Артефакт

Глава 7

Жрица занимает место за штурвалом. Я помогаю Гронду перебраться в каюту и осматриваю раны. Хотя ему пришлось много двигаться, вследствие чего пошла кровь, всё же динамика заживления на лицо.

Меняю повязки, Гронд внимательно наблюдает за мной. Несколько неприятно, я все ещё не привык к горящим зрачкам, только в комиксах видел такие ужасы, людей источающих огонь из глаз, определённо, у народа подземного мира выработалась мутация глазного яблока, в результате чего, они могут свободно ориентироваться в полной темноте.

«Я так понимаю, низшая каста не слишком вам подчиняется» — стараясь не смотреть ему в глаза, я уверено посылаю мысль.

«Правильно понимаешь» — его ответ с хрипотцой царапнула мой мозг. «Более того, они сами себя считают высшей кастой, но это ничего не меняет, они отбросы общества, но необходимые нам. Людоеды обитают на окраине государства, весьма агрессивны к чужакам, никто не проскочит мимо и не выйдет за пределы страны без их согласия».

«А вы, как же?»

«Мы? Мы над всеми кастами. Можно сказать, вне конкурса» — Гронд закашлялся от пронзившей в груди боли. «Впрочем, нам они тоже доставляют некоторые неудобства. Поэтому маршруты огородили металлическими решётками… от греха подальше. А ещё… у нас оружие, а у них его нет, согласись, неплохой аргумент» — продолжает он после не длительной паузы.

«Когда дипломаты не могут договориться говорят пушки» — иронизирую я.

«Тонко подмечено» — с явной симпатией соглашается Гронд.

Катер несётся по подземной реке как превосходный рысак по стриженой лужайке. Двигатели мощно и ровно гудят, вибрация небольшая, это говорит о продвинутых технологиях, очевидно, существуют научные центры, современные заводы, высококвалифицированные кадры, хотя, во мне мелькает мысль, может это наследие древних цивилизаций? Ладно, время покажет.

Оставив раненого отдыхать, поднимаюсь на ходовой мостик. Там, на уютных диванах спят наши ребятишки. Семен рядом с Грайей, лицо сосредоточенно суровое, видно делится с ней байками из своей жизни. Женщина приоткрыла рот в восхищении, её расплавленный взгляд вязнет в свинцовой радужке Семёна. Вот интересно, земной мужчина, вскормленный солнцем, с кожей цвета бронзы и пещёрная женщина с неземными глазами, как восковая статуэтка, разговаривающая так, как лают из подворотни наши дворовые собаки. А ведь чувствую, потянулись друг к другу, как луковка из подземного царства, навстречу бесстрашной пчеле, ну, может не пчеле, а большому мохнатому шмелю, это вернее. Мысли Семёна басовито гудят, я бы мог уловить их суть, но стесняюсь, уж очень интимными эмоциями от них веет.

Они видят меня, Семён изображает радость, Грайя скользнула по мне внимательным взглядом.

«Гронд спит. Долго нам ещё?» — по-деловому спрашиваю я.

«К утру подгребём. Поставим катер в ангар, далее пешком».

«А это не опасно?»

«Как повезёт. В любом случае дорога будет весёленькой».

«В смысле, обхохочемся».

«Не то слово. Если людоеды не сожрут, наши могут принять за демонов. Кожа у вас странная, не такая белая, как у нас, словно в грязи извозились, и глаза страшные… а демонам они вырезают печень» — смакуя последние слова, произносит прекрасная жрица.

«Нельзя так с исчезающим видом» — шучу я.

«Прямо, исчезающие. У нас их каждый день вылавливают. Развелось, как собак нерезаных. Лезут из нижних уровней, серой воняют, вместо кожи чешуя, сдаётся мне, химеры ими вплотную занялись.

«Действительно, весело у вас здесь».

«В любом случае, неизмеримо безопаснее, чем под солнцем» — отмахивается она.

