Бабье царство.

Глава 12 Звенят ручьи, кричат грачи… Пришла весна и сердце тает…

Весна вовсю уже буянила за окном звонкой капелью, а Маша, как погрузилась прошедшми долгими зимними вечерами в бумаги, привезённые ею с Беллой из Долины, захватив их из рабочего кабинета Сидора, так, казалось, и не расставалась с ними до сих пор. И только сейчас, понемногу, еле-еле, одним краешком до неё начало доходить, с чем они с Беллой там столкнулись.

Оказывается, Сидор с Димоном, давно разобравшись в какую бяку они влетели с этим банком, готовили реванш. Только вот, сильно опоздали с этим. Судьба так сложилсь и у того, и у другого, что им обоим стало совсем не до того, и они оба бросили начатую работу.

— "Жаль всё же, что в самом начале бросили, — с горечью думала Маша, в который уже раз по счёту перебирая бумаги. — Столько наработано, столько наработано, сколько одних только денег потрачено на топографическую съёмку и поиск доказательств несоответствия заявленного места с описанной местностью. А предъявить претензии всё одно не в чем. На всё гарантированно найдётся убедительная отмазка.

У таких зубров, что управляют нашим городом, на таких новичков в тонком искусстве шантажа как мы, найдётся тысяча отмазок, со сто процентной гарантией докажущих, что они здесь ни при чём и что сами пострадали".

Получалось так, что прямым путём ничего добиться в их положении было нельзя. Следовало искать косвенные, обходные пути.

Маша опять погрузлась в исследование бумаг. Сегодня следовало разобрать ещё один сундук, вчера привезённый Димкиными девочками из долины.

— Какая тщательная проработка, — зацепилась она взглядом за какую-то несуразность.

Странно.

А это что?

Маня с задумчивым видом копалась в вываленных на стол больших листах топографических карт. Теперь, когда сразу после разгрома банка схлынул вечный ажиотаж от нескончаемой работы, и в банке не стало клиентов, у неё появилось много свободного времени. И она могла сосредоточиться на первоочередных задачах — надо было разобраться с привезёнными из долины бумагами, и с тем что же дальше делать. Белла пока помочь ей не могла, а первое же ознакомление с бумагами принесло буквально ворох новых проблем.

Оказывается Сидор с Димоном давно занимались закладными, внесёнными уредителями как уставной капитал банка со стороны города.

Следовало проверить их наработки и решить что с этим делать. Пока что в огромном ворохе бумаг и каких-то планов она буквально тонула. Ничего понятно не было.

Копия закладной? Ещё одна. Опять! Ещё одна. Нахрена? Нахрена ему эти копии, — Маша раздражённо откинула какой-то пергамент в сторону.

Наклонившись под стол, она сердитым, резким движением сбросила серую, мохнатую по краям тряпку, прикрывающую лежащую на полу невысокую кипу ещё каких-то, захваченный без разбора из кабинета Сидора бумаг.

— Подшито и пронумеровано, — тихо проговорила она, аккуратно вытаскивая из-под стола и кладя на рассыпанные по столу карты перевязанную толстым шпагатом стопку.

А вот и пояснительная записка, — вчиталась она в белый листок, скрепкой прикреплённый сверху. — Компромат. Сбор и систематизация информации.

Блин! — выругалась она сквозь зубы. — Бред. Что ещё за компромат. Это он что, собирал компромат на Голову? Пытался доказать что они нам в банк подсунули заведомую лажу?

Опа-па, — едва слышно пробормотала она. — Как интересно то. И как всего много-то, — довольно мурлыкнула она сытой кошкой. — Думаю, Голова за эти бумаги дорого бы дал. Но, торопиться не будем.

Маша любовно, нежно провела по пыльной папке ладошкой. Наконец-то ей хоть немного повезло. В хаосе непонятной, порядком поднадоевшей макулатуры, попалась наконец-то настоящая жемчужина. Жизнь налаживалась. Её Цель неожиданно получила мощную подпитку и Маша внутренне замерла, боясь спугнуть вдруг повернувшуюся к ней удачу. Наконей-то она доберётся до горла этой сволочи Головы.

Вот только торопиться не следовало. В прежние времена, как только бы она поняла что за документы у неё оказались на руках, она бы не задумываясь побежала в Управу, требовать возмездия и спеша расправиться с мерзавцами. Но с того времени случилось много чего, и Маша, умывшись собственным дерьмом и грязью, поумнела.

Теперь она не спешила. Теперь она поняла слышанную когда-то давно, ещё в прошлой жизни фразу: "Месть — блюдо холодное и подавать его надо не сразу". Да и само отношение к этому понятию совершенно неожиданным образом трансформировалось в её сознании.

После долгой болезни, нервного срыва и потери нерождённого ребёнка, она поумнела.

Теперь она была не уверена что ей нужна просто кровь Головы и всех причастных к их разорению лиц. Это было слишком просто. А месть, настоящая месть, как она теперь это понимала, должна была быть такой, чтоб все их враги навек бы зареклись с ними связываться. И настоящая месть должна быть по настоящему эффективной, а не простым, привычным, не страшным никому кровопусканием паре зарвавшихся идиотов.

Маша сама себе усмехнулась. Последнее время ей порой самой казалось диким то, насколько изменился сам подход её к этому непростому делу. Насколько даже ей самой порой казался странным выверт её мозгов. Но отступать она была не намерена. Просто жизнь мерзавцев ей была не нужна. Требовалось чего-нибудь особого, необычного, чтоб всем на всю жизнь запомнилось. Чтоб больше боялись не того что она отомстит, а того — как это будет сделано.

Громкий грохот в коридоре прервал её мысли.

— Дашка, — мгновенно рассердилась Маша.

За последний месяц она настолько уже привыкла к тишине и покою в помещнях банка, что едва слышный шум за стеной мгновенно вызвал всплеск глухого, злого раздражения.

— Дашка, — рявкнула она. — Что за дела? Что за шум у тебя?

В распахнувшуюся со стуком дверь ворвался бело рыжий вихрь. Приближался день весеннего солнцестояния, двадцать второе марта по земному календарю, или какой-то там день по местному, и Дарья, неофита, фанатка Большого Рыжего Зверя и просто увлекающаяся натура, активно включилась в творческий процесс по подготовке праздника.

Глядя на стоящее перед ней бело-рыщее чудо, Маша с мгновенным всплеском сожаления вспомнила, что так и не удосужилась попросить Дарью подготовить и вывесить у неё в кабинете оба календаря: земной и местный. И если ей в своих делах внутри города было всё равно, какое нынче число, особенно последнее время, когда у них не стало клиентов, то в связи с подготовкой праздника, точная дата приближающихся торжеств принимала принципиальное значение.

Собравшись было возмутиться подобной небрежностью вечно чем-то непонятным занятой секретаршей, её тут же осекли.

— Там опять этот, Могутный, — возмущённо фыркнула Дарья, пренебрежительно мотнув головой в сторону распахнутой настеж двери Машиного кабинета.

Я не пускаю, а он всё лезет и лезет. Требует встречи с тобой. Я говорю что у них все сроки вышли и ты не будешь с ним разговаривать, а он настаивает на встрече.

Я всё правильно сказала? — возмущённо запыхтела она, словно перегретый чайник.

Правильно, — кивнула головой Маша. Сроки, отведённые Беллой Ивану Дюжему на сбор и договоренности со своими компаньонами истекли Бог знает сколько времени назад, а тот только сейчас заявился.

Да и не собиралась Маша с ним говорить вообще. Всеми делами по водочному заводу на Рожайке занималась Белла, а ей сейчас было не до того. Двое рождённых пацанов требовали постоянного пригляда и Белле сейчас совершенно было ни до каких-то там заводов. У неё сейчас были гораздо более важные и интересные дела. Она выкармливала родившихся ниже нормального веса двух малышей, активно сейчас набиравших положенный им вес, и это сейчас её интересовало гораздо больше, чем какой-то Дюжий и какой-то завод.

Маша знала это совершенно точно, поскольку сама недавно видала Беллу у неё дома, когда пришла полюбоваться на мальцов и та ей тогда же открытым текстом и скала чтобы её в ближайший месяц, два ни с чем не тревожили. И вот в этом воросе, Маша была абсолютно солидарна с баронессой. Дюжему придётся подождать. Не пан, перебьётся.

— Машка, ты чё творишь, — прервав её мысли, в кабинет спокойно вошёл Иван.

Широкой, лопатообразной рукой он схватил за шею пискнувшую придушено Дарью, и аккуратно, но неумолимо выставил её за дверь, захлопнув следом за возмущённо заверещавшей из-за двери Дарьей.

— Ну вот, — удовлетворённо заявил он, с явным облегчением усаживаясь в гостевое кресло, стоящее перед Машиным столом.

С обречённым вздохом, Маша перевернула лежащий перед ней лист топографической карты обратной стороной, и прикрыла им разбросанные по всему столу бумаги. Знать посторонним чем это она тут занимается, не следовало.

— Ну раз пришёл, говори, — обречённо вздохнула она.

Впрочем, с чем тот пришёл, было понятно. Дело касалось винного завода на Рожайке. Теперь следовало подумать, как бы ему отказать в его просьбе, чтобы не слишком обиделся. Соваться в дела которые последнее время перед родами вела Белла, Маша не собиралась.

— Да ты уже догадалась, — ухмыльнулся понятливо Дюжий. — Принёс согласие народа на ваше предложение и просьбу поторопиться с началом работ, а то уже весна на носу и давно бы пора была приступить к работам.

— И сколько принёс? — равнодушно поинтересовалась Маша.

Сколько бы тот ни принёс, ничего решать без Беллы нельзя было, а то не дай Бог, ещё обидится. А волновать её в послеродовом положении, всё же не следовало. Мало ли что.

Но, поинтересоваться всё же надо было, вдруг Иван чего нового скажет.

— Сто! — с непередоваемо гордым видом вывалил на неё Дюжий. — Сто тыщ!

— И чего? — не менее равнодушно переспросила Маша, словно речь шла не о деньгах, которых у них не было и которые были им остро необходимы, а о чём-то ненужном, несущественном. — Тебе было сказано определиться в три дня. Ты этого не сделал. Пришёл когда уж прошло чуть ли не месяц, а то и ещё больше.

И чего ты от нас хочешь?

— Маша-Маша-Маша, — покачал головой мужик. — Срок в три дня это не реально. И ты не хуже меня это понимаешь. Поэтому, мы и не торопились. Навели справки, поговорили с народом, посчитали, определились в приоритетах. И вот я здесь со ста тысячами золотых в кармане. Теперь можно вести серьёзный разговор.

— Нет, — хмыкнула Маша. — Теперь — нет…

Словно не слыша, Дюжий, немного повозившись, с ещё большим удобством устроился в кресле.

— Не в службу, а в дружбу, — невозмутимо начал он, словно и не слышал что ему отказали. — Скажи Дашке чтоб она нам поставила самовар и налила вашего чудного лимонникового чайку.

Кроме как у тебя в банке, такого чудного напитка нигде в городе не попробуешь, — тяжело, с нотками безысходности в голосе, вздохнул он.

— Хм, — хмыкнула Маша. Поведение Дюжего её заинтересовало. Что же такого странного произошло, что тот так настаивает и готов чуть ли не силой навязать им свои деньги.

