Антизомби

Глава 22 Спектакли в жизни и на сцене

Утро началось с перевязки. Со спиной было все нормально, а вот руки нудно болели. Ирина Аркадьевна навела какой‑то целебный настой и промыла мне обожженные кисти. После этого стало значительно легче.

На утреннее совещание в штабной двор пришли почти все жители форта. Люди во дворе не поместились и толпились прямо на улице.

Ситуация был понятна. Позавчера выбили практически всю верхушку генштаба. Погибли оба отставные полковника, которые деятельно взялись за решение общих вопросов. Люди объединились вокруг нашего генштаба. Были организованы оборона, снабжение и обучение жителей форта.

Все ждали, что будет дальше.

Я толкнул речь с крыши генштабовского гаража, ну прямо как Ленин в семнадцатом с броневика. Я сказал, что ничего не меняется, мы выжили и будем продолжать бороться, в единстве наша сила. Я рассказал присутствующим об ответах Орлова на мои главные вопросы. Со всех сторон посыпались вопросы, на которые я ответить уже не мог. Не желая бледно выглядеть перед моими соседями, я пообещал, что устрою семинар с участием кого‑нибудь из ученых. Известие о том, что поиском решения занимаются серьезные военные ученые, вселил в людей уверенность и поднял боевой дух. Казалось, что еще немного и спасительная вакцина или что‑то еще будут найдено, главное продержаться. Не знаю, на сколько, этого хватит, но люди воспряли духом.

Собрание превратилось в народное вече. Коллективно обсудили вопросы укрепления периметра. Для укрепления периметра не хватало материалов. Опять пришла на выручку смекалка. Предложили использовать старые шпалы с железной дороги, а так же мешки с песком и грунтом.

Подняли вопрос организации питания, продукты у большинства населения заканчивались. Несколько человек пришли с готовой идеей организации общественной столовой. Это было выходом. Общественную столовую решили организовать в соседнем дворе с генеральным штабом дворе.

Моя команда преподнесла сюрприз. Оказывается, домовитые Палыч и Алевтина приволокли полевую кухню и полевую армейскую пекарню со склада Чапликова. Безвозмездно передав их на общественные нужды, они поставили вопрос о поварах. Готовку пищи на себя взяли баптисты, они считали это богоугодным христианским делом.

Сразу натаскали продуктов в столовую. Электричества не было. Для хранения скоропортящихся продуктов один из новичков предложил притащить большой холодильник из ближайшей столовой или кафешки и поставить генератор. Еще одна из новеньких знала, где найти генераторы. Она работала в небольшой компании, ремонтирующей строительную технику и оборудование. Кроме бетоносмесителей, плиткорезов и насосов у них на ремонте были и генераторы различной мощности. Генераторами заинтересовался Георгий. Ему срочно нужен был сварочный генератор для ремонта и модернизации автомобилей. Вылазку спланировали на вторую половину дня.

Расходились все совершенно в ином настроении, нежели в том, с которым сюда пришли.

Я остался со штабистами. В нашем полку управленцев прибыло. К нам добавилась Клара Игнатьеван — школьный завуч. То, что она играет первую скрипку было видно невооруженном взглядом. Последнее слово всегда оставалось за завучем. Прохиндей Чапликов прямо‑таки стелился перед ней. Гена баптист держался несколько особняком. Вошедший в состав совета, Георгий вообще молчал. От оставшейся пятерки советчиков присутствовало только трое. Один из пятерки погиб во время отстрела зомбособак, второй с семьей уехал к дальним родственникам в Луховицы.

Текущих вопросов было много. Оказывается вчера группа вояк во время вылазки на колхозный рынок наткнулась на морфов. Одного морфа отпугнули выстрелами, второго уничтожили. Его сбили, когда напал на машину, а пока он не пришел в себя, морфа расстреляли из автоматов. Третий морф убил одного из группы и утащил с собой. С рынка удалось угнать одну машину. В кузове было около пяти тон картофеля. Если бы не потеря одного человека, то вылазку можно было бы считать удачной. Вообще на рынке было чем поживиться. Машина, которую пригнали, была не только на две трети загружена картофелем, но полностью заправлена.

На рынок наведывались гости, такие же фуражиры или бандиты. На территории стояли два джипа, но людей видно не было. Похоже, что они погибли.

На группу Георгия вчера напали бандиты. Они ездили за топливом как раз на серую заправку Назима, на которой заправлялся Палыч. На них не нападали, пока они грузились. Но на железнодорожном переезде, на них напала банда. Пришлось бросить подбитую головную машину и грузовик с бочками бензина. На оставшихся двух машинах едва удалось уйти по путанным проселкам частного сектора. В группе Георгия погибло трое.

С потерями нужно было что‑то решать. Или направлять усиленные колонны с большим количеством машин, или ходить только с броней. В первом случае резко возрастал расход бензина и не гарантировал от нападения. Самодельные броневики для второго варианта нужно было еще сделать. Хорошо бы если получилось разжиться своей броней. Танк ввиду малого ресурса и большой прожорливости не подошел бы, а вот разжиться бардаком было бы очень даже замечательно.

Григорий предложил третий вариант. Он, оказывается, уже договорился с дачниками о совместной вылазке туда же. Но перелагал сформировать еще и отряд прикрытия. Палыч, предложил поохотиться на бандитов, да положить их всех. У нас были крупнокалиберные ДШК, гранаты и одна муха, а также куча стрелкового оружия, но самое главное были люди, которые умели воевать. Над его предложением стоило подумать. Нужно было еще встретиться с дачниками.

Прибывали новые беженцы. За время моего отсутствия добавилось целых двадцать четыре человека. Учетом прибывающих, занималась некая Ольга Ивановна — бывший сотрудник КГБ в отставке. Служила она там в отделе кадров и отличалась феноменальной памятью.

В форте был организован пропускной режим, но все равно праздно шатающихся уже не было. Периодически заскакивали какие‑то ребята на машинах, но до стычек дело не доходило. Их останавливал мощным шлагбаум из железнодорожного рельса за тридцать метров от ворот.

Мертвяки беспокоили постоянно. Хорошие результаты давали учебные стрельбы курсантов форта. Стрелять ходили почти все. Налаженная вояками система подготовки крепла и развивалась. Учиться хотели все, так как все хотели жить. В цепких старческих руках баб Маши Фатеевой ковались новые бойцы из вчерашних школьников, пенсионеров и домохозяек. Мелкашки оказались не заменимы. Малошумные и легкие огни подходили всем и не привлекали выстрелами новых зомбаков. О количестве упокоенных зомбаков ежедневно сообщали воякам с заправки.

На совещании случилось еще одно знаменательное событие. Клара Игнатьевна упорно продвигала мою кандидатуру на пост императора форта. Она акцентировала внимание всех именно на моих предложениях и вела совещание, ориентируясь именно на меня. Вот это новость! Лидерство в своей группе я воспринимал как должное, но руководить всем фортом в таких условиях дело не простое. Это не фирма и не завод, где все понятно — есть руководители, и есть подчиненные. Здесь иерархия не простая. Основную роль здесь играет человеческий фактор. Народу много. Обстоятельствами объединены совершенно разные люди. Зачастую придется выбирать между плохим и худшим, да еще людей ломать под свои решения. Плюс постоянные конфликты интересов, и у каждого свое особое мнение по всем вопросам. А вот вся ответственность на тебе.

В целом сегодняшнее общее собрание жителей форта понравилось. Люди активно включались в работу по общему спасению. Подгонять никого не надо, все знают, что делать. А вот координировать людей требовалось.

Очень к месту оказался, привезенный мной, бобкэт. Минипогрузчик существенно обезопасил работу мортусов. Они поменяли свою тактику. Вчера погрузчик пережил даже нападение морфа без особых последствий. Крепкие решетки на стеклах защитили водителя. Теперь его страховали два стрелка и водитель на маленьком джипе. На окна джипа поставили металлические решетки, в крыше машины над задним сиденьем прорезали крышу и поставили там защитную клетку для стрелков. Сделали в ней упоры для автомата и СКС. Свое автопроизведение с торчащим стаканом клетки над крышей мортусы гордо именовали папамобиль за отдаленную похожесть на автомобиль папы римского.

Под занавес совещания один возбудился еще один из членов совета — старичок с редкой козлиной бородкой, кандидат биологических наук, специалист по заболеваниям плодовых деревьев. Он напомнил о том, что мы собирались заниматься сельским хозяйством и садить огороды на всех свободных участках. Он знал, где можно разжиться хорошим посевным материалом. Я попросил его собрать группу, осмотреть все участки и подготовить предложения.

На этом мы закончили.

Дома меня ждали аж четыре модернизированных автомобиля.

Во–первых, переделали УАЗик. Сверху автомобиля поставили усиленный каркас, а на него чешуей навесили стальные нагрудники. На крыше устроили башню из наклонных стальных листов. Башня не поворачивалась, но можно было переставлять пулемет Дегтярев пехотный на четыре стороны в прорезанные бойницы. Было неудобно, но все же лучше чем ничего. Сделали закрывающиеся люки перед лобовым и боковыми стеклами. В машине смонтировали камеры и экраны, позволявшие водить УАЗик в закупоренном виде, с закрытыми люками. В машину установили даже танковый прибор ночного видения. На морду УАЗику повесили отвал с маленького трактора. Для опускания и поднятия отвала приспособили автомобильную лебедку. В итоге получилась боевая машина постапокалиписиса, безумный Макс отдыхает.

Вторым автомобилем стал инкассаторский шевроле Гриши. Из броневика вытащили сейф, освободив пространство внутри кабины. Спереди установили отвал. А в крыше разблокировали имеющийся люк и умудрились сделать настоящую башню на электроприводе. Турель смастерили из поворотного механизма люка в крыше и станка для ДШК. Получилась полноценная турель. Турель обшили стальными листами спереди и боков на башню навертели бронепластины от жилетов, а внутренность обшили арамидными чехлами от бронежилетов. Получилась полноценная башня. Сейчас Гриша, Степан и Николай делали электропривод для поворота башни. Камерами и приборами ночного видения инкассаторский броневик уже был оснащен производителем. У нас был почти полноценный бронетранспортер. Оставалось только подвесную сидушку для стрелка сделать.

На очереди стоял Урал. Его уже обшили спереди стальными нагрудниками. Кунг изнутри на метровую высоту обложили обычным деревянным брусом пятнашкой. На очереди была башня на кунге, ее еще только собирались делать.

Четвертым была поливалка. Кабину МАЗа начали обшивать листовой сталью. Бочку обшили листами профилированного настила на манер высокого кузова грузовика. Замаскировали таким образом. Между цистерной и металлическим щитами положили брус, а свободное пространство заложили мешками с песком. Теперь можно было перевозить топливо не опасаясь обстрелов из стрелкового оружия.

Работа с автомобилями была в полном разгаре. Даже женская половина принимала в этом посильное участие. Результат воялся прямо на глазах.

До обеда я катался по периметру, смотрел, как идет его укрепление. Работы еще было непочатый край. Радовало, что уже обычные или даже шустрые зомбаки к нам уже не заберутся. Люди работали с полной отдачей. Дело было не столько в страхе пред зомби и не в принуждении, а в том, что в работе люди находили отдушину от творящегося вокруг ужаса. Работа позволяла забыться. На стройке эпохи меня нашел капитан Пантелеев. Пантелеев, высокий плечистый молодой мужик с начинающим расти брюшком. Кадровый военный, закончивший общекомандное военное училище, он служил в мотострелковой части до позапрошлого года. Затем в результате несчастного случая на службе он остался без ноги. Его комиссовали, как военного инвалида, и по военному жилищному сертификату он купил себе половину домика у бабульки на улице Коломийцева, где и жил с женой и ребенком. Работать устроился он в транспортную компанию. Наши полканы, еще до своей гибели, отрядили его заниматься обучением курсантов форта. Чем он занялся с таким рвением, что половина курсантов стонала и выла от начальной военной подготовки. После гибели полканов, он возглавил еще и оборону форта.

Пантелеев вытащил меня из гаража, в котором варили опору для очередного оборотнительно сооружения.

— Военные пост в доме врача и на башне хотят снять, — это он мне так «здрасьте» сказал.

— Я ничего не знаю про это.

— Я только что с лейтенантом Яковлевым разговаривал.

Мы уже на пару хромали в сторону дома главврача. Пантелеев хромал на протезе, я хромал после травмы, которой я никак не давал возможности восстановиться. К тому же у меня начало сильно беспокоить мое ранение, полученное в Чечне.

