Артефакт

Глава 2

— Они полезли в этот лаз, — скрипит зубами мой друг. Не отжимая от воды, он лихорадочно надевает промокшую одежду, затем вытаскивает из кожаного чехла, густо пропитанный смолой факел.

— Да, и любая секунда промедления… — я не договорил, щадя чувства убитого горем сильного мужчины. Быстро высекаю огонь, поджигаю трут, затем факел, пламя, рассыпая искры, с треском вспыхивает, осветив набухшие от влаги своды, затем в размышлении произношу: — У нас четыре факела, каждый горит около часа, в нашем распоряжении меньше четырёх часов.

— Чего же мы ждём? — видя мою нерешительность, Семён с недоумением смотрит на меня.

— Сейчас, правильнее всего, сообщить Аскольду и лишь после этого лезть в пещеру.

— Ты ли это говоришь? — удивляется Семён. — Только что сам говорил: «любая секунда промедления».

— Никто не знает, что мы здесь, если с нами что-то случится, детям уже никто не поможет.

— Потеряем много времени, вероятно, уже сейчас они в смертельной опасности, надо рискнуть, — убеждённо говорит мой друг и взглядом натыкается на бухту верёвки, которая висит у меня на плече. — Ты и сам такого же мнения, — утверждает он, — всё предвидел.

— Ты прав, пещеры столь опасны, что надо идти немедленно… мы не успеем сообщить наверх, — я отчётливо вспомнил свой первый визит в подземную страну, встречу с пещерными монстрами, ужаснулся, если дети с ними столкнутся, их мгновенно растерзают.

Семён с шумом втискивается в подземный ход, я едва поспеваю за ним. Откуда у такого большого человека столько прыти? Его топор бьётся о стены, высекая снопы искр, а он всё увеличивал темп. Меч путается между ног, верёвка цепляется за выступы, это так невыносимо нестись в узком пространстве. Постепенно тело согревается, одежда подсыхает благодаря энергии тела.

Стремительно мелькающие стены, резко расходятся в стороны, Семён вылетает в пещёрный зал, не держит равновесие, ноги скользят, руки взмахиваются в поисках опоры и он с глухим хлопком сваливается в подземное озерцо. Брызги в разные стороны, факел с истошным шипением входит в воду, на мгновенье вспыхивают призрачным огнём сталагмиты, и нас сдавливает темнота.

— Чтоб её! — в потрясении ругается Семён.

— Большой темп задал, пещеры это не любят.

— Чего раньше не сказал? — огрызается друг.

— Не успел.

— И что сейчас мне делать? Промок как мышь, факел испортил.

— Одежду как можно тщательней выкрутить, не дай бог переохлаждение получишь. Дальше я поведу, пропускать тебя первым, рискованное занятие.

Семён стягивает одежду, я помогаю её отжать, он недовольно сопит, злится на себя. Я смотрю по сторонам, полное отсутствие света, но, будто сполохи красных вспышек, может это от усталости в глазах, но тревожно.

— Позовём ребятишек? — шёпотом произносит Семён.

— Не вздумай, это на наш мир, вести надо с чувством такта.

— Давай факел зажжём.

— Подожди, успеем. Ты случайно красный свет не видишь?

— Где? — тревожится напарник.

— Смотри прямо.

— Кроме темноты, ничего нет.

— А мне кажется там багровые отблески. Может светиться лунное молоко, но оно обычно гаснет через несколько секунд после направления на него света, а здесь он постоянный. Я пройду вперёд, а ты подготовь факел, как только скомандую, быстро зажигай.

Семён отчаянно сопит, но более этого других эмоций не выражает, я медленно двигаюсь, на ощупь огибаю озерцо, чувства обостряю до придела, всматриваюсь так, кажется, глаза вышли из орбит и зависли на стебельках. Но странное дело, кое-что различаю: тёмные стены, сталагмиты, торчащие на пути и красный свет — его вижу столь отчётливо, даже отражающиеся отблески на окружающих предметах и запах, ни с чем несравнимый, в комплексе пахнет извёсткой и яблоками, подхожу ближе и ближе и понимаю — меня изучают. Некто пристально смотрит на меня, но пока не разобрался я пища или охотник. Между камней таится существо, наросты над глазами и излучают красный свет, уже различаю контуры, оно бочкообразное, голова больше туловища, вроде вижу блеск острых зубов. Страх как предатель вторгается кровь, сердце учащённо бьётся, ладони потеют. Существо чует моё состояние, свечение усиливается, я догадываюсь, замеряет расстояние для броска. Ах ты тварь! Злость вышвыривает страх, внезапно мне захотелось впиться зубами в безобразную плоть, рвать её и пить белёсую кровь. Забываю о своём мече, растопырил руки, увеличивая шаг, и иду на тварь. Животное сжимается, красный свет гаснет, ужас всколыхнул моё сознание, но не мой — хищника, кровь вскипела, я бросаюсь в атаку. С немыслимым проворством пещерная тварь метнулась назад, когти скрипнули по камню, и она позорно бежала, я останавливаюсь, тяжело дышу: — Ну, что же ты, зажигай факел, сколько можно ждать!