— "А! — мгновенно пришло понимание. — Весна на носу, а дальше и лето. А у них дома такая куча денег без дела валяется, и фактически без охраны. Ну в самом деле, какая на одиноком хуторе в глухом лесу охрана. Любой бы забеспокоился".

Даша! — крикнула она в закрытую дверь.

По скорости с какой она была распахнута, было предельно ясно что та стояла прямо под дверью и слушала что тут в кабинете происходит.

— Хрен ему, а не чаю, — отрезала Дашка гневным голосом. — У нас самих его мало.

Уперев руки в бока она в этот момент была похожа на злобную маленькую сабачонку, наскакивающую на презрительно её рассматривающего медведя. Вид Даши в этот момент был столь комичен, что Маша наконец-то не выдержала и весело, заливисто расхохоталась.

— Да ладно, — махнула Маша рукой. — Сделай нам малый заварной чайничек, побалуем гостя. Чай не чужой, — улыбнулась она, видя счастливую улыбку расплывшуюся на предвкушающем удовольствие лице гостя.

Дождавшись когда тот утолит первую жажду, нетерпеливо поторопила его. С гостем было заранее всё ясно, так что терять своё дорогое время на то чтобы просто напоить человека чаем, не хотелось.

— Ну что, скажешь ещё чего нового? Или просто расстанемся?

— Вот что я тебе Машка скажу, — сразу взял быка за рога гость. — Ты не кобенься. Мы знаем что у вас сейчас с деньгами туго. А деньги вам нужны. Ты также знаешь, что нам кровь из носу надо наши деньги убрать из дома. Если амазонки будут знать что у нас дома ничего нет — нам спокойнее будет. Если будут знать что деньги в вашем банке — вообще вопросов не возникнет и сразу отстанут. Поэтому, прими вклад на год и не выпендривайся.

В принципе, если вы наши денежки покрутите годик, до следующей весны. хуже нам от того не будет. Всё одно в ближайшей перспективе девать нам их некуда. Ни этим летом, ни по осени, ни следующей зимой снятия торговой блокады не будет. По всему видать амазонки решительно настроены и уступать не собираются.

Верные данные, — мрачно констатировал он. — Ребята за рекой пошуршали, связи свои старые подняли и вести оттуда, скажу я тебе, самые неутешительные. В этом году никакой торговли на реке для нас не будет. Это точно. Не простят они нам последний разгром. Не простят.

Сколько ребята не пытались поискать обходных путей — бесполезно.

Замолчав, Иван Дюжий на какое-то время замолчал, мрачно думая какую-то свою думу.

И вот ещё что. По поводу надвигающегося на нас весеннего прздника. Вы там, мы смотрим, дело своё замутили впротиво Городской Старшины. Так вот. если вы тысчонку, другую из этих денег пустите на всякие свои там барабаны, сопелки, знамёна и дудки, мы возражать не будем.

— Как это? — растерялась Маша. — Тысчонку, другую…, вы не против. А пояснее, без вот этого вот…, - Маша резким рассерженным движеним ладони изобразила волновое движение руки, вроде змейки.

— Как, как, — рассердился Дюжий. — Мы тебе даём сто две тысячи. Бумаги оформляем на сто. На две вы шьёте свои сторонникам всякую амуницию и всё что им там необходимо барабаны, дудки, флейты и прочее. За эти две тыщи спрашивать с тебя ничего не будем.

И мы здесь, как ты понимаешь, как бы ни при чём. Откуда деньги никто не знает. Ваши это деньги, ваши! Теперь понятно? — Дюжий буквально воткнул в глаза Маши свой рассерженный, злой взгляд.

— Две тыщи… золотом…? — Маша в рстерянной задумчивости медленно откинулась на спинку своего кресла. — Иван, это очень большие деньги. Очень.

Даже сразу и не соображу куда такую просто гигантскую сумму можно потратить.

— А ты с подругой своей поговори, посоветуйся, — скупо усмехнулся Иван, — с баронессой своей.

— Это как же вас выходит Голова зацепил, что вам таких денег не жалко, лишь бы только ему насолить, — медленно проговорила Маша, не сводя с Дюжего своего взгляда. Неужно так до сих пор и не успокоились?

— Успокоились? — вопросительно поднял правую бровь Иван. — Как говорят в иных, хорошо знакомых здесь присутствующим местах: "Мы парни не злопамятные. Мы просто злые и память у нас хорошая".

— Ну так как? Устраивают тебя наши условия? При прочих ваших: два процента годовых и расчёт продукцией по себестоимости. Если да, то завтра я пришлю ребят сюда с нашим золотишком. Нет — нет. Как говорится, без обид.

— Думаю, такой расклад нас устроит, — задумчиво проговорила Маша. — Присылай завтра своих, примем ваше золото.

"Ого, как их зауздило, — пронеслась в голове встревоженная мысль. Знакомые вроде мужики показали себя совсем с неожиданной стороны. — Видать пары фингалов, наставленных Голове при личной встрече, мужикам показалось мало.

Хотя, нет. Врёт стервец. Чем-то другим Голова им дорожку перебежал. Серьёзно перебежал. Так, что они даже двух тысяч золттом не пожалели, лишь бы ему хоть чем-то насолить. Нет, надо будет поточнее разнюхать, разобраться что у них там с Головой на самом деле произошло. Чего это ребят заколбасило, словно озверинчику хватили".

— По рукам, — протянула она руку, прощаясь с гостем. — Жду завтра ваше золото. Документы я подготовлю.

Проводив гостя, она медленно подошла к окну и застыла перед ним, обдумывая только что произошедшее. По всему выходило, что местные контробандисты в чём-то очень серьёзно поссорились с властями. И решили круто сменить политику, сделав ставку уже на других.

— А это значит, что они узнали что у нас есть свой выход в Приморье, минуя Басанрогский перевал. И они будут через нас искать выходы на Приморские маршруты.

А это в свою очередь значит, что с амазонками у них точно, труба. Не будет этим летом отмены блокады на реке. Не будет.

Визит минотавра…*

— Однако, сегодня работы уже не будет, — Маша с сожалением посмотрела на сложенные под столом сидровы бумаги. Настроения работать не было ни малейшего.

— Ладно, — решила она. — На сегодня сворачиваемся. Лучше зайду в гости к Белле и профессору. На малышей посмотрю, а заодно и узнаю как у него там дела с его лабораторией.

— Ну никак не желают власти оставлять нас в покое, — с сожалением посетовала она.

Городские власти последнее время, как широко для всех было объявлено, взялись наводить порядок в своих финансах и первым делом озаботились наконец-то разобраться, а куда у них уходят казённые средства. И, как не трудно было догадаться, первым делом потребовали именно от профессора отчитаться по договорам, заключённым ими с профессорской лабораторией на выполнение всяческого вида химических работ.

И как не трудно было догадаться, профессор влип. Отчитаться у него получалось не очень, даже с помощью Маши. Небрежное отношение властей к своим обязанностям, к перечислению денег и оплате выполненных этапов работ, давно уже привело к немыслимой чехарде в отчётах и делах профессора.

Умножьте всё это на нежелание самого профессора вообще что-либо последнее время отдавать властям. Вот и получите результат. Скандал на весь город и угрозы отобрать его лабораторию в счёт погашения долгов от не выполненных по обязательствам работ.

— Маш! — стоящая в открытых дверя дашка, выпученными от изумления глазами смотрела на Машу.

— Что, что такое? — встревожено повернулась Маша к Дарье. Такой ошарашенной она свою секретаршу давно уже не видела и забеспокоилась, не случилось ли чего.

— Там этот, — Дарья растерянно потыкала своим пальчиком себе за спину.

— Что? Опять? — изумилась Маша. — Чего ему ещё надо? — решительно собралась Маша. Подобная частота посещения его Иваном Дюжим наводила уже на нехорошие мысли. Что-то у них там явно произошло.

— Да нет, — придушенно зашипела Дарья, торопливо захлопывая за своей спиной дверь. — Там член городского Совета Потап Буряк и Рафик Мурадян, Пашин зам и казначей.

— Кто? — растерялась Маша.

— Потап и Рафик, — Дашка кивком головы подтвердила что Маша не ослышалась. — Я ещё утром эту сногшибательную новость слышала что вчера вернулся наш Рафик, через Басанрогский перевал до нас добрался. А сейчас оказывается, что первое что он сделал — не к нам пошёл, а заявился в Управу и потребовал от руководства города вернуть ему его серебряную шахту.

— Что он потребовал? — до изумления растерялась Маша. — Пашину шахту? Рафик? Наш Рафик? С какого это бодуна?

— С такого что мол наследник и всё такое. И уже всех в Совете подговорил что ему надо возвращать его имущество, как единственному наследнику погибшей банды.

— И вот Буряк пришёл из нас её выколачивать. Я так понимаю, — Дарья испуганными, круглыми глазами смотрела на Машу.

— Ах, выколачивать. Наследник, значит, — Маша, сразу став спокойной, деловой, холодно улыбнулась. Улыбка её стала какой-то нехорошей, многообещающей.

— Зови, — кивнула она головой. — Будем разговаривать.

С каменным лицом Маша сидела в своём кабинете и слушала страшный рассказ Рафика Мурадяна, пашиного закадычного друга, казначея его отряда и просто ушкуйника. С каждым новым словом рассказ нравился ей всё меньше и меньше. А сидящий напротив человек, наоборот, с каждым прошедшим мгновением не нравился ей все больше и больше. Веры ни ему, ни тому что он говорил не было ни малейшей.

Начать с того, что Рафик Мурадян никогда ей не нравился. С самой первой встречи, с самого первого дня, когда Паша ещё только первый раз представлял им всем свой экипаж, а чеснее сказать, свою банду. Именно стого дня ей не понравился этот человек. И она никогда не понимала Пашку, когда тот защищал его от нападок с её стороны.

Хотя, что это были за нападки. Так, простое несогласие её с назначением этого мужика казначеем Пашиной банды ушкуйников. Даже не то чтобы несогласие, а простое сомнение, неясное самой себе внутреннее неприятие этого человека.

Тем более что был тогда выбор. Была у Паши тогда на должность казначея другая кандидатура — Камиль Рудый. Только вот почему-то именно в то время он вдруг внезапно и так некстати тяжело заболел. И болел ровно до того самого дня, пока Паша не определился со своим выбором и собственным приказом окончательно не утвердил Рафика в должности отрядного казначея.

А ещё больше ей не нравилось, что потом, когда вдруг возникали вопросы о смене казначея на его посту, Камиль каждый раз вдруг необъяснимым образом неожиданно и надолго заболевал. Тем самым сводя на нет всякую возможность самому принимать участие в борьбе за столь выгодное и серьёзное место во внутренней иерархи Пашиной банды.

Среди пашиных ушкуйников даже возникла в связи с этим довольно грубоватая шутка, ставящая под сомнение саму способность этого парня заниматься вообще каким-либо серьёзным и ответственным делом.

Происхождение подобных слухов никто тогда серьёзно не выяснял, но у Маши уже тогда стали появляться некоторые соображения в источнике происхождения подобной клеветы. Уж очень они появлялись всегда очень кстати и всегда вовремя, и сразу же после того, как исчезала в них надобность быстро сходили на нет.

Такие совпадения никоим образом не могли быть случайностью. И они с профессором даже пытались одно время эти случаи расследовать, но им элементарно не хватило времени. Подошёл срок начала операции "Бешеные лошади" и они надолго отвлеклись.