Яковлева мы встретили у въездных ворот. Он разговаривал с разводящим караула.

— День добрый, лейтенант! — приветствовал я его.

— И вам не хворать.

— Вы сниматься от нас собираетесь?

— Да. Мы у вас еще три дня стоим, а потом сворачиваемся. В центре людей не хватает. У вас здесь все с обороной нормально. Да и смысла нападать на форт уже нет. Не до того сейчас.

Мы проговорили с ним четверть часа. Все было понятно. Держать просто так бойцов и броню в придачу было роскошью по нынешним временам. Удалось выторговать у лейтенанта оптику, два ящика патронов для автоматов и ящик гранат.

Настроение у меня упало. С вояками жить было спокойнее. С нашей стороны было обеспечение горячим питанием. Местные бабенки обхаживали солдатиков от души. Насколько далеко это заходило мне знать не хотелось. Ходящие между поселянами слухи я игнорировал. Мало что сарафанное радио принести может. Что бы было легче торговаться я утащил Яковлева в общественную столовую.

Обедали мы под обширным навесом за столом сбитым из свежеструганных досок. Играла приятная музыка, было очень тепло. Весна в этом году выдалась на редкость теплая. В столовой царила просто замечательная атмосфера. Люди ели, разговаривали, играли в шахматы и карты, вокруг бегали дети. Все выглядело так непринужденно и весело. Было ощущение поселкового праздника местного разлива.

За обедом ко мне подсел Георгий и предложил вместе съездить к дачникам и заскочить к гаражникам. В поездку для обкатки решили оседлать броневик, сделанный из УАЗика. Благо ехать было совсем недалеко.

Дело оттягивать не стоило, я сразу связался с Богданом. Они нас готовы были принять часа через три. Об этом и договорились.

Яковлева пришлось отпустить с обеда — командование его вызывало.

Оставшееся время я провел с женой и детишками. Все остальные дела отложил на потом. Задолжал я своим родным, совсем закрутился с делами.

Пантелеев не дал мне пропустить время выезда. Он меня буквально вытащил из дома. У ворот меня уже ждал броневик. За рулем сидел Палыч. В качестве пулеметчика взяли Ивана. Георгий собирался ехать на своем старом семидесятом ленд круизере. Крузак у него тоже был модернизирован, как и наш транспорт — решетки на окнах, кенгурятник, превращенный в клиновидный отвал, и металлические листы на капоте и бортах машины.

Тут меня настигла семейная сцена. Вчера от Аленки мне не было высказано ни одного упрека. Может она меня раненого она пожалела или еще по какой причине, но ни одного слова мне в упрек я не услышал. Сейчас она стояла предо мной руки в боки и гневно сверлила меня взглядом. Мне было высказано, что я бессовестный эгоист заигрался в супермена, совсем не думаю о семье. В довесок мне задали абсолютно убийственный вопрос, что она будет делать с тремя детьми без меня. Она была права. Семья, жена и дети для меня были моими самыми уязвимыми местами. За них я боялся намного больше чем за себя. Мои безнадежные попытки уговорить ее и слабые аргументы о том, что поезда безопасна и я никуда не полезу, ее не убедили. Вопрос решил Пантелеев. Он просто сказал, что я сейчас отвечаю не просто за семью, а за весь форт, за всех жителей, и наша поездка должна принципиально определить, как мы будем жить дальше. Алена ревниво засопела. Делить меня с каким‑то фортом она не собиралась, но все же поддалась уговором с одним условием, что везде ездит со мной. Характер ее я знал. Она, от намеченного, точно не отступит. С ее стороны это был еще один способ удержать меня от лихачества и геройства. С ней на хвосте я точно никуда не полезу. Я предпринял попытку контратаки применив Аленкино оружие, я спросил ее как она собирается оставить детей. Моя контратака была жестко сломлена заявлением, что ей, оказывается, придется теперь присматривать за мной больше чем за детьми. Вот так я обзавелся личным помощником. Погрузившись в новый броневик вчетвером, мы отправились в гости.

Поездка была короткой, но информативной. УАЗик однозначно потерял в прыти, да и в поворотах валился. Пусть не тонну, но килограмм семьсот веса мы добавили. С места дизелек принимал весьма резво, а вот разгонял машину уже с трудом. Серьезно спасала усиленная подвеска. Порадовало, что листы не гремели. Мужики проложили все стыки листов и каркаса кусками транспортерной ленты.

На дачников произвело впечатление наше появление на самопальном броневике, да еще и с пулеметом. Они сразу забыли о цели нашего визита, а стали осматривать его со всех сторон. Тут же прибежали конструкторы с завода. У заводчан были свои переделанные машины, но это были обычные рейдовые машины, не броневики. Налазившись вдоволь по машине, заводчане заметно приободрились, похоже, мы стали инициаторами нового почина среди дачников–ударников.

Пока инженеры лазили по машине, я успел переговорить с Богданом и главным инженером — местным вождем. Про стычку с собаками они уже знали. Я им рассказал про обе вылазки в торговый комплекс, а также об ответах Орлова на мои главные вопросы. Последнее их заинтересовало больше всего. Они попросили меня познакомить их с Орловым, Козельцом и Лисеевым. Плавно разговор перешел на нужды насущные. У них уже было предложение о совместном рейде за топливом на ремонтный завод. Известие о нашей переделке поливальной машины в топливозаправщик привело их в полный восторг. Они собрались приехать завтра к нам с ответным визитом. На мой рассказ о нападении бандитов на группу Георгия, Елистратов Марк Захарович, так величали вождя дачников, рассказал, что это банда Ерохи.

Заводчане знали Ероху очень хорошо. Его родители всю жизнь отработали на заводе, а вот сынок с юных лет был для них головной болью. Ероха строил из себя крутого и хулиганил от души. От первого срока его спас директор завода, вместо второго срока его отправили в армию. Армия его не исправила, получилось скорее наоборот. В армии он прославился притеснением сослуживцев в рамках не уставных отношений. Круговая порука и нежелание выносить сор решили из избы спасли его от третьего срока. После демобилизации Ероха отгулял ровно месяц. И тут судьба его настигла. Он угодил аж на семь лет в места не столь отдаленные на казенные харчи за разбой и грабеж с потерпевшими. Вернулся он оттуда прошлой осенью, уже закоренелым уголовником. Ждать чего‑либо хорошего от него было бессмысленно. До катастрофы он промышлял всяким криминалом, но мелким по большей части. От очередного срока его спас Большой песец. Закрыть его просто не успели.

В новых обстоятельствах Ероха сориентировался быстро. Он сколотил банду и грабил всех кого мог. Разворовывать брошенные магазины уже было не интересно.

На дачный поселок он не нападал, ему уже дали один раз отпор. Он как‑то заявился с вооруженными братками к воротам дачного поселка и начал качать права. Его быстро поставили на место и выпроводили. Во второй раз, когда он попытался восстановить подмоченную репутацию и раненное самолюбие через ночное нападение, его встретили плотным пулеметно–автоматным огнем. На поле боя подобрали шестерых убитых и пятерых раненых. Раненых добили. Потом всех одиннадцать подстреленных новых хозяев жизни повесили на деревьях перед въездом в поселок. Трое мертвяков были с ранами в голову, а остальные восстали и жутко дрыгались на веревках. В следующую ночь засада, организованная по всем правилам воинского искусства, дала результат в виде трех пойманных подручных Ерохи. Они в один голос утверждали, что их послали упокоить и по возможности похоронить своих боевых товарищей, а взрывное устройство из десятка толовых шашек они нашли случайно. Но они не поняли, что следствие, прокурор и суд остались в прошлом. Утром они болтались рядом с товарищами, уже повешенными ранее. Персонально для Ерохи вывесили плакат с приглашением в дачный кооператив «Ударник». Поэтому нападений на дачный кооператив больше не было, но фуражиры регулярно натыкались на возрожденную банду Ерохи.

Ероха пополнил банду новыми членами и продолжал разбойничать в окрестностях. Тактика была стандартной. На дороге они караулили небольшие группы или одиночные автомобили. Излюбленным местом был железнодорожный переезд. Квартировались они где‑то в районе деревеньки Лукиновка.

После детального облизывания нашего авто–броневика. Нас пригласили к столу. От коньяка я отказался, сославшись на рану. А вот от соленой красной икры я не отказался. У дачников было аж три фляги икры. Всем этим богатством они разжились на продуктовой базе, одиноко скучающей на одном из тупиков запасной ветки железной дороги.

За неторопливой беседой решили организовать совместный рейд к продуктовой базе. Параллельно решили покончить с бандой неугомонного Ерохи. Его бойцов нужно было выловить на приманку, а потом наведаться в логово бандитов.

На прощанье нам нагрузили несколько трехлитровых банок с икрой и проводили с миром.

Обратно мы возвращались долго. На нашем броневике мы решили покататься по городу и окрестностям. Мы катили по обезлюдившим улицам и проспектам. Бродящие и стоящие мертвяки, обглоданные костяки, разбитые и сгоревшие машины, разграбленные магазины. Вид мертвого города произвел на Алену сильное и страшное впечатление. Все эмоции были написаны у нее на лице.

Мертвяки лупали своими жуткими буркалами на наш автомобиль–броневик, но интереса не проявляли. Навестили наших собак. Под елями жуткими статуями в разных позах застыли около десятка собак. Морфов видно не было. Проехали прямо по ним. Убежать не успели две мертвые псины. Для пущей важности дали две длинные очереди под елки. Похоже, подстрелили еще парочку.

Многократно опробовали стрелять из пулемета через разные амбразуры башни. На ходу стрелять было очень сложно. Для эффективного огня приходилось останавливаться. Иван был парнем крепким, пулемет был относительно легким, но попотеть ему пришлось немало, переставляя пулемет из гнезда в гнездо. С этим нужно было что‑то решать. Ресурс пулемета берегли — Иван отсекал очереди по три–четыре патрона, но все равно один раз ствол поменяли. На этом знаменательном моменте мы закончили испытания.

Вернувшись, удостоился аудиенции Клары Игнатьевны. Из долгой пафосной речи я сделал вывод, что мне предлагалась императорская корона главы форта. Назначение планировалось на завтра, инаугурация должна была состояться сразу же после избрания. Ох, что‑то ты не договариваешь, Клара.

Бывшая завуч представляла собой спаянность сутей стервы и интригана. Ни тех, ни других я не любил. С подобными типажами у меня возникало в жизни предостаточное количество проблем. Я не видел смыла с ней ссориться, зачем мне лишние проблемы. Да и, честно говоря, побаивался ее. Откуда было такое, я мог только предполагать. Может она действительно была сильнее меня или остался, заложенный школой на подкорковом уровне, пиетет перед строгими училками, а может быть гипнозом она обладала или нейро–лингвистическим программированием пользовалась.

Давила она на меня сильно, но с какой целью. Вот с этим нужно было разобраться. Пахло явной подставой.

Я отбоярился от нее просто. Сказал, что люди должны были высказать свое мнение. Тут она меня сразила. Оказывается, у нее все было готово. Мнение людей будет. Выборы пройдут в мою пользу. Охренеть! Без меня, меня женили. Вот как получается. Я предложил дождаться завтра. Утро вечера мудренее.

Я сомневался в нужности для форта на данном этапе самодержавного императора. Люди знали сами, что им делать. В форте было несколько групп, у каждой был свой лидер. Со временим, действительно проявит себя человек, который объединит всех, но на данном этапе это может привести к конфликту интересов. Лишние проблемы с кусаловом между собой — это было последнее дело.

Георгий вообще позиционирует свою группу как вольных стрелков и свободных художников, таких ломать под себя бесполезно, можно только убедить. Баптисты — это уже мощный и смелый клан, пользующийся несомненным авторитетом у окружающих и живущий по своим правилам. Пантелеев человек военный, и уже выстроился под меня, хотя непонятно почему. Группа вояк была очень серьезно потрепана в нескольких последних дней, но они тоже держались вполне самостоятельно. Остальные жители готовы были лечь под кого угодно, в обмен на гарантии безопасности. Вообще сегодня во время обеда в столовой я ощутил, насколько увереннее почувствовали себя люди. Столовая превратилась в центр всеобщего притяжения. Там не просто ели, там общались, играли в шахматы и карты, читали книги, да и просто так проводили время.

