкость. Поэтому, немного помолчав, она дождалась, когда и профессор закончит что-то пережёвывать и снова обратит на неё внимание. Добившись от него внимательного, нетерпеливого взгляда, она тут же начала.

— Итак, — Маша, неожиданно запнулась. Видно было что она сильно нервничает.

— Корней поставил меня в известность, что вы, профессор, хотели бы, так сказать, из первых уст услышать о проблемах, возникших с нашим банком.

— Ну-у, — задумчиво пожевал губами профессор. — Не то, чтобы мне очень того хотелось. У меня и так башка собственной дребеденью забита, не хватало туда ещё и твоих проблем до кучи, — недовольно проворчал он. — Просто…, - тяжело вздохнув, он виновато посмотрел на Машу. — По городу слухи всякие нехорошие пошли. Ко мне люди знакомые обращаются, типа того: "А не пора ли нам забирать свои капиталы из вашего банка, пока не поздно". Да ещё с этакой нехорошей подковыркой, — поморщился он.

А я толком ничего и не знаю. И сказать ничего не могу. Что людям говорить-то?

Маня несколько секунд молча смотрела на профессора, прикидывая что-то в уме, а потом негромко заметила, задумчиво растягивая слова.

Я скажу совсем просто и без обиняков. Наш банк чуть было не грохнули. Пока мы тут все из себя героические занимались спасением отечества да и вообще ушами хлопали, некоторые лица из руководства банка, не привлекая к себе внимания, выгребли из банка капиталы своей семьи и свалили на сторону. Я говорю про нашего прошлого управляющего господина Кидалова Поликарп Евграфыча — нашего в прошлом так разрекламированного управляющего.

И по сему поводу в настоящий момент банк пребывает в откровенной дупе.

Как это ни печально признавать, но это фактический факт.

— Я ещё трепыхаюсь понемногу, барахтаюсь, как лягушка в молоке, пытаюсь взбить кусок масла из этой кучи сливок, если эту пахучую субстанцию можно так назвать, — поморщилась она. — Пробую вылезти оттуда, но, с моими трепыханиями получается не очень, — с задумчивым видом покачала она головой. — Каждое моё предложение по выходу из кризиса со стороны наших соучредителей встречается в штыки. Им словно всё равно что у нас проблемы. Нет ни одного дела в котором бы мне не вставили шпильку. А так дальше работать невозможно.

— Из этого дерьма дальше выгребаться, я вижу одним единственным способом. Нам нужен контрольный пакет, пятьдесят один процент, чтоб полностью взять под контроль банк и вести уже самостоятельную финансовую политику.

— Итак, немного предыстории. Почему мы оказались в таком дерьме.

— Первое. С господином Кидаловым, навязанным нам нашими дорогими соучредителями в качестве Управляющего Банком, мы фактически расстались. Вся его деятельность, всё, чем он занимался с момента нашего объединения и до того дня, когда он сам же назначил меня исполняющей обязанности Управляющего, заключалась только в том, чтобы как можно быстрей вывести денежные активы своей семьи из нашего банка. И тем самым спасти себя и свою семью от грозящих им финансовых потерь. Всё это напрямую было связано с доставшемся банку тяжёлым наследством от предыдущей воровской деятельности сбежавшего управляющего, того самого Кузьмы Кидалова, ихенного недоброй памяти родственничка.

С этой задачей, как я теперь понимаю, он за полгода вполне успешно справился, после чего потерял к нашему банку всяческий интерес и работу у нас фактически прекратил. Именно тогда он самолично, и в нарушение всех договорённостей с городскими учредителями, назначил меня Исполняющей Обязанности Управляющего, хотя, по уставу, не имел на это права. Проще говоря, как мне теперь стало совершенно ясно, назначил меня козой отпущения, — Маня мрачно ухмыльнулась.

Ну а я, — Маша хмуро зыркнула исподлобья на собравшихся, — надо честно признать, как последняя дура, иначе это и не назовёшь, повелась на его грубую лесть. И, что называется, с мясом заглотила крючок с тухлой наживкой, думая, что это высокая оценка моей, без году неделя, работы в банковской сфере.

Расчёт его оказался абсолютно верен. Закружилась слабая женская головка от шикарных перспектив, и она, то есть я, всеми когтями вцепилась в новую должность. И естественным образом сразу же встала в контры с Городским Советом, нашим главным соучредителем. И пока мы с ними бодались, доказывая друг дружке кто прав и у кого больше прав, господин Кидалов окончательно подчистил хвосты и теперь к нему никаких претензий уже не предъявишь.

Можно убить, — с задумчивым видом хмыкнула Маша. — А вот насчёт финансовых претензий ничего не получится. У него всё чисто. Ловок шельма, — с сожалением цыкнула она языком.

Собственно, именно из-за этого незаконного назначения Кидаловым меня Исполняющим Обязанности Управляющим банка, у нас так и обострились отношения с нашими городскими учредителями и возник конфликт, который до сих пор так и не погашен. Если до этого момента отношения с нашими соучредителями были хоть и не дружеские, но вполне деловые и лояльные, то после этого назначения всё резко пошло наперекосяк. Мужской шовинизм, господа, — грустно улыбнулась Маша. — Нравится нам это или не нравится, но что есть, то есть. Дела в этих краях привыкли иметь с мужчинами, но никак не с женщиной. Видать в пику творящемуся за рекой.