Да и парень тот, Камиль, жертва клеветы, в последний раз почему-то сам не стал поднимать скандала, видать смирившись. Он тихо отошёл в сторону и после старался лишний раз не сталкиваться с другими ушкуйниками. И, как он тогда от них отошёл, так с тех пор и держался в стороне, тихо занимаясь какими-то своими, не связанными с основной группой ушкуйников делами. Тем не менее, членом Пашиной команды он быть от этого не перестал, что не раз перед всеми подчёркивал и сам атаман.

А теперь, по словам последнего оставшегося в живых пашиного бойца, выходит по всем прошлым делам и спрашивать было уже не у кого. По словам Рафика всех ребят казнила княжна. И он остался последним и единственным наследником.

И что самое страшное, что наводило на серьёзные размышления, его слова подтверждали некоторые амазонки, лично присутствовавшие на устраиваемых княжной казнях.

Что Маше в амазонках всегда нравилось, так это честность и открытость. Полная открытость и способность нести личную ответственность за содеянное. И если они считали что никоим образом не виновны в чьей либо смерти, то и скрывать то что там происходило они не собирались. Потому Маша чуть ли не в мельчайших деталях была осведомлена обо всём там происходившем.

И во многом, то что она знала, совпадало с рассказом Рафика.

Но были, были некие нестыковки в том что и тот и другие рассказывали.

И самая главная нестыковка, совдяшая на нет все требования мурадяна, это было количество погибших.

Не сходилось число доказанных казней с общим числом пашиных ушкуйников. Категорически не сходилось. Ровно на тридцать восемь человек. А последний, тридцать восьмой, сидел сейчас напротив неё и пытался уверить её в том, что остальные — все тридцать семь его напарников погибли. И он теперь остаётся один единственный наследник оставленного Пашей богатства. И соответственно, требовал его себе.

Но даже и это можно было бы стерпеть. В конце концов выплачивать положенную долю что одному, что пятидесяти членам банды Маше было без разницы. Проблема заключалась в том, что Рафик Мурадян, от лица единственного оставшегося в живых из старых владельцев серебряного рудника, требовал немедленного разрыва договора о совместном владении серебряным рудником с компанией землян и возвращении его в свою личную собственность. Или, если нынешние пользователи с тем несогласны — изменении процента распределения прибыли. Причём себе он во втором случае требовал не менее девяноста процентов дохода, что автоматически ставило жирный крест на любой деятельности компании в этой сфере.

И ещё, что настораживало, — он пришёл не один. Рядом с ним сидел Потап Буряк, ещё один член городского Совета, с которым у Маши с её друзьями с самого начала серьёзно не заладились отношения. И если со своими постоянными противниками Головой, Старостой, Боровцом или рядом других членов городской Старшины они то ругались, то мирились, то этого Буряка, они всегда старательно обходили стороной. Мутный он был какой-то, непонятный.

Маша снова глубоко задумалась, внимательно следя за сидящей напротив парочкой.

Чем они друг другу с самого начала, с первой же встречи не понравились, сейчас уже и не упомнишь, но с тех пор они больше не пересекаясь, старательно избегая возможных мест общения. А общих знакомых у них не было с самого начала.

Теперь же выходило что общий знакомец у них появился. Сидел напротив. И с полным на то основанием, как он считал, требовал своё. А в качестве, так сказать тяжёлой артиллерии, или гаранта законности своих прав на рудник, он притащил с собой Потапа.

— "Наверняка ведь что-то ему предложил, за то что тот его сейчас поддержит", — Маша мысленно пробежалась по списку требований. Выходило, что она с самого начала была безусловно права. Доказательств гибели Пашиной банды, кроме голословных утверждений казначея не было. Тогда возникал вопрос: "Откуда у парня была такая железная уверенность что все погибли? Прям таки железобетонная, что отчётливо видно у него по глазам".

— "Озвучить? Сказать вслух что подозреваю его во всех смертных грехах, а именно в предательстве и пособничестве врагу?"

— "Хм. А ведь они именно этого от меня и ждут. Откажусь — обвинят в воровстве", — Маня, чуть прищурив глаза, внимательно рассматривала сидящую напротив парочку. По всему их настороженному, готовому к неприятностям виду, выходило что в своих предположениях она была не так уж и не права.

У неё и в мыслях не было воровать чьё-либо имущество. И именно этому заранее отказалась бы поверить сидящая напротив парочка.

Стоило ей только сейчас обвинить Мурадяна в предательстве, как тут же со стороны Совета против них, против всей их компании будет выдвинуто обвинение в попытке присвоения чужого имущества. И тут уже, не смотря на все их доводы, у них в приказном порядке конфискуют рудник. С формулировкой: "До момента установления истины". А момент сей можно потом оттягивать очень надолго. На любое удобное время.

И далее уже новые хозяева спокойно бы пользовались рудником без всякого контроля с чьей бы то ни было стороны. Вот тогда бы точно, ни о каких проверках и контроле не было бы и речи. И сколько бы реально владеющие рудником на тот момент хозяева не выкачали из него серебра, отчитываться в том они бы ни перед кем не стали бы.

По одной простой причине — не было бы никого, кто имел бы право поднять этот вопрос.

— "Дурачьё, — мысленно хихикнула она. — Не знают что кроме Пашки никто точно не знает места. А тот его так зашифровал, что без ключа фиг разберёшься".

— "А значит, опять возвращаемся всё к той же мысли: "Откуда у парня…", — Маня мысленно хмыкнула, — продолжение фразы"…испанская грусть" напрашивалось сама собой.

Мысленно собравшись, она отбросила посторонние мысли. Дело было не шуточное и следовало максимально сосредоточиться. Глупое хихиканье было неуместно.

— "Так откуда у парня такая железная уверенность, что никто не вернётся? Тридцать семь человек пропало неизвестно куда. Никто толком ничего не знает, никаких сведений об их смерти нет. Нигде документально или просто свидетельскими показаниями это не зафиксировано. А он кричит что все они погибли, а его, наследника всего пашиного состояния — грабят".

— "И главное, не приводит никаких реальных доводов чтоб можно было проверить. Голый расчёт на глотку".

— "Что ж, придётся сразу вводить тяжёлую артиллерию. Иначе — никак".

И ты ему веришь? — Маша с откровенным скепсисом смотрела на члена Городского Совета Потапа Буряка. Тот, как и следовало ожидать, утвердительно кивнул в ответ. Раззявить пасть, чтоб издать хотя бы звук, он не соизволил.

— А вот я — нет, — усмехнулась Маша…

— А тебе не надо верить, — наконец-то хоть какие-то эмоции прорезались на бесстрастном до того лице члена городского Совета.

— Тебе надо выполнить просто условия вашего договора с ушкуйниками. И всё.

— Условия…, - задумчиво пртянула Маша. — Ну что ж, поговорим об условиях.

Поднявшись со своего кресла, Маша прошла в угол комнаты и распахнула дверцу стоящего там небольшого металлического сейфа для документов. Несколько минут копавшись в нём, вернулась обратно.

— На, — протянула она Потапу какую-то бумагу. — Почитай наш договор с Пашей.

Пакт Молотова-Риббентропа. А секретная часть, протокол и приложения — отдельно.

Прочитал, — Маша откровенно нагло ухмыльнулась. — Тебе ещё рано, — выдернула она из-под носа у Рафика документ. — Так что, дорогой ты наш член…

Прервавшись, Маша долго, внимательно, молча смотрела на Потапа. С нехорошим прищуром ухмыльнувшись, продолжила:

— Даже если я соглашусь с вашими требованиями, исполнение их невозможно.

Как бы извиняясь, Маня виновато развела руками.

— Это как это? — подобрался Потап Буряк.

— Согласно секретного протокола к пакту Молотова-Риббентропа, то бишь нашим с Пашей секретным договорённостям, смена нынешнего владельца и все права на рудник могут переходить в другие руки только в одном единственном случае.

И случай этот определён тем самым протоколом. Только в случае предъявления официльных претензий. Вот тогда, я вам его предъявлю. Нет — ни хрена вы не не увидите.

— Я говорил! — от вопля Рафика зазвенели стёкла в оконных рамах. — Я говорил!

Маня смотрела на устроенную Мурадяном в её кабинете комедию, и возникшие у неё неясные сомнения сразу начали приобретать всё более и более чёткие очертания. У неё появилась чёткая уверенность что в своих подозрениях она более чем права.

— Прекрати балаган! — ледяным голосом она враз оборвала завывания Рафика. — Если у вас есть претензии, господа, то предъявляйте их в официальном порядке в городской Управе, а не тайком, уединившись со мной в этом кабинете.

И, кстати, вы не дослушали, — чуть прищурив глаза она холодно смотрела на возмущённого ушкуйника. — Секретный протокол он потому и секретный, что озвучен он может быть в одном единственном случае — в случае общей гибели.

— Или…, - Маша замолчала, выжидательно глядя на Потапа Буряка.

Дождавшись когда он недовольно завозится, нетерпеливо ожидая от неё продолжения, она с откровенной насмешкой закончила.

— Или в случае возникновения каких-либо сложностей и странностей с наследованием. Что имеет место в данном случае быть. В обоих этих случаях все дела по правоприемности переходят к…

— Переходят к…, - медленно повторила она, уже откровенно насмехаясь над Бурым и Рафиком, — … к Камилю Рудому.

Как раз именно на этот случай он здесь и был оставлен без права покидать город до окончательного выяснения вопроса.

Обычная практика, — развела она руками. — Обычная пиратская практика сохранности награбленного. А ушкуйники это и есть натуральные пираты. И кто-то всегда тайно остаётся на берегу, присматривать за сокровищем.

Краски, до того бурно покрывавшие смуглое лицо Рафика, медленно покидали его.

И могу вас уверить, дорогие претенденты на чужое добро, это не единственный камешек, о который вы споткнётесь. Это я вам сразу говорю.

Несколько последующих долгих, томительных минут, наполненных руганью Рафика, Маша мерялась взглядом со злобно глядящим на неё Потапом.

— И последнее, — тихо проговорила она с совершенно невозмутимым видом. — В случае внезапной, неожиданной смерти данного человека, имеется в виду Камиль Рудый, все права на рудник переходят к…., - с таинственным видом насмешливо замолчала она.

Не к нам, — вдруг злобно оскалилась она в ответ на разразившуюся гневную тираду ушкуйника. — Все права переходят в собственность Центра. То есть того самого Территориального Совета, который вы все тут так в городе не любите. Всецело распоряжаться рудником тогда будет так вами всеми не любимый Ведун. Это требование хозяина рудника — Паши-ушкуйника.

Хау! Я всё сказала, — подняв сжатую в кулак правую руку вверх, весело и задорно расхохотась она в ошарашенные лица собеседников.

Глядя, как ругающийся Рафик вместе с Потапом покидают её кабинет, негромко кинула в спину выходящим гостям:

— А с тобой, Седой, мы ещё отдельно потом поговорим. Откуда у тебя такая уверенность что все погибли.

Оглянувшись, Рафик Мурадян несколько долгих, пронзительных мгновений смотрел прямо в глаза Маши. Ни слова не сказав, он вместе с Потапом молча покинул кабинет.