«Спорный вопрос».

Она рассеяно поводит глазами, утыкается в ласковый свинец Семёна, неожиданно робко улыбается ему. Вновь молочно белая кожа освещается разовым румянцем. А ведь совсем её проняло, с беспокойством думаю — отношения без будущего, если, конечно, Семён не возжелает спуститься, на постоянное место жительства, в её подземное царство. А ведь от него можно ожидать чего угодно, с ещё большей тревогой думаю я.

Ночь в разгаре, глаза слипаются. С беспокойством смотрю на Грайю, она кивает носом, зевает, показывая хорошенькие, белые как жемчуг, зубы.

Подхожу поближе, рассматриваю незнакомые приборы, но картинки узнаваемые. Вот этот — эхолот, в другом приборе отсвечивается береговая линия, а вот здесь проявляются багровые пятна живых существ, со штурвалом понятно, скорость переключается обычным рычагом вперёд — назад, в принципе всё очень просто.

«Я поведу катер, поспи хотя бы часа два — три».

Она с удивлением смотрит на меня.

«Справлюсь, не переживай» — я утвердительно киваю.

Она бесцеремонно влезает в мои мысли, нехотя кивает, уступает место, а сама потягивается, хрустит суставами, покачиваясь от усталости, спускается в свою каюту. Я вцепился в штурвал, всё же страшно, катер реагирует на малейшее движение руля, как бы, не влететь в берег, от напряжения обливаюсь потом, но в этом есть свои плюсы, спать расхотелось. Мой друг, недолго думая, заваливается рядом с детьми и умиротворённо засопел. Я остаюсь один, наедине со своими мыслями.

На моё счастье, река течёт без сильных излучин, почти ровная. Корректировать движение легко. Глубина в центре достаточная, чтобы не вляпаться в мель. Земноводные, от звука двигателя, шарахаются в разные стороны, явно не хотят попасть под винт.

Медленно идёт время, в небольших иллюминаторах сплошная темень, Семён богатырски храпит, во сне повизгивает малыши, а я с тоской вспоминаю свою Ладушку, Ярика. Как они, наверное, там нешуточный переполох?

Проходит час, другой, третий, четвёртый. Я с беспокойством всматриваюсь в иллюминаторы. Забрезжила серость рассвета. Грайя всё ещё спит. Как бы ни проскочили место, а где-то впереди вижу непонятную завесу из тумана, пытаюсь рассмотреть, но пока не могу определить природу этого явления. Наконец слышатся лёгкие шаги, жрица проворно влетает на ходовой мостик, женственно поправляет свои искрящиеся чёрные космы, заглядывает в зеркало на стене, нахмурилась, увидев в нём слегка опухшее от сна лицо, делает лёгкий массаж ладонями, поправляя и без того гладкую кожу, прикусывает губы, чтобы они стали сочнее и оборачивается ко мне: «Проспала» — буркнула Грайя. Странно, оказывается, мысли тоже могут бурчать.

Она обегает взглядом экраны всех приборов, быстро анализирует обстановку, бесцеремонно спихивает меня с кресла и лихо разворачивает катер на сто восемьдесят градусов. Семён от толчка просыпается, детишки ещё громче засопели.

«Мимо проскочили?» — с участием спрашиваю я.

«Угу. Ещё пару минут и провалились бы в водопад».

«Опрометчиво».

«Да, потрясло бы немного и размазало об скалы как паштет по бутерброду».

«Что-то не так?» — тревожится Семён.

«Скоро причаливаем» — я не стал вдаваться в подробности, хотя волосы неприятно шевельнулись на голове, как представил, что было бы, если наша прелестная спутница занялась бы макияжем и лишь затем глянула в приборы.

