Античная наркомафия-8

7. Производственная практика

– Я тоже понятия не имею, кто такие эти англичане, но если твой отец говорит, что они ружья кирпичом не чистят, то это значит, что и у них тоже есть ружья, – раздался из-за палатки голос Миликона-мелкого, – Интересно, хуже наших или лучше?

– Да нет, это шутка какая-то наверняка, – возразил Волний, – Они же при этом смеялись, да и было это не в станочном цеху, а в инструментальном. Возле ящика с этим новым искусственным наждаком. Мне кажется, имелось в виду, что кирпичный порошок – хреновый абразив, а вот этот их наждак, который корунд – гораздо лучше его. Говорили же ещё и про связку, и про спекание – явно же собирались бруски и шлифовальные круги из него делать.

– Ну так это же резцы с фрезами точить, – заметил Мато, – Правда, я не совсем понял, при чём тут тогда ружья…

– Шлифовать металл после фрезеровки, – догадался Кайсар, – Видели же, какая у деталей поверхность из-под фрезы? Медяшку можно пилить, как напильником. Разметки не видно ни хрена, да и покорябаться можно. А кругом шлифануть – и быстрее, и точнее, чем припиливать – заусенцы только потом по краям смахнуть, и все дела.

– А при чём тут тогда какие-то шуры и золото? – спросила одна из девок.

– Пилите, шуры, они золотые? – уточнил мой наследник.

– Да, именно так твой отец и сказал, и они после этого опять смеялись.

– Каллироя, это тоже какая-то шутка, естественно. Кто такие эти шуры, я тоже не знаю, а золото – ну, это же явно намёк на дороговизну ручной работы. В смысле, если деталь врукопашную напильником шкрябать, то она по цене золотой окажется. На самом деле не настолько, конечно, но смысл их шутки в том, что слишком дорого выходит, если делаешь большую партию. Станок соорудить и шлифовать на нём дешевле получается.

– Так, ребята, шухер! – это она уже прошептала, – Они где-то близко! – судя по их удаляющимся шагам, для наших ушей их рассуждения не предназначались…

– Ну, твой-то меня не удивляет, – проговорил Володя, когда мы отсмеялись, – Ты его и дома-то с самого младенчества эдакой ходячей аномалией воспитывал, и кажется, не зря – буржуин из него вырастет грамотный, и помощники у него намечаются тоже вполне ему под стать – будущее промышленное и вообще техническое развитие наших потомков у меня теперь беспокойства не вызывает. Но эти-то твои пацаны – понятно, ты их как раз в помощь своему и готовил, а царёныш и девки? Нормальная пацанва в перерывах между учёбой – ну, водку-то, допустим, и я пьянствовал в меру, но уж дисциплину побаловать и порядок похулиганить – это же святое! Ну а нормальные мокрощёлки чем интересоваться должны вне учёбы? Тряпками и побрякушками! А они – заметь, не для показухи ни хрена, а наоборот, втихаря – учёбу, млять, обсуждают!

– Ну, не саму учёбу, а то, чего мы им, по их мнению, недоговариваем. Пытаются по нашим проговоркам разобраться и вычислить, что это мы от них такое скрываем. Ты на их месте разве не пытался бы?

– Нет, ну это-то ясный хрен, но не вместо же хулиганок, а как-то между ними. А им это, получается, реально ИНТЕРЕСНЕЕ любых игр и хулиганских выходок.

– Так ведь естественно же. Мы ведь сами отчего хулиганили в старших классах? Оттого, что не нахулиганились вволю в младших. Нам всё "запрещали и не пущали" тупо и без разбору, и того, что нам удавалось урвать втихаря, нам не хватало, чтобы вырасти из этого детства побыстрее. А мы наш молодняк учим всему, что им интересно – как это всё проделать грамотно и безопасно для себя и окружающих, не рискуя при этом искалечить ни себя, ни их, а в идеале и не создавая никому неудобств. То бишь пресекали им чистую хулиганку, но давали взамен не хулиганскую, а вполне нормальную возможность сделать всё то же самое и утолить своё естественное детское любопытство. Это они и сделали, так что теперь у них и интересы уже повзрослее, чем оставались у нас в их годы.