Уже следующим же вечером Маша узнала, что Рафик Мурадян, по кличке Седой, старый друг и товарищ Паши-ушкуйника, казначей его пропавшей неизвестно где банды, покинул город. Не став выдвигать против Компании землян никаких требований, он собрал свои вещи, забрал хранившиеся до того по знакомым деньги, и покинул город в неизвестном направлении.

Впрочем, направление то, как раз и было известно. Басанрогский перевал — это на настоящий момент было единственное место, через которое кто-либо извне мог попасть в пограничный город Старый Ключ, на границе земель людей и ящеров.

Вечерний визит Маши к Белле и профессору, в этот раз не затянулся. Как ни была она настроена посидеть вместе с Беллой за чашечкой чая и погугукать с малышами, расстроенная, недовольная физиономия профессора с самого начала испортила всё настроение.

И так его не было, из-за этого неприятного визита в банк члена городского Совета Потапа Буряка и внезапно появившегося в городе члена Пашиной банды Рафика Мурадяна. Так ещё и он тут бухтел над ухом, переживая свои неприятности.

— "Подумаешь, лабораторию отобрали. А о чём сам раньше думал? — недовольно подумала Маша, покосившись на бухтящего что-то своё профессора. — Сколько раз говорила чтобы следил за своей бухгалтерией. Всё пофигу. В одно ухо влетает, в другое вылетает".

— Стоп, — зацепилась Маша за что-то в речи профессора краем сознания. — Что вы только что сказали профессор? — переспросила она его.

— Что? — сердито повернулся он к ней.

— Что-то про порох и газы.

— А что про порох и газы, — сердито проворчал тот. — Город настаивает чтобы я передал им формулу и того, и другого. А я не хочу. Моя хотелка пересилила их желалку. И вот я здесь, без лаборатории, только со своей домашней комнаткой для исследований. А они там, у себя. Вместе со всей моей лабораторией.

Сейчас уже наверное последний ящк заколотили и всё упаковали. Завтра с утра вывезут и адью, — присвистнул он. — Уплыла у меня из-под носа моя шикарная лаборатория. А я, дурак, только на днях в неё перетащил из нашей землянки единственный наш микроскоп. Как специально, — с горечью добавил он. — Как специально…

— Глядя на вас не скажешь что вы так уж сильно расстроены тем что у вас отобрали лабораторию, — Маша не сводила с профессора подозрительного, оценивающего взгляда. Слишком уж тот был спокоен.

— Было бы из-за чего расстраиваться, — пренебрежительно отмахнулся профессор. — Неприятно, конечно. Но не более того. В моих исследованиях они меня если и задержат, то ненамного.

— Как это?

— Так это, — рассердился профессор. — Вспомни Маша, сколько раз я тебе говорил, буквально в голову вдалбливал: "Не клади все яйца в одну корзину". Вот и меня уже ждёт практически готовая новая лаборатория, только уже у Василия на железном заводе. Там, куда жадные ручки городских властей ну никак не дотянутся. А дотянутся, так всегда по ним от всей души врезать можно. Не то что здесь.

Вася недавно как раз был в городе, спрашивал, когда я соизволю вступить в свои права хозяина. А то, мол, и у него свои интересы на лабораторию имеются. Наглы-ы-ый, — расплылся профессор в довольной, поощрительной улыбке.

И потом, — интригующе посмотрел он на Машу. — Эти дураки ещё не знают с кем связались. Думают, наложили лапу на лабораторию и всё? на этом всё кончилось?

Как только Ведун появится в городе, так я сразу передам через него официальную жалобу в Территориальный Совет на притеснения и произвол, творимые властями Старого Ключа. Раз он пайщик нашего банка, то пусть отрабатывает будущие денежки.

А городские власти, как бы ни кичились своей независимостью, а от общеземельного левобережного совета зависят. Одним остаться против всех подгорных ящеров дураков нет. Так что если оттуда рявкнут, как миленькие прибегут обратно и в клювике принесут весь мой инструмент. Да ещё и извинятся.

А предмета для жалобы более чем достаточно. Лабораторию, стоимостью в несколько десятков тысяч, конфисковать из-за задолженности менее чем в десятку?

Нет, Маша, — протянул довольный профессор. — Они сами не знают какую гадость сами себе сделали. Вот я и не возражаю — пусть тешатся. Пусть поглубже увязнут. Чтоб как в старой присказке было: "Коготок увяз — всей птичке пропасть".

Я этих бл. й, — неожиданно громко и зло выругался профессор, — научу, как надо к учёным относиться. Думают, раз в городе хозяева, раз денег много, так и хамить можно? Ну-ну. Я их заставлю пожалеть о том что они сделали.

— Профессор, — перебила его длинный, слишком возбуждённый монолог Белла. — А что же их так заинтересовало в ваших работах, что они сразу пошли на изъятие? — сидящая рядом Белла, до того не принимавшая никакого участия в разговоре, неожиданно включилась в беседу. — Вроде вчера ещё вы довольно мило с ними беседовали и никаких таких жёстких решений никем не планировалось. И вдруг такое? Что им надо? Что именно?

— Порох и газы, — невозмутимо отозвался проф, словно и не он только что буквально брызгал во все стороны ядовитой слюной. — Ничего другого их в упор не интересовало. Только это. А у меня был такой шикарный рецептик пахучего мыла, — насмешливо ухмыльнулся профессор.

— Ну и?

— Ну и…, - профессор презрительно поморщился, выражая тем самым своё истинное отношение к тем кто предъявил ему подобные претензии. — Мы с Машей как-то посидели вечерок, посчитали, и поняли, что эти козлы наказали сами себя. Так нерегулярно платили за работы, что у нас появилась возможность отделаться лёгкой кровью. Но, как видишь, не отделались!

Отдали им все наши исследования по мелочёвке всякой: по морилкам всяким, по дублению кож и прочей ерунде. А вот ничего более серьёзного они не получили. И не получат.

И им это не понравилось!

Во время платить за работы надо было, — злобно, буквально оскалился профессор.

Проще говоря, мы с Машей суммировали все деньги что они мне выплатили за разные исследования, а потом под эту сумму подогнали первое попавшееся, что они когда-то заказывали. Что-то такое, нам не нужное и самое бесполезное. Вот лёгкой кровью и думали что отделались. Ошиблись! — раздражённо покрутил он головой.

И они, разобравшись, в отместку отобрали лабораторию? — воззрилась на него Белла.

— Отобрали, — отрезал профессор.

И лабораторию в Берлоге отобрали, и ещё раскладку на охотничий порох отобрали. Но это я уж сам отдал, чтоб только отвязались. Не жалко.

— Какой? Охотничий?

— Дымный охотничий порох. На снове…. Э…, - замялся профессор. — Не важно, — махнул он рукой. — Главное, он очень удобен, долго хранится, в отличие от бездымного пироксилинового. И много у него всяких других ценных качеств. Главное из них — дёшев.

— Может, не надо было отдавать?

— Может, — равнодушно пожал плечами профессор. — Но тогда бы они от меня так легко не отстали. А так только этим порохом и отделались.

Ну, ещё бумагу на моё имя выписали. Грозную и страшную до невозможности. Я как прочитал, так сразу испугался. Не видишь, что ли, — усмехнулся он, поёрзав и поудобней устроившись на своём стуле. — До сих пор трясусь.

Теперь, если я когда-нибудь захочу заняться исследованиями или производством пороха, любых порохов, — с тяжёлым вздохом уточнил профессор. — Мне придётся как бы за свой счёт восстановить весь процесс своих новых исследований по данной тематике, предъявить их, чтоб эти мерзавцы убедились, что я на свои деньги проводил исследования, и лишь потом я смогу продолжить дальше работы. И соответственно использование готового продукта. А это всё, чтоб вы сразу поняли — не менее года. Так, по крайней мере по их раскладам выходит.

Так что на ближайший год допуск у меня к исследованиям порохов считайте что закрыт.

— А зачем нам порох? — удивилась Маша. — Вы что, профессор, решили серёзно заняться огнестрелами? Зачем?

— Не я, а власти и все кто причастен к оружейному производству у нас в городе. Голова, Стальнов, Сиговы, семья Бурцевых, братья Демьянки — все трое. И многие, многие другие, — грустно констатировал профессор. — Столько можно было заработать, страшно даже подумать, — грустно пожаловался профессор. — А теперь всё — пшик. Теперь мне к этой тематике дорожка на ближайший год заказана. По крайней мере официально.

— А чего это они? — всё ещё недоверчиво Маша смотрела на профессора. — Всё сидели, сидели в своём средневековье с луками и стрелами, а тут словно с цепи сорвались?

— Увидели ящеровы арбалеты в действии, вблизи, так сказать, вот и озаботились разработкой противодействия, — ещё более помрачнев, пояснил профессор. — А может и ещё что их на это подвигло. Всё-таки мы с сонным газом громко о себе заявили. Вот и им хочется. Нахаляву то, чего не получить такое нехилое преимущество перед другими городами. А что не платили вовремя, когда я им об этом раз десять на дню напоминал, так это они уже позабыли. Это было давно и неправда. А газ вот он здесь рядом, под боком. Кажется, стоит только руку протянуть и вот оно, счастье. Прям само в руки свалится, стоит только захотеть.

Хот-ца, понимаешь, халявы.

Чувствовалось что неудача в разборках с городскими властями его серьёзно гнетёт. Похоже, он никак не рассчитывал на то что так оно выйдет. Да ещё к тому же он лишится своей самой любимой, самой совершенной лаборатории, в оснащение которой вложено было так много и денег, и сил.

— Лабораторию жалко, — тут же подтвердил он Машины мысли.

— А бездымный? — недоверчиво переспросила Маша. — Это что? Только вы один, профессор, в силах восстановить его формулу?

— Почему один, — пожал тот плечами. — Кому очень будет надо — элементарно вспомнит. С Земли тут на планете народа много всякого шляется. И если нет никого в этом городе, кто бы мог, точнее, кто бы захотел вспомнить, это отнюдь не исключает того, что их нет где-нибудь в западных баронствах или ещё где.

— Северо-Западное Герцогство, — тихо проговорила Белла.

— Что? — повернулись к ней разом и профессор, и Маша.

— В Северо-Западном Герцогстве и в Торговом Береговом Союзе Западного Берега, давно производят этот ваш бездымный порох. Правда, не скажу какой он там на вкус, цвет или на запах, то есть об его качестве не имею ни малейшего представления, но что производят, и что производят достаточно много и давно — знаю совершенно точно. Потому как одно время мой Советник — барон Ивар фон Дюкс, пытался купить там оружие для борьбы с мятежниками, но не преуспел. Слишком много запросили, безумно много.

— Проще было самим удавиться, чем им заплатить.

— Может, тогда бы тебя не выгнали из твоего гороад? — тихо спросила Маша.

— Тогда бы меня оттуда ещё быстрей выгнали, — сухо отрезала Белла. — Нищего выгнать из дому, только пинка дать. И наличие у нищего сотни пудов непонятно на что пригодного чёрного пороха ничего в таком случае не изменит.

Сегодня всё утро Маша вела целенаправленный поиск. Вчера вечером Белла, перед её уходом домой, подошла к ней и тихо, на ушко, попросила поискать в закладных, оставшихся в банке, какой-либо небольшой текстильной фабрички или пошивочной мастерской. Ничего толком не объясняя, жутко смущаясь пообещала потом объяснить зачем ей это надо, а пока что, просто навести справки. Есть что в банке интересного, из уже существующего, что хоть завтра можно использовать, или нет.