Грайя сбавляет ход, катер тихо шелестит вдоль прибрежных зарослей, находит в густой листве узкий проток, ныряет в спутанные заросли. Впереди виднеется свод потолка плавно переходящий к земле. Ловко сворачивает в ещё один проток, направляет катер к металлическому сооружению. Он высится прямо из воды, и при движении к нему судёнышка, гостеприимно раздвигает створки, похожие на жалюзи, катер вплывает в очередную пещерную полость. Здесь значительно темнее, чем снаружи, но при желании привыкнуть к скудному освещению можно. Грайя виртуозно швартуется к причальной стенке.

«Мы на месте» — она глушит двигатель и мгновенно наступившая тишина, больно бьёт по мозгам.

Дети ёрзают на диванах. Светочка первая открывает ясные глазки, затем зевает Игорь, хищно клацнув клыками, потягивается.

«Когда мы будем завтракать?» — щебечет девочка.

«После того как умоетесь, славные мои бомбузята» — улыбается Грайя.

Завтракаем все вместе. Гронд восседает на широком кресле, лицо задумчивое, ест мало, пьёт больше, лечебную настойку. Не раз жрица поглядывала на него с тревогой.

«Ты права, я останусь здесь. В аптечке всё необходимое, съестных припасов достаточно» — с трудом говорит он.

После еды Грайя навьючила на себя тяжёлый ранец, на пояс подвешивает подсумок с патронами, надевает шлем и перекидывает через плечо автомат. На предложенную Семёном помощь, лишь усмехнулась, глазами попрощалась с Грондом, первая легко выскакивает наружу.

У причальной стенки, застыли в неподвижности, маломерные суда различных типов. У меня мелькает мысль, всё же это наследие другой цивилизации, иначе сейчас сновало по берегу масса народа.

Мы замерли, оглядываемся по сторонам, дети жмутся у ног. Тусклый свет с трудом разбавляет гущу тьмы, но зрение несколько адаптировалось и я с беспокойством вглядываюсь в притаившиеся массивные сооружения, тягостно вздыхает Семён, ему, также как и мне, всё здесь не нравится.

Жрица двигается вперёд. Неуютно, техники много, людей нет. На берегу застыли тяжёлые автомобили, погрузчики, на боку лежит упавший грузовой кран, а вдоль причальной стенки стоят металлические конструкции, я с опаской смотрю в провалы тёмных окон, пытаюсь заглянуть в переулки, ружьё давно в руках, палец щупает курок.

«Здесь никого нет» — улавливает мою тревогу жрица.

«Откуда всё это?»

«С прошлой войны. Как ты точно подумал, наследие древних».

«Вы этим только пользуетесь?»

«Не совсем. Для того, что бы реанимировать кое-что из этого, требуются «продвинутые» технологии» — она ехидно улыбается. Я понял, вновь копалась в моих мыслях, но не стал возмущаться. Сейчас я точно знаю, более того, что ей разрешено она не выудит из моего сознания.

Почти с километр топаем по бетонке. Шаги гулко разносятся эхом по мёртвому городу, шлёпают по пустынным улицам, вязнут среди тёмных стен и вновь наливаются силой. В этой тихой какофонии есть что-то страшное, мысли рисуют образы оживших мертвецов, которые ползут к окнам, провожают нас взглядами и что-то с угрозой шепчут вслед, взмахивая крючковатыми пальцами… жуть тихонько вползает в сердце.

«Фантазёр» — фыркает Грайя, но я замечаю её испуганный взгляд, брошенный вглубь притихшего города.

«Почему ты уверена, что там никого нет, а мародёры не могли сюда забраться?»

Она ощетинилась словно дикая кошка, чётко поймав посланный мною их яркий образ: «На них мы и охотились! Где вы их встретили?» — она хватает меня за грудки.

«Успокойся… бешенная» — отшатываюсь я. «Это за мостом, в городе, где проходит лифт».

«Башня Богов?» — переспрашивает она.

«Пусть будет так… башня» — киваю я.

«И туда добрались» — скривилась она. «А почему вы живы?» — уставилась он на нас честным взглядом. «Эти отморозки сначала стреляют и лишь, потом разговаривают».