– Этого-то Юлька и бздела, да ещё и мою настропаляла, когда тебя переубедить не смогла, – хмыкнул спецназер, и мы с ним рассмеялись.

Более взрослые интересы неизбежно вели молодняк к более раннему интересу к противоположному полу, и беспокойство баб было понятно – их ведь тоже воспитывали в детстве со всеми дурацкими заморочками нашего современного социума, а чтобы понять, что клин клином вышибают – это же надо уметь мыслить нетривиально, чему их уж точно не учили, а учили бздеть, "как бы чего не вышло". И нас тоже, строго говоря, учили тому же, но не столь успешно, потому как с бабами этому способствует их бабий конформизм, пацанва же – индивидуалисты в гораздо большей степени. Я ведь упоминал, в каком шоке была Юлька, когда я подарил Волнию трубу, прекрасно понимая, что он с его компанией в неё разглядывать собирается? Как раз это её шокировало, кстати, гораздо больше, чем сам факт, а ведь элементарно же, если вдуматься непредвзято. Ну, попялится пацанва на голых баб, разглядит их во всех подробностях, так в том возрасте им больше ничего и не нужно, и чем скорее любопытство утолят, тем меньше будут этим делом озабочены. Из этой же серии и совместные уроки в школе нашей мелюзги с "гречанками" Аглеи, и хвала богам за то, что античный мир предоставляет подобные возможности. Общаются же не только на самом уроке, но и на переменах, так что и наслышаны они друг от дружки о многом, и школьным шмакодявкам поэтому не нужно объяснять, почему их общение с парнями не должно переходить определённых границ, да и "гречанки", передумавшие становиться гетерами и перевёвшиеся к нашим, только усиливают этот эффект. Это в Греции бабам доступно лишь два пути – либо запертой в гинекее тупой курицы, либо гетеры – более свободной и хорошо образованной, иногда популярной, если и внешность не подкачала, но один хрен шлюхи, которую уважающий себя мужик в законные жёны не возьмёт. Но это в Греции третьего бабам не дано, а у нас с некоторых пор – очень даже дано и третье, позволяя девкам поумнее уникальную для античного мира возможность жить интересно, но вполне добропорядочно. А в результате и внимание пацанвы приковано к гораздо ярче выраженным выпуклостям "гречанок" постарше, как действующих, так и бывших.

Сейчас старший поток как раз в том возрасте, когда сексуальная озабоченность неизбежна. В нашем современном мире – самый опасный период, когда разум не у всех в состоянии справиться с бурлящими гормонами, да ещё и надежда есть, что всё обойдётся благополучно. У девок, например, что "и такую возьмут", и ведь многих в натуре берут, так что и тормоза отключены. Но у нас на дворе античный мир, а посему и девки знают, что здесь им – ни разу не тут, и недавний случай с непутёвой Тутелой – как раз в тему, и пацанва с ума не сходит, потому как в лагере все ухайдаканы до состояния нестояния, а в выходные и на каникулах – "гречанки" действующие в радиусе шагового доступа на что? Вот, как раз для того, чтобы проблем соответствующего характера ни у кого не возникало. А к концу учёбы и озабоченность у пацанвы обороты сбавит, и однокашницы подрастут, да ничем не худшие формы отрастят. А при равных прочих – и мозги у девок на месте, и образованы правильно, и круг интересов тот, и репутация, и характеры давно известны, и бытовая неприхотливость лагерным бытом привита надёжно – ага, фирма гарантирует. Ну и хрен ли тут думать, расхватывать надо! Где тут лучших-то найдёшь? Так что не о чем и девкам беспокоиться, на фигуристых "гречанок" глядя – к выпуску они им не соперницы, а сейчас – очень даже помогают поддерживать пацанву во вполне вменяемом состоянии. Не просто же так наставницы и сюда их привезли, в Лакобригу. У юнкеров по учебному плану – производственная практика, у школоты – производственные экскурсии, а до кучи и у будущих гетер тоже своего рода экскурсионный ликбез, дабы не были и среди нашего молодняка совсем уж табуретками. Уровень обязывает держать марку. Заодно на конном заводе верховой езде обучаются, и если кого здесь и надо охранять, так это их от местных мужиков, шалеющих с их штучной внешности, а не наших юнкеров друг от дружки. Зима в этот год как нарочно выдалась тёплая, прямо как в те прежние годы, а сами "гречанки" закалённые, так что одеваются на выезд по-летнему, а кое-кто и вовсе голышом рассекает, вываливая местных в нехилый осадок…