И практически весь сегодняшний день у Маши ушёл на составление справки по запросу баронессы. Мало того что она всё утро просидела за бумагами, так ещё потом чуть ли не до вечера промоталась по городу, осматривая найденные объекты.

Хорошо что хоть осматривать особо было нечего. Так, пришёл, глянул, развернулся, предварительно плюнув в ту сторону, и убрался обратно. И так везде. Иначе бы она точно за день не управилась, настолько оказалось среди закладных много чего интересного. Поправочка. Когда-то интересного, а сейчас находящегося в таком ужасном состоянии, что лучше всего было даже не связываться с тем, что Маша вытащила из старых бумаг.

Быстренько подбив баланс и собрав в стопочку выписки из всех, чем-либо заинтересовавших её закладных, Маша аккуратно сложила их в спецальную папочку и поднялась из-за стола. Шесть часов пополудни — конец рабочего времени. Всё, сегодня больше никого не будет. можно идти в гости к Изабелле, докладывать что нарыла.

Машу буквально раздирало острое любопытство. Зачем это Изабелле понадобились старые пошивочные мастерские, когда-то отданные в залог бывшими их владельцами городским властям. Она что, собралась устроить собственную швейную мастерскую? Зачем? В городе полно пошивочных мастерских с прекрасными портнихами, и если так уж Белле потребовалось перешить на изменившуюся после родов фигуру какое-нибудь своё старое платье, то сделать это можно было легко. По крайней мере гораздо легче, чем связываться с какими-то старыми долговыми расписками и залогами.

На всякий случай, уже достаточно хорошо зная Беллу, Маша решила захватить с собой все бумаги, хоть как-то связанные с текстильным производством. Если уж ту что-то зауздило, то с её странно вывернутыми мозгами никогда нельзя было быть уверенным, что её вдруг не заинтересует что-либо из близкого по тематике.

Может ей вдруг интересна окажется сукновальная фабричка по набойке валенков? Или небольшая текстильная фабричка по производству шерстяных тканей. Или ещё что, подобное же. Правда, все они находились далеко за городом, где-то на впадающих в Ключевку маленьких речках. И Маша там на месте ещё не была. И какое там состояние построек, оборудования и самого производства понятия не имела совершенно никакого. Но на всякий случай бумаги с описанием залогового имущества прихватила.

То что она в своих расчётах на Беллу оказалась абсолютно права, Маша убедилась буквально после первых пяти минут разговора с Беллой. Та жутко заинтересовалась всем что она подобрала и попросила оставить папочку на пару дней для ознакомления.

— "Всё-таки то что у нас в кармане появилась нежданно сотня тыщ золотом, резко подвигло Беллу на изменения своего созерцательно ленивого образа жизни последний месяц", — усмехнулась про себя Маша, глядя как Белла с горящими возбуждением глазами просматривает принесённые ею бумаги.

— Ну, так я оставлю пока это у себя, — подняла Белла глаза на Машу. — Надеюсь они тебе прямо сейчас не нужны?

— Нет, нет, — отмахнулась Маша. — Смотри, разбирайся. А если что интересное тебе покажется, ты только скажи. Съезием на место, посмотрим. Глядишь, из твоего интерса что-нибудь серьёзное выйдет.

С денежками у нас сейчас полегче стало чем ещё месяц назад. Помимо того что Дюжий нам в банк подкинул, так ещё и с заводов ручеёк тоненький потянулся. Марк денег немного передал. У него Голова недавно стекла много купил, так что не всё он теперь отправляет Сидору за Камень. Пнемногу и с городом начинает торговлю.

С железодельного завода на днях Василий сундучок с золотом привёз. Немного, тыщи три всего. Но хоть что-то. Это из того, что ещё Сидор им передавал на развитие. Они посчитали и решили сами ужаться, а нам денежку подкинуть. Чтобы и у нас здесь хоть какая-то копеечка была. А то ведь на нас пленные висят. Три с половиной тысячи голов. Их же кормить, поить надо. Одевать. В валенки те же, — улыбнулась она. — Шинельку какую-никакую смайстрячить бы им надо. Небось мёрзнут работая на открытом воздухе. Думаю, им в своих летних одежонках несладко там. Я им конечно в начале зимы смайстрячила кое-какую одёжку, но это так, ерунда. Надо бы чего потеплее подобрать.

Там в папочке, кстати, есть залоговая бумага как раз на сукновальную фабричку. Может займёмся производством валенков? Валенков и шинелей?

Считай у нас уже есть три с половиной тысячи заказчиков. Которые хорошо платят. Уже хорошо.

Внезапно Маша запнулась о задумчивый, какой-то остановившийся взгляд Беллы.

— А это что? — спросила та.

Швейная, пошивочная мастерская семьи Саниных. Тут интересно, — Белла помахала перед собой коро енькой выпиской из закладной.

— Забудь! — мгновенно раздражаясь резко махнула Маша рукой. — Это вообще полный отстой. Какие-то два прогнивших насквозь амбара с обвалившимися крышами, из которых только один более менее целый. Да и тот грозит в любой момент обвалиться тебе на голову. Ещё какие-то фундаменты рядом. А из всего бывшего оборудования осталась одна ножная, вдрызг разбитая швейная машинка Зингер.

Маша внезапно запнулась.

— Или нет, другой какой фирмы? — задумалась она, мучительно пытаясь вспомнить видимое ею в последние посещение того амбара клеймо на машинке. — Нет, — с сожалением качнула она головой. — Вид клейма не помню, а название фирмы — это единственное что я помню из ножных швейных машинок ещё по молодости, когда у бабки в деревне на чердаке мне на голову свалилось нечто подобное.

Но это, кстати, не важно. Каким ветром её сюда закинуло, хрен его знает. Важно другое. Владеют этой мифической швейной мастерской две малолетки: Светик и Лизонька Санины. И это единственное их средство к существованию. Предъявим на него права, — оставим детей без единственного, что у них ещё от родителей осталось.

Сунемся туда, сразу огребём кучу проблем. Купим — все хором закричат что лишаем сирот последнего достояния. Всем всё равно, но лишь бы сирот не трогали. А как они там сами поживают — всем на это наплевать.

А если не покупать? Так завтра они сами совсем загнутся.

Я же говорю — там одни проблемы.

Сарай не сегодня-завтра окончательно развалится, а машинку окончательно вдрыск разобьют. Девочки конечно стараются, ухаживают за ней, буквально дышать на неё боятся, да что толку. Там мастер хороший нужен чтобы наладил разбитый вдрыск инструмент. А девочки если что и умеют, так это только нитки в шпульку вставлять и ничего более.

Ну, ещё педали крутить, — невесело улыбнулась Маша своей, ставшей последнее время её фирменной грустной улыбкой.

— Выкупаем у банка эту закладную, — холодно проговорила Белла. — Рассчитываемся с долгами, и делам себе нормальную пошивочную мастерскую. Свою собственную. А то я уже замучалась с местными портнихами разбираться. То одно платье пошьют криво, то второе, то третье. А на все претензии ответ один: "И щё вам дамочка нэ нравыца. Я вже нэ понымаю. Така гарна матэрыя. Такий гарный хфасон".

Мало того что ничего не понятно из того что они говорят, так ещё имеют наглость указывать мне, что одевать и как носить. Мне, поречной шляхтянке!

Ладно бы хоть что-то сами в шитье понимали. Хоть бы сами одеты были красиво. Нет! Ведь это же какой-то ужас! Ходят в каких-то бесформенных балахонах, которые носили чуть ли не их прабабки. И ещё рассуждают об искусстве пошива верхней женской одежды.

И ведь не просто не понимают. Ещё имеют наглость настаивать на собственном мнении. И указывать мне, заказчице, что я должна носить.

Это просто какой-то беспредел, — Белла в сильнейшем раздражении хлопнула ладонью по столу.

Говоришь одно. Соглашаются. Слушают, головами кивают. Приходишь принимать работу — делают совершенно противоположное. И ничего не докажешь. Упёртые как волы непояные. Ты им одно, они тебе в ответ десять другого. И всегда считают себя правыми.

— Да, крепкий здесь народ, самостоятельный, — с коротеньим смешком поддержал баронессу профессор. Как и когда он успел просочиться в гостиную, Маша так и не поняла. Но к тому моменту когда она его заметила, он уже сидел за столом и с довольным видом прихлёбывал чай из своей любимой большой кружки. — У меня самого по первости были те же самые проблемы со своими работниками. Говоришь одно, слушают, соглашаются. Спрашиваешь всё поняли — кивают головами.

Приходишь принимать работу — всё сделано с точностью до наоборот. Словно специально вредительством занимались. Спрашиваешь чем слушали, почему не сделали так как говорил. А в ответ: "А мы думали так будет лучше".

Профессор столь похоже передразнил местный, легко узнаваемый акцент, что все в землянке залились весёлым смехом.

— Пока добился чтобы в точности выполняли отданные распоряжения — семь потов сошло. Да и то, до сих пор приходится по десять раз одно и тоже повторять.

Приходилось, — враз помрачнел он, вспомнив что не далее как сегодняшним утром лишился собственной лаборатории.

А вы что, баронесса, собрались искоренить местные нравы, — профессор с откровенной насмешкой посмотрел на Беллу.

— Зачем, — равнодушно пожала та плечами. — Абсолютно неблагодарное дело искоренение устоявшихся привычек и обычаев. Я предлагаю сделать по другому. Поскольку мы нигде в этом городе не можем пошить себе нормальной верхней одежды, ни я, ни Маша, то нам следут озаботиться созданием собственной мастерской.

Почему нет? — вопросительно посмотрела она на собравшихся.

— А работать кто будет? — растерялась Маша. — На местных надежда, как…, - Маша запнулась. — Я даже не подберу сразу сравнение, как на что, — пожаловалась она.

— Я буду, — пожала плечами Белла. — Дарья, будет, — кивнула она на любопытный нос, торчащий из приоткрытой двери на кухню. — Сирот этих твоих наймём. Не выкидывать же их на улицу. Да и раз что-то сами шили, значит знают с какого конца нитку в иголку вдевать. Уже хорошо. А дальше научим делать то что нам надо. Вот вам уже первые работники. Дарью над ними поставим командовать, — кивнула она на неё. — Не мне же им говорить что и как прибирать в мастерской.

К этому времени Дарья уже полностью просочилась в гостиную и с горящими от возбуждения глазами принимала в обсуждении самое горячее участие. По крайней мере, беззвучное размахивание в сильнейшем возбуждении руками и притопывание на одном месте ногами, ясно показывала насколько близко та принимает предмет разговора к сердцу.

— Да! — тут же, не выдержав, набросилась она на собравшихся. Похоже, терпение девочки истощилось и она затараторила словно та самая швейная машинка.

— Светка с Лизухой ничего не понимают в шитье. Вот мамка у них была, баба Галя, дело другое. Хорошо шила. Оттого они так и поднялись. Правда давно это было. Лет десять назад. Тогда же они и свою фабричку в районе порта заимели. Тогда же и машинкой швейной из Берегового Союза разжились, дорогущей. Да не одной. Они тогда хорошо зарабатывали.

— А потом отец их, Сила Санин, как-то не вернулся из поездки в их хутор на речке Молодня. Говорят, ящерам на вертел попался. Вот с тех пор всё под гору у них и покатилось. А машинка эта — это всё что у них на настоящий момент осталось. Если её отобрать, то они с голоду умрут.