А что это именно так, подтверждают следующие факты.

Первое — после моего назначения на должность исполняющего обязанности Управляющего. в первую же неделю мы потеряли большую часть наиболее крупных клиентов, мужчин. И до сих пор, кстати, продолжаем их терять.

Это пример мужского шовинизма, — усмехнулась Маша.

Второе — сразу же после моего назначения, к нам в банк были переведены практически все счета клиентов, ведущих в городе дела с Амазонией. Как я совсем недавно узнала, это стало обязательным требованием с той стороны. Амазонки потребовали от своих клиентов, чтобы все дела велись только через наш банк. Как вы понимаете, приязни к нам это не добавило.

За что я от нашего Совета тут же огребла по полной, — недовольно проворчала Маша. — Мерзавцы, обвинили меня чуть ли в сговоре с той стороной.

Хотя, это частично вернуло банку некоторые вклады.

Вот вам, кстати, пример уже женского шовинизма, — Маша недовольно поморщилась.

Теперь снова вернёмся назад, к тому, о чём я ранее говорила. Кое-какие мелкие детали, чтобы вам было понятнее, о чём идёт речь.

Значит, результатом Кидаловской, всего лишь полугодовой деятельности в качестве управляющего нашего банка "Жемчужный" является то, что в городе с его помощью учреждено несколько отделений различных иногородних банков. Причём все они представляют известные западные банковские дома. Все как один с определяющим капиталом его семьи. И в настоящий момент являются нам сильнейшими конкурентами, против которых мы, честно говоря, и с самого начала не особо то блистали, а ныне и вовсе полный пшик.

В настоящий момент они уже нанесли нам довольно ощутимые потери, сорвав ряд выгодных сделок и перехватив клиентов.

Возвращаясь же к Кидалову, следует отметить, что его капиталов в банке де факто уже нет, а де юре он ещё числится в списке наших учредителей и обладает шести процентным пакетом уставного капитала. Одним словом, он не прочь с нами по-тихому расстаться, если мы не будем подымать скандала и не будем привлекать к этому делу внимания городских учредителей и Территориального Совета в лице Ведуна. За это он готов поделиться с нами своей долей. Гнида! — тихо выругалась себе под нос Маня.

— Тем не менее, я предлагаю не подымать скандала, поскольку иначе об этом станет широко известно и только одно это здорово подорвёт и так серьёзно пошатнувшуюся репутацию нашего банка.

— Мы сейчас не можем себе позволить никаких скандалов. В этом случае в банк тут же побегут вкладчики изымать свои средства, и вот тогда нам действительно будет полный крындец, потому как возвращать нечего. Касса пуста.

— Короче! Ни ему, ни нам не выгодно, чтобы о его некрасивой деятельности стало широко известно ни в городе, ни за его пределами.

— Так что, если вы даёте добро, то завтра же я подписываю все положенные бумаги, и его доля переходит к нам.

— Я не понял, — угрюмо бросил на неё косой взгляд профессор. — Зачем нам нужна эта сделка? Вместо того, чтобы удавить подлеца, ты предлагаешь ему какую-то сделку?

Явственно скрипнув зубами и бросив на профессора испепеляющий взгляд, Маня подобралась и тихим злым голосом, стараясь сдерживаться и не сорваться на крик, спокойно продолжила.

— Мы сейчас не в том положении, чтоб выбирать. Потом, когда выберемся из этой ямы, мы обязательно вернёмся к господину Кидалову и оторвём его мерзкую голову. А пока, — поморщилась она, — приходится соглашаться на его условия. И улыбаться, улыбаться, улыбаться! — всё повышая и повышая голос под конец уже просто рявкнула она на профессора.

Помолчав и сердито покосившись на молчащего профессора, Маня тяжело вздохнула и тихо продолжила:

— Напоминаю, что это целых шесть процентов уставного капитала, выделенных ему, как управляющему из общей доли. Таким образом, наша суммарная уставная доля увеличивается до сорока шести процентов, и мы теперь уже окончательно избавляемся от присутствия членов этой подлой семейки в нашем банке. Это уже сам по себе большой плюс.

— В противном случае, если подымется скандал, банк теряет лицо, его уставную долю поделят на всех и нам достанется в лучшем случае пара процентов. А нам надо одиннадцать.

— Уточни, Маш, что мы теряем, расставаясь с ним, помимо его сомнительного имени? — не дослушав, снова встрял профессор.

— Ничего, — хмыкнула Маша. — Помимо его части капитала, которой фактически и так уже нет, мы давно растеряли всех крупных клиентов. Из более менее крупных вкладчиков у нас остались только капиталы учредителей из числа Городской Старшины, в виде опять же каких-то бумажек, в которых я ещё до конца так и не разобралась, времени не было, и масса мелких городских вкладчиков, которые собственно и приносят нам сейчас основной доход.