Вспыхивают искры, факел с довольным урчанием воспламеняется, на миг слепну, затем вижу спешащего ко мне друга: — Кто-то бежал, тяжёлый. Неужели пещерное животное?

— Да, и я хотел его съесть.

— Хорошая шутка.

— Я не шучу, — серьёзно отвечаю я.

— Это… хищник? — Семён сильно волнуется, факел в его руке дрожит, но он пересиливает себя, даже губу прикусил.

— Зверь плотоядный, опасный, — подтверждаю его догадку.

— Что с детьми?

Я вырываю факел, вожу впереди себя, взгляд натыкается на кровавые пятна, Семён вскрикивает, крови так много, словно мы оказались в забойном цеху. Медленно делаю шаг вперёд, натыкаюсь на изувеченную тушу пещерной амфибии, она разорвана и изгрызена, словно её кто-то в исступлении и безумстве рвал, затем я вижу целые груды погибших животных.

— Тот зверь, которого я отогнал, падальщик, пришёл полакомиться трупами, — догадываюсь я.

— Что это? — Семён держит свой топор, словно хочет за него спрятаться.

Наклоняюсь над лужей крови, замечаю отпечаток босой ноги взрослого человека, потом вижу ещё несколько: — Однако, — в замешательстве произношу я, — здесь были люди!

— Человеческие следы? Я не понимаю, это кто-то из наших? — обомлел мой друг.

— Не думаю, сам посмотри, животных рвали руками и грызли зубами.

— Монстры какие-то, — ужаснулся Семён. — Но наши дети?!

— Их здесь нет, они не наткнулись на это место, вероятно, направились к тем пещерным органам — они такие прекрасные, вряд ли дети прошли мимо них, — уверенно говорю я. — К тому же, это побоище произошло несколько дней назад, кровь загустела и подванивает разложением.

— Что же здесь произошло? — сам у себя спрашивает Семён.

— В любом случае, кто-то непроизвольно, оказал услугу, очистил этот зал от пещерных зверей.

— Но кто это?

— Что ты ко мне прицепился, откуда я знаю. Ты лучше соберись, боюсь, скоро понадобится твой топор, — я принюхался и ощутил слабый запах аммиака, в ужасе захлопнулось сердце, через силу произношу: — Я знаю, кто это, здесь побывали мутанты выведенные химерами.

Семён интуитивно взмахивает топором, лезвие басовито пропело, звук отразился эхом от сводов, перешёптыванием понеслось в пространстве, натыкаясь на сталагмиты, и исчезло в угольной тьме пещеры. Стайка летучих созданий в испуге взвилась ввысь, в темноте блеснули их огненные глазки, и зверьки как бабочки запорхали над нами.

— Они питаются кровью, я с Аскольдом с ними уже встречался, они надоедливые как гнус, бежим! — я потянул за собой Семёна.

В опасной близости от наших лиц, щёлкнули челюсти, один из маленьких монстров вцепился в ухо моего друга, Семён озверело отмахнулся топором, злобные твари отпрянули, пропел мой меч, на лицо брызнули мелкие капли крови, мы бросились к отдалённо стоящим органам. Бежим по абсолютно ровной поверхности пола, его словно специально укатывали строительным катком, всюду натёчности всех оттенков, от красного, разового, до рыжих цветов. Как сосульки из чистейшего хрусталя, со сводов свисают сталактиты, словно гномы застыли сталагмиты, капель, как звон серебряных колокольчиков, смешивается с нашими тяжёлыми шагами и злобными выкриками. Вокруг идеальная чистота, алмазными искрами разлетаются брызги, а мы несёмся к грандиозным пещерным органам, кажется, сейчас зазвучит величественная музыка Баха, но нас оглушает яростный писк, туча летучих вампиров настегает, они как комары, но в сотни раз больше по величине, какой кошмар! С ходу влетаем в тесный лаз, ползём как червяки, толкая перед собой оружие, вползаем в другой огромный зал, и останавливаемся у маленького озерца. Тишина, летучие вампиры не решились последовать за нами, мы одни, славу богу!

А вот следы пребывания наших ребятишек, озеро чуть зашло на площадку между органами и в нём сияют, потревожены россыпи пещерного жемчуга, видно, как маленькие ладошки выгребали его из воды — глупые дети, он высохнет, и ни чем не будет отличаться от обыкновенных камушков.