Ужинали мы тоже в общественной столовой. Со всего форта туда тащили свои продукты и готовые блюда. Помимо еды стихийно получилось целое представление. Оказывается, талантами форт обделен не был. У нас нашлась целая молодежная рок–группа. Нашлась пара фокусников–любителей. Старенький, но бодрый дедок лихо играл на баяне. Две пары детишек двенадцати–четырнадцати лет показали настоящие бальные танцы в бальных платьях и смокингах. А наша Женя тоже показывала простенькие фокусы и прекрасно жонглировала.

Действительно, что порадовало — это отсутствие спиртного. Никто не принес ничего выпивку.

Возвратились с Аленой домой уже затемно. Алена уложила детей спать и накинулась на меня. Похоже, она собиралась компенсировать мне дневной разнос и публичное унижение ночными ласками, но возникло две проблемы: рана на спине и обожженные руки. С обеими проблемами пришлось справиться, и мы уснули крепко обнявшись.

Утро встретило нас в половине шестого трагическим событиями. Скончались трое наркоманов от передоза или еще от какой наркоманской напасти. Один наркоша был местным, а вот двое других — залетными. Местного звали Виталиком. Великовозрастный лоботряс сидел на шее у родителей, лишь иногда перебиваясь временными заработками. Вообще семья больше жила за счет сдачи двух квартир в Москве, деньги там водились. О том, что Виталик был нарком, этого я не знал. Сейчас его труп со следами множества уколов лежал во дворе генерального штаба с синим лицом и дыркой во лбу. Рано утром их выцепили сменяющиеся караульные. Освободившиеся караульные вместе с разводящим шли отдыхать, когда на них вывалились три местные ожившие трупа. Подохли и восстали они, скорее всего, ночью. Благо, что они не успели никого покусать, были медленные и тупые. Их завалили из ПМа.

Вот еще одна напасть. Ведь есть еще старики, больные, да еще наркоманов нам не хватало. Все они потенциально опасны для жителей форта. Кто знает, когда они представятся. Бабушка у Беловых всю семью погубила. Вот мы защищаемся от внешней опасности, а внутренней угрозы совершенно забыли. Был же уже прецедент с семьей Беловых и часовщиком, жившим на участке Красновых. Мне вспомнился Филатов Коля пятидесятилетний крепкий и спортивный мужик, который никогда в жизни не болел. Он жил на Коломийцева. Коля умер от обширного инфаркта в общественной бане два года назад. Еще утром в субботу я встретил его с березовым веником и банкой пива, он шел через двор в прекрасном расположении духа веселый и бодрый. Через два часа из бани прибежал другой наш сосед уже с трагической новостью о его смерти.

С Парамоновым и Палычем накидали примерный план защиты от подобных эксцессов. Решили дополнительно ввести патрулирование на улицах и разбить людей на группы, а для кураторов каждой из групп ввести в обязанность ежедневно проверять состояние каждого из членов такой группы.

Параллельно решили вопрос с уходом вояк. Пост на водонапорной башне решили оставить, более того, поставить там четвертый ДШК на зенитном станке. Парамонов предложил сделать пост скрытым. Не афишировать его наличие публике. Насколько он тогда оказался тогда прав.

Наш совет прервало еще одно неприятное событие. Отравился алкоголем проктолог Альберт. Прибежал один из его пациентов — работяга со сломанной рукой и ключицей. Травмы он получил во время укрепления периметра и находился на излечении у местных эскулапов.

Сволочь Альберт нажрался дармового спита и отполировал это какой‑то неизвестной жидкой дрянью. Мы тут же подняли Леночку и маму Алевтины. Альберта спасали очень жестоко, самыми коновальскими методами. Медик, даже алкоголик, был для нас ценнее десятка фуражиров. Через два часа нас заверили, что замученный Альберт будет жив и здоров, хотя определить чем он запил медицинский спирт не удалось.

Леночка морщила носик и фыркала. Нас она пропесочила нас, как нашкодивших мальчишек. Мы видите ли из‑за какой‑то пьяни посмели нарушить ее сон, а ведь ей еще жервтовать собой предстоит на благо погибающей цивилизации. В новых условиях она еще больше убедилась в своей запредельной сверх ценности и задрала нос на столько, что без преподнесения ее величеству в дар половины галактики разговаривать с ней было невозможно. Может ее зомбям скормить? Или просто ремня всыпать по пятой точке? Нужно было что‑то придумать для понижения градуса звездности зарвавшейся барышни? Проглотив истеричный наезд наглой сикухи, мы отправились на народное вече, совмещенное с завтраком в общественной столовой. Не было времени урезонить юную медичку.

Перед началом совещания к нам подошел козлобородый старичок садовод и красномордый пузатый огородник. Они принесли нарисованные от руки реестр земель, план посевной и перечень мероприятий по обеспечению продовольственной безопасности в части свежих овощей и фруктов.

Я не был специалистом в области сельского хозяйства, но в представленном многостраничном труде была подробная проработка всех основных и смежных вопросов. Также я сделал вывод о потугах аграриев обрести власть над желудками и душами населения форта. Представленный план и перечень мероприятий представляли собой программу локальной коллективизации в духе сталинских заветов. Аграрии становились феодалами, определяющими кто и как должен был трудиться на возделывании нашей огородно–садовой нивы. В программу не были включены полномочия аграриев по казням и пыткам крепостного люда форта, а вот все остальное имело место, даже учет трудодней за каждым из поселян. Далее гений доморощенных лысенковцев пошел еще глубже. За ним и оставалось не только монопольное право на производство и сбор сельхоз продукции, но и хранение с дальнейшим перераспределением произведенных пищевых благ. Старая добрая сказка о распределителях благ из общественной кормушки и умельцах посидеть на потоках. В заключении они делали робкую попытку наложить свои мозолистые аграрные лапки на распределение продовольствия доставленного фуражирами. Мне и прочим членам совета отводилась роль первых снимателей пенок с общественной благ, великодушно предоставленная благодетелями аграриями.

Твою ж мать! И этих придется спускать с небес на грешную землю. Скоро человечества не останется, а они все туда же — власти и богатства ищут. А вот хрена вам полевого лопухастого. Людям и так небо с овчинку кажется, а тут еще и эти возрождатели продразверстки и красного террора появились. Человеческая порода неисправима. Может не спроста этот вирус появился, а кара это за грехи людские?

Горячо поблагодарив аграриев за неоценимый труд, я назначил совещание с аграрной группой на завтра после обеда. Я вам завтра, творцы перегноя, такую продуктовую интервенцию устрою, что поля свои бескрайние собственными горячими фекалиями до следующего урожая удобрять будете. Расстались с улыбками и дружелюбными похлопываниями по плечу.

Началось вече.

Сразу заговорили о ночном инциденте. Вот это было свершено правильно и в самую суть основной задачи нашего форта. А основная задача — это выжить любой ценой.

Наше предложение о разделении жителей на звенья и установление тотального контроля подверглось мозговому штурму со стороны всех присутствующих. В итоге дельное предложение упростили, дав самое эффективное из возможных предложений. Идею со звеньями утопили, а вот идею с патрулями развили. Патрули решили усилить собаками. Решение простое до гениальности. Собаки действительно сейчас были лучшими друзьями человека. Они безошибочно выявляли ходящих мертвяков и укушенных. Реакция собак и кошек была безошибочная и однозначная. Животные просто сходили с ума от злобы, чувствуя этих тварей. Собаки быстро научились работать в паре с человеком. Они делали стойку на мертвяка или потенциального мертвяка. Шуметь собак при виде мертвых тварей отучили. Часть собак научили не кусать мертвяков, а опрокидывать их и удерживать за одежду. Собаки давно превратились в обязательных участников фуражирских, охранных и боевых групп. Кошки занимались защитой форта от зомбиугрозы по своему. Кошки отлавливали зомбячную мелочь: крыс, мышей и пр. Кошки не были подвержены некротрансформации и не оживали после смерти. За счет этого они без какого‑либо вреда для себя могли ловить и убивать озомбовелых мелких тварей. Во время моих боевых вылазок в торговый центр, кошки в форте убили крысиного морфа. Остатки морфировавшей твари отправили в центр для изучения. Ценность кошек возросла многократно. Не думаю, что сейчас кто‑нибудь решился бы топить котят своих Мурок и Мусек.

Сразу возник следующий вопрос о кормежке животных. Полезли вперед собаководы, кошатники, рыболюбы и птицефилы. Вопрос с нехваткой кормежки для домашних скотинок уже назрел. Служебных собак кормили не хуже чем людей, с кошками были готовы были делиться последним. Об остальных братьях наших меньших немного запамятовали. Да и собакам с кошками нужны были витамины лекарства и специальный корм. Коллективно решили снарядить сначала разведывательную группу, а потом и фуражирскую группу за кормежкой для братьев наших меньших.

Следующим после вопросов о скотинках форта, символично, был поставлен вопрос моем назначении правителем форта. Завуч выступила с такой пламенной речью, что даже я заслушался. Вслед за ней выскочили специально обученные люди, которые подхватили, начатую завучем волну, и продолжали украшать мой образ витиеватой рамой дифирамбов с восхвалениями. Наслушавшись хвалебных речей моих пропагандистов, я сам растрогался и был готов вручить самому себе большую золотую медаль во все пузо. Георгий стоял в сторонке и хитро улыбался в бороду. Потом было практически единогласное голосование за мое назначение.

Вот так меня сделали начальником форта — это так моя новая должность называлась.

На всем этом безобразии утреннее вече переросло в празднование инаугурации нового начальника форта.

Из всего увиденного и услышанного я сделал вывод о серьезной подготовке мероприятия. Но меня больше всего настораживала моя не причастность к выборной компании. Я почувствовал себя пешкой в чужой игре. Вообще‑то меня сделали королевской пешкой. Оставалось понять зачем. Из всего ценного у меня была только наша группа, но как раз там я не был полновластным сатрапом. Так, что тупо использовать группу в чьих‑то корыстных интересах было невозможно. Возможно, хотят подставить, но перед кем и подо что?

Ладно. Будем посмотреть.

Ко мне подходили жители форта и поздравляли. Сделали сразу несколько подарков, по большей части пафосно–бесполезных. Завуч расползлась за моей спиной довольной тенью.

Получи в свои руки официальные бразды правления, первое, что я сделал — это разогнал всех по работам.

Степан и Палыч вместе с группой Георгия поехали к дачникам планировать операцию по ликвидации банды Ерохи. Нельзя было дать ему возможность набрать силу.

Я опять занимался периметром. Пантелеев нашел меня около вторых ворот. Там сейчас делали полосу отчуждения и блокировку за тридцать метров от ворот.

Мы вместе с Пантелеевым пошли смотреть новый пост на водонапорной башне. Вояки снялись оттуда вчера вечером. На новом месте уже дежурили два бойца. На это пост Пантелеев решил ставить только проверенных людей. Во–первых, пост был стратегически важным. С него просматривался весь форт и его окрестности. Во–вторых, весь периметр прекрасно отсюда простреливался. Не было более–менее нормального места, не попадающего в зону поражения с башни. В–третьих, башня была старой с толстыми кирпичными стенами. В ней можно было прекрасно обороняться от любого противника. Опасаться нужно было только артиллерии, гранатометов или чего‑нибудь совсем крупнокалиберного, типа КПВТ. Данная позиция, усиленная ДШК, превращалась в доминанту местности. Скрыто подойти к башне было невозможно, если конечно караульные не прощелкают клювами нападения. Из ДШК можно было сверху легко разобрать на запчасти любую легкую броню типа БТР или бардака. Наши самопальные коробочки можно было даже не брать в расчет. В–четвертых. Позволить взять башню противнику, было равносильно сдаче форта с последующим массовым самоуничтожением его защитников и жителей. Пост оборудовали хорошей радиосвязью, которую продублировали аж три раза. Помимо обычной радиостанции из кунга, сюда протянули телефонный провод, поставили резервную радиостанцию, полученную от вояк, а также оставили обычную милицейскую рацию в качестве второй резервной. На посту была вода и сухие пайки, рацион комплектовали с расчетом на троих человек на две недели. У бойцов на посту помимо ДШК и собственных автоматов была настоящая СВД с ночным прицелом. Это Орлов исполнял свои обязательства после моей второй поездки в торговый комплекс. Единственное, что к ней у нас были обычные пулеметные патроны и охотничьи.

Еще при военных мы пристреляли пулемет и снайперку по ориентирам.

Сегодня в башне дежурили два брата. Обоим было уже под тридцать. Мужики весьма неплохо себя показали и на учебных стрельбах и в вылазках с командой военных. Помимо них было еще три двойки. Каждая дежурила сутки. Свое дежурство на посту бойцам следовало держать в тайне. Заступали на пост в половине первого ночи, чтобы не привлекать лишнее внимание. Так как вокруг башни как минимум на сто метров вокруг было совершенно открытое пространство, к башне подходили полусогнувшись по дренажной канаве.