– Да едрить же твою налево! – рявкнул работяга-наставник на практикантку, – В задницу тебе этот резец загнать заподлицо и вытащить с двойным проворотом! Кремня с огнивом у тебя нет, что ли?! Из какой дыры у тебя руки выросли?! Тьфу! – тут только он спохватился, едва не дав подзатыльник, что облаивает не парня, а девку, но уже хохотали все вокруг, – Ну, это самое, ну кто ж так резец точит!

– А при чём тут кремень с огнивом, уважаемый? – поинтересовалась та, стоило только миновать опасности подзатыльника.

– При том, что ты не режешь металл, а огонь трением добываешь, дурында! Вот, смотри, резец уже аж красный – щепку можно поджечь для растопки печи.

– Ну, уже не красный…

– Правильно, уже остыл, пока мы тут с тобой языками болтаем! Ну вот кто тебя учил так резцы точить?

– А что я неправильно-то сделала?

– Смотри, где он у тебя затирает, – подсказал ей подошедший Кайсар, – Вот, бок затёртый – ты на нём угол не спустила, и он у тебя трёт – открепляй, перетачивать надо.

– Этот – уже не надо, – поправил его работяга, – Сожгла она его, теперь только перекаливать его по новой. На вот, дурында, вот этот точи, – он протянул ей запасной, – Да смотри мне, на наждаке его не сожги! Торопиться хорошо, когда вшей ловишь, а на станке – это тебе не веретеном прясть. Сильно не дави, сняла немного – в воду окуни, да углы все поаккуратнее снимай. И за искрой следи, она красной должна быть, а если она огненного цвета, значит, опять прижгла – окунай в воду почаще и снимай ещё, пока снова красной не станет. Беда с вами, шмакодявками! Вот где на вас резцов напастись, едрить твою налево!

– Чего шумишь, Авдас? – я как раз подошёл разобраться, из-за чего сыр-бор.

– Да вот, досточтимый, – и показывает мне злосчастный резец, – Ну разве ж это работа? Кто ж так инструмент точит?

– Ты забыл уже, как сам затачивал свои первые в жизни резцы? – подгребнул я его вполголоса, дабы не срамить при молодёжи.

– Ну, было дело, – и мы с ним рассмеялись, вспоминая, как я прикуривал свою сигариллу от его раскалённого трением резца, после чего сам шёл с ним к наждаку и сам показывал ему, как это делается правильно, – Но всё-таки, досточтимый, зря ты это дело с пигалицами этими затеял. Прясть, ткать, да стряпать – вот и всё, на что способна баба, ну так пускай бы они этому и учились.

– Это они со школы ещё умеют, а мне нужно, чтобы теперь и вот это умели.

– Да толку-то от них! Вот смотри, вторая только деталь, да и ту никак мы с этой дурындой не доделаем. Да без неё я уже пятую заканчивал бы!

– Ну, не пятую. Три сделал бы и работал бы над четвёртой. Но до пятой за такое время не добрался бы даже ты.

– А на спор, досточтимый? Вот клянусь молотом Гойнби!

– Да не надо мне на спор, Авдас. Не знаю я тебя, что ли? На спор ты сделаешь и шесть, если в раж войдёшь, да только после этого столько же времени и отдыхать будешь, высунув язык. А слесаря замучаются допиливать и зачищать за тобой эту твою рекордную продукцию. Ты лучше работай так, как ты весь день можешь работать, не перенапрягаясь, зато в лучшем виде.