Минуем органы и оказываемся в следующем зале. Сводов не видно, они теряются во тьме, а прямо из пола растут кальцитовые кристаллы, образуя причудливые формы, ровные столбики, будто гранённые искусным ювелиром, сияют волшебным блеском. На сверкающих стенах застыли каменные цветы, а под ногами течёт чистая, как горный хрусталь, речка, вода настолько прозрачная, что даже не видно поверхности и лишь угадывается по негромкому журчанию.

— Здесь они тоже были, — я указываю на горочку из кристаллов, — решили захватить на обратном пути.

— Лишь бы они были не далеко, — вздыхает Семён.

— Главное, чтоб не заблудились, но ответвлений, вроде, нет.

— Есть, вон одно и ещё два, — стонет друг.

— Плохо. В какой же они ход пошли?

— Или спустились, — совсем падает духом Семён.

В трещине между стенами зияет широкий чёрныё провал, спуститься в него можно, природные каменные ступени ведут глубоко вниз.

— Дети не пойдут туда, — уверенно заявляет друг.

— Наоборот, — ухмыляюсь я, — словно не знаешь Игоря и Светлану Аскольдовну, именно и полезут туда, где опасно.

— Действительно, они такие, просто беда с ними! Помню, Игорь нырнул в омут и напоролся на двухметрового сома, хорошо рыбаки были рядом. Увидели вспенившуюся воду, бросились его спасать. Рассказывали, помощь требовалась не ему, а рыбе. Игорь так изодрал его клыками, с трудом оторвали от неё, а ведь тогда ему было шесть лет.

— А Светочка, в озеро с ветки спрыгнула, а высота, больше пяти метров! Старшим мальчикам доказывала свою храбрость.

— Паршивцы, — вновь вздыхает Семён, — следовательно, иного пути у них нет, как лезть в эту чёртовую дыру.

— Иного пути у них нет, — соглашаюсь я.

Аккуратно спускаемся на пару ступенек вниз, оглядываемся, на потолке следы копоти от факела, эти признаки и обрадовали меня и огорчили одновременно, я в тайне надеялся, у них хватит здравого смысла не лезть в этот ход.

На удивление ступени ровные, закрадывается мысль, может они искусственные и туннель очень ровный. Тщательно осматриваю стены, привлекает внимание металлический блеск.

— Что там? — Семён останавливается рядом и с интересом заглядывает через плечо.

— Металл. Видишь, в стене как будто рельса идёт, а с другой стороны, ещё одна.

— Может вагонетку пускали?

— Не удивлюсь, а металл титан напоминает.

— Расточительно.

— Зато вечно. Смотри, каменная стена, словно обросла вокруг них и это не натёчности, монолит. Очень похоже на то, им не тысячи, даже не десятки тысяч лет — миллионы и влаги нет.

— Снизу идёт сухой воздух.

— В карстовых пещерах такого не бывает, они пронизаны влагой, возможно ход идёт в такие глубины, где жарко от тепла Земли.

— Может там кто-то живёт… из разумных? — ёжится Семён.

— Исключено, — заявляю я, но внезапно уверенность покидает меня. Кто его знает, мы окунулись в такие миры, голова идёт кругом. Мне кажется, те пещеры, где на нас напали летучие вампиры, безопасный аттракцион, относительно тому, что может ждать здесь, внизу.

— Поторапливаться надо, — ёрзает Семён.

— Донизу они в любом случае не дойдут, это десятки километров. Месяцы можно потратить, вероятнее всего они, как и мы, в начале пути. Если не увидят ничего красивого, будут возвращаться.

— Но их, до сих пор, нет, — вздрагивает друг.

— Вот это и странно. Ладно, давай действительно поторопимся.

Придерживаясь стены, резво скачу по ступеням, а сзади грохочет топором Семён. Зная о различных опасностях, подстерегающих в пещерах, придерживаю темп, даю чувствам время сориентироваться в пространстве. Семён недовольно пыхтит сзади, верно, забыл, как плюхнулся в озеро и погубил один из факелов.

Чутьё не обманывает, туннель впереди смыкается в тупик, едва успеваю затормозить перед провалом в полу, рельсы круто идут вниз. Склоняемся над пропастью, неужели дети упали. Из стены торчат титановые скобы, лестница ведёт во мрак. Сухой ветер давно высушил одежду, пот сохнет на лбу, хочется пить.

— Я не верю, что они полезли по скобам, — на Семёна жалко смотреть, он совсем истерзался.

— Они не чувствуют всей опасности, их захватил дух исследователей, пока не найдут, что-то существенное, не успокоятся.

— Но здесь реально смертельно опасно!

— Они этого не понимают и… не видят высоты, свет факела освещает небольшой пяточёк пространства, вот тебе и мнимая безопасность. Странно, не видно огонька от их факела, — настораживаюсь я, — обычно он заметен на огромных расстояниях.

— Они сорвались! — стонет Семён.

— Не скреби мне душу, там есть боковые ответвления.