— Но и из их числа некоторые уже посматривают на сторону. Тот же Кондрат Стальнов со своими оружейниками.

— Он уже регулярно стал наведываться в новые кидаловские банки, так что, думаю в скором времени и он нас покинет.

— Если уж и Стальнов решил нас покинуть, то почему Голова со Старостой остаются? Зачем вообще мы им нужны?

Поправив рукой разлохматившуюся причёску, и нервно пробарабанив пальчиками по столешнице, Маша негромким голосом пояснила.

— Думаю, что старые горожане, такие как Голова и подобные ему, совсем не заинтересованы в разорении банка, иначе бы с их стороны не было бы такой мощной поддержки с самого начала. Иначе бы они не вложили столько своих средств в учреждение совместного банка.

— Этим двум акулам местного предпринимательства надо чтобы мы работали на них. Чтобы наши деньги работали на них. Им нужно подмять нас под себя.

— Я считаю, что именно поэтому, как только у нас начались переговоры с Кидаловым о недобровольной передаче его доли в банке в нашу собственность, тут же нарисовалась эта сладкая парочка.

— Где-то явно идёт утечка информации. Но где? — с задумчивым видом Маша недоумённо развела руками. — Если только не сам Кидалов слил её. — Помолчав, она продолжила:

— Теперь, их предложения, по порядку.

— На моё предложние продать пять процентов, посмеялись и сказали, что дарить нам свою долю учредительского капитала, как сделал Кидалов, не намерены. И предложили выкупить нужные нам пять процентов из их доли, но только за наличные

— Раз уж мы не можем ужиться ни с кем из соучредителей, то давайте, мол, выкупайте нашу долю. Верните, мол, нам наши денежки.

— А капитала то и нет! — Маша, прервавшись, обвела всех собравшихся грустным взглядом и широко развела руки в стороны. — Повторюсь ещё раз, но в банке, кроме нашего жемчуга, который я просто не дала Кидалову разворовать, и бумажек с какими-то закладными из городской уставной доли, да кое-какой мелочи из вкладов горожан, практически ничего нет.

— Ну а поскольку они об этом прекрасно, как оказалось, осведомлены, и они, повторяю, не заинтересованы в нашем окончательном разорении, то они предложили нам некую хитрую схему расчёта.

— Они готовы пойти нам навстречу, если мы, со своей стороны, пойдём им навстречу в одном, как они говорят, ма-а-аленьком таком дельце. Так сказать, баш на баш.

— Что-то мне это уже не нравится, — мрачно буркнул профессор. — Чем они лучше того же Кидалова? Тот втихую вытащил деньги из банка и безнаказанно смылся, и эти хотят того же самого. Ну и в чём между ними разница? Что-то я её не вижу.

— Ты не далёк от истины, — бросил на него мрачный взгляд Корней. — То, что скажет сейчас Маша, ни тебе, ни всем остальным ребятам, когда они всё узнают, точно не понравится.

Хмурый взгляд профессора подтвердил что тот прекрасно его понял.

— Основное что я предлагаю — это наконец-то начать методичный процесс избавления от соучредителей. Они, со своей стороны, тоже не против, — тихим голосом начала Маша.

— Ты только про эту сладкую парочку говоришь, или ещё и других учредителей из нашего города имеешь в виду? А как быть с Ведуном, да с его Территориальным Советом? — снова перебил её профессор.

— Пока только про этих двоих, — хмуро посмотрела на него Маня. — Замахиваться ещё и на Ведуна с его Советом и с тридцатью процентами уставного капитала, или на других городских учредителей, с не меньшим суммарным процентом, у нас сейчас кишка тонка. Хоть остальные городские учредители по отдельности и намного мельче этих двух, но их много и, повторюсь, суммарно у них не меньший вклад. Пока мы с ними не можем тягаться.

— Пока, — повторила Маша. В голосе её проскочила тщательно завуалированная, скрытая угроза.

— Хотя, после того, как мы разберёмся с нашими проблемами, и с остальными это надо будет сделать обязательно. Считайте, что это следующий ход. Уж больно все они норовят сунуть нос в наши дела и влезть не в своё дело, несмотря на все предварительные договорённости.

— Какое удивительное коварство, — мрачно буркнул профессор, покосившись на неё. — Ты, Маша, в банке у них за спиной творишь что хотишь, а от них требуешь послушания. А они коварные почему-то не желают спокойно подчиняться. Почему бы это? — флегматично полюбопытствовал профессор.

— Таким образом, согласившись с предложением Головы и Старосты, — Маша сердито покосилась на него, — а может быть потом и других городских соучредителей, мы со временем станем практически единственными владельцами банка. Пока же, пока только контрольный пятьдесят один процент.

— А зачем? — перебил её профессор. — Зачем нам вообще этот банк?

— Объясни ты мне, дураку непонятливому. Маша, зачем нам всё это нужно? Зачем нам сохранять разорившийся как ты утверждаешь банк, да ещё соглашаться на какую-то сомнительную сделку с людьми, с которыми я лично вообще не хотел бы иметь никаких дел?