– Сделаешь тут в лучшем виде с этой шмакодявкой! Ведь смотри же сам, чуть не запорола, ещё немного, и брак бы сделала, и сколько трудов насмарку! Принесёт резец – и ну её к воронам, я лучше сам последний чистовой проход сделаю! И какой тогда толк от таких горе-работниц? Только под ногами путаются и работать нормально не дают! Вот то ли дело с твоим парнем было в прошлый раз? Тоже, конечно, и лажанётся иной раз, и медленно выходит, но ведь не порет же и соображает сходу, да и спросить не стесняется, если чего забыл или не знал – сразу видно, что ты учил. Да и будущий хозяин как-никак – научим, вникнет во всё, разберётся, так нашим же детям, как и нам с тобой, лучше с ним работаться будет. Вот дал бы ты мне его, так с ним уже и третью деталь доделали бы. А с этими девками – время только зря теряем. Ну какой от них толк?

– Для работы – почти никакого, конечно, – согласился я, – Да и не в этом смысл, а в том, чтобы хоть во что-то вникли и хоть что-то в этом деле понимали. Я сам вот часто здесь бываю? То в правительстве дела, то война очередная, то за Морем Мрака где-нибудь шляюсь, а ваши вопросы из-за этого месяцами, бывает, не решаются. Это разве хорошо? И Волний, когда придёт его время, точно так же повсюду мотаться будет. Пока дети мелкие, и старший сын подменить отца ещё не в состоянии, с кем управляющий срочные вопросы решать будет? Только с хозяйкой, женой хозяина. А для этого нужно, чтобы она в деле и сама соображала – не так хорошо, конечно, как муж, похуже, но чтобы и её решение было хотя бы уж терпимо для дела до его возвращения.

– Ну, это-то – да, – признал работяга, – Будущую хозяйку учить, конечно, тоже надо. Но с остальными-то мучиться зачем?

– Так откуда ж мне знать, Авдас, кто эта будущая хозяйка? Кого он сам выберет, та и будет. Навязывать ему против его воли я не стану никого – ему же с ней жить, не мне. И ограничивать ему выбор тоже не годится – чем шире будет его выбор, тем лучше. И не одному только ему – будут и ещё мануфактуры. Поэтому и учить надо многих.

– А разве не вон та? – хитро прищурился токарь, указывая на крутившуюся всё время возле граверного станка Турию, пытающуюся там даже что-то помогать Волнию и его наставнику в настройке пантографа, потому как мой наследник был занят гравировкой по нашему монструозному мастер-шаблону уже тех рабочих шаблонов, по которым будут затем гравироваться логарифмические линейки нормального типоразмера, – Хоть она ещё и шмакодявка, но из неё как раз толк выйдет, а к твоему парню она так и липнет, хе-хе!

– Хорошо бы, конечно, но решающий голос – всё-таки за ним…

Я не акцентируюсь на том, что для массовой промышленности нужен массовый инженерный корпус, который как раз из юнкеров и готовится – вопрос этот для Лакобриги болезненный, поскольку все уже знают о намеченном переносе хайтечного производства в Нетонис, и во всех семьях моих здешних работяг только и разговоров, что об этом. Место давно насиженное, и жопу от него отрывать никому не в кайф, особенно обросшим всяким домашним скарбом бабам. Не зря же говорят, что один переезд равен двум пожарам, и их недовольство я прекрасно понимаю – самому столько разных проблем с этим переносом решать предстоит, сколько эти гегемонши представить-то себе не в состоянии, но такова уж судьба буржуина. Млять, радовались бы лучше, что сохраняется за их мужьями ценой этого переезда хорошая, высококвалифицированная и неплохо оплачиваемая работа, нету там согласных работать за гроши китайцев, а нормальная жизнь на Азорах наладится куда быстрее, да ещё и без этих идиотских тутошних ограничений, связанных с вынужденной маскировкой под псевдоантичный ампир! Это здесь палиться нельзя, а там римских глаз и ушей нет, и заживут они скоро на Азорах как белые люди. Но откуда ж им сейчас и здесь об этом знать? Вот и бздят поэтому от предстоящих неведомых им перемен.