Пантелеев был человеком обстоятельным и влюбленным в свою профессию. Вернувшись к знакомой работе или службе, да еще фактически в условиях войны Игорь преобразился на глазах. Энергия из него перла нескончаемым потоком. Он был везде и всюду, он успевал все. Сейчас военной подготовкой занимались все жители форта, кроме тех, кто вообще не мог держать оружие физически. Остались только несколько несознательных граждан форта, которые отлынивали от занятий. Игорь дал мне список несознательных. Ну вот, теперь у меня появился министр обороны. Два министра сельского хозяйства и продовольствия у меня уже были.

Первой в списке несознательных стояла именно завуч. Еще лучше.

После посещения скрытого поста мы пошли смотреть на военную подготовку. Иван с десятком мужчин и женщин отрабатывал ликвидацию прорыва. Он гонял замученных людей по форту в полной выкладке от одного места предполагаемого прорыва к другому. Упражнение разработал Пантелеев, и вполне разумно поставил тренером именно безжалостного Ивана. Успехи были на лицо. Люди уже не метались между домами бестолково как бараны. Люди двигались короткими перебежками, прикрывая друг друга, перемещались от одной позиции к другой в строгом порядке, не перекрывая друг другу сектора обстрела. Теоретические и практические занятия по стрельбе проводила Фатеева и один из баптистов. Курсантов дрессировали в сборке–разборке разных видов стрелкового оружия, набивке обойм и магазинов патронами. Фуражирская группа вояк проводила с курсантами боевые практические стрельбы. Людей группами выводили в город, где каждый отстреливался по мертвякам. Оружия и боеприпасов пока хватало. Зажиматься и экономить на обучении, было опасно. Количество мертвяков и морфов на улице росло. Ускоренное обучение бойцов было залогом безопасности форта.

Здесь же проходили практические занятия новой группы фуражировщиков. В нее входили подростки от четырнадцати до восемнадцати лет. Дерзостью, ловкостью и скоростью они существенно превосходили нас стариков, а вот мозгов им не хватало. В качестве стабилизатора и аварийного тормоза им поставили бывшего разведчика Быню. Флегматичного Быню прозвали Быней за невнятную мямлящую речь и туповатое коровье лицо. В критических ситуациях он объяснялся вполне нормально, но в обычной жизни, пытаясь что‑то объяснить или рассказать, он бурчал, мычал, пыхтел, чем доставлял множество неудобств слушателям, пытающимся уловить суть сказанного Быней. В общем, длинные слова и фразы были ему категорически противопоказаны. В конце восьмидесятых Быня отвоевал в Афганистане, причем целых четыре года. Занимался он там разведкой и диверсиями. Комиссовали его после тяжелого ранения. В гражданской жизни Быня нашел себя на поприще лесника и охотника. На прозвище Быня не обижался. Как его зовут на самом деле, я не знал. Нужно было в списках жителей форта посмотреть. Еще Быню я знал как свирепого и сильного бойца. Если он пускал в ход кулаки, то стоило держаться от него подальше. В репу он мог дать любому, причем с превеликим удовольствием.

Группа зеленых фуражиров отрабатывала мародерство на близлежащих магазинах, складах, домах. Многие уже были зачищены, но они являлись самыми лучшими объектами для тренировки. Через три дня юные фуражиры должны были пойти на первую настоящую вылазку за добром. Быня выбрал в качестве цели — небольшую кондитерскую фирму, которая производила торты и печенья. У них на складе должны были быть мука, маргарин, сахар и масло.

После осмотра состояния обороноспособности форта, мы с Игорем пошли на обед в общественную столовую.

На входе в столовую меня настигло бремя власти в лице завуча Клары Игнатьевны. Появились первые производные бремя власти — просители. Каждым надлежало заняться. Завуч усовестила меня, что в мое отсутствие ей приходится заниматься людьми и их проблемами.

Пообедать мне не дали. Пройдя в свою резиденцию, роль которой выполнял генеральный штаб–гараж, я встретился с дамой бальзаковского возраста. Суть ее просьбы была в попытке повлиять на соседей, которые заняли пустующий дом. Они шумели, мешали ей спать, угрожали ей убийством и вообще вели себя как варвары. Это с ее слов. Соседями оказались беженцы из Москвы. Они добрались до нашего города на машине, где их подобрал очередной караван за топливом. Глава семьи со своим отцом и двумя сыновьями переделывали подобранный на улице джип в рейдерскую машину по нашему типу. Бесшумно делать такую работу, было просто нереально. Убийством они ей не угрожали, просто все ходили с оружием, даже женщины. Поэтому вязаться с ними она боялась.

Тетке я посоветовал набраться терпения, так как соседи занимаются делом правильным и важным, чем вогнал ее в жуткую обиду и прострацию.

За теткой появился гражданин недовольный, что по его участку таскают и возят материалы для укрепления периметра. Я его послал на три советские буквы. Следующими подошли жильцы, в домах которых не было воды. Потом подошли просители, просившие эвакуировать из Москвы их родственников, вестей от которых не было. Затем пришла тетка, просившая урезонить мужа, завязавшего роман с одной из пришлых. Следующие просители меня порадовали. Они предложили организовать детский садик в соседнем с общественной столовой дворе. Там был большой пустующий дом, который не занял еще никто из пришлых. В этом доме раньше жил предприниматель, который уехал с семьей отдыхать незадолго до прихода Большого песца. На участке мы еще не были.

Я предложил поднять это вопрос завтра на вече. Молодцы. С такими людьми и нужно работать.

К назначенному времени проперлись аграрии. Я им устроил мощнейший разнос. Разобрал их план коллективизации по мелким деталькам. Они у меня получились врагами народа, саботажниками и вредителями, узурпаторами и волюнтаристами, млеющими от вожделения предвкушая властью над всем человечеством. Их хитрые иезуитские планы пошли прахом. Я им объявил, что у них есть два варианта: быть полезными форту и провести посевную компанию, или мы обойдемся без них совсем.

Пузатый во время экзекуции пыхтел и дул щеки, козлобородый аграрий гаденько улыбался. С первым все наладиться — подуется и начнет работать, а вот хитрый старичок затаит обиду.

Следующие просители заявили о том, что в общественной столовой утаивают продукты и привилегированных посетителей кормят лучше.

????!!!!!! Охренеть!

Слов у меня не нашлось. Добровольный почин нашей группы, самоотверженная работа баптистов и вклад всех передавших свои продукты в столовую, а также риск фуражирских команд, ежедневно рискующих своими жизнями при добыче продовольствия для жителей форта. Все было опоганено какими‑то тремя говнюками. Я поблагодарил их за информацию и пообещал, что с завтрашнего дня столовая работать не будет, все будут кормиться сами. Говнюки перепугались и залепетали, что они всего–навсего хотели бы организовать группу народного контроля за расходованием продуктов. И эти туда же. Я объяснил им, что представляет из себя столовая, и спросил, что они сами уже сделали для общего блага всех жителей форта. Далее я объявил, что завтра они поедут с баптистами за тушенкой на колхозный рынок. Пусть там на месте с оружием в руках контролируют. Уже прекративших пушить перья, ревнителей равенства и народного контроля как ветром сдуло. До вечера я разгребался со всей этой мелочевкой. Вопросы были и важные и пустые, были вопросы индивидуальные и касающиеся всего форта. Всплыл рядовой бытовой вопрос, который в скором времени мог превратиться в проблему. Канализация у всех была местная, начиная от навороченных импортных септиков до обычных выгребных ям. Пришла женщина средних лет и просто сказала, что у нее полный септик и скоро нечистоты потекут на улицу.

Под занавес представления на сцену выплыли наши старые театралы Антон Юрьевич и ее величество Марго. Завуч с многозначительной улыбкой представила мне прогрессивных новаторов, несущих предложение, которое буквально перевернет нашу жизнь.

Антошка улыбался в свою бороду, блестел глазками и хохмил, желая расположить меня к себе и настроить на дружелюбный лад. Марго опять пребывала в каком‑то из своих образов. Предложение театралов сводилось к следующему. Они хотели организовать театр и ставить спектакли. Для этого им нужна была площадка. Я с облегчением выдохнул. По крайней мере, это было не так страшно, как я ожидал. Можно сказать — вполне стоящая инициатива. Хотя идея с детским садом мне понравилась больше.

Мне сразу напомнили о концертных бригадах Великой отечественной поднимавших на передовой боевой дух советских солдат. Заверили, что культура должна объединить и сохранить человечество. Только культура способна возродить цивилизацию и не дать ей скатиться к пещерной жизни. Они собирались сохранить славные традиции театра, ездя со спектаклями по другим фортам и анклавам.

Суть идеи была понятна. Создание театра действительно могло пойти на пользу для морально–психологического состояния жителей форта.

Не видя смысла больше дискутировать на эту тему, я прервал складно говорившую парочку:

— Хорошо. Все понятно. Делайте все, что считаете нужным в свободное от работы время. Лучше если сначала для детишек спектакль организуете.

Супруги настороженно переглянулись.

— А чем, кстати, вы занимаетесь? Я вас нигде на работах не видел, — продолжил я свое заключение.

— Я пишу новую пьесу, — задрав бороду начал Антон.

— Позвольте. Так вы хотите, чтобы я предала искусство и копала ямы или городила заборы? — прервала его Маргарита.

— Да. Найдите себе полезную работу по силам. Вот у нас группа аграриев появилась. Можете грядками знаться или в столовой готовить. Можете с фуражирскими группами в город выезжать или старикам помогать.

На меня накинулись стразу оба театральных деятеля.

— Так вы считаете, что искусство значит меньше чем ваши грядки? Где бы сейчас была цивилизация без книг Достоевского и Тургеньева, великого искусства русского балета и музыки Чайковского? Мы несем людям свет человечности. Без искусства не будет общества, человечество скатиться к варварству. Духовность без театрального искусства невозможна.

Тут уже не выдержал я:

— С романами Достоевского и музыкой Чайковского высокодуховное человечество отвоевали две мировые войны, изобрело ядерную бомбу и создало вирус, который уничтожит все человечество, не разделяя людей на духовных и бездуховных. Если вы несете свет человечности, то ваша театральная среда является образцом духовности и человеколюбия. Так получается? И вы собираетесь нести эту духовность в голодающие и трясущиеся от ужаса массы? Возьмите СКС и убейте пару десятков зомби.

— О чем с вами говорить? Вы все равно ничего не поймете!

— Я уже понял, что вы собираетесь репетиции устраивать и спектакли играть, в то время пока остальные от зомбаков будут отбиваться и, рискуя жизнью, продукты из города таскать. И почему вы считаете грубую физическую работу недостойной вашего участия. Резюмирую. Занимайтесь театром, ставьте свои спектакли в свободное от работы время. Вы уже определились с работой, которую будете делать?

Антон глуповато улыбался, Маргарита стояла, плотно сжав побелевшие губы. Им обоим было страшно. Они практически все время просидели дома у Гарпины и выползли из укрытия, лишь, когда открыли столовую.

— Поймите, театр требует полной отдачи. Мы не сможем дать людям тот эмоциональный заряд и посыл, если не будем полностью поглощены процессом. Это тоже большая работа, — Антон Юрьевич выложил очередной аргумент, подавшись на попятную.

— Я все сказал. Сначала работа, а уже потом творчество. Вы мне только что про фронтовые бригады рассказывали. Артисты не только представления для бойцов устраивали, они еще и воевали и противотанковые рвы рыли. Почитайте мемуары великих артистов. Разговор окончен. Завтра утром доложите мне, чем будете заниматься помимо театрального искусства. В противном случае я сам найду для вас подходящую работу. Можете быть свободны.

Марго сверлила меня взглядом. Пресекая разговор, я выложил на стол перед собой, позаимствовал в оружейке Белова, сигнальный пистолет, переделанный из боевого ТТ. Антон, пятясь задом, вытащил Марго за руку из генштабовского гаража.

Я их понимал, они пытались найти себя в новой жизни. Нужно было как‑то кормиться и выживать. Я не видел какой‑либо возможности применить их умения и навыки в новой жизнь.

Надо мной серой тенью нависла завуч:

— Ну, зачем вы так Александр? Нельзя так с людьми.

Я ее резко оборвал:

— Именно так и надо. Дармоеды нам не нужны. Каждый должен быть полезен форту. Писатель и рок–музыканты работают?

