15

Мир, где можно пересесть с путей одного лабиринта на другие.

Эта планета была велика. Больше, чем все, которые я видел. Как и большинство таких планет, это была беспризорная луна газового гиганта. Судя по кажущейся дистанции до горизонта, я решил, что эта планета примерно в два раза больше Луны, что делало из нее вполне самостоятельную планету. У нее была и атмосфера, что-то вроде биотического супа. Никаких форм жизни мы пока не видели, но тут никогда нельзя сказать наверняка. Можно просто так гулять себе на солнышке, и какой-нибудь разумный кристалл похлопает вас сзади по плечу и спросит, сколько сейчас времени. Или же предложит вам продать свою сестру. Но, как бы там ни было, место это выглядело мрачным и безжизненным: плоские равнины грязно-белого льда, на которых время от времени появлялись темные скалы, стоящие по диагонали от дороги. Небо было серое, с крохотным расплавленным огоньком солнца, которое было прямо перед нами. В сорока пяти градусах справа от нас газовый гигант прорезал серое небо молочно-белым полумесяцем.

Мы вошли в струю дорожного движения, когда выехали на основную часть Космострады. Самые невероятные инопланетные машины обгоняли нас, виляя между рядами движения. Их формы были такими же странными, как и их цвета, некоторые были круглые, как луковицы, некоторые поразительно правильной геометрической формы, некоторые гладкие, низкие и тонкие. Несколько машин, которые нам встретились, я просто не в силах описать. Мимо нас в один прекрасный момент проплыло что-то, весьма похожее на слабо соединенные между собой мыльные пузыри, машина испускала тоненький предупредительный сигнал. Еще дальше миниатюрная машинежка, напоминавшая механическую заводную собаку, промчалась мимо, словно сбежавшая детская игрушка. Сияющий голубой многоугольник прорысил мимо нас, потом прибавил скорость и потерялся в потоке машин.

Мы были на прямом отрезке, который шел по ледяным равнинам. Первое ответвление к порталу должно быть примерно в тридцати километрах. Появились знаки, словно плясавшие от нервического шрифта, которым были выполнены надписи. Мы оказались в организованном, цивилизованном лабиринте. В чьем — я не знал. Я не узнал в этих символах письма ногонов. Наверняка мы навсегда покинули лабиринт ногонов, а теперь находились в расширенном лабиринте, куда относился и лабиринт ногонов. Сумасшедшие карты Рагны не сделали яснее обозначений на щитах, смысла которых мы не понимали.

— Ну что, воспользуемся первым поворотом?

— По мне замечательно, — сказала Сьюзен.

— Остальные не возражают?

Остальные не возражали. Я вызвал Карла и Шона и сказал им, что мы намечаем делать.

— По мне все прекрасно, Джейк, — сказал мне Карл. — Лори тоже считает, что это хорошая мысль.

— Нам все равно, — сказал Шон, — нам безразлично, бросить ли жребий сейчас или же пилить еще с десяток килокликов.

— Ладно, тогда порядок, — сказал я, — мы воспользуемся первым поворотом. Подтвердите, как поняли.

— Подтверждаем!

— То же самое!

Я откинулся назад и убрал ногу с педали газа. Хорошо, что дела постепенно улаживались. Пусть жребий будет брошен.

— Сэм, — спросил я, — как насчет какой-нибудь музыки?

— Ну, у тебя не иначе как просто замечательное настроение. Что поставить?

Я редко ставлю музыку, пока нахожусь за рулем. Не то, чтобы мне это не нравилось — наоборот. Мне нравится музыка, и мне не по себе бывает, когда я не могу отдать ей все свое внимание. Я не верю в такое отношение к музыке, где она что-то вроде обоев — только фон и ничего больше. Еще причины: вкус у меня тяготеет к классике, что резко отделяет меня от остальных моих коллег — водителей тяжеловозов. Хотя я очень редко думаю о том, что они обо мне подумают, все-таки иногда неприятно, что тебя считают каким-то извращенцем, а переварить ту мерзость, которая нынче считается популярной поп-музыкой, я не могу. Поэтому я обычно предпочитаю тишину.