А ведь будет развёртываться промышленность и на Кубе, и на Капщине, даже на Сан-Томе какая-никакая со временем напрашивается – зря я, что ли, в каждой колонии к её гидроресурсам первым делом присматриваюсь? И везде для местной мануфактурной промышленности нужны будут сведущие в производстве кадры, способные и предприятие организовать, и рабочих обучить, и возникающие то и дело вопросы разруливать. И ещё не факт, что у мужиков до всего этого руки доходить будут, потому как прежде всего на службу они туда направляться будут, кого куда распределят. А значит, что-то и их жёнам по этим делам разруливать придётся, пока муж службу тащит. Да и детей-то, пока они ещё мелкие, кто в большей степени воспитывает? А ведь как раз на этом этапе и закладывается в значительной мере та часть будущей натуры, которая от воспитания зависит, и как его с раннего детства мамаша приучит, так он и будет воспринимать всё, когда вырастет. Вот и как тут при таком раскладе девок не обучать, хоть и мороки с ними выше крыши?

– Вот, уважаемый, заточила! – вернувшаяся девка показала наставнику резец.

– Ну, могла бы и поровнее, – проворчал тот, подправляя оселком, – И вот тут ты его прижгла немного, но – уже другое дело. Для бабы – очень даже неплохо. Закрепляй и будем работать. Нет, теперь отойди, я лучше сам, а ты вот сюда встань и смотри, как это делается. Не надо на рукоятку со всей дури давить, крутишь её спокойно, чтобы стружка шла ровная, и все дела. Видишь, какая поверхность? А вот заточила бы ты его правильно сразу, так давно бы уже сделали. Открепляй и ставь следующую. Как выверять, помнишь? Беда с этими шмакодявками, досточтимый, – это он ко мне уже обернулся, – В другой раз парня мне давай, а девку – кому-нибудь другому. Ну не могу я так работать, раздражает! По очереди хотя бы уж как-то, что ли?

– Так я же вас по очереди ими и мучаю. Но ты – большему научишь, чем другие.

– Нет, ну будущую хозяйку, как определится – мне давай, и плевать на очередь. Это же понятно, научить надо хорошо, чтобы во всё вникла и всё понимала. Ради такого дела потерплю, и никаких жалоб ты от меня не услышишь. Но хорошо бы, чтоб вон та – из неё правильная хозяйка выйдет, – судя по смешку практикантки, Волнию сегодня же будет известно, как его тут без него женят. Хотя, для него это давно уже не новость. В основном в виде шуток, поскольку не вошла ещё Турия в те кондиции, по которым всерьёз её можно было бы оценивать, но судя по её мамаше, шансы у шмакодявки превосходные…

– А что, досточтимый, в это лето точно переезжать будем? – спросил Авдас уже в лоб, – Куда такая спешка? Чем здесь-то плохо? Нормально же здесь работаем, – кажется, у кого-то ещё осталась какая-то надежда на то, что я могу ещё и передумать.

– Да нельзя больше тянуть. Вот хотя бы даже из-за этих новых станков – нельзя их показывать, кому попало. А уж то, что здесь на них делается – тем более. А у нас и ещё задумки есть, которые лишним глазам здесь видеть никчему. А жене скажи, что силой я за океан никого не тащу, но работы здесь останутся только самые простые. Ну, молоты там механические, да станки попроще, полностью деревянные – это останется, а всё, чего нет у греков – уплывёт на Острова. Вот ты меня спрашивал, найдётся ли у меня здесь работа для твоего сына. Так ведь смотря какая работа. Крицы железные из руды вырабатывать, да кувалдой по ним колотить – это сколько угодно. Но ведь ты же наверняка не такую работу имел в виду, верно? Наверняка ведь хочешь, чтобы твой парень работал на таком станке, каких нигде больше нет, и делал на нём то, чего нигде больше никто не делает? Да и сам ты разве пойдёшь теперь со своего станка обратно в кузницу или точить ручным резцом деревянные скалки?

– Только если в наказание за какую-то тяжкую провинность, досточтимый. Эти скалки – оно и легче, и проще, но ведь скучно же после вот такой работы.

– Вот именно. Но здесь только такая и останется, а вся, которая поинтереснее – она вся уплывёт туда, на Острова, с вами или без вас. Но мне бы хотелось, чтобы вместе с вами. Там – будет много сложной, зато интересной работы и для вас, и для ваших детей, и для ваших внуков. Вы уже многое знаете и умеете, справляетесь здесь – справитесь и там.

