Утро в Библиотеке всегда начинается тише, чем в мире за стенами. Сначала просыпается Сердце — прозрачная сфера под куполом, — вздыхает, настраивает свой невидимый метроном, и только потом оживают залы: лампы разгораются янтарём, стекло витрин светлеет, на каменном полу появляются первые шаги.
Сегодня первые шаги — их.
Элла идёт босиком, тёмные волосы забраны в высокий хвост, на плечах — светлая рубашка, на бёдрах — шорты, от которых у Артёма по-прежнему слегка сбивается дыхание. В руке у неё — две кружки. Кофе пахнет корицей и чем-то ещё — домашним, хотя у них дома вмещает полкосмоса. Артём следует рядом, одной ладонью держит папку, другой — её пальцы. Пальцы тёплые, уверенные. Держат крепче, чем любые ремни безопасности.
— Температура стабильна, — бормочет он, кивая на мерцающие индикаторы Сердца. — Раковина синхронизировалась с опорными узлами. Вчерашние скачки на третьем крыле исчезли.
— Прекрасно, профессор, — лениво отвечает Элла. — Теперь можно жить. И — не падать в стены.
— Это было один раз, — машинально возражает Артём и, конечно, спотыкается о ступеньку. Она ловит его за ворот рубашки, не проливая ни капли кофе.
— Угу. Один раз в день.
Он улыбается. Она отвечает тем же. Их утренний ритуал: немного науки, немного сарказма, много взгляда, который всё объясняет без слов.
---Вчера они вернулись с моря — пахнущие солью, обожжённые ветром и какими-то смешными, слишком человеческими деталями: песчинка в ботинке, мокрый подол рубашки, спутанный узел на поясной сумке. «Домой?» — «Домой». И Библиотека правда встретила их, как дом. Сферы перестали дрожать, коридоры встали на место, даже призрачный Хранитель перестал морщить бровь и, кажется, выучил их имена.
Сегодня — первый день без срочных прыжков. Они позволили себе роскошь медленного утра. Элла поставила кружки на низкую тумбу и потянулась, расправляя плечи, как расправляют крылья. Артём, не скрывая, любовался.
— Хватит смотреть, — сказала она, не поворачиваясь. — А то опоздаем на собственное счастье.
— На какое?
— На запланированное. — Она кивнула на стеклянную стену. Там, на стыке галерей, кто-то вывесил небольшую табличку: «Читальный зал имени Нептуна — временно закрыт на стабилизацию». — Пятнадцать минут — только наши. Потом придут новенькие.
Новенькие появились неделю назад — двое стажёров: длиннорукий рослый парень, который пытается говорить как Артём и ловит на себе все полки, и коротко стриженная девушка, которая смотрит на Эллу, как на икону, и сбивает ей ритм апперкотами из восторга. Учить их неожиданно приятно. В этих людях узнаёшь себя — в лучших местах и в самых смешных.
— Кстати, — вспомнил Артём, — я сделал тебе подарок.
— Опасно звучит.
Он достал из папки плоскую коробочку, открыл. На чёрной замше лежал тонкий, почти невесомый браслет. Серебро было выгравировано узором волны; по внутреннему ободу тянулась едва заметная дорожка сенсоров.
— Функция? — прищурилась Элла, но пальцем уже коснулась металла.
— Простейшая защита от несанкционированных проходов и, — он кашлянул, — от неожиданных падений в порталы. Удобно на тренировках. И… — он запнулся, улыбнулся неуверенно. — Красиво, по-моему.
— Красиво, — согласилась она неожиданно мягко. Позволила застегнуть браслет на запястье. — И это — тоже.
— Что «тоже»?
— То, как ты смотришь, когда даришь.
Она подалась ближе, хищно-нежной кошкой положила ладонь ему на грудь, задержала. В блеске серебра пляснули золотые искры от ламп. Он поймал её руку и поцеловал в запястье — сразу над свежим серебром. Пульс под кожей отбил ему «да».
