Atomic Heart. Предыстория «Предприятия 3826»

Ноябрь 1953 г. СССР, «Предприятие 3826», подводный город «Нептун», Академия последствий, сверхсекретный сектор профессора Лебедева «Радио Будущего»

Стальные балерины-близнецы синхронно вошли в помещение Расчётно-вычислительного центра, расходясь в стороны, и следом за ними появился Сеченов. Мощная стальная дверь тридцатисантиметровой толщины закрылась за его спиной, надёжно блокируя сектор, и академик направился в личную лабораторию Лебедева. Профессор ждал его в одиночестве, сидя в широком операторском кресле, со всех сторон окружённом новейшей электроникой, жидкокристаллическими мониторами и сенсорными экранами ввода данных. Голову Лебедева венчал нейроинтерфейсный шлем, напрямую соединённый с массивной трёхметровой вертикальной тубой нейрополимерного преобразователя волн. Глаза профессора были закрыты.

— Дима, ты один? — Лебедев скользнул взглядом по стальным близняшкам и посмотрел за спину Сеченова, убеждаясь, что более в лаборатории никого нет. — Это хорошо. Присаживайся.

Он молча кивнул роботу-ассистенту, и тот немедленно прикатил для академика такое же операторское кресло. Сеченов уселся в него и надел на голову второй нейроинтерфейсный шлем, подключаясь к тубе преобразователя.

— Смотри, что я получил час назад. — Лебедев серией коротких касаний дал команду аппаратуре воспроизведения. — Послушай внимательно. Вероятность совпадения модуляции с реальностью — 94,87 процента. Принципиальное содержание смодулированных радиоволн подтверждено теоретическими расчётами.

Операторский шлем принял сигнал от нейрополимера, передал его в наушник, и Сеченов сначала услышал шум эфира, а затем на него обрушился поток информации.

Некоммутативная математика до сих пор оставалась непаханым полем в науке. Даже сам Лебедев признавался, что находится лишь в начале пути. Однако созданный им принцип расчёта и последующей модуляции простейших радиоволн, которые будут с наибольшей вероятностью распространяться в ближайшем будущем, время от времени приносил осмысленную информацию.

Обычно этой информацией оказывалась непритязательная развлекательная музыка, чаще бессмысленный радиошум. Но иногда модуляция давала отрывочную, очень короткую, но вполне понятную имитацию неких новостных передач. Однако такого, как сейчас, слышать ещё не приходилось. Сеченов потрясённо вслушивался в голоса разных дикторов на разных языках, сменяющих друг друга в коротких обрывках радиоволн.

— Я применил фильтры, рассортировал отрывки по смысловым сегментам и занёс всё в расчётно-аналитическую программу, — объяснил Лебедев. — Сейчас ты услышишь результат и увидишь его интерпретацию на экранах.

Профессор коснулся пары сенсоров, и какофония обрывков сменилась чередой более длинных и понятных фраз. Сеченов замер, одновременно слушая голоса и вчитываясь в поток данных, быстро бегущих по широким мониторам.

— Вот эта война, — Лебедев указывал на хронологический график будущего, окрасившийся всплесками ядовито-красных линий смертельной опасности, — произойдёт во Вьетнаме. Вероятность совпадения — пять девяток, 99,999 процента. Дальше ещё несколько, их точно идентифицировать не удалось, там вероятность порядка шестидесяти процентов. Вот это — война в Афганистане. Вероятность тоже пять девяток. Дальше, самый пиковый всплеск, это развал СССР. Пять девяток. Сразу после этого больше десятка войн по всей нашей территории и ещё столько же по миру в разных частях. Вероятности не однородны, точно спрогнозировать не могу. Ещё выше, тут и тут, снова войны. Пять девяток. Судя по словам дикторов, это в какой-то Чечне. Предположительно, это новое административное образование на месте нынешней Чечено-Ингушской АССР. Точнее сказать сложно. После этого всплески перемещаются на юго-восток, они следуют практически непрерывно в районе аравийского полуострова, африканского побережья и далее вглубь континента. В какой-то момент начинаются глобальные эпидемии, но это никак не сказывается на увеличении сплочённости мира. Вот тут и тут — смотри на левый экран, там предположительная интерпретация — ещё две кровавые войны. Потом порядка двадцати слабых всплесков, некая всеобщая блокада, полная изоляция и непрекращающиеся нападки со всех сторон. Затрудняюсь определить, что это, но длится довольно долго. И вот здесь финал.