«О, как!» — с иронией смотрю ей в лицо. «А вы действуете иначе?»

«Мы вас приняли за… как ты их удачно окрестил… за мародёров. Мы и думать тогда не могли, что кто-то свалится с поверхности, где испепеляет всё живое страшное солнце!»

«Значит, прав был Семён, вы нас спутали с другими».

«Именно так» — Грайя не сводит с меня огненного взгляда. «И всё же, как вы с ними разошлись?»

«Потуши зрачки, слепят» — пытаюсь отшутиться я. Её нечеловеческий взгляд вносит в мою душу смятение.

Усмехнувшись, она прикрывает веки, женственно пожимает плечами и с лёгкостью парирует в ответ: «Думаешь у тебя красивые глазки? Они словно у холодной рыбы, всё моё нутро вымораживают… никакого тепла… один лёд… уж-жас!»

Я испытал некоторое смущение, ведь она права, мы жители различных миров и нужно терпимее относиться друг другу. А если отбросить все предрассудки, то её глаза, словно драгоценные камни, сияют волшебным огнём, завораживают и восхищают.

Грайя зарделась словно подросток, лукаво улыбнулась, она вновь прочитала мои мысли, но я решил не сердиться, старательно как школьник, вспомнил наш поединок с мародёрами, осторожно донёс до её сознания. Она вцепилась в мою картинку, потребовала подробностей и лицо проясняется: «Лихо вы с ними разобрались» — с удовлетворением заявляет она. «Вот только последнего надо было тоже оприходовать, теперь он туда других поведёт, а в этом городе много тайн и немало смертоносного оружия… и это, ваше, не самое крутое из них. Хотя, и оно для вас слишком большой подарок, я бы отобрала б его, не для чужаков иметь такие вещи, они являются собственностью нашей расы» — Грайя с некоторой завистью покосилась на наши ружья.

«А что это за люди, почему они вас так беспокоят? Ведь я понял, вы тоже не прочь завладеть военным арсеналом. Тогда в чём разница их с вами? И по внешнему виду вы ничем не отличаетесь друг от друга, глаза чёрные словно уголь и зрачки светятся красным, и гавкаете вместо того чтобы говорить по-человечески» — я сознательно провоцирую Грайю на жёсткий ответ. Она действительно взрывается и лает как хорошо обученная сторожевая овчарка, даже без визгливых ноток.

Я развожу руками, показывая, что ничего не понимаю. Она, по инерции, ещё лает с минуту, так напряглась, бедная, даже в пот выступил на гладком лице. Я вновь развожу руками, стучу пальцем по своему лбу, пытаюсь подсказать, чтобы она сильно не усердствовала и переходила на телепатию.

Грайя резко замолкает, окидывает меня свирепым взглядом, вроде как смягчается, увидев испуганные глаза детей и, обмякает, встретившись со свинцовыми глазами Семёна, в которых столько доброты и тепла, что возникший в её душе лёд, стремительно растаял.

«Ты бы хоть подумал, с кем сравниваешь, это же смертельная обида для нас, мы не… мародёры, а каста жрецов, а я Высшая жрица Огня» — высокомерно произносит она и её телепатическая речь окрашивается в торжественные тона и мне показалось, сейчас грянут величественные звуки органа.

«Ну, извини…» — я хотел добавить слово «малыш», но решил больше не заводить нашу прекрасную спутницу.

Она фыркает, всё же уловила моё последнее слово: «Удивляюсь, как с тобой могут общаться женщины. Ты просто несносный…» — она хотела меня обозвать хамом, но осеклась. Поправляя ружьё, я случайно оголил плечо и мой шрам, в виде короны, предстал во всей красе. Грайя уткнулась в него взглядом, губы затрепетали: «Прости меня избранный, я забыла, что ты тот, кто спасёт наш мир» — поспешно произносит она.