Но после тех выступлений, которыми нас одарили Дарла и Сьюзен, тишина стала казаться несколько принужденной.

— Как насчет Баха? Что-нибудь небольшое было бы просто замечательно.

— Сейчас сделаем.

— Погоди, я передумал. Лучше что-нибудь подходящее к такому дикому пейзажу. Как насчет Бартока, «Концерт для оркестра»?

Сэм выполнил мою просьбу.

Я оглянулся и обнаружил, что стал предметом ошеломленных взглядов.

— Барток? — одними губами произнес Роланд, подняв брови в отстраненном, почти клиническом удивлении.

— Ты во многих отношениях очень странный человек, — прокомментировал ситуацию Джон.

— Джон, — ответил я, — как тебе понравится: пешком прийти к Большому Взрыву?

— Прошу прощения.

На самом деле меня такое замечание вовсе не обидело. Я уже привык к подобным происшествиям. Ну и что, ну и пожалуйста: я вожу тяжеловоз и люблю классическую музыку. Ну и поцелуйте меня в задницу.

— Я всегда поражался, как мне удалось вырастить такого чудака в качестве своего сына.

— Сэм…

— Что?

— Ладно, неважно, — ответил я.

Движение стало плотнее, и временами приходилось довольно трудно, когда беззаботные инопланетные водители пытались обогнать нас для того, чтобы занять местечко получше в том или ином ряду. Я несколько раз предостерегающе ударил по клаксону и пугающе вильнул в ответ. После того все решили объезжать нас подальше. Разумное решение, потому что я вполне способен пустить этаких дорожных свиней на ветчину и окорока.

— Роланд, — спросил я, — тебе пока не видно, где поворачивать?

Выглянув в густой суп за окном, Роланд ответил:

— Нет, пока нет.

— Приглядывай, чтоб не пропустить, ладно?

— Разумеется.

Я обернулся назад, к Сьюзен. Теперь она тихо плакала. Она почувствовала на себе мой взгляд и сперва вопросительно посмотрела на меня. Потом быстро покачала головой, словно желая сказать: «Оставь меня в покое!».

Ладно, пожалуйста.

Я прижимался к самому правому краю быстрого ряда. Быстрый ряд по земным стандартам шириной примерно в два ряда. Остальная часть дороги была занята обратной дорогой, то есть теми рядами, по которым шло встречное движение. Для Космострады такие дороги бывают шириной только в полтора ряда, потому что большая часть движения по Космостраде была организована таким образом, что оно идет только в одном направлении. На дороге обычно нет никаких пометок. Металл покрытия никогда не принимает на себя никакой краски. Но если заехать на неположенную полосу, то начинаешь ощущать неприятную и очень тревожную вибрацию. Однако совершенно не видно, что могло бы ее производить, так как не видно никаких электронных устройств. Однако, когда проведешь на Космостраде примерно клик или около того, то начинаешь как бы видеть эти ряды. Это странно, но это так и есть. Я мог их видеть, могу и сейчас. Нахальные инопланетные водители все время старались обогнать нас по самому внутреннему краю полосы, и мне не хотелось, чтобы они отрезали нас от возможности свернуть. Поэтому я стал вести машину по самому внутреннему краю полосы. Вибрация может причинить головную боль, если долго так ехать, но нам очень скоро предстояло свернуть с дороги.

— Ну что, видишь?

— Нет, — ответил Роланд, — атмосфера страшно густая, правда?

— Сэм, можешь ты рассмотреть какие-нибудь объекты, которые отсюда движутся вправо?

— Нет, пока слишком рано. Может быть, кликов через десять. Однако все равно смотри в оба.

— На самом деле нет никакой необходимости. Если мы его пропустим, мы его пропустим. Это же все равно как бросить жребий, помните? Нам годится любой портал.

— Ты капитан на корабле.

— Мне нравится твой дух, Сэм. Парус поднят, и ветер полнит его.

— Что у меня поднято?

— Бом-бим-брамсель или как его там…

— Мне что-то кажется, что вся твоя терминология хромает.

— Ну ничего не поделаешь, я никогда не сталкивался впритирку с моряками.

