Аратан

2.16. Фестиваль

Четвертая десятидневка ознаменовалась началом фестиваля, название которого проще всего перевести как "Рок-н-ролл, секс и наркотики". Ну, не совсем рок-н-ролл, просто легкая ненапряжная ритмично-танцевальная музыка. Наркотики – легкие, разрешённые в основной части Содружества к употреблению. А вот на секс ограничений как бы и нет – что хочешь, только добровольно. Под фестиваль выделили длинный, километров 30, и узкий, от сотни метров до километра, плоский песчаный остров. Остров соединялся с берегом несколькими мостами. В широких местах острова располагались площадки для выступлений, операторские, столовки, туалеты и медкомплексы. На остров пускали только зарегистрированных участников. Регистрация платная и регистрировались только группы, в которых число мужчин и женщин примерно совпадало. Нас с Шанаром разделили. Меня с ещё двумя патрульными – Трисом, молодым парнем, и Эмрой, женщиной средних лет, выставили патрулировать начало бульвара у орбитального лифта. С лифта прибывали туристы, проходили по бульвару, там усаживались в автобусы и летели к острову. Над самим островом летать было запрещено – на остров все попадали по одному из мостов, сдав в камеру хранения всё, кроме музыкальных инструментов. Камер хранения несколько, первая – прямо на орбитальной станции, самая большая развернута на планете у лифта, и у каждого моста на остров по небольшой камере хранения – для особо стеснительных. На время фестиваля в одежде по острову ходит только обслуживающий персонал и техники с медиками. На утреннем разводе все получили подробную инструкцию на нейросеть, чтобы оказавшись в любом месте фестиваля каждый точно знал что ему делать.

Задача нашего поста – "следить за порядком по прибытии туристов". Вместе с туристами могли прибыть какие-нибудь нежелательные элементы. Поэтому, если увидим вора-карманника или ещё кого "подозрительного" – фиксировать, пресекать и задерживать. В сложных случаях сначала консультироваться с искином. Прибывающие группы в основном оставляли вещи в ближайшей к нам камере хранения. Появилась группа – спустились на лифте, все быстро сбросили скафандры, нацепили юбочки из пояса и висюлек с сандалиями и пошли пританцовывая и подпевая к автобусам. Следующая группа – вместо юбочек полупрозрачные фартуки, как для мытья посуды. Ещё одна группа – дамы в легких коротких тряпичных юбочках, поднимаемых легким ветерком, с какими-то трубочками. Мужчины прибрали свое хозяйство в мешочки, завязанные на поясе, и опробуют барабаны разной величины. Интересно, можно ли эти мешочки назвать гульфиками? Собрались и двинулись, под свист, трели и барабанный бой – неплохо у них получается.

Мой напарник совсем заглазелся на красиво раздетых женщин, ибо назвать их одетыми – значит погрешить против истины. Эмра его подкалывает, комментируя, что тому нужно было попросить отпуск на недельку, скооперироваться с девчонкой без комплексов и рвануть на фестиваль. А я вдруг почувствовал какую-то опасность сзади и ещё, что "ближе к стене никого нет, совсем никого нет, и ничего интересного там не происходит, а всё интересное в другой стороне, там где проходят группы". Я поднял пси-защиту – теперь пси-воздействия меня обтекают, не затрагивая, и мысленно развернул ближнюю карту с метками нейросети. За нами никаких идентификаторов не отмечено. Опустил голову вниз и начал разворачиваться и громко сказал:

— О какая грудастая. Боюсь, что на неё засмотрюсь и жена мне потом плешь проест.

— Что, Лис, — обратилась напарница ко мне.

— Да вон, какая грудастая, — ответил я, махнув рукой назад. — Я пока отвернусь, а ты, Эмра, мне скажи, как группа пройдет.

— Которая из грудастых так тебя зацепила, — включился Трис.

— А так что, жена ругаться не будет? — спросила Эмра.

— А так я ей честно скажу – ничего интересного не видел.

Вдоль стены за нашими спинами медленно и плавно перемещался человек в маскировочном костюме. Костюм-хамелеон принимал цвет фона и рассмотреть его было сложно. Я скинул видимую мной картинку искину и громко произнес, обращаясь к крадущемуся:

— Стоять! Представиться!