«Тьфу, как банально и пошло!» — сплёвываю я. «Не я спасаю мир, а спасают с помощью меня» — уверенно говорю я.

«Мудрёные слова, но смысл событий не меняют» — пускает рассеянную мысль Грайя.

За словесной перепалкой, я, лишь краем глаза, цепляю выползшую из строений тень, более плотную, чем окружающий нас сумрак. От неожиданности вздрагиваю, нажимаю на курок. Глухо щёлкнул выстрел, пуля шлёпается в серую стену, выплёскивая горючую смесь, мгновение, и вспыхивает слепящий огонь.

— Ложись! — кричу я и закрываю своим телом детей, толкаю их под защиту одиноко стоящего автопогрузчика.

В этот самый миг Грайя, делает стремительный перекат, оказывается рядом с нами. Слегка замешкавшись, вжав голову в плечи, шлёпается Семён и, вращая глазами, с недоумением спрашивает: — Ты чего стрелял?

— Лучше скажи в кого, — силясь, что-либо рассмотреть сквозь завесу огня, напряжённо говорю я.

— Ну, и…

— А хрен его знает в кого… я так и не понял, что там было… какая-та тень.

Грайя осторожно высовывается, щурит глаза, ей тяжело смотреть на открытое пламя, вытягивает вперёд автомат, стреляет короткой очередью.

«Попала?» — посылаю мысль я.

«Не знаю, я просто так выстрелила» — в замешательстве отвечает она и внезапно отпрянула, её аккуратный подбородок затрясся, а кожа ещё сильнее побелела, в угольно чёрных глазах вспыхивают огненные прорези зрачков. «И сюда добралась!» — Грайя словно выкрикивает, а её тело сотрясается, словно от озноба.

«Кто добрался?» — меня пугает реакция жрицы, и я рукой отвожу детей к центру автопогрузчика, осторожно выглядываю, вижу, как пламя пузырится как живое, дёргается в разные стороны, скукоживается, и тихонько начинает гаснуть.

«Мужчины, пока не поздно, стреляйте! Только огонь её может остановить!»

— Дядя Никита, у меня есть кинжал, я с вами буду сражаться! — Игорёк протискивается рядом, но Семён решительно оттаскивает его за шиворот назад: — Сынок, — с грубоватой лаской произносит он, — твоя задача охранять Светочку, не отходи от неё ни на шаг.

Игорь озадаченно шмыгнул носом, внимательно посмотрел на притихшую девочку, ободряюще говорит: — Не бойся, я с тобой.

— Я тоже с тобой, — фыркнула Светочка и выуживает из складок одежды перочинный ножик. — Отобьемся! — решительно заявляет она.

«Знать бы от кого» — подумал я.

Грайя перехватывает мою мысль: «Это хищная плесень, от неё убежать нельзя, только сжечь. Стреляйте, она почти потушила огонь. Эта дрянь разрастается быстрее бега человека, забросает спорами и высосет все наши соки».

Последние язычки пламени словно сдувает ветром и мы, как по команде, нажимаем на курки. Во мрак летят с десяток пуль, они выплёскивают горючую смесь, и пространство взрывается от ослепительного света. Хищная плесень, словно в ужасе, отпрянула и зашипела под воздействием сильнейшего жара.

«Бежим!» — дёргает нас Грайя.

С поспешностью покидаем укрытие и, как боевые кони, несёмся по бетонке. Я на плечах несу Светочку, а Игорь, подгоняемый Семёном и Грайей, уверенно поспевает за мной, периодически оглядываясь и скалясь как дикий зверёныш.

Вскоре подбегаем к концу огромного ангара, впереди, мегалитическое творение из металла, дверь десять на десять. Кажется, нет силы, способной ей сдвинуть, но Грайя только глянула на неё и скрытые механизмы приходят в движение. Дверь с тяжёлым гулом отодвигается в сторону. Сильнейший порыв ветра едва не сбрасывает нас на пол. Мы, обхватив хрупкие тельца детей, ждём, когда дверь закончит свой путь. Наконец она застывает в неподвижности.