— Да затем, что это прибыльное предприятие и приносит доход, — взорвалась Маша. Профессор откровенно тупил и вызывал буквально ярость у неё своей непонятливостью. — Даже сейчас, при таких ужасных условиях работы, — не сдержавшись, буквально сорвалась на резкость Маша. — Он всё равно приносит доход! Пусть не столько как прежде, но он есть!

— И затем, что для сопровождения если не всех, то очень многих наших сделок за пределами города нам необходим банк. Свой банк!

— А мы уже со своей торговлей вышли за городские пределы.

— Та же торговля со всей Амазонией уже сейчас у всего города идёт только через наш банк. И лучше уж иметь свой банк, чем платить за обслуживание собственных нужд чужим людям. Лучше самим зарабатывать, чем платить другим.

— Тем более, что нечем, — тихо и мрачно добавила она себе под нос.

— И затем, что данный конкретный банк, несмотря ни на что, дал нам серьёзный социальный статус в местном высшем обществе, чего ранее не давали никакие мешки с жемчугом.

— Хотя бы только за этим, — недовольно проворчала она.

— Мне, лично, давно уже глубоко плевать на какой-то дурацкий статус, — упрямо набычив голову, враждебно посмотрел на неё профессор. — С меня хватит! Я, может быть, повторюсь, но лично мне плевать на какой-то там мифический, козлиный социальный статус. Который нахрен никому из нас здесь не нужен, но о котором ты Маша постоянно упорно талдычишь с занудным постоянством. Надо смотреть в суть вещей, а не на внешнюю форму. И я не понимаю, зачем нам ещё договариваться о чём-либо с этой неприятной для нас всех парочкой местных проглотов?

— Договариваться надо затем, чтобы вывести их из состава учредителей и сохранить за собой банк. Это первое. Второе. Если мы сейчас грохнем наш банк, то набегут сразу все остальные учредители и мы лишимся даже тех небольших средств, что ещё в банке остались. И тогда нам придётся тотчас же свернуть многие наши проекты, в значительной степени сократив Ваши, профессор, исследования, — ядовито добавила она, сердито глядя на него.

— Мы не можем просто так взять и плюнуть на этот банк. Мы слишком глубоко в нём увязли. И ликвидация его принесёт нам серьёзные финансовые потери. Мы лишимся всего оставшегося в банке жемчуга, — возмущённо взмахнула Маша руками.

— Останется тот, что мы не положили в твой банк как уставной капитал, — невозмутимо возразил профессор.

— Скупив же контрольный пакет и утвердившись на законном месте Управляющего, получим возможность привлекать к своим работам привлечённые в банк средства, — сердито парировала его реплику Маша. — А лишившись банка, мы лишимся и чужих денег, используемых сейчас нами в своих личных нуждах. И именно для этого нам нужно кресло управляющего. Законное кресло управляющего, а не тот филькин статус, которым я обладаю сейчас.

— И нужен он не абы для чего, а для того, чтобы единолично распоряжаться чужими привлечёнными средствами. И извлекать от этого прибыль лично для себя, как это ни цинично звучит.

— Иначе, придётся закрыть Вашу лабораторию, профессор, и распустить Ваших сотрудников, — подпустила она угрозы в свой голос. — А это целых двадцать пять человек. И придётся, если и не полностью закрыть, то серьёзно сократить Ваши исследования. Вам это понятно, профессор? Понятно, что придётся разогнать тот коллектив, который вы с таким огромным трудом собирали по человечку чуть ли не целых два года! Потому, что людям надо платить, платить постоянно и желательно достойную зарплату. Иначе толку никакого не будет. А вот денег на это у нас больше нет, и, что характерно, в ближайшее время не будет!

— Это что-то новое, — насмешливо посмотрел на неё профессор. — Первый раз слышу что мои работы оплачиваются деньгами банка. Раньше они оплачивались из кармана компании, а последнее время я вообще работаю по заказам города.

— Деньгами банка оплачиваются работы по строительству наших крепостей, дорог, мостов и кое-чего прочего, подобного же, — раздражённо огрызнулась Маша. — Всего, что в случае конфликта, можно будет легко отдать в собственность города, или любых других, если потребуется. А то, из чего в дальнейшем можно получить прибыть, ваши в частности открытия, оплачивается исключительно из общего кошелька нашей компании. И это правило до сих пор позволяло нам на сэкономленные таким образом наши личные средства оплачивать конкретно ваши работы, профессор.

— Так, с этим понятно, — с невозмутимым видом откликнулся профессор, совершенно спокойно прореагировав на возмущённую вспышку Маши и на грядущие мрачные времена. — Что там ещё?

— А ещё у банка есть такая вкусная штучка, как дорогая недвижимость в других городах. А она, как оказалось, даёт её владельцам огромные преимущества в торговле, освобождая владельцев от местных налогов, как коренных жителей. И это — не считая того, что она сама по себе немалого стоит.

— Даже по предварительным, минимальным оценкам это сумма в несколько миллионов золотых, если даже не в несколько десятков миллионов. Золотом!