Я почувствовал удивление моих напарников и злость незнакомца. На меня начала наваливаться тяжесть. У моих напарников начали подкашиваться ноги и они медленно заваливались на землю. Усиливая свой пси-кокон, я выхватил игольник и начал стрелять. Первым выстрелом я промазал, вторая игла попала моему противнику в левое бедро, третья и четвертая прошли у него между ног не зацепив, пятая в правую ногу немного ниже колена, шестая, седьмая и восьмая ушли в сторону. Мой противник тоже начал падать, должно быть его парализовало, и давление пропало. Эмра упала, но сориентировалась и выстрелила из станнера широким лучом в ту же сторону, что стрелял и я.

Искин выдал тревогу. Трис сумел подняться, вытащил станнер и крутил головой, пытаясь понять что случилось и куда стрелять. Эмра пыталась разглядеть, в кого мы стреляли, ну и я осматривался – нет ли у незнакомца помощника. Секунд через двадцать прибежал отдыхающий патруль, спустя ещё минуту – дежурная смена из управления. Незнакомец оказался молодым парнем. Ему сковали наручниками руки и ноги, положили в отсек для задержанных и повезли в управление. Через пару минут нас сменили и тоже отправили в управление. Там я до вечера писал отчет и общался со следователем. Триса и Эмру быстро отправили на отдых в дежурную смену. Так и спрашивать у них было нечего: "Стояли, следили за порядком, трепались. Потом Лис начал городить какую-то ерунду. Стало плохо. Потом Лис начал стрелять. Потом отпустило." Отличие было только в конце: "Что-то увидела и выстрелила из станнера" и "Ничего не видел, пока этого в машину грузить не начали."

Я следователю быстро рассказал, что я – слабый псион. Что ни в каких школах псионов меня ничему не учили. Что иногда что-то чувствую и смотрю по сторонам внимательнее. Вот и заметил, сбросил картинку искину и действовал по обстоятельствам. Стрелять начал, потому, что почувствовал опасность. Стало плохо, когда стрелял, потом отпустило. Что действовал по инструкции и если бы нарушитель просто сдался и скинул метку нейросети, то стрелять бы не стал. Что я стоял ближе к шествию, а мои напарники дальше от шествия и ближе к нарушителю, но сектор стрельбы мне не перекрывали. Следователь, велел дополнить отчет. Потом я рассказал то же самое ещё раз двум другим следователям. Получил ещё несколько ценных указаний по дополнению отчета. Потом повторил ещё раз всем троим сразу. Вроде всё всех устроило, меня поблагодарили и отпустили домой.

К возвращению Лоры успел помедитировать и дневные треволнения на нашем вечере никак не сказались.

— Ходят слухи, что на фестиваль хотел пробраться псион.

— Нарушитель, применявший пси-техники сотрудниками полиции действительно был задержан.

— Ещё ходят слухи, что он пытался проникнуть на фестиваль, потому что не мог оплатить билет и хотел любви.

— Бедный псион? Не слышал про таких. Если бы он озвучил такую просьбу руководству, её бы обязательно удовлетворили.

— То есть вы утверждаете, что им двигали другие мотивы?

— Точные мотивы мне неизвестны, но это точно не желание присоединиться к празднику любви.

— То есть верны противоположные слухи, что он относится к секте аскетов и хотел устроить теракт на празднике.

— Нарушитель передан службе безопасности Марсаллы и у меня нет информации о его деле. Могу лишь уверить, что полиция твердо стоит на страже законности и порядка. Никаких терактов мы не допустим. Наши жители и гости нашей планеты находятся на Марсалле в полной безопасности.

На следующий день на разводе я, Эрма и Трис получили благодарности от начальника. Бинод мне сообщил, что по окончании фестиваля меня переведут в постоянные сопровождающие к следователям. Была возможность, и я спросил у Бинода про вчерашнее. "Псион-диверсант контрольную сдавал и не сдал, не бери в голову", — кратко ответил Бинод.

Второй день фестиваля оказался более спокойным. Утром прибыли последние задержавшиеся группы, их быстро доставили до острова и они влились в празднество. Полицейские посты у мостов на фестивальный остров оставили, но стояли они в спокойном режиме. Дежурная смена была уменьшена и о выходных на ближайшую неделю можно было не заикаться. В середине фестиваля попали к одному из мостов и я с Эрмой и Трисом. Расположились мы в пластиковых креслах под пляжным зонтом, смотрели на пустую парковку с камерой хранения и слушали далекую какофонию фестиваля. Мелкое белое солнце медленно катилось по небосклону. Над парковкой плыло марево перегретого воздуха. В траве за парковкой стоял звон и цвирканье местных насекомых.