— Вот как? А мне все казалось, что ты немного поплавал с той, такой фигуристой большегрудой дочуркой какого-то чиновника, в твою бытность в колледже. Очень давно это было… как ее звали? Зоя?

— Господи, ну и память у тебя.

— Зоя. Так ведь, правильно?

— Мне кажется, да. Ну конечно, я помню. Зоя Михайловна Титова.

— И ты еще говоришь, что это у меня память хорошая! — восхитился Сэм.

— Я только одно помню — Титова, и титьки у нее были замечательные. Очень красивая девчонка. Интересно, что с ней потом сталось?

— Тебе надо было на ней жениться. Она была по уши в тебя влюблена, если я правильно помню. Она к нам приезжала как-то на ферму.

— По-моему, да, — сказал я. — Это было очень давно. Мне не могло быть больше двадцати одного тогда. А ей, получается, около семнадцати.

— Ах, сладкоголосая птица юности.

— Чушь собачья.

— Говорю тебе, что тебе нужно было на ней жениться. Подумай, где бы ты сейчас был.

— В психушке.

— Ты замечательно устроился бы по жизни, вот что.

— Замечательно устроился бы в жизни, а не по.

— А? Что? Глупости! Сейчас-то ты кто — водитель грузовика? Да? Такой талантливый парень, как ты, таскает груз с одного навозного шара на другой, лакает пиво…

— Вот черт, а пива-то и впрямь хочется… у нас есть?

— Не пытайся переменить тему.

— Ты сам поднял вопрос. Эй, там! Есть у нас в холодильнике пиво?

— Несколько бутылок продукции компании Ш энд Л, — раздался голос Дарлы. — То есть, Шона и Лайема.

— Ох-х-х, — ответил я. — А «Звездного облака» не осталось?

— Нет, извини, Джейк. Последнее ты выпил на планете Рагны.

— МЕРТЕ. Ладно, забудь об этом.

— Ты уверен, что не станешь пить «Шон энд Лайем?» — спросила Дарла.

— Нет, спасибо большое.

— Здоровенный глупый шоферюга с тяжеловоза, — продолжал Сэм. — Ты бы мог выполнить в жизни все, что пожелал бы. Был бы и ученым, смог бы стать и инженером. Все, что угодно.

— Единственное, что мне хотелось бы делать, — ответил я, — это писать стихи.

— Я помню. У тебя и это неплохо получалось. У тебя был своеобразный талант. Однако поэзия не заплатит за квартиру.

— Это уж точно. Вот тебе одна из причин, по которым я прекратил писать.

— А теперь ты через месяц платишь за квартиру. Через месяц, потому что каждый месяц — трудно. Прогресс.

— Да ну, Сэм, уж мне-то не говори, что не любишь дорогу.

Сэм неопределенно крякнул и сказал:

— Нет, почему же… я могу признать, что жизнь на дороге имеет свою прелесть… временами… Однако большую часть времени это просто скучно. И, так ее разэтак, по большей части она и хрена моржового не приносит.

— «Моржового хрена», — повторил Роланд, прислушиваясь к тому, как это звучит, — замечательный предмет, — он повернулся ко мне и улыбнулся. — Я составляю походный словарик твоего жаргона, знаешь ли. Ты можешь дать перевод на литературный английский?

Я включил рацию.

— Эй, Карл!

— Хо-хо-хо!

— Роланд хочет знать, что такое «хрен моржовый». Ты можешь дать ему перевод на язык белого человека?

— Ах, это? Батюшки, Роланд, разве ты никогда у моржа этого не видел, что ли?

— Мне кажется, я понимаю, о чем идет речь, — ответил Роланд, — и, хотя я и моржа-то никогда не видел, я могу догадаться, о чем идет речь, и мне очень жаль, что я спросил.

— Собственно говоря, это ни фига не означает.

— Это я и так понял, — пробормотал Роланд.

— Ты знаешь, — продолжал Карл, — я и сам понимаю, что мои привычки говорить именно так иногда удивляют людей, которые к такому не привыкли. Я стараюсь за собой следить, но…

Сэм отключил его.