— Это намного больше чем весь нынешний капитал банка. И под залог этой недвижимости мы можем привлекать в тех краях большие кредиты. Намного, на порядки больше того что у нас самих есть.

— Поэтому, лишившись банка, мы лишимся и этой дорогущей недвижимости, а ещё и льгот, которые нам положены, как владельцам. И огромных денег, которые мы могли бы выручить, при нужде продав её.

Раздражённо ещё что-то едва слышное себе под нос поворчав, она сердито посмотрела на него, и, недовольно передёрнув плечиками, снова вернулась всё к тому же вопросу.

— Теперь опять про предложение этой парочки. Что они хотят, — мрачно буркнула она, снова бросив на профессора раздражённый сердитый взгляд.

Поскольку отношения у нас не сложились, и они это прекрасно понимают, то и с выкупом нами их доли они согласны. Хоть частично, хоть всей.

Ну, а поскольку наличных денег у нас на это сейчас нет, а за жемчуг они предлагаеют самые низкие, оптовые цены, то они предложили мне схему, как это можно сделать.

— Ты, Маш, давай ближе к делу, — опять поправил её профессор.

— Профессор!

Маша, сердито хлопнув ладонью по столу, подождала, пока профессор прекратит негодующе фыркать. Сердито зыркнув на немного успокоившегося профессора, она недовольно продолжила:

— Не бередите душу, проф. Я уже и сама не знаю, как избавиться от этой затычки в каждой бочке, если не сказать откровеннее и грубее. Если у вас есть идеи получше, то давайте, предлагайте! Я же предлагаю вам принять их предложение и избавиться хотя бы в банке от их доли, чтобы в конечном счёте получить возможность свободно оперировать капиталами этого предприятия в своих нуждах.

— Желательно было бы совсем с ними расстаться, во всех наших совместных предприятиях, но в данный момент мы не можем себе этого позволить. Нет свободных средств. А жемчугом, повторюсь, по их ценам я рассчитываться не согласна.

— Ну а в дальнейшем, надо постараться вообще с ними не связываться. Но это потом, — тяжело вздохнула она.

— Ну и как же всё это будет выглядеть? — скептически посмотрел на неё профессор. — По длине и многословности вступления мне уже кажется, что ничего хорошего для нас ожидать от их предложения не стоит.

— Вы недалёко от истины, — мрачно заметила Маша. — Повторяю. Наличных денег у нас для выкупа их доли нет. Но и тянуть с расставанием с ними тоже не стоит. По крайней мере, сегодня они ещё согласны на продажу своей доли, а что будет завтра — неизвестно. Думаю, что как только у нас в банке наладятся дела, а это только вопрос времени, они тут же откажутся от своего согласия.

— Значит, в чём суть их предложения, — тяжело вздохнув, грустно продолжила она.

— Мы выплачиваем их долю в банке стеклом и чугуном.

— Упс, — брови профессора уверенно поползли вверх. — Мне это уже не нравится, — угрюмо буркнул он.

— На сегодняшний день только эти два наших производства единственные стабильно работающие, — сердито в ответ буркнула Маша, покосившись на него. — И они, кстати, обеспечены и сырьём, и гарантированным сбытом. Сидор пылесосом выгребает с заводов всю нашу продукцию. Правда, что-то денег за поставленный товар не спешит оттуда из Приморья сюда передавать, — сердито проворчала она. — Только тянет и тянет к себе, мерзавец.

— Кажется, я догадываюсь, чего от нас хотят, — угрюмо бросил профессор. — Они фиксируют цены на нашу продукцию и растягивают выплату своей доли на неопределённый срок. И всё это время будут держать нас на крючке.

— Почему же на неопределённый, — раздражённо поморщилась Маша. — По моим предварительным подсчётам это потянет аж на пять лет, с чем они, кстати, с радостью согласились.

— Ого? — угрюмо зыркнул на неё профессор. — Неужели наш чугун и стекло настолько дёшевы?

— Это лишь в Приморье всё дорого, — Маша сердито покачала головой. — А здесь стекло стоит копейки. Вы же сами профессор помогали налаживать производство. Вот и наладили на свою голову. Попробуй ка нынче поднять на него цену, так тут же вокруг пооткрывают сотни подобных заводиков и задавят уже нас дешёвой продукцией. Так что, господин профессор, наше листовое стекло теперь, как ни крутись, а стоит копейки. Отсюда и срок в пять лет.

— Бред, — сердито проворчал профессор. — Маша, ты несёшь откровенную ахинею. И сама же не понимаешь этого.

— Ну да! — оскорблённая в своих самых лучших чувствах, Маша возмущённо накинулась на профессора. — А кто передал технологию производства листового стекла городу, мотивируя это тем что они якобы оплатили все исследования? Я? — Маша гневно ткнула себе в грудь кулаком. — Или вы! — чуть было в пылу ссоры пальцем не выбила она профессору глаз.