Когда солнце начало клониться к закату наш покой нарушила просьба помочь доставить в медпункт женщину. Трису я скомандовал оставаться на месте, и мы с Эрмой отправились. До места нас быстро довезла небольшая машинка на колесах, на похожих катаются по площадкам для гольфа. Водитель ловко лавировал среди расположившихся всюду компаний и доставил нас до места. Медичку мы опознали сразу – она одна была в медицинском комбинезоне. Вся остальная толпа была почти "в чём мать родила". Проблема была проста – одна грузная дама любила любить в бассейне. После очередного соития почувствовала себя нехорошо – все-таки лишний вес – лишняя нагрузка на сердце. Сама добраться до медпункта или хотя бы вылезти из бассейна не могла. Её товарищам помочь ей сил тоже не хватало. Нам нужно было переместить ее на машинку, что подхватила нас на мосту.

Бассейн оказался мелким круглым лягушатником с лестницей. По лестнице удобно было спускаться и подниматься одному, вдвоем уже тесновато. Дама была действительно крупная. Она сидела в бассейне, спиной к стенке, тяжело дышала и постанывала, жалуясь на тяжесть и гравитацию. Медичку я поставил на край бассейна, чтобы она нам подсказывала, если мы будем делать что-то опасное для ее пациентки. Я спустился в бассейн, воды мне было чуть выше колена, дно было упругое и не скользкое.

— Я хочу положить даму себе на плечи, — сказал я медичке. — Ей это не повредит?

— Не должно. Я контролирую показания её нейросети, если что – сообщу.

— Эрма, спустись, поможешь мне.

Мы с Эрмой, подхватив даму под мышки, уговорили её помочь нам её поднять. Когда она приподнялась, я присел, просунул руку ей между ног и взял вес. Она лежала у меня на плечах, голова свисала вниз с левой стороны, её монументальные груди плотно обтекли мое левое плечо, ноги свисали справа. Я стоял в позе уставшей обезьяны, сцепив руки в замок. Очень хотелось назвать даму мамонтом – весу в ней было килограмм под двести. Если бы не импланты и не пониженная сила тяжести, я бы ее наверняка не поднял. Я повернулся и сделал небольшой шаг, затем второй. — Эрма, прохрипел я из-под туши, организуй дорогу, — Эрма мгновенно очутилась наверху. А я тяжело пошёл, с трудом преодолел ступеньки, сделал несколько шагов к машинке.

— Она не уместится на сиденье, — сказала Эрма. Действительно, сиденья для дамы были слишком малы.

— До медпункта далеко?

— Сотня метров, — ответила медичка.

— Мужчины здесь есть, — тяжело прохрипел я.

— Что ты спросил, — уточнила Эрма.

— Нужны мужчины, нести руки и ноги, тогда мне будет легче и мы донесём.

Мужчины нашлись. Они подставили свои плечи и мы пошли. Мы прошли эти чёртовы метры до медпункта. Аккуратно уложили даму в медкапсулу. Когда мы вышли из медпункта, земля подо мной покачивалась, я сел на задницу и прислонился спиной к стене. Медичка тоже вышла из медпункта:

— Всё хорошо. Сейчас медкапсула её подлечит. Я бы рекомендовала ей покой.

— От имени полиции Марсаллы благодарю всех за помощь. Мы стоим на страже порядка и безопасности, — громко произнесла Эрма.

Все захлопали и радостно закричали. А я ничего не сказал, просто сил не было. Потом мы погрузились на машинку. Женщины меня целовали и звали остаться, мужчины говорили Эрме комплименты. Мы извинялись, что на службе и сейчас не можем, а вот после службы, если нам начальство разрешит… С этим мы и уехали. На посту у моста Эрма долго со смаком рассказывала Трису, какие голые красавицы меня целовали и звали остаться. Он завидовал сначала молча, потом проговорился:

— Лис, ну почему ты не отправил туда меня?

Я посмотрел на него и спросил:

— А ты 200 килограмм утащить сможешь?

— При чем тут 200 килограмм?

— Так ты что думаешь, девочки просто так возбудились? Нет, сначала Лис сам-один 200 килограмм поднял и понес, — вмешалась Эрма.

Когда нас сменили, организаторы сбросили нам приглашение на фестиваль.

— Не, — ответил я, — извинитесь за меня, меня дома жена ждет.

Эрма тоже отказалась.

— А я, можно я останусь, — с неуверенной надеждой спросил Трис.

— Почему нет, — ответил я, — только на службу не опаздывай.

— Конечно, — донеслось до нас с Эрмой от убегающего реактивного Триса.

Утром на службе Трис был сонный и довольный.