— Как это — финал? — опешил Сеченов.

— Ядерная война, — хмуро объяснил Лебедев. — Всеобщая. Третья мировая.

— Ошибки быть не может?

— Всё может быть, — Лебедев мрачно пожал плечами. — Это же модуляция. Имитационный расчёт. Но аналитический алгоритм расчёты подтверждает.

— Какова вероятность?

— Девяносто девять и девять в периоде, — ответил профессор. — После этого всплеска я не смог смодулировать никакой активности. Всё обрубается и тишина. Только сильный фон помех. Причины могут быть различны, одна из них — высокое радиоактивное заражение местности.

— Я тебя понял, Алексей… — Сеченов медленно стянул с головы нейрошлем. — Засекреть всё. От всех вообще. Оставь информацию только в нейрополимере, все следы компьютерного кода уничтожь. Я загляну к тебе позже и изучу всё подробно…

Сеченов попрощался с Лебедевым и покинул «Радио Будущего». До самой своей лаборатории он не проронил ни слова, отвечая на приветствия встречных сотрудников рассеянными кивками. Добравшись до комплекса «Челомей», Сеченов заперся у себя, сел в кресло и задумался. Кибернетическая перчатка на его руке зажгла индикатор активации синтезатора речи, и механический голос произнёс:

— Ну? Теперь ты понял, что ждать нельзя?

— Это может быть ошибкой… — без всякой уверенности ответил Сеченов. — Это же имитация… сырая технология…

— А если это не ошибка?! — немедленно возразил механический голос. — Алексей, конечно, иногда слишком увлекается всей этой своей некоммутативностью, но в гениальности ему не откажешь. Как он рассчитал смерть Сталина и крысиную возню его подхалимов, бросившихся делить власть прежде, чем Великий и Ужасный испустил дух?!

— Всё совпало на сто процентов… — опустошённо прошептал Сеченов.

— Вот видишь! — продолжал наседать механический голос. — А теперь скажи мне, что будет, если вдруг, совершенно случайно, Алексей окажется абсолютно прав и на этот раз?! Ну как? Позволим умереть миллиардам ради нашей чувствительной щепетильной натуры?!

С минуту Сеченов ничего не отвечал, глядя перед собой невидящим взором.

— Ты прав, Харитон, — наконец произнёс академик. — Но люди ещё не доросли до добровольного объединения в «Коллектив 2.0». Объединятся далеко не все.

— Так сделай так, чтобы объединились все! — разозлился механический голос. — Сколько мы говорили на эту тему?! У тебя есть все доступные механизмы! Обмани их! Воистину это будет ложь во спасение!

— И это всё равно не даст стопроцентного объединения. — Сеченов уныло покачал головой. — Мы обманем СССР, Европу, быть может даже всю. Частично Китай и Индию. Возможно, Японию: японцы жадны до знаний — скорее всего, вступят почти все… Но на этом всё. Остальные нам доверяют слабо или не доверяют вовсе. США к нам настроены враждебно, в Африке и вовсе царит позавчерашний век…

— США падут, как только мы запустим «Атомное сердце»! — решительно заявил механический голос. — Главный противник будет побеждён! Остальных переловят роботы и воткнут в «Коллектив 2.0», не спрашивая мнения дремучих дикарей!

— Будет много крови, Харитон, — угрюмо заявил Сеченов. — Я не хочу крови. Я хочу объединить людей, а не истребить.

— Ну так действуй тогда, а не сиди в кручине и печали, как красна девица! — возмутился механический голос. — Убеждай! Агитируй! Пропагандируй! Пусть они придут в «Коллектив 2.0» сами! Под любыми предлогами, лишь бы дело не дошло до крови! Что ты сидишь-то?!

— Ты прав, — Сеченов встрепенулся. — Тут ты прав безусловно! Необходимо действовать! Людям нужно дать мотивацию!