«Бегом!» — жрица устремляется вперёд.

Прогибаясь под тугой струёй воздуха, с великим трудом вползаем за дверь, а она словно ждала когда мы, покинем ангар, вздрагивает, и с тяжёлым гулом закрывается. Мы оказались в невероятном мире. Находимся на верхней площадке, мягкий рассеянный свет заливает пространство, а внизу пламенеют остроконечные холмы, поросшие дивной пурпурной травой всех оттенков, от светлых тонов до ярко насыщенных красок и всё находится в постоянном движении и под порывами сильного ветра колышутся как лёгкие водоросли на морском дне.

На границе холмов покоится море, его воды, прозрачные как стекло, обволакивают прибрежные камни и гладкую гальку, а где-то сбоку, шумит водопад струящийся, из нагромождения остроконечных скал и питает небольшую речушку, которая змеится среди зарослей и теряется в пурпурной траве. У подножья холмов виднеются множество уютных опушек, они словно укрыты лебяжьим пухом.

— Вот бы здесь шашлыки пожарить, оттянуться на всю катушку, рыбу половить, просто расслабиться, — мечтает Семён.

«Всё это будет… для тебя» — загадочно улыбается жрица.

Вниз ведёт тропа из искусно подогнанных плит. На крутых местах, предусмотрительно установлены деревянные перила. Игорь ринулся первым, но Светочка хватает его за воротник: — Куда бежишь? Там людоеды!

«Здесь их нет, эта территория нейтральная, но лететь впереди всех не следует, это место не вполне изучено, что скрывается под мягкой травой не известно. По крайней мере, химеры сюда, никогда не заглядывали, а это о многом говорит» — жрица взъерошила мальчику волосы.

«Животных много?» — меня заинтересовал именно такой вопрос.

«Рыба в море есть, звери сюда не заходят, насекомых вроде тоже нет. А ведь, почему?» — неожиданно жрице самой стал интересен, этот момент. «Но у нас никогда не было проблем при прохождении этого участка» — Грайя явно в замешательстве.

«По-крайней мере, для вас опасности нет» — делаю я вывод. «А для нас, не знаю».

Женщина насупилась, в глазах тревога.

«В любом случае обратной дороги нет, так что, вперёд» — командую я.

Мы спускаемся по крутым, потемневшим от времени, ступеням. Пурпурный мир приближается и становится всё великолепнее. Шелковистая трава колышется под ветром, красные искорки срываются с кончиков стеблей и фантастическим роем разносятся по округе, волнующий аромат приятно щекочет ноздри и… музыка, я её ощущаю телом. Смотрю, у Семёна глаза поголубели. Он улыбается, старается идти быстрее. Детвора — они пищат от восторга. Одна лишь Грайя сохраняет тревожное молчание, автомат сняла с предохранителя и держит впереди.

— Никита, ты слышишь, трава поёт? — Семён счастливо улыбается.

— Музыку слышу… она во мне.

— Да, да, и она во мне. Просто невероятно!

— Трава поёт? — жрица неожиданно говорит на хорошем русском языке, сама страшно удивляется, с недоверием смотрит на нас. Вертикальные огненные зрачки расширяются и вспыхивают.

— Ты знаешь наш язык и скрывала, — опешил я.

— Сама не пойму, — в удивлении произносит она. Некоторое время смотрит на мягко колыхающиеся пурпурные луга, затем уверенно произносит: — Это подарок Пурпурного мира. Однако, почему мне оказана такая честь? — жрица оборачивается, видит мой шрам на плече, понимающе улыбается: — Это всё ты, Великий…

— Звучит как-то пошло, — обрываю я её, — называй меня просто Никитой, это больше соответствует истине.