— Ещё учтите торговую блокаду, устроенную нам амазонками, безальтернативность путей доставки до внешнего потребителя, узость местного рынка и ещё тысячи других параметров. Вот вам и фактически бросовые цены на наше стекло и чугун. Да и на бензин тоже. Блокада, нефти нет — бензина нет. Именно поэтому они и стремятся именно сейчас с нами заключить это весьма выгодное для них соглашение, и променять свою долю, фактическую пустышку в разорённом банке на вполне конкурентную, реальную продукцию. Торопятся до весны, пока речная блокада стоит.

— Ах, они ещё и торопятся, — угрюмо буркнул профессор, мрачно скривившись.

Предложение Маши нравились ему всё меньше и меньше. Вместо того чтобы торговать долей в предприятии надо было просто потерпеть немного и собрать денег, если уж так зауздило с выкупом доли. Чугун и стекло прекрасно продавались в Приморье и если подождать, то необходимая для выкупа доли Головы и Старосты сумма в банке скоро могла быть собрана. Но Машке явно не терпелось. Ей было необходимо всё и прям счас, срочно. И это очень не нравилось профессору. Машку несло и она рвалась к поставленной цели не считаясь с затратами. А вот это было уже чревато. Но как её остановить, он не знал. Его она не слушала. Точнее — не слышала.

— Судя по твоему виду, это ещё не всё? — тихо заметил он, внимательно присматриваясь к Маше.

— Да, — кивнула она головой. — Помимо этого, они ещё хотят заключить договор общим сроком на десять лет.

— А это ещё что значит?

— Это значит, что пять лет, им выплачивается их доля, а ещё пять лет, мы перерабатываем их руду, продавая им же обратно весь выплавленный из неё чугун. И как вы, надеюсь, уже поняли, по фиксированной сейчас цене.

— Неплохо, — усмехнулся криво профессор. Он едва сдержался, чтоб не прибить Машку здесь же, прям на месте. У этой дуры окончательно сорвало резьбу. Она порола такую чушь…

— По крайней мере, сбыт нам на десять ближайших лет гарантирован. Они нам свою пустую долю в разорённом банке, а мы на них вкалываем до седьмого пота целых десять лет. Не плохо, — покрутил он пальцем у виска, показывая Маше что он думает по поводу такого предложения. — Как говорится, не нытьём, так катаньем.

Маша, недовольно покосившись на него, продолжила:

— Ну а со стекольного завода они ещё хотят права самим продавать всю выпущенную нами продукцию. Если, конечно, мы не понизим качество и будем так и дальше его поддерживать на достойном уровне.

— В чём же здесь подвох? — неожиданно вступила в разговор баронесса. — Разве плохо, если у вас будет гарантированный покупатель, да к тому же на десять лет?

— Подвох в том, что основную прибыль приносит не производство, а торговля, — профессор посмотрел на Изабеллу как на малолетнюю идиотку.

"Ещё одна "Маша" выискалась, — подумал он. — Теперь и эту малолетнюю дуру придётся убеждать".

А торговли, как раз у нас и не будет, вся продукция будет сдаваться перекупщикам в их лице по мизерной цене. Это кабала в чистом виде! — пояснил он Изабелле.

— И та же картина с чугуном.

— Тут картина ещё веселей, — пояснил непонимающе качнувшей головой Изабелле Корней. Бросив быстрый, косой взгляд на сердито замолчащего профессора, он добавил. — По словам Маши они упорно отказываются обсуждать процентное содержание металла в той руде, которую обязуются нам поставлять. А это значит, что они хотят нас заставить перерабатывать свои пустые отвалы.

Я так понимаю, что им надо их куда-то убрать, — с задумчивым видом пояснил он. — Первый звоночек по медведям и претензии по экологии. Староста пытается справиться с растущей проблемой по отвалам на их железодельном заводе.

Профессор, покосившись на кипящую от возмущения Машу, осторожно заметил:

— Ну и?

— Проблема в том, что будет потом, через десять лет, — мрачно посмотрела на него Маша. Предложение Головы со Старостой ей самой чем-то не нравилось. Вот только чем, она никак не могла понять. Потому и вывалила на своих товарищей весь ворох накопившихся проблем.

А вот через десять лет у нас будет старое, изношенное оборудование, требующее замены и полное истощение окрестных лесов, пережжённых на уголь. Лунный, промышленный пейзаж, — грустно заключила она, — и никаких перспектив.

Я узнавала у местных. При планируемых объёмах производства, весь ближайший лес мы пережжём на уголь как раз лет за пять, если не раньше. А потом нам придётся его доставлять из удалённых мест. По цене это будет, чуть ли не вдвое дороже местного. Фактически это будет тоже, что и ныне привозимый в город каменный уголь откуда-то из предгорий, с верховьев Каменки или из Приморья. А это значит, если кто ещё не понял, ещё более возросшие издержки. То есть через десять лет мы будем сидеть, даже не на нынешнем уровне, а гораздо ниже.

— Думаю, что эта проблема, если это вообще проблема, решается просто и однозначно, — сердито перебил её профессор. — Пересчитать цену с учётом привозного каменного угля и точка. В противном случае, разговаривать просто не о чем.