— А мне нужно дать нормальный голос! — напомнил ему Захаров. — Сколько ещё я буду говорить словно механический болванчик?!

— Извини, Харитон, завтра же этим займусь, — пообещал Сеченов.

— Сегодня! — настоял Захаров. — Займись этим сегодня! Знаю я твоё «завтра»! Сколько мне пришлось в ванне просидеть, пока до тебя дошло?!

— Но кто же знал-то?! — принялся отбиваться Сеченов. — Я был уверен, что ты погиб! Тебя растворил агрессивный образец! Это уже потом я выяснил, что нейрополимер максимальной волновой мощности растворяет органику, поглощая содержащуюся в ней информацию. Обычные виды нейрополимера безвредны. Вот я и решил, что опасен только твой первичный образец…

— Мой первичный образец агрессивно реагирует на входящее волновое излучение, — уточнил Захаров. — Твой конечный нейрополимер более совершенен, но он точно так же растворит тебя, если ты в него упадёшь целиком.

— К счастью, падать в него мне не придётся. — Сеченов перевёл взгляд в дальний угол лаборатории, где в мощном стеклянном аквариуме неподвижно стояло подобие человеческой фигуры, сформированное из идеально прозрачного, словно чистейшее стекло, желе. — Он будет ходить на ногах в вертикальном положении. Позже, когда он научится делать свою поверхность более-менее прочной, с ним можно будет даже обниматься… В пределах разумного, разумеется.

— Угу, — ехидно отреагировал механический голос. — Я со своим уже обнялся!

— Это уникальный случай! — не согласился Сеченов. — Твой образец агрессивен, он враждебно относится ко всему, в том числе к другим нейрополимерам. Поэтому второго такого нет и больше не будет. Как только я смог уплотнить информацию, которой, собственно говоря, ты являешься на данный момент, в нескольких кубических сантиметрах агрессивного образца, всё остальное стало ненужным и было уничтожено.

— Мог бы оставить немного про запас, — укорил его механический голос. — Вдруг мне потребуется новый носитель?

— Как только я найду способ перенести тебя в конечный нейрополимер, у тебя будет бесконечный объём носителя!

— Нет уж, мне пока и здесь хорошо! — отказался Захаров. — Высший нейрополимер в момент формирования приобретает волновые свойства, идентичные волновым свойствам мозга того человека, который, собственно, его и создал. Иными словами, высший уровень доступа с абсолютными полномочиями внутри Массива может быть только у того, кто создал высший нейрополимер, этот Массив образующий! В этом своём маленьком Массиве я — полноправный хозяин, царь и бог! Даже ты не сможешь получить полный доступ к моим данным! А в твоём безграничном Массиве богом будешь ты! Потому что весь конечный нейрополимер растиражирован с начального сгустка, созданного тобой.

— Я не стремлюсь быть ни богом, ни властелином, — отмахнулся Сеченов. — Я хочу объединить людей в общество равных и уникальных возможностей. Как только я найду способ скоммутировать тебя без потерь с Массивом, ты получишь максимальные полномочия из возможных.

— Угу, — поддел его Захаров. — Вместе с целой толпой кремлёвских крыс!

— Если хочешь, можешь оставаться в своём единоличном мини-Массиве внутри этой перчатки, — не стал спорить Сеченов. — Или в любом другом месте, перемещу куда захочешь. Полномочия в «Коллективе 2.0» у тебя действительно будут почти максимальные, в точности как у кремлёвских чинуш, но в отличие от них ты будешь недосягаем, если пожелаешь закрыться в собственном мини-Массиве. Но я искренне надеюсь, что до этого не дойдёт! Если мы успеем вырастить главный коннектор к назначенному сроку, то я заставлю всех этих чинуш забыть о своих эгоцентрических амбициях!

— Вот это другое дело! — одобрила перчатка. — А теперь вставай, и пошли к Челомею делать мне нормальный голос. И позаботься о том, чтобы никто обо мне не узнал, особенно КГБ! Мне ещё интриг, похищений и прочих шпионских игр тут только не хватает. Я предпочитаю появиться, когда придёт время.