— Неужели не слышишь? — отстранённо произносит Семён, его почему-то совсем не удивило, что Грайя говорит на русском языке.

Женщина поджимает губы, весь вид выражает скепсис.

— Привыкли, наверное, к этой музыке, вот и не слышите, — предполагаю я.

— Глупости, — излишне резко выпалила она, но я знаю, ей обидно, — вы там не расслабляйтесь. Вдруг вам этот мир готовит ловушку? — чуть ли не с вызовом добавляет она.

— Нет, — я уверен и спокоен, — он принял нас.

Словно в подтверждении мыслей, вихрь искрящейся пурпурной пыльцы взметнулся с кончиков травинок, и осыпает меня с головы до ног.

— И я хочу! — вопит Светочка. Пурпурная пыльца окружает ребят и запорашивает им плечи и Семёну досталось, словно смеясь над ним, пурпурная смесь залепила ему нос.

— Надо же! — фыркает жрица. Она закидывает через плечо автомат и, помрачневшая от обиды сбегает с лестницы. Трава расступается перед ногами, обнажая тёмные плиты древней дороги.

— Впервые такое происходит, нам указывают путь! — Грайя с восхищением оборачивается ко мне. — Это всё ты, Великий… то есть… Никита.

— А, брось, — мне становится неловко от такого внимания. Внезапно я понимаю, это разумная форма жизни: холмы, трава, море — разум. Разум необычный, но и он ждёт помощи. Вновь груз ответственности, как исполинская гора, опускается на плечи. Как мы все, взаимосвязаны друг с другом, мы дети Земли, разные, но все вскормленные её «молоком».

Идём мимо остроконечных холмов, словно укрытых велюровым одеялом, нежная трава ласкает ноги, вездесущая, пурпурная пыльца, приятно щекочет ноздри — всё вокруг наполнено ароматом и звучит музыка. Неожиданно Грайя в удивлении крутит головой и заулыбалась: — Я тоже слышу музыку!

У водопада, нежно журчащего с мохнатых скал, останавливаемся на привал. Умываемся в прохладных струях, испили воды, при этом чувствуем, словно всплеск, прилив энергии. Шелестит трава, непонятно как, перед нами оказываются спелые плоды, аппетитные и ароматные. Отведав их, все потёртости, ранки, мигом заживают, а у Семёна, на месте вырванного зуба, появляется набухающий бугорок. Он в восторге щупает его кончиком языка! Пурпурный мир принял нас как дорогих гостей и делится своей Силой.

Грайя сидит в траве, с удивлением смотрит, как отрастает, когда-то потерянный на правой руке мизинец, она счастливо что-то бормочет и улыбается, затем внезапно расстраивается: — Как плохо, Гронда с нами нет, — в ту же секунду к её ногам подкатывается мясистый плод. — Это ему? — удивляется она. — Спасибо, — бережно прячет его в свой ранец.

Я отдыхаю в густой траве, мне хорошо и легко, думаю об этом странном мире, какой он могущественный, добрый. Добрый? Добрый к нам! А ведь чувствую, он может и убивать, пурпурный мир рад не каждому. Искорки пыльцы проносятся у глаз, они подтверждают мои размышления.

Музыка звучит таинственно и торжественно, она затрагивает самые потаённые струны души, наполняет сознание восторгом и уверенностью. Я сижу в мягкой траве, прислонился к уютной кочке, глаза слипаются. Незаметно погружаюсь в сон, и словно душа воспаряет над телом. Я в окружении странных людей, они высокие, какие-то узкие, полупрозрачные, тела светятся благородным пурпуром, а лица приветливые, раскосые глаза смотрят с интересом.

— Мы эльфы, человек.

— Что за бред! Вы ещё скажите, что у вас за спинами есть крылышки!

— Причём тут они? Нет их у нас, и никогда не было, у тебя извращённые знания о нас. Мы жили на этой Земле ещё тогда, когда её не было в этом мире.