— Да…

— Вот пусть и служители Мельпомены вкладывают свою копеечку в общее дело.

Завуч посмотрела на меня озабочено. Я сломал какие‑то ее планы. Она в срочном порядке искала выход.

На всем протяжении этого приема Клара Игнатьевна работала моим эхом, она повторяла на свой манер все мои решения, давала какие‑то мелкие распоряжения по исполнению моих поручений своей свите.

Твою ж мать! У нее уже своя команда была. В ее команду входили две низкорослые пухленькие крашеные блондинки возрастом за сорок. Я их про себя назвал болонками. Вечно суетящиеся и болтающие обременительно много. Третьей была высокая женщина с лошадиным лицом, которая смотрела на завуча с обожанием. Чапликов тоже был в ее команде.

Ох, и не простая ты женщина, Клара Игнатьевна. Скорее всего, этот, сводящий с ума, наплыв посетителей тоже организовала она.

Меня спасли Палыч и Георгий. Они вошли в генштаб бодрой походкой с интригующим улыбками на лицах. Я сразу выпроводил всех, попросив пригласить Пантелеева.

Палыч и Георгий договорились с дачниками о совместной операции по ликвидации банды Ерохи. Заводчане вычислили, как бандиты охотились за своими жертвами. Все было просто как мычание. Одного бандита отправляли на вышку сотовой связи, стоящую недалеко от железнодорожного переезда. Выезжавшие на грабеж, бандиты разделялась на две группы, одна из которых пряталась в домах с одной стороны переезда, вторая пряталась в овраге с другой стороны железнодорожного переезда. До переезда и после переезда на протяжении ста метров в каждую сторону с дороги просто не было возможности съехать. Вот на этом узком участке бандиты и ловили своих жертв. Когда наблюдатель засекал клиента, едущего в сторону железнодорожного переезда, он сообщал об этом своим товарищам внизу, те в свою очередь зажимали жертву в клещи с обеих сторон дороги. Группе Георгия удалось тогда вырваться только потому, что увидев, приближающиеся машины, Георгий направил свою группу прямо на железнодорожное полотно с которого две легковые машины из трех успели свернуть в ближайший закоулок. Грузовик с бочками не смог сманеврировать и остался на дроге. Третья машина была уничтожена бандитами. Люди из грузовика и третьей машины едва успели спастись.

План заключался в следующем. Бандитов ловили на живца. По дороге пускали машину приманку. В ее роли должен был выступать бортовой ЗИЛ 157, на котором к нам прикатила одна из групп беженцев. Машина с бензиновым мотором и прожорливая до ужаса, то есть практически бесполезная в новых реалиях. Машину загружали двухсотлитровыми бочками из‑под солярки налитыми водой. Для большей реалистичности в каждую бочку заливали по ведру солярки на случай проверки. Ничего, потом отфильтруем. Две штурмовые группы располагались по обе стороны железной дороги на удалении метров по триста, что бы оказаться за спинами бандитов и временно не отсвечивать наблюдателю на вышку. В операции помимо машин участвовало три наших броневика и один броневик дачников. С нашей стороны это были модернизированный УАЗик, инкассаторский броневик и переделанный Урал. В передней части кунга, как раз над кабиной, было сделано окно на месте какого‑то снятого оборудования. На площадку над крышей кабины установили ДШК, снятый с инкассаторского броневика. У банковского броненосца никак не получалось доделать поворотный механизм башни. Стрелок должен был управляться с пулеметом из кунга через проем от снятого окна. У дачников тоже была своя броня. Они пригнали с завода БТР, переделанный под пожарную машину. Его снова перекрасили из красного цвета в хаки и сняли все пожарное оборудование. Только на БТРе не было никакого оружия. В пустую башню вставили самодельный муляж ствола КПВТ. Помимо двух штурмовых групп устраивали две заградительные на случай, если бандитам удастся вырваться или к ним подойдет подкрепление. Заводские очень опасались, что по округе могли рыскать еще пара групп бандитов.

По плану, как только бандиты захватывали машину, их сразу зажимали в клещи обе штурмовые группы. Успех операции напрямую зависел от скрытности, скорости и численного превосходства наших групп.

Водителем ЗИЛа–приманки вызвался быть Палыч. Сам вызвался. Я снимаю шапку перед его отвагой и самоотверженностью.

Утром для подготовки операции все наши фуражирские группы, кроме молодняка и баптистов выдвигались к дачникам, а также половина караульного взвода. Операцию планировалось провести после полудня. По радиоперехвату разговоров болтливого наблюдающего, дачники знали, что они устраивают засаду во второй половине дня.

Пантелеев прямо цвел и благоухал. Он должен был командовать одной из штурмовых групп.

Из того же радиоперехвата, стало известно, что Ерохинские должны были буквально на днях объединиться с другой бандой. Так что спешка была более чем уместна.

ЗИЛ и несколько машин с бойцами отправили немедленно для подготовки к операции и ориентировке на местности. С ними уехали Палыч и Пантелеев. Я очень хотел быть с ними, но рана на спине и обожженные руки делали из меня плохого бойца.

После отправки первой боевой группы я навестил баптистов. Перед дверями дома Гены, где собирались баптисты, я спровадил, увязавшихся за мной завучевских болонок. Умом они не блистали, одну я отправил к Быне с поручением уточнить степень готовности юных бойцов к завтрашней вылазке. Учитывая особенности общения Быни с окружающими, о первой болонке можно было забыть часа на два. Вторую болонку я отправил со срочным заданием найти людей, которые знают где можно раздобыть илососную машину или, говоря простонародным языком, говновозку для откачки помойных ям и септиков.

Гена и его братья встретили меня очень радушно. Я объяснил, что завтра оборона всего форта кроме караульной команды будет лежать еще и на них, так как почти все обстрелянные бойцы выдвигаются бороться с бандой. Братья все поняли правильно. Завтра они останутся в форте и будут в полной боевой готовности.

Позже я снова занялся текучкой. Со строителями решали вопросы по откачке септиков и выгребных ям. Вопрос решился просто, один из работяг, как раз был водителем такого замечательного автомобиля. Золотарь сразу понял суть проблемы и с готовностью взялся за ее решение. В последний рабочий день он приехал с работы домой на своем рабочем автомобиле, по понятной причине, возвращать он его не стал. Затем я встретил Женю и старушку Фатееву. Очередная учебная группа шла в сопровождении мортусов для отстрела зомбаков, кормящихся в яме в которую мортусы сбрасывали уже упокоенные трупы. Женя поменяла свой неформальский наряд на афганскую песочку, которую мы подобрали нашли на волшебном складе Чапликова. Жене достался самый маленький размер, и все равно на ее худенькой фигурке он сидел мешковато. Она по–прежнему отказывалась от женской одежды, которую ей предлагали наши дамочки. Фатеева тоже была в афганской песочке, но на ногах вместо ботинок у нее были кирзовые сапоги. И это не было данью памяти об Отечественной войне. В военной форме было очень удобно. Кирзовые сапоги не стесняли ее старческие стопы с разросшимися суставами больших пальцев на ногах, так называемой косточкой или шишкой. У нее дома была только мягкая обувь, которая годилась разве что для походов по саду и в магазин.

Тут меня настигла вторая болонка, тянущая за руку Чапликова.

— Вот я нашла! — радостно защебетала она. Далее она на протяжении трех минут рассказывала, как нашла бывшего сотрудника водоканала Чапликова, как он ей предложил пригнать илососную машину из водоканала или другой конторы со сложным, но очень коммерчески привлекательным названием.

Радостный Чапликов смотрел на меня орлиным взглядом победителя.

— А где машины‑то стоят? — спросил я для порядка. Где находятся обе конторы я знал и это не вызывало у меня энтузиазма. Обе конторы находились рядом с торговым комплексом, где на моих глазах было столько крови пролито. Лезть туда было смертельно опасно.

— На улице Стаханова.

— Это рядом с торговым центром на въезде в город?

— Да. А вы знаете? — озарила меня радостной улыбкой болонка.

— Конечно. На моих глазах в том торговым центром сорок человек погибло от мервых.

Болонка молча переглянулись с Чапликовым.

— Замечательно. Завтра оба едете туда за говновозкой. Машину и оружие я вам дам. Других людей туда не пошлю.

— Но ведь машина нужна всем. Почему только мы? — слабо попытался переубедить меня Чапликов.

— Потому, что для всех я уже нашел илососную машину. Понятно?

В качестве апогея моего триумфа из‑за угла вывернула говновозка Жоры. Так звали ее водителя и ее нового собственника. Два прикормыша завуча проводили машину тоскливыми взглядами и уставились на меня преданными глазами.

— Плохо, очень плохо. Вы дали абсолютно неприемлемое предложение, сырое и не проработанное. В следующий раз сначала думайте, потом подходите, — отчитал я их.

По улице в нашу сторону резво рысила первая болонка. На бегу она взахлеб рыдала и закрывала лицо руками. Подбежав к нам, она открыла заплаканное личико. У нее набухли верхняя губа и правая бровь. Под правым глазом наливался приличного размера синяк.

— Это ж кто тебе милая фофан то поставил? — озадаченно спросил я.

Ответ у меня уже крутился на языке. Неужели Быня ей по морде заехал. С Чапликовым он бы точно церемониться не стал — заехал бы ему со всей дури, как раз между бегающих глазок. Но ударить женщину, пусть она будет настырной, назойливой и надоедливой теткой, то это было совсем зря.

Я пошел к Быне на разборки со всей скоростью, на которую был способен. Ноги давали о себе знать периодической ноющей болью, к которой я уже привык. За мной побежал Чапликов и поскакали вприпрыжку обе блондинки.

Быню с юными зомбоборцами я встретил во дворе его дома. Молодняк драил оружие и амуницию, набивал обоймы и рожки патронами. Худенький парнишка ловко и сосредоточенно лупил молотком, надетым на обрезанную рукоятку клюшки, болвана, собранного из старых автомобильных покрышек и резиновых подушек от пневматических амортизаторов. Быня муштровал двух провинившихся бойцов.

Истина открылась простой как сам Быня. Оказывается болонка терпеливо ждала почти час, когда Быня закончит занятия. А потом насела на него со своими бессмысленными вопросами. Быня, как обычно, что‑то мямлил в ответ. Промучившись с ним десять минут. Болонка вышла из себя и сорвалась на стоявшую рядом девушку семнадцати лет. Крепко сбитая пацанка, обидевшись на незаслуженное ослабление, просто пробила ей двоечку в голову — левой в глаз, правой в челюсть. Но в челюсть она немного промахнулась, так как от первого удара болонка присела. Второй удар пришелся точно в зубы. Девчонка потирала содранную об зубы костяшку.

Нас со всех сторон окружили молодые бойцы. По настроению я понял, что они готовы навалять нам всем четверым, защищая свою подругу.

— А почему вы оскорбили девочку, Инесса Львовна? — осведомился я у опешившей болонки.

— Да я…. Она….

— Инесса Львовна, уважаемая, эти детишки были вчера вашими школьниками, а сейчас они бойцы, которые каждый день идут на смерть. А вы тут в тепле и безопасности их строить пытаетесь. Научитесь проявлять уважение к людям, которые вас защищают.

Не знаю, почему я решил, что она их учила, наверное, я не мог ее отделить от завуча. Все члены команды завуча меня стали невообразимо раздражать, эти лизоблюды, которые пытались найти для себя место потеплее и повыше в новой жизни. Только приоритеты сейчас меняются. Пусть знает свое место.

Слезы наполнили ее глаза сразу до краев и выплеснулись наружу крупными частыми каплями. Она тихонько завыла и выбежали из двора. Другая болонка побоялась метнуть на меня уничтожающий взгляд и выскочила вслед за своим близнецом. Чапликов сделала губы куриной попкой и неуверенно посмотрел на меня:

— Идите, Владимир Олегович, идите. У меня сейчас серьезный разговор с молодыми людьми будет.

Чапликов полубоком полузадом удалился в калитку. Далеко он явно не ушел, а остался за забором подслушивать мой серьезный разговор с молодыми людьми.

Я попросил Быню жестом переговорить с ним наедине. Он также жестом пригласил меня в дом. Проходить далеко мы не стали, а остановились прямо в коридоре.

— Ну? — хмуро и емко спросил меня Быня обо всем сразу.

— Быня. Затрат вояки, группа Георгия, вся моя группа и бойцы из охраны, кроме караульных поедут бандитов громить.

— Мы…

— Нет, твои остаются, — предвосхитил я его вопрос — Пантелей операцией руководит.