Лучше уж нам тогда просто ликвидировать банк, а городская старшина пусть сама разбирается с его долгами и с тем, куда там подевались все наличные средства. И плевать нам на всякий там статус и какую-то недвижимость где-то, в каких-то городах.

— Боюсь, так не получится, — угрюмо буркнула Маша. — Тогда мы теряем большую часть оставшегося ещё в банке жемчуга.

— Ну и что?

— Как что? — снова взорвалась Маша. — Вы, профессор, постоянно забываете, что господа Кидаловы чуть ли не полгода свободно распоряжались в нашем банке, как в своей кладовке. И даже не трогая нашего жемчуга, наворотили таких делов…. Поэтому мы сейчас и сидим в такой ж…, - замялась Маша, бросив на собравшихся расстроенный взгляд.

— И так клин, и так клин, — задумчиво пробормотал профессор, рассеянно теребя себя за мочку уха. — С одной стороны кабала на десять лет, а с другой стороны потеря практически всего нажитого богатства.

— Твою мать! — неожиданно громко и внятно выругался он, хлопнув ладонью по столу. — Два года каторжного труда псу под хвост! И всё из-за какого-то прохвоста.

— Значит, если мы не найдём какой-нибудь ассиметричный ответ, нам хана, — тяжело вздохнув, мрачно заключил он.

— Ну, — хмыкнула грустная Маша. — Другим такая хана могла бы показаться раем. По сравнению с какими-нибудь местными хуторянами, сидящими на паре гектаров тощей пашни, выращивающих жито или просо и живущими с огорода, мы на их уровне всё ещё остаёмся просто немыслимыми богатеями. Одни наши табуны чего стоят.

— Ну да, — эхом отозвался Корней. — А по сравнению с тем же вороватым Кидаловым или с душкой Старостой, босяки, оборванцы. Только нас, я думаю, первый вариант не устраивает.

— Ну, почему же, — задумчиво пробормотал себе под нос профессор. — Я бы не сказал, что нас в их предложении всё не устраивает.

— Как я понимаю, огромную роль тут играет вопрос времени. Значит, надо на нём и заострить внимание.

— Есть! Есть тут одна зацепка, — задумчиво протянула Маня, с сомнением глядя на собравшихся и рассеянно почёсывая пальчиком висок.

— Есть у нас на железоделательном заводе ещё одна доменная печь, хоть и не достроенная, но вполне пригодная для быстрого запуска в работу.

Можно съездить и поговорить с ребятами с завода, узнать, что они по этому поводу думают. Может они смогут быстро ввести её в строй и ещё больше увеличить выпуск чугуна? Или, к примеру, печь ещё одну поставить? Третью? Чё им стоит? Тогда ведь можно будет и сроки значительно сократить.

Может, можно будет предложить Голове просто перерабатывать их руду, без всяких процентов. Тогда, глядишь и сами чего заработаем.

Одним словом надо ехать туда и разбираться на месте, а то вся наша информация чуть ли не месячной давности.

Профессор устало прикрыл глаза. Маша не понимала о чём сама только что проболталась. Она ни хрена не владела ситуацией, не знала что творится вокруг, а лезла руководить. Упорно лезла принимать важнейшие решения, не считаясь ни с чем. И в первую очередь не считаясь с реальностью. Как же с ней было тяжело.

Профессор недобро покосился в сторону Изабеллы. Если бы не она. Если бы не эта сопливая девчонка, из-за которой Сидор сбежал на смерть в Приморье, ничего сейчас из того что говорила Маша — не было бы. Всё бы Сидор решил. А не решил бы он, решил бы Димон. Но ни того, ни другого сейчас в городе не было.

— "Бабы, — чуть не выругался вслух профессор. — Чёртовы бабы! Что творят с нашим братом. И ничего ведь не сделаешь, любовь", — тяжело вздохнул он.

Постаравшись чтобы никто не заметил его тяжёлого, обречённого вздоха, он снова вслушался в разговор и решил попробовать найти рациональное зерно в том бреду, что несла Машка. Надежды на то, что ему может оказать хоть какую-то помощь Корней, не было никакой. Тот в финансовых вопросах разбирался ещё хуже Машки. Но хоть не лез куда не следует, в отличие от неё.

— Если из этой идеи что-нибудь получится, то можно будет попробовать договориться с этой парочкой о переработке большего количества руды. Для начала, вдвое. Тогда и сроки сократятся в два раза. Или можно будет отмазаться от стекла и сосредоточиться только на металле. Тоже неплохо.

Профессор, нервно побарабанив пальцами по столу, внезапно прервал её рассуждения.

— Сколько говоришь, они собираются перерабатывать своей руды на нашей домне?

Маша, недовольно покосившись на профессора, пододвинула к себе какой-то листок, лежащий перед ней, чуть в стороне.

— Надо больше уделять внимания добычи полезной информации профессор, — мрачно проворчала она, сердито глядя в сторону снова что-то безмятежно жующего профессора, — а не только своим драгоценным опытам.

Маша, поморщившись, с брезгливой миной на лице подняла за уголок какой-то листок, лежащий перед ней, и сердито помахала им у того пред носом.