— Ну, — задумчиво хмыкнула Маша. — С голоду в этом городе никто пока что ещё не умер. А вот победствовать им придётся.

— А сейчас что? — холодным голосом переспросила Машу Белла. — Они как сыр в масле катаются?

— Тоже верно, — покладисто согласилась с ней Маша.

Так что? — повернулась она к профессору. — Будем у прежних хозяев отбирать собственность? А точнее — банк наконец-то вступит в свои права? Как давно уже следовало сделать.

А потом я, безвозмездно, — Маша улыбнулась, глядя на Беллу, — передам эти руины в собственность Белле, под мастерскую. С обязательством проводить все свои денежные операции через наш банк. Надо же и мне хоть что-то с того поиметь, кроме прямых потерь по выплате долгов разорённой фабрики, — улыбнулась грустно она.

— И почём пучок? — поморщился профессор.

— Недорого, — хмыкнула Маша. — Здание и инструмент заложены были в своё время всего за сотню золотых.

Проблема не в этом. Здание насквозь всё прогнило, того и гляди на голову крыша обвалится. От былого инструмента и оборудования, как я уже сказала, осталась одна только старая швейная машинка. Да и та вся раздолбанная. А долгов на мастерской висит, помимо закладной, как блох на шелудивой собаке. Ещё ровным счётом на четыре сотни золотых умудрились прежние хозяева набрать. Никто их уже и не надеется назад получить, плюнули все. Но если мы возьмёмся устраивать себе мастерскую, от такого обременения надо обязательно избавляться.

Ну и зачем нам такой геморрой? — вопросительно воззрился Маша на Беллу. — Может, передумаешь? Приобрести себе одну старую швейную машинку реально за пять сотен? Золотом? Когда можно подождать и летом тебе привезут из того же самого Берегового Союза точно такую же швейную машинку, только новую. И не за пятьсот, а всего лишь за пятьдесят. И то, если дорогую. А если брать попроще, то и за десятку можно уложиться.

Я цены узнавала, — пояснила она вопросительно глянувшей на неё Белле.

— А привезут ли? — суховато возразила Белла. — И когда? Блокаду, пока что никто ещё не снимал. А сколько возьмёт за доставку такой машинки Голова, единственный, имеющий доступ к товарам из-за Басанрогского перевала — это надо ещё посмотреть.

А если верить тому что вы, Маша, заподозрили из разговора с Иваном Дюжим, что и в этом году амазонки не собираются снимать с этого города блокаду, то картина представляется мне совсем безрадостной.

Кроме как этой старой машинки, ничего и близко подобного мы в самом ближайшем времени не получим. В городе их не продают. А на возможности господина Сидора купить нечто подобное в Приморье, если возникнет у кого такая глупая мысль, можно сразу поставить жирный крест. Своя промышленность там не развита. А где-то, у кого-то, что-то заказывать, потом везти морем, ждать — не менее полугода, а то и целый год, я не собираюсь.

У меня уже ни одно платье на мою фигуру не налазит. После родов вообще хожу в каком-то домашнем халате размахайке. Стыдно в город выйти. Все остальные платья трещат на мне при малейшем движении. А стоит их только одеть, как сразу снять хочется, грудь давит до невозможности.

— Ну хорошо, — Маша безразлично пожала плечами. Раз Белла хотела возиться с таким старьём, то пусть возится. — Но сначала мы с тобой сходим на место и ты сама посмотришь что оно из себя представляет. Когда ты увидишь эту развалюху с проваленной крышей в старом портовом районе, на кривой, грязной улочке, заваленной всяческим мусором, думаю энтузазизьма у тебя поубавится. А нет — так шей себе на здоровье что хочешь. Думаю, ребята из Трошинских мастерских тебе быстро ту старую машинку поправят.

А чтоб сирот не обижать, дадим мы тем девчонкам, Светику с Лизонькой, сумму их первоначального залога — сто золотых, так сказать отступного.

Эти деньги нам погоды не сделают, а им серьёзная подмога будет. Лет на десять, если будут экономно расходовать, им хватит. А там и замуж выйдут.

"Хотя, кто их только возьмёт таких, без приданного, — пронеслась у неё в голове грустная мысль. — Народ тут конкретный. Нет приданого — сиди всю жизнь в девках, какая бы ты раскрасавица бы ни была".

Думаю, пять сотен из Дюжинского капитала мы всяко выделить сможем. На Рожайке они нам погоды не сделают.

В том что Машка Корнеева дура и так ничему за прошедшее время и не научилась, а малолетняя соплячка баронесса Изабелла де Вехтор под стать ей, Староста города Старый Ключ Сила Савельич Худой убедился этим зимним утром окончательно. Такую дурость, что эти две малохольные глупые бабёнки учудили, трудно было даже вообразить. Они по старой закладной купили разорённую швейную мастерскую.

Да не просто купили, а с каким-то хитрым вывертом. Сначала банк по старой закладной забирает у бывших хозяев старые гнилые развалины, погашает все накопившиеся к этому времени долги, а потом безвозмездно, то есть даром, передаёт полученные строения и оборудование в собственность баронессе Изабелле де Вехтор. С какой-то непонятной, мутной формулировкой, что баронесса отныне все денежные операции связанные с этой мастерской будет проводить только через банк "Жмчужный". Мутатень какая-то. А что, до этого дня она делала как-то иначе?

И такие траты, пятьсот золотых, после того, как этот славный в прошлом банк, скатился на грань нищеты, не имея фактически никакой наличности, чтобы даже расплачиваться с собственными работниками. Не зря же они всех уволили, не имея чем им платить зарплату.

И, эта самоназначенная банкирша Марья Корнеева, вместо того чтобы самой привести дело в порядок, раз уж потратила свои средства, и самой получить с того прибыль, передала фабрику баронессе. Да за так, задаром.

Впрочем, подобные расклады Старосте были совершенно не интересны, да и не касались его. А вот вопрос со старой закладной и старыми владельцами его касался непосредственно. Все вопросы надзора за сиротами в этом городе, вопросы пользования их движимым и недвижимым имуществом, его касались самым непосредственным образом. Он обязан был следить чтоб сирот не обижали. И к своим обязанностям Сила Савельич Худой относился более чем серьёзно.

Человеку, вздумавшему бы обидеть сироту в этом городе, от него бы не поздоровилось. В чём, в чём, а в подобных вопросах, Сила Савельич был неумолим и беспощаден. За что в городе и уважаем весьма. Что, собственно и позволяло ему вот уже более сорока лет занимать хлопотную должность городского Старосты, к собственному своему удовольствию.

Силе Савельевичу нравилась его должность. Ему нравилось быть честным и справедливым по отношению к сиротам. К другим? Сила Савльич придерживался мнения, что другие сами о себе позаботятся. А вот сирот обижать нельзя. Он сам в детстве хлебнул нмало лиха, оставшись в десять лет круглым сиротой. И знал, что это такое, когда ты никому не нужен. Поэтому любому, вздумавшему бы нажиться на сироте или попытаться ограбить его, он бы сам, самолично вырвал гланды. А потом бы ещё и поплясал на них.

Поэтому когда к нему в усадьбу с раннего утра пришла Марья Корнеева и поставила его в известность что банк рассчитывается по закладной семьи Саниных и вступает в права по имуществу, он поначалу взбесился. Сами нищеброды, так и других такими же сделать хотят. Вздумали выкинуть сирот на улицу.

Но когда узнал, что банк платит за эту развалюху отступного в размере пяти сотен золотых — первоначальной суммы залога с накопившимися за прошедшее время долгами, тем самым полностью рассчитываясь по старым долгам фабрики семьи Саниных, он успокоился.

Четыре сотни уйдут на сторону — это было понятно, но с оставшейся сотней золотых в кармане старым хозяйкам была гарантирована минимум десятилетняя безбедная жизнь в городе.

А когда, пошарив по пыльным углам и найдя на чердаке, в чулане и на фабричной свалке ещё с десяток каких-то старых, разбитых остовов, то ли от швейных, то ли ещё от каких-то машинок, бывшего когда-то многочисленного фабричного оборудования, и Машка согласилась заплатить за этот хлам ещё полсотни золотых, он окончательно успокоился. С сиротами рассчитались полностью и по справедливости. Теперь у этих двух чересчур гордых соплюшек сестричек Светки и Лизки было на что жить.

Оформление окончательно всех бумаг, много времени не заняло. Быстренько подмахнув представленные ему документы и тут же, прямо на старом листе акта приёмо-передачи имущества небрежно зачеркнув цифру один, напротив графы "оборудование", и проставив там цифру десять, и тут же под ней расписавшись, Староста пересчитал полученные деньги.

Довольный, как человек, честно выполнивший трудное, но нужное и важное дело, с чувством глубокого удовлетворения он вручил сто пятьдесят золотых сёстрам Саниным, а сам с чистой совестью отбыл домой с четырьмя сотнями в кармане. С должниками по фабрике он потом уже сам рассчитается. Его главное дело было сделано. Сирот не обидели.

На фабрике же остались лишь Маша с Беллой, да Дашка, с самого этого утра, казалась приклеившаяся к ним намертво, словно пластырь.

— А кстати, — помахав на прощанье Старосте рукой, Маша оглянулась в поисках пришедшей с ними девочки. — Ты Дашку часом не видала? Только что здесь вертелась и уже нет. Смылась домой, что ли, егоза?

Заметив что Белла к чему-то прислушивается, чуть склонив к правому плечу голову, и тихо, непонятно чему улыбаясь, Маша тоже замерла. Из-за неплотно прикрытой двери в соседний цех доносились тихие, едва слышные детские голоса.

— Т-с, — поднесла палец к губам Белла, увидав чо Маша собралась что-то сказать. — Давай, послушаем.

— Лучше, подсмотрим, — прошептала Маша, расплывшись в ехидной хитрой ухмылке. Вид у прислушивающейся к чему-то Беллы в этот момент был самый потешный.

Осторожно поднявшись, они аккуратно, стараясь лишний раз не скрипнуть рассохшимися половицами, подобрались к приоткрытой двери в соседний цех. Обе подруги замерли перед приоткрытой дверью. Через разбитую верхнюю филёнку двери прекрасно было видно что происходит за дверью.

Перед двумя худенькими, тоненьким до прозрачными, невысокими девочками-подростками, вытянувшимися в струнку перед стоящей перед ними уперев руки в боки серьёзной до невозможности Дарьей, стояли две бывшие малолетние владелицы мастерской.

Видать, предварительная накачка новых подчинённых была уже закончена и Дарья перешла к непосредственной раздаче практических указивок.

— Значит так, — донёсся до Беллы с Машей деловой, явно важничающий голос их малолетней воспитанницы. — Ставлю первую задачу. Всё лишнее убрать, всё вымыть. Окна не рогать, весной помоем. Полы отдраить с ножом, так чтоб блестели. Щели паклей забить, чтоб не дуло.

Сама проверю, — тут же обвиняюще ткнула она пальчиком прямо в нос младшей из девчонок.

— "Где-то я уже этот жест видела, — чуть не в голос рассмеялась Маша. В этот момент Дашка явно копировала поведение Сидора, кторый точно также когда-то наставлял и саму Дарью. — Заразная однако у Сидора привычка, — подумала Маша. — Нет чтобы чему хорошему ребёнка научил. Как же, выучил распоряжаться и командовать. Теперь Дашка будет дрессировать своих новых подчиненных".