— Ды…

— Нет, Быня, ты сначала бойцов своих подготовь. Они для нас нужнее всего сейчас. А завтра мне нужен толковый вояка, кто оборону форта сможет держать пока наши за уголовниками бегают. Пантелей давно в бой рвется.

— В следующий раз я пойду. Это же работа моя, — резюмировал Быня мои попытки объясниться с ним.

Мужик он был боевой, в этом сомнения не было. Да и дураком он тоже не был, и педагогический талант в нем прорезался. Колоссальный педагогический талант. Охоту на бандитов он естественно рассматривал как свою прерогативу, учитывая боевой опыт и спецназовскую подготовку. Но подготовка была у него одного, а одиночка выбивающийся вперед был опасен прежде всего для самого себя.

— Давай без обид. Боев и крови на всех хватит. Ты на счет завтра что думаешь?

— По одному бойцу на вышки. Пусть учатся. А так три отряда по пять бойцов в патрулирование.

— Справятся если что?

— Справятся. А если не справятся…. — он красноречиво показал скручивающий жест руками.

— Ок. Пойдем, объявим твоим.

Мы вышли из старого бревенчатого дома. Два десятка парней и девушек стояли и смотрели на нас. Все одетые по основному фортовскому образцу в песочные афганки, все с оружием. Прошло не так много времени с того времени, как они учились, бездельничали, таскались по клубам и тусовкам, торчали за компьютером. Сейчас это совершенно другие люди, сопляки, спаянные кровью и готовые сражаться. Быня находился с ними круглые сутки. Они вместе ели, спали, тренировались, выходили на первые вылазки. К семьям их отпускали только на один час в сутки. Драконовская дисциплина и жестокие наказания. Что с ним будет через месяц или через год? Если доживут.

— Бойцы. Завтра охрана форта будет лежать на вас и на группе баптистов. Дежурство будет полноценное боевое. Поддержки кроме караулов и группы баптистов не будет. За вашим командиром стратегия и тактика. Быня все объяснит.

Оживленное переглядывание и шушуканье встретило мое объявление. Я попрощался с пополнением и ушел. Чапликов едва успел спрятаться в соседнюю калитку.

Завершать этот непростой день я пошел в генштабовский гараж. Там меня уже поджидала завуч. Ее грозный молчаливый вид гранитного памятника не произвел на меня должного впечатления. Я просто прошел мимо нее и вытащил из‑за стола рацию.

Я попеременно связался со всеми постами. День произошел без происшествий, даже можно было сказать, что на удивление тихо. Тут в штаб зашел Дима начальник похоронной команды или главный мортус.

— Сань. Что‑то делать надо. Во–первых, мы скоро овраг целиком трупами завалим. Во–вторых, там зомбаки и собаки кормятся.

— Зомбаков же отстреливают?

— Так, новые приходят. Сегодня как стрельбы начали, так просто нашествие какое‑то случилось. Мы группу от оврага раньше времени увели, да еще и по дороге отстреливаться пришлось. Они на выстрелы идут. Что‑то нужно делать.

— А другое место ты не присмотрел для свалки?

— За железнодорожными складами есть карьер. Там раньше песок добывали, а потом мусор начали всякий сваливать. Город обещал свалку там ликвидировать, да так руки и не дошли. Можно туда. Там еще склон крутой как раз с нашей стороны, так что зомбаки в нашу сторону не полезут. Только проблемка одна есть. Туда почти полтора километра.

— Слушай, а если трупы в прицеп грузить, и потом как накопятся вывозить машиной?

— Можно попробовать. Только прицеп нужен. Да и зомбаки у прицепа околачиваться будут.

— Давай все‑таки попробуем, а иначе мы от трупной вони по–прежнему страдать будем.

— Знаешь. Тут один из моих бойцов арбалет соорудил. Посмотри.

— Давай.

— Юра, — крикнул Дима обернувшись.

Юра зашел сутулясь. В прочем он всегда сутулился. Высокий, бородатый с длинными конечностями и большими красными кистями рук. Он работал на заводе ремонтником и наладчиком станков. Я все время его с книжками видел. Читал он много, преимущественно историческую литературу, фантастику и мистику.

Юра положил на стол арбалет. Плечи были сделаны из автомобильных рессор. Ложе было изготовлено из обычной толстой фанеры, скелетный приклад — из какого‑то прочного пластика.

— Испытывали? — спросил я.

— Да. Сегодня. С сотни метров мертвяка валим. Но целиться сложновато. С тридцати метров, самое эффективное. Если зомбаки стоят, то попасть легко, а вот если идет, то уже сложнее. Сами знаете, как они качаются. Пока стрела долетит, он уже в другую сторону качнулся.

— А как часто стрелять получается?

— Если с моей приспособой для натягивания, то три выстрела в минуту. Если в ручную, то в два раза больше. Но это только после тренировки, и при этом устаешь очень, — начал Юра.

— Понятно.

— Еще одна штука есть, — оживился Юра, — но я ее пока еще не доделал.

Он выскочил из гаража и зашел уже с большой черной сумкой. Он вытащил оттуда один баллон от акваланга. От него через редуктор шел шланг к длинной металлической трубке с пистолетной ручкой. Не надо быть инженером, чтобы понять, что это пневматическое ружье на подобии ружья для подводной стрельбы.

— Я затвор от пейнтбольного ружья взял. Мне в ремонт приносили сломанное. Только мне без баллона принесли. И еще пришлось ствол нарастить. Я его еще не испытывал.

— Юра, вы большой молодец. Давайте мы вас, наверное, от работы мортуса освободим, а вы нам таких ружей наделаете. Дима, ты что думаешь? — оценил работу я. — Нам такое очень пригодиться. Мертвяки на шум идут. Да и сжатый воздух не порох. Его покупать не надо. Компрессоры и ручные можно собрать.

— Да я с этим же пришел. Я вообще хотел мастерскую организовать. Так, только, кто будет покойничков вывозить?

— Уже надоело?

— Тошно. Уже ночами спать не могу. Как только глаза закрою, так сразу горы трупов снятся.

— Ладно. Давайте я завтра вам замену найду. Только новую группу нужно будет подготовить.

— Хорошо, — просиял Дима. Даже Юра довольно улыбнулся в густую нечесаную бороду.

Хитрецы мужики. Надоела работа, так нашли способ с нее сбежать. Но все равно молодцы, без конфликта и с действительно нужным предложением. Они, наверное, еще и автомат или пулемет пневматический сделают. Нужно будет им пейнтбольный арсенал Белова передать для переделки.

Мужики довольные сверх меры ушли со своим пневматическим ружьем, арбалет я их попросил оставить.

Надо мной мрачной тенью отца Гамлета нависла завуч.

— Что у вас, Клара Игнатьевна?

— Вы так красиво меня игнорируете, — желчно начала она.

— Ближе к делу. У вас что‑то конкретное?

— Конкретнее не придумаешь! Вы до чего девочку довели. Она сама не своя. Идите, успокаивайте ее немедленно! Или опять будете непонимание разыгрывать! — он говорила резко и грозно.

— Вашу девочку я завтра зомби отстреливать пошлю к яме с трупами. Это для укрепления психики и смены приоритетов в жизни. Тогда она по делу переживать начнет. Передайте ей это, пожалуйста. Будьте так любезны.

— Человека сегодня избили. Вы собираетесь рукоприкладство культивировать? Мы вас для этого выбирали?

Не мы, а ты. За день у меня уже не осталось сомнений, что завуч прочила себя в верховные правители форта, но через меня. И почему у нее вдруг сложилось мнение о том, что я безропотно буду подчиняться ее воле? Почему она организовала мои выборы — это было понятно. У меня был авторитет среди жителей, меня знали все.

Ну, все, теперь будет искать для себя новую опору. Она просчиталась сразу во всем. Я не держусь за власть. Я не чувствовал себя обязанным ей. Она не учла, что время поменялось. Настало время сильных и решительных. Это раньше были обкомы, милиция, администрации, министерства и правительство которые управляли всем. Сейчас вертикали власти не было. Прежние способы плести интриги сейчас не действовали. Сейчас как в средние века кинжал, яд и иная казнь конкурента его врагами становились самыми действенными способами тайной подковерной борьбы. Ну, еще подкуп слуг и подкладывание наложниц. Она была бессильна против меня. И вот именно это она понимала очень хорошо. Бог ты мой! Вокруг человечество гибнет, а они все еще пытаются в шахматы подковерные играть. Теперь они про меня всякие слухи непотребные распространять начнут.

— Можете меня снять. Я‑то со своей группой буду прекрасно жить. А как вы обеспечите защиту остальных? В общем, Клара Игнатьевна. Успокаивать я пойду того кто родных и близких потерял. Тешить самолюбие вашей экзальтированной протеже я не собираюсь. Времени у меня на это нет.

— Она вам помогала…

— Зачем! — я начал злиться, — Я повторюсь. Дармоедов я кормить не буду. Если она придумала для себя работу, мне этого не надо.

Дальше я перешел просто на нецензурную брать.

Завуч покраснела и выскочила. В глазах у нее был страх. Я уже потом понял почему. В запале я непроизвольно вытащил из кармана ТТшник, прихваченный в оружейке Белова. Я махал этим пистолетом прямо перед ее носом. Мне стало смешно.

На этом мой рабочий день императора закончился.

Дома меня ждал натопленная баня, горячий вкусный ужин и теплая постель. В общем, теплый прием по полной программе.

Утром я встал в шесть утра. Мы проводили обе группы в дачный поселок. Оставалось только ждать. Заступили на стражу молодые бойцы. Потом я подался в генштабовский гараж. Там меня уже дожидалась наш новый паспортный стол Ольга Ивановна. Кроме нее в соседнем дворе возились с кухней баптисты. Дворянова приветствовала меня стоя. Ох, ни хрена себе. Как статус мой на людей действует.

Дворянова оглянулась по сторонам:

— Александр, у меня к вам разговор есть. Но только тема специфическая, хотелось бы поговорить без лишних. Ну, вы меня понимаете конечно.

— Понимаю, конечно. Пойдемте в гараж.

В гараже было холодно. Я растопил буржуйку. Уютно потянуло теплом и легким дровяным дымком.

— Что у вас, Ольга Ивановна.

— Александр, я честный человек и считаю своим долгом проинформировать вас о двуличии некоторых людей.

Дальше она минут десять мне напевала о том, как меня вчера поносили за глаза завуч и ее команда. Мной были недовольны еще несколько человек. Полезная информация. Замечательно, у меня появился собственный стукач. Еще один из атрибутов верховной власти. Хотя не бесполезный. Но каждый пытается выживать и выживать как можно лучше.

— Я считаю своим долгом доводить до вашего сведения настроение нашего коллектива и в будущем.

Мы тепло распрощались. Ох, как вы мне надоели.

Дальше случился переполох. По рации меня вызвали сначала молодняк, затем обе вышки на въездах. Прорыв периметра, стрельба. Я выскочил из гаража, сжимая забинтованными руками автомат. Была слышна стрельба.

Я побежал в сторону выстрелов. Когда я добрался до места боя, все уже было закончено. Через забор к нам пытался забраться морф. Знакомый бауинообразный монстр попросту застрял в заборе. Плохое качество крепежа подкачапло. Лист сорвался с верха забора вместе с тварью. Морф выломал заплатку в заборе и полез к нам в на территорию форта, но наверное не рассчитал размер отверстия и застрял между забетонированным металлическим столбом и бетонной укосиной, подпиравшей забор. Морф еще напоролся на железки торчащие из бетонного блока. Первыми его услышали молодой патруль. Ребятки, а точнее три паренька и две девочки и начали расстреляли тварь в упор, а потом снапер и ДШК с ближайшей вышки помог распотрошить зажатого в заборе морфа. Юные герои выглядели бледненько. Испугались, наверное, но побежали сражаться с тварью, а не обратно.

Народа становилось все больше и больше. Ребят и девчонок хлопали по спинам и дергали за руки. Одна из девочек была именно той, которая вчера заехала по морде нахальной болонке. Знай наших, старая школа.

Тут же подогнали погрузчик и уволокли тварь в генштабовский двор. Большинство людей в форте не видели морфов.

Все вече, совмещенное с завтраком, было посвящено молодым героям. Эта семнадцатилетняя девушка оказалась самой старшей из группы. Самому младшему пареньку было всего четырнадцать. Мрачноватый Быня выглядел как жених на свадьбе. Нет не пьяный. Смущенный и счастливый.