— Джейк, кто-то вызывает тебя на дорожной частоте.

— Слушаю.

Из кабинного громкоговорителя донесся незнакомый голос.

— …этот тяжеловоз впереди, у вас что — ушей нет? Я говорю, дорога, дорога вызывает тяжеловоз с землянскими маркерами. Вы люди или нет? Можете ответить? Это вопрос жизни и смерти.

— Говори, Джейк, ты на дорожной частоте, — сказал мне Сэм.

— Говорит землянский тяжеловоз. Говорит водитель по кличке «чудила Джейк». Что за авария? Отвечайте!

— Слава богу! Не могу вам передать, как приятно услышать человеческий голос снова… Мы были отрезаны от человечества два года!.. Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Мы-то уж думали, что никогда в жизни не услышим…

Передача прекратилась.

— Эй, говорите! Что у вас за сложности?

— Простите… простите… очень уж разволновались. Беда в том, что мы заблудились! В последние два года и два месяца мы блуждаем за пределами землянского лабиринта. Мы — оставшиеся в живых участники экспедиции властей по исследованию неизвестного отрезка Космострады. Нас осталось трое из всей экспедиции. Двое землян, один нечеловекообразный. Пожалуйста, скажите, может, вы знаете дорогу назад? Говорите!

Я вздохнул и ответил:

— Простите, но мы столь же невежественны. Мы так же, как и вы, потерялись.

Долгое молчание. Потом:

— Понятно. Но мы все равно страшно рады, что мы вас повстречали. Мы почти истратили наши запасы продовольствия, и совсем не осталось медикаментов. Мы совсем пали духом и были бы вам очень благодарны, если бы вы согласились соединиться с нами. У нас не так много что есть, но то, что есть, мы с радостью поделим. У нас есть кое-какая полезная информация, карты и все, что нам удалось скопить. Что вы на это скажете?

— Ради бога, добро пожаловать, — ответил я, — вам нужна медицинская помощь?

— Нет, мы в весьма удовлетворительном состоянии, если принять во внимание все наши приключения. Я просигналю своими фарами. Вы меня различите?

Я проверил экран заднего обзора, потом выглянул из иллюминатора в параболическое зеркало.

— О'кей, мы вас видим даже невооруженным взглядом.

Я все-таки не мог различить, что это за машина.

— Скажите, две машины передо мной — это тоже часть вашей команды?

— Совершенно верно.

— Сколько вас?

— Девять человекообразных, одна инопланетянка и искусственный интеллект по имени Сэм.

— Рад с вами всеми познакомиться. Зовите меня просто Юрий. Скажите, куда вы направляетесь?

— Юрий, это просто замечательный вопрос, как раз тот, на который мы сами вот уж сколько времени пытаемся ответить. У нас есть такая мысль: проскочить в неизвестный портал сейчас же было бы лучшим решением наших проблем. Ты можешь нам посоветовать что-нибудь другое?

— К сожалению, нет. За последние два месяца мы весьма тщательно исследовали этот расширенный лабиринт. Вокруг практически нет планет типа Земли, а на планетах нет прямого пути обратно в земной лабиринт.

— Вы исследовали лабиринт, который принадлежит расе, называющей себя ногоны?

— Мы о нем слышали и пытались найти туда дорогу, когда увидели те, первые машины земного образца, там, позади. Мы не получили от них никакого ответа. Мы предположили, что это просто машины, покинутые теми, кто проскочил через неизвестный портал, и потом подобранные инопланетянами. Время от времени мы видели такие машины. Потом мы увидели вас и решили попробовать еще раз. Извините, я отклонился от темы. Нет, мы не были в лабиринте ногонов, но, как я понял, вы были. Вы что-нибудь нашли?

— Погодите минуту. Какие еще земные машины вы видели?

— Ну, они ехали за вами несколько минут назад, но потом отстали.

— Сколько их было?

— Четыре. Они были похожи на военные машины. Я попытался вызвать их на всяких частотах, но у меня ничего не получилось.

— Понятно.

— Дьявол, — сказал Роланд.