— Вот у меня данные, что я получила разными тайными путями. Так сказать, — ухмыльнулась она, — за денежку малую.

Васятки, паршивца, нет, вот и приходится отвлекаться и заниматься не своим делом, — тут же пожаловалась она, бросив косой взгляд на невозмутимо жующего что-то профессора.

Так вот. Перерабатывать у нас они собираются где-то с четверть своей добычи. Может, больше, но вряд ли меньше. Постой, — Маша, прервавшись, неверяще посмотрела на профессора, — уж не хотите ли Вы сказать…

— Вот именно, — поднял вверх палец профессор. — Ты Маша упустила из виду, что они торгаши и психология у них соответствующая. И основные доходы у них идут от торговли, а не от производства. И торгуют они в основном предметами роскоши и деликатесами. Вспомни ту же икру, в немереных количествах заготовляемую именно этой парочкой, и разные эксклюзивные копчёности.

Это у нас цех коптильный практически стоит без сырья, а у них он работает в три смены. Поэтому я полагаю, они с радостью ухватятся за любую возможность избавиться от надоевшего малоприбыльного производства. Думаю, что они и от шахт своих рудных с радостью бы освободились, если бы им предложили адекватную замену.

Может они и на наш коптильный цех клюнут, если им его предложить. В обмен на ту банковскую долю, что ты так упорно хочешь получить, — искоса покосился он на неё.

Дай им товар, любой товар, и они его продадут. И продадут с хорошим для себя наваром. А вот производить чего-либо это не для них. У меня вообще сложилось такое впечатление, что их буквально тошнит от своего сталелитейного производства, с таким раздражением они о нём говорят.

Вот, что я тебе скажу, золотко ты наше, — профессор чуть было не добавил "самоварное", но вовремя осёкся. Обижать Машку, даже если она делала явную глупость, не хотелось. — Езжай ка ты на завод. Поговори с ребятами. Предложи им перерабатывать всю ту руду, что Голова со Старостой нынче добывают. Или какую-то весьма весомую её часть. Одна печь у нас уже есть. Построить ещё пару, тройку не проблема. Ребята там, на заводе, говорили, что им их нашлёпать, как два пальца обрызгать, было бы только сырьё, а печки они соорудят какие угодно и сколько угодно, и где угодно. Да и с людьми, как ни удивительно, но, по их словам, у них нет проблем. Что-то такое они говорили, что у них буквально очередь стоит из желающих у них работать. Больно уж у нас условия хорошие. И ещё я как-то от них слышал, что они жаловались на простой. Вот мы их и загрузим, по полной. А то, что это будет не самая выгодная работа, так что ж. Возьмём, в конце концов не качеством, а количеством.

Конечно, это всё надо детально просчитать. Но мне кажется, что если кланы Головы и Старосты сосредоточатся только на добыче руды….

Даже не так…, - профессор задумчиво почесал щетину на подбородке. Регулярно бриться он так же регулярно забывал. — Предложи ка им ещё варить и сталь. Пусть уж мы будем перерабатывать всю их руду, а им останется только торговать результатами нашего труда. Вот это, думаю, их больше устроит. Возиться с низко рентабельным производством они явно не хотят. Сталь варить, это тебе не рыбой торговать, норма прибыли не та, да и мозги тут нужны не те что у них. Вот на этот крючок и попробуй ка их подцепить!

Но постарайся особо много не обещать. И обязательно отбей их претензии на стекольный завод. Хватит с них одного железа.

В общем, надо всё хорошенько просчитать, — закончил профессор, решительно хлопнув ладонью по столу.

— Ладно, — устало кинула Маша. — Посчитаем. А на днях поеду на завод. Надо посмотреть что там и как. Поговорю с ребятами. Ну и там на месте видно будет, в каком оно состоянии. Не дай Бог опять во что-нибудь со всего размаху вляпаться.

Профессор демонстративно задрал высоко правую бровь. Именно это Машка и собиралась здесь и сейчас сделать. Но, похоже она сама этого не понимала.

— Тем более что в прошлый раз, до мятежа амазонок, мы с Изабеллой туда и собирались, но так и не попали, — флегматично продолжила меж тем Маша.

— Ну, а там заодно прокачусь и на стекольный, там рядом. Посмотрю как у Марк Иваныча идут дела. А то, что-то от него в последнее время вестей не было. Такое впечатление, что они все там повымерли. Раньше то хоть раз в неделю, то раз в две недели, но появлялись оттуда вестовые, а теперь уж которая неделя кончается, а от них ни слуху, ни духу. Не случилось ли там чего? Тем более и пленных туда отправили, проверить бы надо.

— Изабеллу с собой возьму, если она не будет против, — кивнула она в сторону так молча и просидевшей весь вечер в углу баронессы. — Ей как раз хотелось посмотреть на наше художественное производство. А получится, так и заказать на заводе кое-что из столовых приборов.

— Ну, а потом будем считать, считать, считать. Надо ставить точку в этом вопросе.

— Может, нам действительно будет выгоднее пойти на объявление банка банкротом, — тихо и грустно закончила она.

Загрузка...