На этот раз я обвязываю себя и Семёна, пристёгиваю самохваты, на конце верёвки сооружаю узел, привязываю к скобе и скидываю в пропасть, её конец со свистом ухнул вниз. Через некоторое время все её двести метров полностью размотались, и она натягивается как струна. Опускаю факел в чёрную дыру, пытаюсь хоть что-то разглядеть, но всё бессмысленно, освещается лишь небольшой участок вертикального тоннеля. Металлические скобы торчат из тускло отсвечивающей стены и словно сбегают вниз, теряясь во мраке. В голове не укладывается, что существует некая технология, позволяющая пробивать такие шахты, на лицо высочайший технологический прогресс, не неандертальцы же, его рыли, кто-то иной и в развитии не уступающий современным людям, а быть может, и превосходящий нас. Живы ли они сейчас, или это следы их разумной деятельности, а они сами давно рассыпались в прах, оставив за собой лишь это напоминание об их великой цивилизации. Кто его знает, где правда, а где ложь, в голове сплошная муть и неприятно гложущее нутро беспокойство. Я вспоминаю скульптурные композиции у ворот Титанов, вероятно, их создали жители подземной страны, этих хорошо узнаваемых зверей, давно ушедших в прошлое динозавров. Боже мой, неужели те древние люди, жили в эпоху жутких ящеров?! Внезапно на ум приходит мысль, что кто-то из их представителей остался и быть может, одичал и скрывается в глубинах пещеры. А вдруг и некоторые динозавры уцелели и процветают в огромных пещерных залах? Бред! Я отталкиваю эти мысли, но вспоминаю ящеров, что когда-то на нас напали. Неужели это потомки динозавров, все эти хищные амфибии и летучие вампиры? А что, вполне, чему удивляться, мы ничего не знаем об этом мире.

Стены тоннеля светятся холодным металлическим отблеском, манит вглубь, просто засасывает, это словно гипноз, человек, существо особое, его всегда завёт неизведанное. И правы создатели фильмов-ужастиков, если кто-то услышит ночью непонятные звуки на чердаке старого дома, или в подвале, а лучше в семейном склепе, обязательно попрётся туда глянуть, кто там тревожит, истлевшие гробы и после будет орать, встретившись лицом к лицу с нечто ужасным и неизбежным. Так и мы, смотрим в темноту тоннеля и, если б там даже не было наших детей, в любом случае, определённо полезли туда.

Скобы шершавые и не скользкие, кое-где на них копоть. Проходим первые пятьдесят метров, удивляюсь силе детских ручонок. Конечно, Светочка настоящая акробатка, с деревьев не стащишь и Игорь не по годам вынослив, но они дети. Здесь темно и страшно, психологический фактор должен действовать отрицательно. Мышцы чрезмерно напрягаются, а следствие — быстрая усталость.

Опускаемся ещё на сорок метров. Я понимаю, это точка не возврата, обратно подняться малыши уже не смогут. Значит, пока есть силы будут двигаться вниз, а дальше… я молчу, о своих мыслях не говорю, но Семён догадывается, дыхание тяжёлое, от безысходности скрипят зубы.

Когда вижу боковой ход и ведущие к нему горизонтально расположенные скобы, даже в жар бросает, появляется шанс, дети живы.

— Вот, как говорил, ход, они там.

Семён с трудом выдохнул, его сотрясает как от озноба. Мы отстегиваемся от верёвки и перебираемся на горизонтальные скобы. Что это? Ладонь вляпалась во что-то липкое. Освещаю факелом. Кровь. Неужели сорвались? Спешу забраться в боковой ход. На полу капельки крови и кусочки окровавленных тряпочек.

— Семён, они выбрались, — поспешно кричу я, что бы тот не ударился в панику, увидев красные пятна.

— Там кровь, — сдавленно шепчет он.

— Знаю, но они выбрались, никто не сорвался.

Семён вваливается ко мне: — Они ранены? — прерывисто спрашивает он. Весь его вид выражает страдание, он шумно вдыхает и с трудом подавляет рвущийся с губ стон.

— Кто-то из ребят на ладонях содрал кожу, она у них нежная. Столько по скобам спускались, — я делаю предположение для Семёна, но картина рисуется иная. Вероятно, Света сорвалась и повисла на скобе, тогда и лопнула кожа на ладошках. Игорь смог втащить её на площадку. Именно так и было, у девочки не хватило бы сил затащить мальчика.

Новый тоннель совсем узкий, но в рост человека, можно идти не нагибаясь. Стены отсвечивают металлом, но это не металл, нечто среднее, неведомая технология соединила его с камнем не путём армирования железными прутьями, а распылила металл, в кристаллическую решётку гранита, получилось сверхпрочное соединение не сплавляемых веществ. Для какой цели так укреплён туннель, не понятно, очевидно древние придавали огромное значение для защиты его от обрушений.

Идти удобно, пол идеально ровный, ни камней, ни пыли — стерильная чистота.