— Стоп, — зашептала она на ушко стоящей рядом Белле. — Это что же? Дарья наняла девочек нам на рабты.

— Ну да, — ехидно разулыбалась та в ответ. — Пока мы разбирались с бумагами, Дарья времени не теряла. Неужели ты думаешь, что Дарья, наша Дарья, будет сама что-либо делать? Да ни в жизнь. У неё для этих целей есть Колька. А теперь ещё и Светка и Лизонькой появились. Теперь совсем у девчонки крышу снесёт.

— Упс, — растерялась Маша. — Надо что-то срочно с этим делать. Добром это не кончится.

— Не надо, — тихо дёрнула ей за рукав Белла. — С нашей командиршей прекрасно девочки Димкины разбираются. А сейчас помолчи, дай послушать. Когда ещё такой цирк увидишь.

Дарья меж тем, почувствовав вкус послушания новых своих подчинённых вконец распоясалась. Держа руки за спиной, на неспешно прогуливалась перед коротким строем и гордо подняв голову, выгнув грудь вперёд, на манер баронского гвардейца, вещала, наставляя новичков в их новой нелёгкой службе, теперь уже у неё под началом. По всему её виду было понятно, что Дарья жуть как довольна своим новым положением начальника, получившего под начало непосредственных подчинённых, и буквально упивалась этим новым для себя ощущением.

— Не понимаю, — снова зашептала Маша на ухо Белле. — Такое впечатление что командовать ей нравится. Вроде бы раньше такого не было.

— Тлетворное влияние амазонок, — быстро зашептала в ответ Белла. — Да и Колька последнее время вышел из-под её влияния и на нём уже как прежде не поездишь. Ей требуется новый объект приложения своих буйных сил. И похоже она его нашла.

— Что значит нашла? — удивилась Маша. — Мы же вроде бы как не планировали сразу никого нанимать. Потом — да. И то, если дело пойдёт. Но поначалу думали обойтись своими силами. Ты же собиралась сама шить. Я думала, что твои слова про найм этих двух сестёр это так, шутка.

— Я собиралась, я и буду, — улыбнулась Белла. — А Дарья с самого начала ничего не собиралась делать сама. Она с самого начала знала что здесь уже есть две работницы, её будущие подчинённые. Потому и поторопилась сюда с нами, чтобы никто не успел перехватить контроль над её будущими работниками.

— И ты с самого начала это знала? И так спокойно об этом говоришь?

— Девочек нельзя сейчас оставлять одних, — грустно проговорила Белла. — Они только что лишились последнего отцовского достояния, своей мастерской, и если их сейчас не взять под крыло — пропадут. Полторы сотни полученных за этот гнилой сарай золотых в их представлении просто безумно большие деньги. Завтра же они их все до последней монетки потратят на всякие вкусности и сладости, и останутся снова ни с чем. Ни о каких десяти годах безбедной экономной жизни не может идти и речи.

Они маленькие девочки, Маша. Пойми это. Им всего по тринадцать, двенадцать лет. Что ты от них хочешь. Какого планирования и расчёта на будущее.

Посмотри на них. Внимательно! Они светятся от голода, а в общественную столовку идти питаться отказываются. Мол, сами заработаем себе на питание. Да они скорее умрут от голода, чем признаются что у них нечего есть. И эти полторы сотни золотых монет они профитькают враз.

А Дашка их остановит, — неожданно прорезавшиеся в голосе Беллы холодные, жёсткие нотки, заставили Машу более внимательно присмотреться к тому что творилось в цехе.

— Будете меня слушаться, будете как и я в масле кататься, — как раз донеслось до Машиного слуха

— "Это когда же эта засранка в масле каталась? — ошарашенно подумала Маша. — До сих пор она только и делала что всем жаловалась будто её угнетают и заставляют перерабатывать. Спать не дают и держат в чёрном теле. Ни поят, ни кормят".

Маше тут же вспомнились всякие разносолы, которыми в изобилии закармливают её, стоит ей лишь прийти к Белле в гости, и сытое, круглое личико Дарьи, в дорогой, явно на неё персонально шитой одежде, с ханженским хитрым видом жалующейся на голод, холод и эксплуатацию детского труда. Картина настолько не соответствовала реальности, что она невольно фыркнула.

Слава Богу тихонько, иначе бы Дарья услышала. Но всё равно, Маша заработала сердитый взгляд Беллы, недовольной её несдержанностью.

— Такие же вот как у меня раскошные кожушки вам справим. Если будете меня слушаться и хорошо работать, — донёсся до Маши голос Дарьи. — Не совсем такие, конечно, попроще. Но, вполне, вполне. Это я вам обещаю.

Глядя на старое, неказистое, хоть и аккуратно заштопанное местами старенькое зимнее платьице стоящий напротив Дарьи девчонок, так и хотелось взять хворостину и поучить обнаглевшуюдевчонку.

— "От засранка! — внезапно рассердилась Маша. — А мне жаловалась что, не успели купить — протёрся. Надо бы новый уже покупать. Вот хитрая лиса. Ну погоди! Я тебе покажу потёртый старый кожух, который приличной девушке нельзя надеть. Оказывается, он уже у неё шикарный! Для других. А для меня, значит, протёртый. Ну погоди, хитрюга. Ты ещё не знаешь кого пыталась обмануть".

Так что ты там говорила, что Димочкины девочки присмотрят за Дарьей? — решила она тут же выяснить заинтересовавший её вопрос. Металл надо было ковать горячим и сразу выяснить все неясные моменты.

— Как-то дома застала картину, — зашептала ей над ухом горячим шопотом Белла. — Захожу, вижу. Сидят! Две здоровые дылды сидят в наших крелах перед камином, и задрав на ограждающую решётку ноги в наших домашних тапочках, нагло пьют наш кофе. Видите ли, воспитывают Дарью.

А та безропотно стоит на коленях в углу и читает им какие-то заметки по военной топографии, что поставил им в урок профессор. Сами же же эти две дылды наслаждаются комфортом в наших креслах, в наших тапочках. И с нашим кофе!

— Не поняла, — растерялась Маша. — Как это?

— Что-то они её попросили сделать, а та по своему обычаю вздумала отказаться. Или проигнорировала. Уж не упомню. Так они взяли её за шиворот и поставили на коленях в угол. А перед этим насыпали там сухого гороху. Перед носом же повесили толстую динную лозу, мочёную, как напоминание что с ней будет, если сдвинется в сторону хоть на миллиметр.

Два часа голыми коленками на сухом горохе удовольствие сомнительное, — с сочувствием констатировала Белла. — Зато потом сразу стала как шёлковая. А то всё не допросишься. То одно забыла, то второе. А тут и напоминать лишний раз не надо. Стоит только сказать что отправлю на воспитание в Долину, как тут же шёлковая становится.

Ну я им и показала, — хихикнула от приятных воспоминаний Белла.

— Правильно, — зашептала Маша. — Такие зверства надо наказывать.

— Что? — удивлённо посмотрела на неё Белла. — Какие зверства? Эти негодницы сидели в наших креслах и пили моё кофе! И грелись у моего камина! Я как раз с утра нажарила зёрнышек себе на вечер. Размолола! Сама! Так как мне нравится, самым тонким помолом! Составила смесь. Ушла ненадолго по делам. И пока я где-то гуляла — они его выпили! Всё! Да ещё мои домашние тапки надели, мерзавки!

Как я их тогда обеих не поубивала, сама не понимаю.

— А Дарья? — вконец растерялась Маша.

— Что Дарья? — непонимающе посмотрела на неё Белла.

— Ну, Дарью ты конечно тут же освободила?

— С чего это?

— Что? — растерялась Маша. — Ну, ведь, коленками на горохе это же больно.

— Конечно больно, — всё так же непонимающе Белла смотрела на неё. — И что?

— Э-э, — окончательно растерявшись, Маша не знала что и сказать. Местные способы воспитания попахивали откровенным садизмом.

Теперь ей многое стало понятно. По крайней мере она поняла, почему теперь Дарья, стоило ей только прийти, тут же бросалась принимать у неё шубку и помогала раздеться, чего раньше от неё нельзя было добиться никакой руганью.

Махровая дедовщина в лице амазонок, только что самих после своей бурсы, вмиг всё расставила по своим местам, и выстроила свою своеобразную иерархию.

Наверху были она с Беллой, ниже — Димкины амазонки, ещё ниже — Дарья, и в самом низу пирамиды, новое их приобретение — две сиротки из швейной мастерской.

— Так это по твоей наводке, значит, Дарья так тут перед этими молоденькими девочками распоясалась, — понимающе кивнула Маша. — Значит это ты ей сказала…

— Ещё чего, — с усмешкой перебила её Белла. — Дарье не надо ничего указывать. Она сама знает что делать. Тем более что все её желания просто написаны у неё на лице. Простодушная душа наша Дарья. Всё что думает, всё понять можно. Ну а если ошибётся, ничего. Всегда поправим младшего товарища.

— "Хм, — невольно задумалась Маша. — Непрямые способы управления людьми? Или — как это там по научному умно называется? Неважно. Главное, оказывается, наша юная Беллочка в столь непростом вопросе специалистка оказалась. Будем иметь в виду".

Всё таки Маша за последнее время научилась немного разбираться в людях. И замеченный ею в глазах Беллы интерес к её закладным, в самое ближайшее время нашёл полное тому подтверждение.

Наладив дело в пошивочной мастерской, выразившееся в том, что Белла следующим же утром сразу послала Дарью на железодельный завод за братьями Трошиными, и отдав им в починку всё найденное на руинах мастерской оборудование, первым же делом снесла все строения на участке под ноль. И уже заново, правда на старых, ещё крепких фундаментах начала возводить корпуса своей новой мастерской.

Правда, возводить, это громко сказано. На самом деле Белла разобрала несколько готовых изб, из тех что подготовили под заселение Василий с Лёхой у себя на заводе, с их согласия, конечно, и за три дня получила на старом месте совершенно новое качество. Несколько красивых, больших, прекрасных производственных помещений с огромными стеклянными окнами, дающими много света и прекрасно сохраняющими тепло. И несколько хозяйственных амбаров под хранение товара и другие производственные нужды.

Вот теперь там точно была новая мастерская. И всё это было собрано всего лишь за три дня из готовых срубов.

Когда Маша первый раз всё это великолепие увидела — она просто ахнула. Теперь там оставалось лишь поставить новые печи, протопить как следует, поставить отремонтированные братьями Трошинами швейные машинки, и можно было уже там жить и работать.

И естественно, кто бы сомневался, Беллу тут же заинтересовали другие возможности, что она ещё нашла среди других закладных. И как не трудно было догадаться, заинтересовали её в первую очередь те самые сукновальная и ткацкая фабрики, про которые Маша первым делом и упомянула уже как неделю назад.

Тем более что расположены обе они были в одном месте, совсем рядом, в паре вёрст от города на речке Пьянке. Той самой, что в свою очередь впадала в ту реку, что проходила с севера прямо под самыми стенами города и далее, возле Сенных ворот впадала в портовый залив, как раз в той северной её части, что в своё время зачем-то прикупил у города Сидор.