— Никак не соображу… ваши умозаключения — серьёзное испытание для моего мозга.

— Сначала появилась душа Земли, затем она обросла мышцами.

— Вы ровесники Земли?

— Мы? Мы жили всегда.

— Так вы боги? — осенило меня.

— Нет, конечно. Богом можешь стать ты — мы значительно проще.

— Это шутка?

— Очень может быть.

Лица пурпурных людей искрятся весельем, они развлекаются на всю катушку, а я чувствую себя глупой букашкой. Внезапно, словно проносится ледяной ветер: — Химеры, стремятся выдуть душу с Земли. Останутся лишь мышцы. Это будет зомби планетарного масштаба.

— Как страшно.

— Это так, представь себе, что чистые энергии всех существ на Земле, внезапно станут неприкаянными, без будущего — это реальная смерть. Бессмертная душа станет смертной.

— А как же Бог?

— Бог во всех нас, не будет душ, исчезнет Бог. Ты даже представить не сможешь, что есть мир без Него. По критериям непонятным даже нам, выбрали тебя. Почему-то считают именно ты, способен извести химер.

— Я, что, один такой, уникальный? — во мне разгорается скепсис.

— Как всякая букашка, — смех звучит, словно серебряные колокольчики. — Уникальность, вещь относительная. Представь некое событие: срывается с горы небольшой камушек-букашка, падает на притаившуюся лавину, зашевелились огромные камни и она двигается вниз, сметает всё на своём пути. Уникальное событие, малюсенький булыжник разбудил грандиозное событие, сдвинул с места миллионы тонн.

— Значит я обычный необработанный кирпич, — странно, но я ощущаю некое облегчение.

— Ну, зачем так, нужную форму слегка придали, с боков сдавили, сверху постучали! — смех звучит по всей округе, но мне не обидно, я тоже улыбаюсь. Мне легко в окружении полупрозрачных существ, которые называют себя эльфами.

— А скажите, — меня мучает вопрос, с надеждой смотрю на сказочный народ, — может, вы знаете, как нужно использовать артефакты? Мне заказали спасти мир, — от скромности меня буквально корчит.

— Скромняга, супергерой… хренов! — эльфы смеются. — Тобой будут спасать!

— Ну, пусть мной, — обижаюсь я, — но всё же, скажите?

Словно проносится ураган, настроение у эльфов меняется от игривого, до враждебного. Они окружают меня, пространство гудит, вспыхивают электрические разряды, пахнет грозой, не могу понять, что происходит, внезапно догадываюсь — они думают. Неожиданно всё заканчивается, я вижу усталые лица, в раскосых глазах растерянность.

— Нам блокируют вероятности событий, — голоса на удивление беспомощны, с таким они столкнулись впервые.

— Но кое, что зацепить успели, это в обход прямой мысли.

Тяжёлый голос звучит, словно из всего пространства: — Когда свинец станет золотом, химеры переродятся.

— Подождите, это полный абсурд! Нельзя из одного сделать другое и… причём здесь артефакты?

— В том то и дело. Тебе заказано поменять природу вещей, чтоб «свинец стал золотом», это не конкретно этих элементов, они могут быть совсем не причём, мы же говорили тебе, это обходной путь, артефакты повлияют на ИЗМЕНЕНИЕ.

— Как сложно с вами, умными, — не удерживаюсь от язвительного замечания.

— Какие есть, — раздаётся без эмоций, сухой голос.

Дунул ветер, я открываю глаза: рядом играют ребятишки, Семён мечтает о возвышенном, Грайя бросает на него нежные взгляды, поминутно заливаясь краской. Неужели всё было сном? Эльфы? Булыжник? Свинец и золото? Глупости, эльфов не бывает! В прочем, какая разница, как называть этих непонятных существ!

Музыка во мне гаснет, словно огонёк свечи, пурпурная пыльца срывается с места и крутится как позёмка в зимнюю стужу.