Факел закоптил, выбрасывает тучу копоти, с вонью и треском гаснет. Семён разочаровано охнул. Осталось два факела, я не тороплюсь зажигать ещё один, вслушиваюсь в звуки, но нас окружает нереальная тишина.

— Может, позовём? — нерешительно спросил друг.

— Погоди, не время.

— Огонь зажги.

— В темноте пойдём.

— Если в провал угодим?

— На, вот, верёвку. Обвяжись. Я первый пойду, если, что, подстрахуешь.

Касаюсь стены. Она на ощупь ровная, слегка шероховатая, не удивлюсь, что в своё время, она была гладкой как зеркало, но за период прошедших миллионов, ничтожные потоки мельчайшей пыли, истёрли их. Дух захватывает от того, что прикоснулись к великой тайне. Не покидает уверенность, не просто дети выбрали этот путь, что-то направляет их, а мы, как следствие, идём за ними для того, что бы их спасти и увидеть нечто скрытое под толщей земли.

Очень похоже на то, Света и Игорь, не рискнули выбираться по скобам, ищут выход с другой стороны, но я догадываюсь, здесь только один вход и выход. Жаль, не научил их в своё время, если заблудились, оставаться на месте, давно бы нашли их, но они, считают, что их никто не разыскивает, и будут идти вперёд, пока есть силы. Факелы у них давно погасли, бедные, бредут в темноте, какое для них потрясение. Невольно рванул вперёд, верёвка натянулась, я чуть не падаю, масса у Семёна значительно больше чем у меня. Семён, чувствует себя виноватым, извиняется и спешит за мной.

Тоннель идёт без изгибов, словно полёт стрелы. Забыв, про безопасность, почти бежим. Шаги громыхают и отдаются многократным эхом от стен. Теперь уже постоянно зовём детей. Чего уже осторожничать, итак столько шуму наделали. Кажется, вот-вот встретим ребят, но бежим почти час — их нет. Почему? По идее должны давно догнать. Вряд ли они бегут, тем более в кромешной тьме. Я обескуражен, Семён подавлен.

— Стоп! — командую я.

Семён стоит рядом, дыхание хриплое, не может отдышаться, но готов вновь бежать.

— Привал, — беспощадно заявляю я, мне ясно, такой темп нам не выдержать, хотя бы десять минут отдохнуть, затем ещё один рывок. Семён слабо возражает, я непреклонен. Прислоняюсь к стене, голова упирается в металлический выступ. Принялся ощупывать рукой. Рельса. Но она не вмурована в стену, а отстоит от неё на некотором расстоянии. Провожу рукой, упёрся в балку её поддерживающую.

— Зажигай факел, — заинтригованный говорю я.

Вспыхивает яркий свет. Вновь на некоторое время слепну. Когда глаза привыкают, осматриваю рельсы. Они идут параллельно друг другу на левой и правой стене. Смутное подозрение вновь бросает в жар, на них чётко блестят свежие царапины. Вагонетка! По ним прошла вагонетка. Боже мой! Неужели на неё взобрались дети? Тогда понятно, почему мы до сих пор их не встретили.

— У нас проблемы, — мрачно заявляю я.

— Что случилось? — не на шутку пугается Семён, взглядом впивается, в тускло отсвечивающий огонь факела, рельсы.

Огненные блики бегают по металлу и видны характерные следы от колёс, определённо, царапины свежие и чётко выделяются на потемневшей от времени поверхности.

— Детки, воспользовались научно техническим прогрессом. Здесь прошла вагонетка, они привели её в действие. Чтоб вас! — ругаюсь я.

— Какая вагонетка?

— Самая обычная, стояла себе, миллион лет, её увидели наши ребята и решили воспользоваться и где они сейчас, одному богу известно. За это время могут проехать двести километров, рельсы гладкие и ровные, наклон есть. Вагонетка может разогнаться до скорости двести километров в час, если её не тормозить.

— Может там педаль с тормозом есть? — у Семёна голос дрожит от переживания.

— Безусловно, есть, но поймут ли они как ею воспользоваться, вот в чём вопрос.

— Поймут! — неожиданно горячо заявляет друг.

Я искоса взглянул на него и неожиданно верю ему. Должны понять, смогли привести её в движение, догадаются как остановить, но не сразу. Вначале паника, затем успокоятся, после начнут действовать. В любом случае заедут очень далеко, придётся вновь тушить факел и вперёд.

— В любом случае другого пути нет. Отдыхаем и снова в путь. Жаль опять в темноте бежать.

— А вдруг здесь есть свет?

— Что? Какой свет? Этому туннелю миллионы лет! — вскричал я.

— Ну, рельсы, вагонетка. Всё работает. Может включатель стоит поискать?