Наконец я разобрался с едой. Полицейские перекусывают во время дежурств. Рассиживаться за едой бывает некогда. Вроде и время есть, а только сядешь пообедать, как сразу вызов. Поэтому перекусы все организуются так, чтобы можно было всё бросить и вылетать. Так что патрули и наряды едят что-то вроде пончиков с начинкой. Я завел себе маленький пищевой контейнер, перенёс свою ложку из квартиры в служебный шкаф и начал носить их с собой на службу. Во время перекуса я заказывал себе в кафе любое блюдо, перекладывал его в контейнер и ел потом из контейнера ложкой. Ложкой у меня получалось быстро – в армии натренировался. Если же я вдруг не успевал, то просто закрывал контейнер, облизывал ложку, бросал их в бардачок и был готов выезжать. Сослуживцы мои сначала косились и говорили, что это совсем по-варварски. Я отшучивался и говорил что да, по-варварски, но зато я сегодня ел, тут я произносил название блюда, а не эти пончики.

Фестиваль закончился спокойно. Сначала устроили первое окончание фестиваля. После него примерно половина народа собралась в обратную дорогу. Они с музыкой и плясками, под крики "Спасибо Марсалла!", добирались до лифта, одевались и натягивали скафандры, кричали "Жди нас, Марсалла! Мы ещё вернемся!" и отправлялись по домам. Оставшиеся на следующую ночь устроили ещё одно окончание фестиваля и отправились вслед за первой партией. На острове остались самые невоздержанные, те что с трудом двигались после заключительной оргии. Им помогли перебраться в гостиницы, и мэрия взялась приводить остров в порядок.

После фестиваля нас по очереди отправили на отдых. Я сумел выбрать себе день, совпадающий с Лорой и она потащила меня в кино. Кино – с эффектом присутствия, присутствуешь – паришь невесомым бестелесным духом и можешь смотреть с любого ракурса или с нескольких одновременно. Лора выбрала популярную сейчас в Аратане историческо-любовную мелодраму. Что можно сказать про её содержание? Жили-были два баронских семейства. В одном был сын-наследник, в другом дочка. Молодой баронет был старше, соседская дочка ему нравилась, он с ней подшучивал. Дочка-подросток в баронета влюбилась по уши. Призналась ему в любви, но баронет серьезно к признанию не отнёсся и официальной помолвки не сделал. Предложил подождать его с военной службы. Когда пришло время выходить замуж, дочка пыталась настаивать, но не очень решительно и, после некоторого сопротивления, вышла замуж по указанию отца. Отец не знал о её любви и хотел "как лучше". Баронет-наследник вернулся с военной службы и тоже вступил в брак из интересов своего баронства. В браках им не повезло, супруги их гуляли направо-налево, наконец они поразводились, объяснились друг с другом, договорились и назначили свадьбу. Но не судьба – баронета вызвал на дуэль брат его бывшей супруги, баронет оказался бравым дуэлянтом, и противника своего прибил, но и сам пострадал. Брата-супротивника в медкапсуле откачали, а у баронета медкапсула из строя вышла и, пока её чинили, он помер. Дочка, в результате объяснения со своим любимым, оказалась беременна, родила сына. В конце показали, как их сын молодым лейтенантом отправился служить императору.

Лору кино очень впечатлило и она потом весь вечер со мной его обсуждала. Всё задавала мне вопросы, почему, если отец так свою дочь любил, он её намеков не понял и почему, если баронету она нравилась, он сразу же не позвал её замуж. Мои слова, что мужчины не понимают тонких намеков, не понимают толстых намеков, и чтобы мужчины услышали, им надо сказать, во-первых, прямым текстом и, во-вторых, громко, Лору расстроили. Я был обвинен во всех грехах и изгнан с кровати на стул, затем снова обвинен во всех грехах, в том что я её не люблю, и шлепками загнан в кровать, затем Лора уткнулась в меня и плакала, время от времени спрашивая, за что же она меня любит, а я гладил её по спине, рассказывая какая она у меня вся любимая, ну и, наконец, Лора в самом деле начала меня любить, благо вечер перешел в ночь. Уснула она довольная и успокоенная.

Медовый месяц кончился и я узнал, что у Лоры резко-холерический характер. Мне по её намекам нужно было угадывать, что именно она от меня ожидает. Если я угадывал, Лора радовалась и, что называется, "цвела и пахла", если не угадывал, расстраивалась и обижалась на меня, какое-то время она на меня дулась, потом мы страстно с ней мирились.