На общей волне я поднял вопрос о наборе новой группы мортусов. Желающих не было. Тогда я дал задание Дворяновой найти тех, кто ничем не занят. Она это сделает, если у нее уже не было наготове этого списка. Я выцепил глазами сценариста Антона из толпы завтракающих. Я ему улыбнулся и поманил к себе пальцем. Он сделал вид, что не понял и затерялся в толпе.

После завтрака около меня появилась завуч с приспешниками. Мне колоссальное удовольствие доставил, замазанный тональным кремом, фингал под глазом у одной из болонок. Она улыбнулась мне, как будто я вчера не обматерил, и не послал ее на три советских буквы. Клара вела себя также максимально дружелюбно и участливо.

Я чувствовал, что меня ожидает повтор вчерашнего дня. Завуч была сама предупредительность и угодливость. Она начала подкидывать мне проблемку за проблемкой. Проблемки были и пустяковые, и серьезные. Я заметил, что как только я пытаюсь заняться хоть чем‑нибудь конкретным, она мне подкидывает сразу новую задачу, еще более срочную и неотложную. Но при этом, как бы невзначай дает путь решения предыдущей проблемки. Все понятно. Хотят инициативу в управлении фортом перехватить, а вы отдыхайте гражданин начальник, мы сами все сделаем. Что бы отвязаться от Клары Игнатьевны и ее присных, я ушел проверять периметр и караулы. С караулами было все в порядке, прибраться было не к чему, бригада из молодняка и баптисты подходили с душой к, казалось бы, рутинной работе. По дороге я устроил разнос строителям за некачественную стройку. Точнее я продолжил разнос. Виновных я отыскал быстро по дикому крику Корнеева — бригадира строителей. Он орал матерился и брызгал слюной. На земле валялось несколько оторванных листов профнастила.

- … вы должны сами под этим забором и спать, и есть и, еб….ся! Для чего мы это строим? Для чего? Мне самому за тебя саморезы вкручивать и хомуты крепить? …

Из матерной ругани заслуженного строителя форта я узнал, что листы подвесили для монтажа на креплениях, но так и оставили их не затянув. Жуткая халатность, которая чуть не привела к трагедии. Проступок был серьезным. Чуть не погибли люди. Нас спас только случай. Орать на троих мужиков, стоящих понуро свесив головы, было бесполезно. Все они полным составом были отправлены на таскание трупов в ученики к мортусам. Разобравшись с ними, я взялся за Корнеева. Его вина была больше. Он пропустил некачественную работу. Он был центр ответственности, он отвечал в том числе и за своих людей и за результат. Я не стал орать, а просто сказал, что прострелю ему в следующий раз голову, если такое повториться. Любое появление зомботварей внутри периметра будет значить, что Корнеев покойник. Так что, пусть сам по ночам вдоль периметра ходит. Корнеев посерел лицом. Время было другое, и спрашивать приходилось по–новому.

По моей просьбе Дворянова нашла троих вчерашних жалобщиков на недокорм в столовой. Я отправил их проверять работу строителей. Надо было только видеть, как загорелись их глаза и расправились плечи. Можно было не сомневаться, что эти прохиндеи каждый шуруп обнюхают и на вкус попробуют, чтобы доказать свою полезность. Более того, один из них оказался проектировщиком, но только систем газоснабжения, ну это частности. Спуска строителя не будет. Я не сомневался, что три бригады строителей и без этих лизоблюдов готовы выкладываться до последнего, но береженого Бог берет. Недаром в советской космической промышленности были запредельное количество дублирующего контроля и проверок.

На самом деле меня беспокоило другое. Морф фактически перолез через забор. Это счастливое стечение обстоятельств и невероятное везение, что все так удачно получилось и морф застрял, и рядом оказались смелые или безголовые подростки со стволами. Я видел этих морфов намного чаще, чем кто‑либо. Наш забор мог защитить от обычных и быстрых зомбаков. От морфов он не защитит и даже превратится в западню. Корнеева можно было прилюдно четвертовать за нерадивость, но все равно ему не по силам сделать забор, который не сможет преодолеть морф. У меня перед глазами прямо стояла картинка со пускающимся прямо по стене морфом во время эвакуации спасшихся из торгового комплекса. Что делать? Я голову буквально сломал. Башка кипела, как паровой котел.

Вернувшись в генштабовский гараж, я опять занялся текучкой. Тут меня настиг следующий атрибут верховной власти — это женское внимание. Женское внимание во все времена было избирательным. С увеличением власти и богатства конкретного самца, в прямо пропорционально прогрессии увеличивалось внимание самок к его персоне. Богатство и власть — самые сильные афродизиаки для большинства женщин.

В генеральном штабе меня накинулись две молодые светские львицы. Ранее они специализировались на миллионерах в дорогих клубах и на элитных курортах. Но волею судеб их занесло в наш форт. Я немного обалдел от их наката. Здесь было и НЛП, и психологические приемы, и тела тюнингованные в тренажерных залах, спа–салонах и косметических кабинетах. Я был здравомыслящим человеком для того, что бы понять чего им действительно надо. Я отделался от них старым добрым приемом. Пообещал их обязательно взять с собой в зазомбяченый город на боевую экскурсию. Если я такой замечательный и они готовы для меня на что угодно, то пусть разделят со мной риск героической гибели. Потрепев поражение, но не сдавшись, две феи ночных тусовок для богатых папиков не оставляли надежды меня охмурить до конца дня. В итоге я их сплавил к военным фуражирам. Жили они вполне прилично для наших условий, да и женский пол любили очень. Может там захребетницы и смогут обрести свое специфическое счастье.

Избавившись от парочки лярв, я не остался без пристального внимания женского пола. Со мной флиртовали и заигрывали, меня пытались соблазнить. Начиналось это с заигрываний юных пустоголовых прелестниц, прекрасно изучивших мужчин через гламурные издания, сериалы и реалити шоу. Они были абсолютно уверены в совей привлекательности и располагали наивно–потребительским взглядом на жизнь. Наверное они до сих пор изводят последний заряд батареек в фотоаппаратах на фотографирование себя любимых с помощью зеркала или без такового. Меня их ухаживания забавляли. Были также более настойчивые и откровенные ухаживания.

Женщины тоже ухаживают за мужчинами. Просто делают это они намного тоньше и изящнее, чем их неуклюжие бойфренды. К тому же новые условия жизни диктовали новые правила. Найти для себя поддержку и опору становилось для женщины не только желательным, а еще и жизненно необходимым в погибающем мире. Я к этому отнесся с абсолютным пониманием. Но у меня была своя личная жизнь, в которую я не хотел пускать ни юных соплюх, ни тюнингованых красоток с обложки. Я со всеми «поклонницами» держал дистанцию, стараясь не обидеть и не дать лишних надежд. Иногда так и хотелось сказать: «А где вы будете, когда меня из руководителей попрут или морф мне ноги оторвет?»

Но случилось то, чего я даже не ожидал. Меня пыталась соблазнить Яна. Яна была дочкой моего друга и учителя Витомира Владиславовича. По национальности он был болгарин. Руководил военным заводом в пятнадцати километрах от нашего города. Человек он был очень известный и уважаемый. Витомира стал для меня своего рода крестным отцом и другом до самой его смерти. Он помог мне устроиться на хорошую работу. Примерно также я позже помог с работой Артему. Витомир часто приглашал меня к себе, знакомил со своими друзьями, частенько помогал мне по жизни, относился ко мне как к своему взрослому сыну. А после того, как он меня вытащил из поганой истории, в которую меня засунули рейдеры, отобравшие мой бизнес, я был готов молиться на него. Собственно нахлебником я не был, я старался платить ему той же монетой, но только в другом направлении. При всех запредельных талантах Витомира, руки у него росли явно не из того места. Вся мелочевка в его дома была на мне: розетки, вентили, выключатели, сливы, замки и прочее. По его звонку или звонку его супруги я бежал к ним домой в любое время дня и ночи, ремонтировал, собирал, разбирал, устранял и т. д. Все крупное для его дома было тоже не мне: строительство гаража, перестройка крыши, замена всех дверей и полов в доме и т. п. Просить работяг с завода о чем‑либо лично для себя ему не позволял статус или самолюбие. Тогда он обращался опять ко мне. Я находил для него бригады и специалистов. Потом сам контролировал их и принимал работу. Платил он работягам исправно и щедро, но я даже не думал о том, чтобы взять с Витомира какие‑то деньги себе лично. Вот так мы дружили и помогали друг другу до самой его смерти. Ушел он как истинный профессионал — на работе. Инфаркт. Когда приехала скорая, он был уже мертв. Его хоронил весь город и еще множество народа понаехало со все страны. Через год после его смерти, именем Витомира назвали новую площадь города и примыкающую к ней улицу.

Яна была старшей дочерью Витомира. С нее был особый спрос как со старшей. Отличница в школе и победительница олимпиад. Она была красива той смазливой красотой куколок пин–ап, от которой млеют большинство мужчин, и ненавидят большинство женщин. Неестественно большие, очень красивые синие глаза, натуральные блондинистые волосы, маленький задорно вздернутый носик, высокие скулы, пухленькие щечки персики и сочные пухлые губки маленького ротика, стройная точеная фигурка с высокой грудью и длинными ногами. Ее младшая сестра была тоже красавицей, но рядом со старшей сестрой она проигрывала. Яна получила прекрасное образование. Вышла замуж по любви, родила дочку. Мужем ее стал плейбой нашего местного разлива. Красавчик и сын другой местной шишки. Их брак считали удачным. Молодым сразу подарили квартиру в Москве. Можно было считать, что жизнь удалась. Но умер папа.

После смерти Витомира на его семью посыпались неприятности со всех сторон, так бывает. Сразу очень серьезно заболела мама Яны. Ее вылечили в Германии, но на ее лечение ушли практически все сбережения семьи. Папу ее мужа загнали под уголовное дело, и он ударился в бега. Яну практически сразу поперли с работы из крутой конторы, в которую ее благосклонно устроил свекр. Через год Яна развелась с мужем. Плейбой оказался обычным инфантильным лоботрясом и бездельником с бесконечно раздутым самомнением. На новую работу она устроилась с большим трудом и на значительно меньший оклад. Специализация Яны была редкой и мало востребованной. Но на новой работе ее за три месяца практически сожрали из зависти местные бабенки. Подобная история с разными вариациями повторялась с ней несколько раз.

Мне было жаль ее. Не смотря на роль девочки–звезды, он не была испорченной. Хорошо воспитанная и неглупая она вела себя по отношению ко всем окружающим ровно и дружелюбно. У меня с ней были вполне дружеские отношения, хотя характер у нее был не простой. За несколько последних лет она осунулась, погас задорный блеск красивых глаз. Более–мене нормальную материальную жизнь им обеспечивала сдача квартиры в Москве. Яна нашла работу, ее выручило знание двух иностранных языков. Но в ее личной жизни была полная разруха. Ей мешала ее лубочная красота, комплекс правильной дочери и мама, которая старательно ваяла культ своего мужа. Мамиными стараниями повесили памятные доски на заводе, где он работал и на площади его имени. Теперь мама добивалась создания музея. Многие проблемы Яны е ее мамы могли быть решены через удачное замужество на богатеньком Буратино либо необременительная роль содержанки или любовницы богатенького папика. Богатеньких Буратин и папиков вокруг нее всегда было много. Младшая сестра выскочила замуж за богатого иностранца, едва только ей исполнилось восемнадцать лет, и укатила со своим принцем за границу. Обременять младшую дочку своими проблемами маме не позволяла гордость.

С любовью у Яны тоже не клеилось. Все последующие романы Яны становились предметом пристального внимания для окружающих. Вскоре после развода за Яной стал пылко и страстно ухаживать некий Стасик. Он был влюблен в Яну дол полного самоотречения. Все соседи стали свидетелями этого спектакля. Он заваливал ее цветами, писал стихи, пел под ее окнами песни и читал стихи собственного сочинения. Он готов был носить ее на руках, сдувать с нее пылинки, выполнять любые ее просьбы. По легкому намеку Яны он летел куда угодно и делал что угодно. Но Стасик был на пять лет младше Яны, и у него кроме необъятной любви к ней и исключительного романтизма вкупе с запредельной эмоциональностью ничего не было. Соседи поделились на два лагеря. Первая группа, в которую входили совсем юные соплюхи и дамы далеко за тридцать пять, млела от Стасика и всячески ему сопереживала. Вторая группа просто считала Стасика дебилом или придурком. Сначала Яна сдалась, и мы видели романтичную пару вместе. Яны хватило на полгода. Потом случился душераздирающий разрыв. Любовный фарс перерос в драму. Он плакал стоя на коленях перед калиткой ее дома, бегал по улице, крича о том, как он ее любит, писал краской стихи на асфальте, орал о своем скором самоубийстве. Его даже несколько раз били местные мужики, так он всем надоел хуже горькой редьки.