— Да ну, тебя, — отмахиваюсь я, но в мозгу щёлкает как тот мифический включатель. Мозг приходит в движение, такая технология, всё фундаментально, вечно, вряд ли древние ничего не продумали с источником света. Но все, же попытаюсь отмахнуться от возникшей назойливой мысли, выплыли примеры из прошлой жизни: вываливающиеся из стен розетки, постоянно замыкающий провод, чуть, где отсырело, моментально бьёт током. А какая цивилизация была! Вряд ли, думаю я, у них было так всё деградировано как у нас.

— И как ты будешь искать включатель? — почти без иронии спрашиваю я.

— По стенам пощупать?

— Так просто?

— Ну не будут же они их прятать! Они должны быть на видных местах.

— Мы поищем, — внезапно соглашаюсь я, — но не здесь. Надо было бы поискать, где начинаются рельсы, или… может станции есть… как в метро, там точно есть. Ты отдохнул? — загораюсь я.

— Давно, — вытирает струившийся пот, бодренько говорит Семён и тяжело вздыхает.

Тушу факел и вновь — гонка. На это раз бежим с трудом, меч доканывает тяжестью, лук и наплечная сумка бьют по спине, на ней образовались синяки с волдырями. Семён хрипит рядом, представляю как ему с топором. Рукоятка сползла с пояса и теперь с невероятной жестокостью лупит его по ягодицам, но мой друг, словно не ощущает неудобств, прёт как танк.

Бежим уже больше двух часов, затем плавно переходим на шаг, ещё через два часа уже с трудом передвигаем ноги. Дико хочется пить, начинается обезвоживание организма, даже пот давно высох и больше не выделяется, гортань пересохла, язык скрипит во рту… потихоньку надвигается жуть. Если тоннель без станций и идёт неизвестно куда, мы обречены. Я выпихнул паническую мысль из сознания. Нельзя! Это первый шаг до безумия. Рядом скрипит зубами друг, он молчит, но я представляю, каково ему, хотя и состоит из сплошных мышц, он больше ста килограммов, такой вес в себе носить и топор тяжелее пудовой гири. Обычно такие люди невероятно сильны в бою, но вот, чтоб побегать так, километров пятьдесят, обычно выносливости не хватает. Я восхищён его силой, сам же, идти уже не могу… но иду, а когда упаду — буду ползти.

Бредём, словно, лунатики. Постепенно реальность заканчивается, не раз вижу всполохи света, на пути возникают силуэты страшных чудищ, с трудом гоню от себя галлюцинации, Семён размахивает топором, я с трудом его успокаиваю. Понимаю, так долго продолжаться не может. Пить не просто дико хочется, одна мысль о воде сводит с ума. В туннеле сухой воздух и стремительно высушивает и без того обезвоженный организм. Обоим стал мерещиться шум журчащей воды. Семён, вскрикивает как простуженный ворон, ринулся на шум воды, пытаюсь его удержать, но он легонько даёт мне локтем по зубам… случайно… но губа трескается, а кровь не идёт, похоже совсем загустела. Слышу, а он уже плещется в воде, довольно хохочет, булькает горлом, шумно глотает и вновь хохочет. Бедный, он сошёл с ума! А я сажусь на корточки, с апатией смотрю на его безумства — не дам себя обмануть галлюцинациям!

Внезапно он подскакивает ко мне, почему-то холодный и мокрый, как щенка хватает за шиворот, я пытаюсь отбиваться, но он сильнее меня. Волочёт и швыряет… я погружаюсь в ледяную воду, губы плотно сжимаю, это не реально, такого быть не может, не дам себе сойти с ума.

— Пей! — рявкает друг и чувствительно бьёт меня по уху. От неожиданности глотаю. Боже! Вода! Судорожно пью умопомрачительно вкусную жидкость. Сознание просветляется, сила возвращается в тело и душу.

— Не увлекайся! — грозно рычит Семён.

— Знаю, — словно отрезвев, соглашаюсь я. Затем просто сижу в воде, кожа впитывает влагу, мозг очищается. С благодарностью смотрю на друга, а он стоит рядом, в руке пылает факел, в глазах тревога: — Ещё немного и нам кранты. Просто здорово, что на станции вода.

— Станция? — оглядываюсь по сторонам.

Мы в большом зале, он до боли напоминает московский метрополитен. Колоны, каменные скамейки, а вон и заброшенные строения, на стенах виднеются массивные железные двери, а вдали угадывается переход на другую линию и виднеется силуэт широкого туннеля. Тускло блестят вагоны и локомотив — настоящий поезд, почти совсем не отличается от наших электричек. На станции стены обычные, не металлизированные, кое-где виднеются обвалы. Вот из одного такого течёт струя воды, наполнившая впадину в бетоне. По счастливой случайности она спасла нам жизнь.

Судя по всему, тоннель, по которому мы бежали, технический и служил для неких важных задач. А вдруг до сих пор служит?