---Их дразнят в столовой: «самая дисциплинированная пара хаоса». Он — потому что делает графики даже для свиданий. Она — потому что ломает ему эти графики с улыбкой. В их комнате всегда лежат рядом две вещи: открытая книга и размотанный бинт. На подоконнике — керамическая чашка, в которой растёт мята: Элла утверждает, что не выносит «пахучие травы», но этот куст почему-то не выбрасывает. На стене — карта мира с гвоздиками «там мы не погибли». Чем дальше — тем больше на карте пустых мест, куда ещё можно поставить булавки.
Вечером к ним заглянул Хранитель — не с докладом, а как сосед. Сел у перил, взглянул на Сердце, будто на старого друга, и сказал:
— Один процент нестабильности оставил вам не для скромности, а для радости. Если всё будет идеально — вам станет скучно.
— Уж мы как-нибудь справимся с скукой, — отозвалась Элла, лениво перекидывая ногу через подлокотник кресла. — У нас профессор на полставки ходячий форс-мажор.
— И тренер с полноразмерной непредсказуемостью, — кивнул Артём.
Хранитель улыбнулся так, будто видел эту сцену не в первый раз.
— Ах да, — вспомнил он, потянулся к внутреннему карману нематериальной мантии и совершенно материально достал свиток. Пожёлтевший, пахнущий старой пылью и смолой. — Список тех, кто… пришёл сюда детьми и остался. Вы просили.
Бумага была выписана изящным полууставом. Первый столбец — имена. Второй — «с чем пришёл». Третий — примечания. Элла медленно провела пальцем. «Сирин. Нашли на лестнице с полотном в руках». «Тот. Принёс камень, который пел». «Элла. Младенец. На груди — бронзовая пластина с клеймом амазонского круга». Она не вздрогнула — только глубже вдохнула.
— Амазонского? — негромко спросил Артём.
— Похоже, — так же негромко ответила она. — По крайней мере, легенды именно так рисуют этот орнамент.
Он поднял взгляд. В нём не было ни восторженной научной лихорадки, ни испуга — только то спокойное принятие, в котором и держатся дома.
— Значит, мы и правда нашли твой след, — сказал он. — И пойдём по нему тогда, когда ты сама скажешь.
— Скажу, — пообещала она. — Но не сегодня. Сегодня — мы.
Хранитель тихо исчез, оставив на кресле тёплое впечатление. Сердце Библиотеки отозвалось глухим аккордом — будто согласилось.
---Вечер — их время для смеха. Они играют в любимую игру Артёма «Назови эпоху по запаху»: он закрывает ей глаза, подносит к носу флакончик с репликой ароматов прошлого, а она угадывает. «Розовая вода с нотами ладана — Франция, при дворе. А это… кожа, смола, солёный ветер — море и греческая пристань. Профессор, хватит подсовывать мне собственную футболку, это уже современность». В ответ — новая игра Эллы: «Назови, что я сейчас задумала» — и он вынужден угадывать не века, а желания. Ошибается редко. Учится быстро.
Иногда они выходят в город — тот, обычный, где на углу торгового центра пахнет жареными каштанами, а у киоска со старыми газетами пахнет чужими историями. Сидят в маленьком кафе, спорят, кто сегодня платит (он пытается быть галантным, она кивает на считыватель чипов и не уступает). Возвращаются через ту самую дверь, и сторож-консьерж уже перестал делать вид, что не видит, как стены там иногда мерцают.
А иногда остаются в Библиотеке и позволяют себе роскошь тишины. Тишины, в которой есть шёпот страниц, шаги на камне и ровное дыхание — её рядом, его у виска.
---Наутро после их моря в Северной галерее случилась мелочь. Совсем крошечная — смещение витрины на два миллиметра. Элла заметила раньше приборов: у неё на это глаз. Под стеклом лежала серебряная шпилька, тонкая, как стрелка компаса. Подпись: «Предположительно — из парика некоего молодого короля. Вероятно — палача мод. Франция». Артём усмехнулся: «У каждого свой трон».
— Возьмём потом, — сказала Элла. — У нас впереди достаточно «потом».
— Да, — согласился он и посмотрел так, будто впервые увидел весь их будущий путь целиком: разрез времени, разметка по эпохам, и они — маленькая точка, двигающаяся уверенно.
Он наклонился, поцеловал её в висок и шепнул:
— Не вздумай падать в порталы без меня.
— Не вздумай строить графики на мои поцелуи, — парировала она.