— Ах ты, незаконный сын сожительницы «дорожного жука», — пробормотал Сэм. — Кстати, легок на помине…

Движение на Космостраде слилось в одну ленту, чтобы пропустить «дорожного жука». Он промчался мимо.

— Какой неизвестный портал вы хотите попробовать? — спросил Юрий.

— Тот, на который очень скоро должно быть ответвление, — ответил я. — Вы тоже можете поехать с нами, если хотите.

— Спасибо. Мы обязательно присоединимся.

— Как ты думаешь, можно ему доверять? — спросил Сэм. — Он не может быть в союзе с той бандой? Эта история может быть просто умной выдумкой, чтобы только подобраться к нам поближе.

— Сомневаюсь. Я всегда слышал слухи о том, что власти посылают самоубийственные экспедиции для исследования неизвестных порталов. Они говорили весьма отчаянно.

Карл вмешался на защищенном от подслушивания спектре частот.

— Джейк, я поймал самый конец вашего разговора на дорожной частоте. Ты думаешь, этот парень разговаривал честно?

— По-моему, да. Слушай, расскажи Шону и Лайему про них, ладно? И попроси Шона, чтобы он их вызвал. Может быть, он сможет что-нибудь пронюхать.

Карл так и сделал. После краткого разговора с Юрием Шон подключился к нам на аварийной, защищенной от прослушивания частоте.

— Его голос мне не знаком, Джейк, и по акценту он никак не может быть лесорубом с Высокого Дерева, но это еще ни о чем не говорит.

— Тем не менее, — ответил я, — мне кажется, он настоящий, и с ним все в порядке.

— Но он из властей, — возразил Сэм.

— Да, и мне от этого не по себе, но я думаю, что он не мент. А ты?

— Кто знает? Да и какая разница? Когда он узнает, кто ты такой, могут возникнуть неприятности.

— Не знаю. Он говорит, что его не было в земном лабиринте уже более двух лет. Каким образом он мог про меня слышать?

— Тут ты прав, — согласился Сэм. — И это, к тому же, SOS… Да, но и мы, черт набери, не купаемся в безопасности и спокойствии. У нас на нашей спасательной лодке уже места не хватает.

— Оставим в покое этику спасательных лодок, хотя и о ней тут речь, — сказал я, — но и у нас места всегда хватит еще для двоих или троих.

Сэм поворчал, но сдался. Несколько минут спустя он сказал:

— Эй, я тут вижу, что «дорожный жук», кажется, собирается тоже свернуть направо, к тому самому порталу.

Я дал сигнал клаксоном, чтобы все знали, что мы собираемся свернуть направо примерно через полминуты.

— За «жуком» еще есть движение вправо? — спросил я.

— Не похоже. Если это неизведанная дорога, то само собой разумеется, что никто туда особенно рваться не будет.

— Правильно.

— Ты думаешь, эти землянские машинежки поедут за нами? — спросил Сэм.

— Ложится ли на зиму мишка в берлогу?

— Зависит от мишки.

— Ну вот, и давай посмотрим, что делают эти животные.

Ответвление дороги стало ленивой дугой отходить вправо. «Дорожный жук» уже затерялся в густом супе местной атмосферы. Я смотрел, как Шон и Карл повернули, потом заметил, что наш новый товарищ тоже следует за нами, потом нажал на клаксон.

— Ну-ка, братцы, газанем посильнее.

Я сам начал прижимать к полу педаль газа.

— Разве мы так не можем выдать себя врагам? — спросил Карл.

— У меня есть план, — ответил я.

— Ну что ж, ты генерал, тебе и карты в руки.

— Тогда не забывайте это, рядовой.

— Да, сэр, о генерал Макартур.

— Мак-Карти? Кто это?

— Нет, не Мак-Карти… А, неважно.

Я подумал.

— Первая мировая война? — спросил я.

— Вторая, — ответил Карл.

— Так и есть. Я же знал, что где-то эту фамилию слышал.

Мне показалось, что спросить сейчас было бы самым подходящим делом.

— Карл, когда ты родился?

— Третьего августа 1946 года.

Я немного помолчал, потом спросил:

— Ты это серьезно?

— Да.

— Ладно, Карл, я тебе верю.