Очень тихо, только слышится едва уловимое журчание воды, всё вокруг запущенно, никто и ничто не нарушает покоя заброшенной страны подземелий.

Конечно, станция пустынна, но мысли рисуют образы монстров, прячущихся в развалинах. Смешно, кто тут может быть? Детские страхи.

— Она обитаема и это не животные, — неожиданно огорошивает меня друг.

— С чего ты взял? — я вылез из лужи, отряхиваюсь как собака, полностью прихожу в сознание, поэтому становится холодно, даже зубы начинают выдавать предательскую дробь. Костёр нужен, хороший, чтобы одежду высушить и немного отдохнуть, совсем из сил выбился, мышцы гудят и противно пульсируют, икры ног сводят судороги. А Семён, вроде, чувствует себя полегче. Хотя нет, он с усилием присаживается рядом и с губ срывается стон, морщась, начинает растирать себе мышцы на ногах.

— Около той разбитой будки куча различного хлама: доски, какие-то тряпки, шкуры, кости, детали от механизмов. Неужели не видишь?

— Факел выше подними, — требую я. Семён, постанывая, встаёт, вытягивает его над головой, и я замечаю какую-то груду мусора. Действительно, в ней прослеживается нечто рукотворное, животные б так не поработали. Да и откуда тут звери? Мы давно покинули их места обитания. Видно придётся подниматься и ковылять к той будке, лезть в мусор, а сил почти нет, отдохнуть бы с полчасика… но встаю, шатаясь, бреду за Семёном. Даже если ничего не найдём существенного, всегда можно подобрать, что-нибудь для костра. Мысль о тепле даёт мне силы, я убыстряю шаг, попутно озираюсь, вглядываюсь в разбитые окна покорёженного состава, удивляюсь, что он так похож на до боли знакомые электрички, только подвес для колёс иной и рельсы не с низу, а по бокам… но в остальном… даже жутко становится, как всё похоже. Неужели разные цивилизации не хотят выдумывать нечто запредельное для понимания, чтоб отличаться, друг от друга, даже как-то несправедливо — та же механика, те же формы… интересно, а люди какие тогда были? Стоп! Я реально спотыкаюсь от своих мыслей. А вдруг их предки и сейчас скрываются в искорёженных вагонах, кто-то ж собрал весь этот хлам? Мне становится жутко, выхватываю меч.

— Ты чего? — едва не опалив меня огнём факела, натыкается на меня Семён.

— До меня начинает доходить смысл происходящего. Тебе не кажется, что мы вломились в чужой дом, как бульдозеры на клумбу с цветами, по зубам могут дать.

— Мне давно это понятно, — кивает Семён, с усилием сдёргивает с плеча свой знаменитый топор, — но я не позволю, чтобы мне били в морду.

— Однозначно, — хмыкаю я. — Узнаю тебя, мой друг.

Мы стоим у кучи хлама, как два бомжа перед помойкой, даже смешно стало. Я не спеша ковыряю её лезвием меча, откидываю истлевшие тряпки, изгрызенные рёбра каких-то животных, ржавые гайки и болты, оплывшие от времени и превратившиеся в сияющие лепёшки — некие сосуды. Я немного разочарован, обычный хлам и ничего более. Хотя, в нашем случае, это всё сокровища, особенно железо, вот только поднять его на поверхность, большая проблема, тут бы детей найти и быстрее ноги унести. Жутко здесь, мне кажется, нам невероятно везёт, что мы ещё живы. С упорством заядлого бомжа, я ворошу мусор, внезапно натыкаюсь на металлическую колбу, она затаилась как снаряд и отсвечивает холодным блеском. Осторожно выдёргиваю, очищаю от пыли. Она состоит из двух частей и привинчивается друг к другу с помощью резьбы, по материалу, очень напоминает титан, ни следа ржавчины, словно недавно со склада.

— Интересная вещь, — я даже отложил в сторону меч.

— Это контейнер, — Семён берёт колбу из моих рук, пытается отвинтить.

— Подожди, не так быстро, вдруг взорвётся, — беспокоюсь я.

— Не думаю, — Семён потряс её. — Внутри какой-то порошок.

— Тем более, может там ядовитая смесь.

Семён некоторое время вертит колбу перед собой, а в глазах жадное любопытство: — Никита Васильевич, ты отойди… всё же я её отвинчу.

— Как знаешь, — я не шелохнулся. Будь что будет — авось пронесёт! В этом, все мы русские такие, кто его знает, эта наша беда или счастье. Но авось, вещь хорошая!

Некоторое время ничего не получается, Семён старается из всех сил, вздулись мышцы, глаза покраснели, но слышится противный скрип, резьба освобождается от микроскопической пыли и колпачок начинает вывинчиваться.

— Только не резко, — предупреждаю я друга, а сам от любопытства вытянул шею, наблюдаю, как он разъединяет цилиндрическую колбу, заглядывает внутрь.