Тогда случился первый и единственный случай когда я вмешался в личные отношения Яны. Испуганные Яна и ее мама пригласили меня к себе и стали выпытывать, что им делать со Стасиком. Ждать от меня помощи в любой ситуации стало для них устойчивой привычкой. Я был совершенно не готов давать какие либо советы, более того я был дико смущен такими вопросами.

Тогда я помог Яне избавиться от ухажера, но только даже она не знала об этом. Я разыскал родителей Стасика. Родители у него оказались персонами звёздного уровня. Я ошибался, когда говорил, что со Стасика нечего взять кроме органов для трансплантации. Вычислив лучшую подругу его мамы, я завязал с ней деловы отношения. Она была руководителем креативного направления в крупной рекламной фирме. Я от лица конторы Иваныча вышел на нее для вливания свежих революционных идей ее креативщиков в несуществующую рекламную компанию нашего мега–строительного холдинга. Меня как потенциального клиента пригласили на творческий мозговой штурм, надеясь ослепить своими идеями космического масштаба. Сам творческий мозговой штурм оставил у меня впечатление шизофренического бреда параноидальных идиотов. Апогеем штурма была тривиальная драка между тощей длинной девкой в шмотках отставного хиппи и жирным парнем в белоснежных шароварах и мешковатом просторном даже для него свитере, напоминающем чехол для танка. После штурма мы с подругой мамы Стаса пили кофе в лобби офисного центра класса А–плюс. В разговоре я поведал ей о коварной искусительнице, которая живет на нашей улице, и о нежном воздыхателе попавшем в ее черные сети.

Через день родители уволокли Стаса от калитки дома Витомира буквально за ухо. Последний его концерт вышла смотреть вся улица. Больше он не появлялся.

Потом у Яны появился настоящий полковник. Крутой брутальный мужик спортивного вида на дорогом внедорожнике. Раньше он служил в управлении по борьбе с организованной преступностью, а сейчас занимался неизвестно чем. Впрочем, полковником он был настоящим. Как и предполагалось, брутальный полковник оказался еще и порядочным подонком. В один из пасмурных осенних дней Яна вернулась домой в больших солнцезащитных очках и с густым слоем тонального грима на лице. Свитер с высоким горлом и платок на шее не могли полностью скрыть здоровенные синяки.

Следующий и последний на моей памяти роман случился у Яны с Романом — режиссером рекламных роликов. Роман с Романом закончился не менее драматично. На обычной подмосковной заправке к Яне с серьезными намерениями подошли кавказцы. Рома тут же испарился с заправки на своем спортивном автомобиле. Она тогда действительно была на волосок от гибели. Яна, оставшись один на один с пылкими кавказцами, начала стрелять из пистолета и отстрелила одному из них палец на ноге. Милиция подоспела на стрельбу. Всех повязали. Подстеленный кавказец оказался преступником в розыске. Друзья Витомира подсуетились. Дело спустили на тормозах. Незарегистрированный ствол списали на раненого кавказца, который сам себе прострелил ногу.

После всех любовных приключений она решила быть самодостаточной успешной женщиной без мужчин. Хотя это у нее получалось слабовато.

Сегодня она после собрания попросила меня зайти к ним домой.

Закончив с беготней, я отправился к Яне и ее маме. По привычке, я захватил с собой инструменты и элементарный набор домашнего мастера.

Яна меня встретила в домашнем халате. Мамы и дочки в большом доме не было. Разувшись в коридоре, я по–свойски прошел сразу в дом. Яна даже без косметики и с художественным беспорядком на голове выглядела просто потрясающе, причем так даже лучше, так она мне больше нравилась.

— Где не горит, топит или обваливается? — задал я свой обычный в этом доме вопрос.

Яна шла чуть впереди меня, но внезапно для меня остановилась. Я чуть не врезался в нее, зазевавшись.

— Жизнь рушиться, — каким‑то раненным голосом сказала она. В нем прозвучала и растерянность и мука, захотелось ее обнять и успокоить.

Она резко обернулась ко мне. Халат был распахнут. На ней был еще прозрачный пеньюар, а под ним ничего! Совсем ничего. Я остолбенел. Она смотрела мне прямо в глаза. Я утонул в этих озерах. Глаза ее влажно блестели. Она что, пьяная что ли? Она шагнула мне на встречу и, обняв руками за шею, впилась в мои губы поцелуем. Обе мои руки были заняты ящиком с инструментами и сумкой с минимальным набором первой ремонтной помощи. Меня обдало диким жаром. Жаром ее прижатого ко мне тела. Мужские инстинкты сработали безотказно. Член подскочил и уперся в ее живот.

Да что ж это такое творится?! Неправильно все это. У меня жена есть красивая и любимая. Да не могу я Витомиру такую падлу подложить. Я бросил к чертям ящик с сумкой и резко сорвал ее руки с моей шеи. Она нравилась мне, как может нравиться мужчине красивая и очень сексапильная женщина. Но я никогда даже в фантазиях не представлял себе какой‑то интим между нами. Я к ней относился как к младшей сестренке и не более того. А тут такое.

Я отшагнул назад.

— Сдурела совсем? Янка, ты чего?

Она выглядела какой‑то растерянной и несчастной одновременно. Я поднял с пола инструменты и неловко боком пошел к двери.

— Давай, я потом зайду, наверное. Ты скажи, если чего действительно сломалось кроме жизни. С жизнью у вех сейчас напряженка. Не смогу я жизнь тебе починить.

Я отвернулся. Сзади я услышал скуление. Обернувшись увидел, что Яна стоит, запахнув халатик и плачет. Плакала она как‑то по–детски. Так плачут дети, когда пытаются сдержать рыдания. Она стояла, вытянувшись в струнку плотно прижав ладошки к лицу, а локти к груди. Тоненькие девичьи завывания доносились из‑за плотно прижатых ладоней. Ну, тут я не выдержал. У меня все внутри оборвалось. Я шагнул к ней и по–отечески обнял за плечи. Она уткнулась мне в грудь и заревела.

— Ну, хватит, хватит. Будем еще сырость разводить. Тут только вчера септики переполненные начали откачивать. А тут Яна Витомировна снова решила их до краев наполнить.

Через рыдания стали прорываться короткие нервные смешки. Мне было ясно, кем я для них был. После смерти их мужа, папы и дедушки я стал для них той стенкой, на которую можно было опереться. Пусть не такой высокой, пусть стоящей далековато от них, но все же опорой. Я бежал к ним по первому свистку. Забот после смерти Витомира у меня прибавилось, только я уже мог несравнимо больше чем в самом начале. Какой все‑таки этот Янкин образ успешной деловой самодостаточной женщины был фикцией и профанацией. Ей рядом мужик нужен был, такой же как папа или даже просто его слабое подобие.

— Ты действительно давай полегче, а то у меня полоски на тельняшке растекутся. Представляешь, мазня такая на груди будет как у хиппи. Придется для дополнения образа грязные патлы отращивать и даже ногти не стричь. Ну, сажи, зачем я тебе буду такой нужен?

Он уже смеялась, размазывая слезы по разрозовевшемуся лицу. Мне всегда удавалось рассмешить ее. Причем используя самые простые незатейливые шутки. Она часто смеялась, но мне нравилось, как она смеется именно над моими шутками. Тогда ее смех был легким и непосредственным с коротким икающим смешком в конце.

Опять организм отреагировал мощной эрекцией. Я отстранился от нее, держа ее за плечи, мне не хотелось, чтобы она это почувствовала. Хотя наивно это было с моей стороны. Прикрыться то нечем.

— Ян, я все понимаю. Давай я вас с мамой и Машкой к себе в дом заберу. Там безопаснее. Живете тут втроем. Дом большой, участок здоровый. Слева в доме никого нет. Видела сегодня морфа?

— Да, страшно.

— Ну вот. Вы вещи соберите. А мы вас вечером перетащим. У нас там народа боевого полно. Рядом дом Быни с молодняком. Видела, как они страшилище это завалили.

— Угу.

— Ну вот. А оружие у вас есть?

— Да вот там оно, — Янка неопределенно махнула рукой в комнату.

Я не преминул наведаться туда. Там, наверное, успокоюсь. В комнате с занавешенным окном стоял полумарк. На столе посредине комнаты лежали два охотничьих ружья с богатой отделкой и патроны к ним. В углу стояло два СКСа. На подоконнике лежало два пистолета. Я не знал, что это за стволы. Выглядели они более чем серьезно. Рядом стояла пластмассовая коробка с уже набитыми магазинами. Я покрутил в руке один магазин. Патрон парабелумовский. Стволы были новыми и ухоженными.

— Это папины. У нас еще есть, но это в его кабинете, — сказала из‑за мой спины Яна.

— А эти откуда?

— Его же. Он за нас сильно переживал. И я, и мама стрелять умеем. Папа боялся, что придут за ним или за нами.

— Кто придет?

— Ты много не знаешь. А некоторые вещи очень сложно объяснить. Я не могу сейчас говорить об этом. Да и есть ли смысл?

Меня вообще выбило из колеи. Я думал, что знаю о нем все. А тут вдруг тайны выползают.

Мы прошли в следующую комнату. В кабинете прямо на полу лежала целая коллекция оружия.

— Папа очень оружие любил.

Здесь лежали и два наградные пистолета, революционный наган с целой коробкой патронов, два ТТ вполне боевые, причем один 41 года выпуска, а второй — 1945 года, маузер в деревянной кобуре, еще маузер с неимоверно длинным стволом, Стечкин, пара Макаровых, немецкий парабеллум, берета 92, кольт 1911, штук пять ковбойских револьверов, магнум, полицейский питон, потом еще десяток пистолетов, которые мне были совершенно незнакомы, а в остатке еще четыре штуки явно самодельных пистолетов, разного качества и внешнего вида, этакие образцы творчества подпольных оружейников. Ни хрена себе!!! Это же все боевой короткоствол.

— Папа боевые пистолеты любил. У нас еще большая коллекция ножей есть, но они все исторические.

Вот так. У Витомира было хорошее охотничье оружие и притом единиц семь наверное, а тут еще две коллекции. Об этом я не знал.

— Янка, пакуйтесь со всеми вещами. Ко мне переедите.

— Спасибо. Только мне с мамой и с дочкой поговорить надо. Давай я тебя покормлю хоть. Извини, что так.

На обед я согласился. Тем более с утра во рту ничего не было.

Мы сидели за столом. Друг напротив друга. Яна переоделась в теплый свитер и туристические брючки со множеством карманов. В доме было холодно. Как это она меня в шелковом халатике и пеньюаре дожидалась? Я ел, она смотрела на меня каким‑то завороженным взглядом, положив голову щекой на сжатые в замок ладони.

Эх, ошибку я сделал, что позвал ее к себе в дом. А как их тут оставишь? Да и должник я по жизни перед Витомиром. Успокоив себя и попрощавшись, вышел на улицу.

В генштабовском гараже толпились страждущие. Тетка с лошадиным лицом выстроила всех вдоль стены. От охотников за бандитами вестей не было. Это меня беспокоило больше всего. Я уже подсознательно начал выстраивать планы дальнейшей жизни или выживания без самой боеспособной части жителей форта. Но на душе было спокойно.

На столе меня поджидал желтый конверт с двумя списками. В первом списке были указаны все тунеядцы, во втором списке были все занятые. Списки были наполнены информацией о поле, возрасте, профессии, типе занятости, сведениями как они там работают. Я оценил проведенный объем работы.

В первой строке списка тунеядцев стояла завуч. Есть контакт.

С посетителями повторилась вчерашняя история. Тетушка Ло, как про себя обозначил даму с вытянутым лицом, вела протокол приема или как по другому назвать этот документ. У нее было одно несомненное достоинство — она была немногословна.

Наступил вечер. Наши бойцы потерялись. Я связался с дачниками. У них тоже информации не было. Полное радиомолчание. Они уже послали экипаж на разведку.

Буквально через пять минут на меня вышла именно тот самый экипаж. Сообщение было краткое. Есть следы боестолкновения. Есть сгоревшая машина бандитов. Верхушка вышки взорвана. Есть трупы бандитов уже правильно упокоенные. Наших убитых нет. Мне сразу полегчало. Кукушку на вышке распылили взрывом, бандитов побили. А вот куда наши то делись?