— А зачем мне врать?

— Воистину.

— Джейк, как насчет этого… как его там… Юрия?

— А что он делает?

— Похоже, он сам не знает, что ему делать. Наверное, думает, что мы пытаемся от него избавиться?

— Ну, в какой-то степени это так и есть. На самом деле, мне действительно интересно, что он делает.

— Понял.

Сэм сказал:

— Он вызывает нас на дорожной частоте, если вам это что-нибудь дает.

— Может быть. Ты осматриваешь дорогу сзади, погони за нами нет?

— Смотрю в оба. Пока все чисто.

— Не хочешь выслать птичку слежения?

— Вся местность плоская, как стол. Мне такое наверняка не понадобится. А какой у тебя план, можно спросить?

— На самом деле никакого особого плана у меня нет, — ответил я. — Если только мы не сможем найти никакого укромного местечка, чтобы залечь подольше.

— Это дело сложное. Тут практически негде спрятаться. Никаких холмов, никаких больших скал, чтобы вообще можно было о таком думать.

— Я, впрочем, думал о том, — продолжал я, — что мы, может быть, смогли бы проехать так далеко от них, что практически потерялись бы в этом смоге. Потом мы могли бы сбросить скорость и сесть преспокойно на обочине. Может, достаточно просто было бы слушать идущее мимо движение. Если мы что-нибудь услышим, то сможем быстро развернуться и рвануть в какой-нибудь другой портал.

— Замечательная мысль, — сказал Сэм. — Чертовски замечательная мысль, сын. Время от времени ты показываешь всем, что половина мозга у тебя уж точно есть. Давай так и сделаем.

Примерно в пяти кликах дальше по дороге мы так и поступили. На сканерах ничего не видно, когда мы повернули, а экраны оставались чистыми, пока мы все не выключили. Мы не видели дорогу, но внешний микрофон направленного действия дал бы нам знать, если бы кто-нибудь проехал.

Юрий молча последовал за нами, пока мы выполняли этот маневр, вел он машину, которую мы наконец разглядели: бело-голубой Омнифургон, прекрасная машина с двойной защитой, предназначенная для того, чтобы служить и машиной и домом. Она выглядела помятой и потрепанной долгой дорогой, но все еще пригодной к употреблению. Иллюминаторы были покрыты засохшей грязью и пылью, но на передних сиденьях можно было разглядеть две смутные фигуры.

Мы сидели, прислушиваясь к тихим постанываниям ветра. Все притихли. Прошло минут десять. Потом Сэм сказал:

— Спроси Карла, кто, по его мнению, выиграет Кубок Национальной Хоккейной Лиги в этом году.

— Хм-м-м, — я протянул руку и постучал пальцем по главному экрану. — Ну-ка, включи сканеры помощнее. Посмотри взад-вперед по дороге на небольшом расстоянии.

Сэм послушался.

— Ничего, — сказал я. — Ни одной пылинки. Я-то наверняка считал…

— И я тоже, — ответил Сэм, — я был уверен, что они постараются засечь, если мы свернем к этому порталу, если они нами все еще интересуются.

— Не могу понять, что же такое тогда были эти машины. Может быть, догадка Юрия справедлива, и они всего-навсего инопланетяне в заброшенных машинах земной марки?

— Похоже на то.

Я надавил на клаксон, потом включил рацию.

— Карл, кто собирается выиграть Кубок НХЛ в этом году?

— Ну, я сам болею за «Доджеров» из Лос-Анджелеса… — он рассмеялся. — Ты что, смеешься? Хоккей вымер, как доисторическая птица дронт.

— Последний раз, когда разговаривал в забегаловке, то слышал, что его собираются воскресить, снова устраивают крупные игры высшей лиги в Северной Америке.

— Правда? Я и не слышал.

— Ты сказал, что родился в 1946 году?

— Да. Тысяча девятьсот сорок шестой год от Рождества Христова.

— Я так понял, что ты родился на Земле.

— Да. Лос-Анджелес, Калифорния.

— Как же ты попал в наше время, на сто пятьдесят с лишком лет позже?

— Меня захватило летающее блюдце.

Загрузка...