— Что там?

— Непонятно, — Семён высыпает немного порошка на пол, мы склоняемся над неведомым веществом.

— Интересно, — я слюнявлю палец и тыкаю в него, затем с удивлением рассматриваю фиолетовое пятно. — Это марганец! Обычный перманганат калия!

— Тю, — скривился Семён. — Я то, думал, что-то существенное.

— Если есть одна колба, должны быть другие, — задумчиво произношу я и поднимаю с пола круглую деталь от какого-то механизма. — А ты знаешь, что это?

Семён берёт её из моих рук, удивлённо говорит: — Алюминий?

— Не угадал. Окислы зелёные, это магний!

— И что? — он пожимает плечами.

— Порошок магния с перманганат калием, пудра из алюминия — из этого можно приготовить термитную смесь!

— Не хрена себе! — вскакивает Семён.

— Вот тебе и оружие против химер! — смеюсь я. — Осталось найти склад с этими колбами, а магния и алюминия здесь немереное количество!

На душе потеплело, но в сердце держится тревога. На боку лежит сошедший с рельс поезд, темнеют тоннели, отсвечивают пламя факела многочисленные металлоконструкции, в темноте угадываются очертания мостов, которые нависают над путями как нечто призрачное и нереальное, виднеется разбитый эскалатор, и всюду запустение и холод.

С трудом находим подходящий материал для костра, оттаскиваем подальше от железнодорожного состава, скидываем на платформе, рядом с намертво заклинавшей металлической дверью. Сколько не пытались отвинтить маховик, чтобы отпереть засовы, она не сдвинулась ни на миллиметр, затем я понял причину, резьба сознательно сбита, вероятно, кто-то опасался того, что дверь могут открыть.

Разжигаем костёр — теперь погреться можно, а заодно просушить одежду. Благодать, как тепло и даже уютно! Сырость отходит, а с ней страхи и появляется надежда на счастливый исход.

— Вагонетка с детьми прошла по соседним путям, иначе б столкнулась с этим составом, — размышляю я.

— Была бы какая-нибудь дрезина, — вздыхает Семён.

Мой друг старательно ёрзает на месте, подставляет то один бок к огню, то другой, одежду снимать не решается, уж очень место, в плане безопасности, зыбкое. Я тоже оголяться не спешу, повернулся к огню спиной и млею от удовольствия, ощущая, как тепло распространяется между позвонками, бежит к рёбрам, согревает живот, вытесняет холод вместе с паром.

Чтоб как-то себя занять, лезвием меча, состругиваю с магниевого колеса мелкие опилки, заготавливаю целую горсть, затем, смешиваю с марганцем, заворачиваю в кусочек шкуры, предварительно положив в смесь мелкие камушки, это для создания микроскопической искры, её хватит, чтобы произошёл взрыв.

Семён внимательно наблюдает за мной, глубокомысленно приподнимает брови, удивляясь моим ценным знаниям. А тут ничего особенного, просто, в далёком детстве, мы часто лазали по свалке кораблей — это в Инкермане, выламывали детали из магния, а в аптеках покупали перманганат калия, и делали взрывпакеты — этим тогда мы ох как увлекались! Вот так, безобидные мальчишеские шалости, дали мне идею, от которой, может, будет зависеть наша победа над пришельцами.

— И что это такое? — прерывает своё молчание Семён.

— Взрывпакет, не убьёт, как пить дать, напугает.

— А запал где?

— Внутри. Видел, как я положил в эту смесь мелкие камушки?

— И это всё?

— Вполне. Для этой смеси, достаточно мельчайшей искры, чтобы она взорвалась.

— Поразительно! Откуда ты всё знаешь, Никита Васильевич?

— У нас большая разница в возрасте. Когда я был пацаном, о фейерверках мы не знали, это при тебе Китай наводнил ими нашу страну, и делать взрывпакеты, для вас, было не актуально, а у нас было безвыходное положение, уж очень хотелось пошалить, вот и нашли способ приготовления взрывчатых смесей. Я помню, у меня был стол, так вот, столешница была полностью прожжённая и закопченная от моих опытов. Когда я познакомился с Ладой, и она как-то сняла скатерть с моего многострадального стола и увидела это дикое безобразие, едва в обморок не грохнулась, ведь мой стол был из настоящего красного дерева — такое кощунство! — смеюсь я и Семён, для приличия, тоже хмыкнул, хотя, я почувствовал, меня он не совсем понимает. Вероятно, в его интеллигентной семье, такие бесчинства не допускались. Ну, каждому своё, по крайней мере, мне и моим друзьям, было весело, а моя мать смирилась, терпеливо ждала, когда все эти шалости сами собой рассосутся. Так и получилось, теперь я важный и достойный Великий князь! Вконец развеселившись, я фыркаю от своих мыслей, и внезапно слышу напряжённый голос Семёна: — Они здесь.