Правда с тех пор, после того как почистили основное русло и большую часть, портового залива города, в северной её, сидоровой части, никто так ничего больше и не делал. А то безобразие, что образовалось там после очистки основной части залива и падения уровня воды в нём, так и осталось торчать во все стороны гнилыми концами топляков и прочего разного мусора, пугая окружающих.

Из городской управы к ним даже было одно время регулярно приходили, требовали навести там порядок и разобрать поскорей. А то, мол, там в гнилье этом среди тпляков завелись всякие крысы и ондатры. И активно там размножаются.

Но после того как профессор пообещал потравить тех тварей какой-нибудь химией, устрашённые последствиями сразу отстали. Так оно до сих пор и стояло, убоище это неразобраным.

Но, непосредственно этих двух фабричек история с заливом совершенно не касалось. Если не считать единственно общего между ними — это речки. Это было так, лирическое отступление.

Маша привычно поморщилась. Всё что связано было с городскими закладными всегда сопровождалось какой-нибудь гадостью. Так что она даже начала к этому привыкать. Вот и с этими фабричками наверняка вылезет какая-то бяка. Знать бы заранее какая.

Ну и зачем Белле тогда очередной геморрой? Мало было швейной мастерской?

Быстро наладила мастерскую, так теперь думает что и там также быстро всё устроится. Наивная. То что бросили так близко от города, явно имеет какие-то неизлечимые или трудно излечимые болячки. А это значит деньги. И как правило — большие деньги.

Настроение у Маши окончательно испортилось. Если дело так и дальше пойдёт, то и денег, полученных от Дюжего им не хватит на подъём винного заводика на Рожайке. Беллу надо было попробовать ограничить. Не слишком ли она сильно зарывается.

— "Поговорю ка я с профессором, — решила Маша. — Посмотрим что он скажет.

Но это потом. А пока скатаемся ка мы с подругой на лыжах по последнему зимнему снежку, пока он ещё есть.

Давненько я на лыжах не стояла".

Добраться до тех мест, где были когда-то фабрики, зимой можно было только на лыжах. Никаких дорог туда не было. Ни к одной, ни к другой. Закладные были, а фабрик, похоже, уже давно не было.

— "Хотя, — Маша мысленно пожала плечами. — Чему удивляться. Стали бы городские власти что-либо ценное передавать в собственность банка, даже по закладным. Нет, конечно".

То, что это была прекрасная идея — отправиться в лыжный поход по весеннему лесу, Маша поняла ещё с утра, когда они с Беллой, под звонкую музыку падающей с крыш капели добравшись на машиной коляске до края города. Там, на краю объездной дороги, в том месте где в крепостной ров впадала речка Пьянка, их уже ждали ящеры с десятком выделенных для их охраны корнеевских курсантов-егерей, решивших на практике проверить полученный опыт охраны персон.

Одетые в белые маскировочные костюмы, на фоне серого, подтаявшего снега, ни выделялись на снегу, как одинокие пожарные каланчи посреди чистого поля. Понимая что прокололись, они не стали таиться и изображать из себя не пойми что, а просто взяли обеих подруг в коробочку, и, не приближаясь ближе ста, пятидесяти метров, не маяча перед глазами, аккуратно сопроводили их до места.

Хотьба на широких лыжах, по подтаенному плотному снежку, больше походила на гулянье прогулочным шагом по брусчатке площади, чем на лыжные катанья. Но, наврное именно от этого обе они получили непередаваемое удовольствие, которое не смогла испортить даже открывшаяся на месте картина.

Что сказать. Как Маша с самого начала и подозревала — никакой фабрички ни там, ни там не было. Были какие-то разваленные гнилые сараи, в которые им охрана даже зайти не позволила, настолько это было опасно к ним даже приближаться. Были останки каких-то плотин, со спущенными прудами и заросшими по всему своему бывшему ложу густыми зарослями камыша и рогоза. Было ещё много такого же интересного.

И нашли два больших старых мельничных колеса, по одному на фабричку. Точнее останки от них. С большими широкими лопастями, словно вывернутые наружу здоровенные зубы дракона красиво торчащими во все стороны. И руины водяных мельниц рядом.

И всё это, покрытое ноздреватым, серым снегом.

И быстрая мелководная речка в крутых, красивых берегах

— Красота!

Маша, с непередаваемо счастливым лицом и блаженной улыбкой на устах медленно вдохнула сладкий, напоённый весенней влагой морозный воздух.

— Ну и зачем с этим связываться? — повернулась она к Белле, с не менее блаженным видом разглядывающей всё вокруг. — Из всего что здесь по закладной пречисленно, одна речка и осталась. Всё как и ожидалось.

— Что здесь есть?

— Земельные участки, — довольно мурлыкнула Белла. — В отличие от Маши, они не чувствовала ни малейшего сожаления что они выбрались на лыжах загород и устроили зимнюю прогулку.

— Затем, что тут земельные участки уже в собственности, — добавила она. — А в любом другом месте так близко к городу. Городские власти потребуется что-то оплатить. Тут же всё же оформлялось давно, когда ещё не было такой глупости, как безумные платежи за землю. Вот можно и получить земельные участки.

— Пусть небольшие, — улыбнулась Белла, довольная что можно Машу поучить. — Но без малейших затрат на вступление в права.

— Надеюсь, тут нет сирот, которым надо бы заплатить отступного, чтоб какого скандала не было, — улыбнулась она, вспомнив недавнюю эпопею.

— Тут не то что сирот. Тут даже владельцев уже нет, — ухмыльнулась Маша. — Последние кто мог на эти участки претендовать, давно растворились в нетях. Так что имеем на всё что ты видишь вокруг полные права. И никаких обязательств. Ни перед кем.

— И во что же это первоначально оценили.

— Эту, что перед нами в полторы, а ту, предыдущую, где мы были часа дыва назад — в три.

— Что три? — замерла ошарашенная Белла.

— Полторы и три тысячи, — с совершенно невинным видом уточнила Маша.

— Шутишь?

— Если бы, — Хмыкнула она. — И такое не одно сокровище нам досталось. Такого сотни две будет, если не больше.

— Я ещё все бумаги не разобрала, так что точно тебе сказать пока не могу. Но что всё в таком вот виде — можешь быть уверена.

— А за что же здесь платили? — потрясённая, Белла всё никак не могла прийти в себя.

— Это же какие деньги плачены?

— По бумагам — три с половиной миллионов, или что-то около того. Это только то, что вложил город. Хотя, сейчас точно не помню размер уставной доли города, — безмятежно отмахнулась от Беллы Маша.

Дело было уже прошлое, так что и расстраиваться по таким пустым тратам уже давно не было ни сил, ни желания. Маша смотрела вокруг себя равнодушным взглядам. Потраченные на эти закладные деньги она уже воспринимала как нечто эфемерное, пустое.

Может ту есть что?

В отличие от Маши, Белла всё никак не хотела успокоиться.

Земля, угодья, рыбные ловы, в конце концов какие?

Ну, — хмыкнула Маша. — По поводу местных ловов и их состояния это тебе лучше всех Сидор расскажет. Угодий иных здесь нет. Участки маленьки, только-только под строения и кое-какой хоздвор.

Если только посчитать лесосеку, что в своё время выделена была фабричкам для отопления. Но и той уже нет давно вырублена, а поляны как правило заболотились и там если что и растёт, то только рогоз и камыш. Ещё ивняк с кдещами, — вспомнитла она точно такую же ситуацию в Южном заливе с участками.

— Может эти участки до сих пор и не выкупили потому что производственные помещения отапливать нечем. Лес весь ближайший свели на дрова. Нового не выделили. Не было поблизости лесосеки. Издалека везти торф для обогрева — накладно. Да и много его надо.

— Наверняка после того как дожгли последнее дерево фабрика после этого сразу стала сезонной. А работала только тёплый период сама знаешь насколько эффективна.

— Значит зимой здания стояли пустыми. В какой-то момент не доглядели, — Маша ивнула на выглядывающие из-под снего обгоревшие стволы какой-то сгоревшей избы. Молния осенней грозы попала в здание — и ага. Вся фабрика сгорела. Сразу за зиму не восстановили. Потом ещё что-то помешало, какой-то набег или ещё что. Вот так и бросили. Пока ждали когда новый лес на дрова вырастит — прошло сто лет. А сто лет — срок немалый. Тут никакое здание не сохранится.

— Прекрасно, — расплылась в улыбке Белла. — То что надо. Едем домой.

— Пойдём, — поправила её Маша, поудобнее перехватывая лыжные палки и с весёлым смехом скатываясь с обрывистой, покрытой плотным слоем снега плотины к подножью. — Кажется сто лет на лыжах не стояла, — Маша остановившись у подножия склона, задрав голову любовалась пейзажем и заснеженными кустами кругом.

— Едем обратно? — Белла с улыбкой смотрела на довольную Машу. Та была необычно оживлена. Только из-за этого одного и стоило устроить эту прогулку.

Честно говоря, Белла с самого начала и не собиралась смотреть никаких развалин. Да ещё чуть ли не столетней давности. Главной её целью было вытащить Машу прогуляться за городом на лыжах. Теперь же оказалось что здесь есть и что-то интересное.

То что при этом несчастные ящеры, надух не переносящие ни дождя, ни снега будут себя чувствовать отвратительно, напрягаясь с охраной своего Главу, да и её в том числе, Беллу заботило меньше всего. Это была их работа. Вот пусть как хотят, так и выворачиваются.

Что ни говори, и чего бы хорошего они для Беллы не делали, а она всё равно их недолюбливала.

В общем, можно было считать что прогулка удалась. О том что из себя представляют закладные, заложенные в банке городскими властями, она получила ясное представление.

— И так везде? — решила она всё же уточнить.

— Как правило да, — кивнула Маша головой. — Правда, везде я не была, но практически все закладные из доли ставной города имеют одно и тоже описание. А значт — такие как вот всё это,

Маша лыжной палкой обвела заснеженные кусты вокруг.

— Такого, — усмехнулась она. — Только в ближайшей к городу тридцати вёрстной зоне штук с тысячу наберётся. Небось лет двести копили всякуюподобную гадость, — Маша весело улыбнулась. — Много очень закладных на брошенных за Чёрной речкой землях. Но про те вообще можешь забыть — там ящеры.

А если ещё что интересует, олее серьёзно, — то лучше всего это посмотреть на Сидоровом макете в пещере. Там Димкины евочки расстарались и окончательно нанесли на макет всё что у нас пока есть. И рельеф уже более-менее выверили, пока ты с детьми своими занималась, да и вообще… работают девочки, несмотря на то что сами недавно родили.

Как свободное время появляется от хлопот с Димкиными малышами, так сразу за макет и принимаются. Когда поняли, что это такое, так их такой энтузиазм обуял. Буквально днюют и ночуют там в кабинете.

Надо, — улыбнулась она. — Надо и тебе там побывать. Проверить, так сказать своим личным опытным оком, то что они натворили. Ты в военной топографии больше моего разбираешься, и уж во всяком случае больше чем они. Так что тебе и карты в руки. А то профессор жаловался что ему тяжело туда постоянно отвлекаться. Много времни говорит занимает одна дорога, а он уже старенький. Устаёт, жалуется, что всё вечно не успевает.

— Хорошо, — покладисто согласилась Белла. — Прокатимся для начала вместе, покажешь что они уже наделали.

А дальше я уже сама.

Маша довольно кивнула. Белла обещала снять с её шеи ещё одну тягость, а это уже было хорошо.