Они рассмеялись, забрали из стойки две тренировочные маски, зацепили по пути пальцами — раз, второй, третий — и ушли в зал, где можно бить грушу, придумывая новые правила для древнего мира. Там, где сталь и бумага существуют на равных. Там, где дом держится на двух простых вещах: что бы ни случилось, они выбирают друг друга — и Библиотеку.
А на верхнем кольце купола уже синела тонкая полоса рассвета. В ней будущие двери обещали не только работу — игру. И они, смеясь и споря, были к ней готовы. Как всегда — неуклюже, бесстрашно и вместе.
Бонусная глава
Несколько лет спустя
Утро в Библиотеке выдалось на редкость тихим. Даже скрипучая дверь в архив молчала, как будто боялась разбудить кого-то. Но разбудить Эллу было невозможно: она и не спала.
Она сидела на диване, держа руку на округлившемся животе и недовольно косилась на Артёма. Тот, конечно же, снова заснул за фолиантом. Очки съехали на кончик носа, волосы растрёпаны, страницы книги украшены пятном от его щеки.
— Гений, — пробормотала она. — Молодой профессор, избранный библиотекарь… а спит, как студент после сессии.
Будто услышав, Артём вскинул голову и смущённо поправил очки.
— Я не спал, я анализировал.— Ага, анализировал, как слюна на страницу течёт? — Элла ухмыльнулась, и её глаза засияли.
Он поднялся, потянулся, и, несмотря на его вечную неуклюжесть, в нём было что-то магнетическое. Элла хмыкнула: «Даже с растрёпанной башкой он умудряется выглядеть так, будто его срисовали с портрета».
— У нас задание, — сказал он бодро, будто хотел отвлечь её от язвительных комментариев. — Очень важное. Нужно забрать письмо Петра I, которое почему-то оказалось в эпохе Возрождения.
— Ты понимаешь, что я в таком состоянии могу только задание "достать пирог с полки"? — Элла ткнула пальцем в свой живот.
— Ну… ты же всегда говоришь, что сила — в характере, — улыбнулся Артём.
Она вздохнула, но уголки губ дрогнули.
— Ладно, профессор. Только смотри: если я рожу в XVI веке — сам будешь объяснять акушерам, откуда у ребёнка чип в руке.---В переходном зале Библиотеки, где двери с символами манили, как пазлы, Элла осторожно шагала, а Артём подхватывал её под локоть. Она ворчала, но позволяла.
— Я не хрустальная, — буркнула она.
— Знаю, — ответил он. — Ты скорее гранитная. Но гранит тоже иногда надо подстраховать.Она фыркнула, но в глазах мелькнуло тепло.
---В эпохе Возрождения их ждал не спокойный зал архива, а шумная площадь. Яркие ткани, запахи выпечки, крики торговцев. Элла стиснула зубы:
— Вот уж точно… романтика.Артём пытался выглядеть серьёзным, но в руках у него вместо карты оказалась корзинка с виноградом — ему сунула её торговка, решив, что он хороший покупатель. Элла прыснула со смеху:
— Смотри, профессор, тебя уже виною считают.Она взяла виноградную кисть и, не удержавшись, поднесла к его губам. Тот смутился, но подчинился — ягоды лопнули, сок блеснул на губах.
— Ты прекрасно знаешь, что это нечестный приём, — пробормотал он.
— Война без правил, профессор, — её голос стал низким, и Артём понял, что никакая Библиотека, никакие артефакты не способны отвлечь его так, как её глаза.
---И всё же задание они выполнили. Письмо оказалось спрятано в подвале таверны, и Элла, несмотря на своё состояние, ухитрилась напугать троих местных головорезов одной только ухмылкой.
Когда они вернулись в Библиотеку, Артём положил руку ей на живот и тихо сказал:
— Видишь? Даже с тобой двоими мы справляемся.Она усмехнулась, прижала его ладонь к себе сильнее.
— Запомни, профессор: с нами всегда будет весело. Даже если я рожу прямо на полке с манускриптами.Артём рассмеялся, и звук его смеха растворился в сиянии ламп.
---И Библиотека будто улыбнулась вместе с ними. Потому что знала: их история только начиналась. И приключений впереди было ещё больше, чем книг на её бесконечных полках.