– Ну, если так, то тогда конечно, – развёл руками работяга.

– Ты вот ещё с какой стороны на это дело взгляни. Ты же знаешь, что именно ты сейчас делаешь, и что из этого соберётся? – я указал ему на растачиваемый практиканткой конус в винтовочном стволе, по которому будет центрироваться и перекрывать все зазоры прижимаемый к нему ответный конус затвора.

– Ну, будет громовая труба из тех, которые ты отправляешь за Море Мрака. На те Острова для тамошнего войска?

– Не только, но и туда тоже. Детей вот наших тоже учим с ними обращаться – им тоже, когда доучатся, предстоит служить и там, за Морем Мрака. А вот теперь, Авдас, подумай сам, что получается. Ты делаешь здесь то, чего никто больше нигде не делает, и это настолько невиданные вещи, что я за морями их прячу, чтобы лишний здесь никто не увидел. Делаешь – ты, а пользуются – другие, и не только наши учёные дети, но и простые солдаты, даже читать и писать не умеющие, тебе же и попробовать разок никто не дал А чем ты хуже других, если разобраться? Тебе это разве не обидно?

– Ну, не очень это справедливо, досточтимый, если честно.

– В том-то и дело. И не от того это, что вы здесь рылом не вышли. Вышли вы и рылом, и всем прочим, просто именно здесь – нельзя. Здесь мы и сами такими вещами не пользуемся открыто. Там, за морями, где все свои, и чужих глаз нет – можно и нам, и вам. Кое-кто из наших литейщиков, что переехали туда раньше – уже пользуются. Здесь твой сын, когда придёт его время, будет служить с копьём и щитом, топая в ногу со всей своей когортой, а там – почему бы и не с винтовкой, если он научится хорошо стрелять из неё? Там – много чего будет всякого. Легко – это вряд ли, но интересно – будет наверняка…

Гегемоны есть гегемоны. Рукасты, работящи, потому как других и не держим, в своём деле сообразительны, но вне его – простые как три копейки. Вот Авдаса этого хотя бы взять. Лучший токарь на моей лакобрижской мануфактуре, а следовательно, и во всей Испании, и пожалуй, с высокой вероятностью, ещё и во всём античном Средиземноморье. Ну, у греков-то, по крайней мере, уж точно ни одного такого нет, даже не ищите. Нету у них ни одного токаря, подгоняющего затворы к стволам винтовок Холла – Фалиса. Чуете, с какими людьми я тут простым античным фабрикантом работаю? Вот то-то же, гы-гы! А давно ли я сам учил его правильно резцы затачивать? Теперь же, поставь нас с ним рядом на два абсолютно одинаковых станка и дай нам абсолютно одинаковую работу, не уверен уже, что не осрамлюсь. Правда, я и токаришкой-то в своё время был слабеньким, чего и не скрываю, но не суть, потому как речь-то не об этом. Речь о том, что никто не рассказывал Авдасу об этой винтовке и об её предназначении, и пристрелка готовых производится не здесь, а во дворе моего тутошнего "виллозамка", но один хрен слухами земля полнится, и знает уже работяга, что он делает, и для чего это нужно. Ну вот и как я тут могу оставить это производство в Лакобриге? По-хорошему-то, с самого начала на Азорах его открывать следовало, и я бы, конечно, так и сделал, если бы надолго вырваться туда мог. Но как тут вырвешься-то, когда и в Испании столько дел? Так что нахреновертил я тут с этим делом вынужденно, и теперь исправлять это надо, да поскорее, пока слухи ещё по всей стране не расползлись, да в Бетику римскую не уползли. Но если мне самому это понятно сходу, то работягам объяснять надо – гегемоны есть гегемоны.

А тут ведь даже и не в одних только этих винтовках дело, и вообще, не в одном только огнестреле. А станки эти, на которых он делается – как их здесь оставишь? И о них ведь будут болтать, кто ни попадя, и хотя римских шпиенов станки заинтересуют не столь скоро, как оружие, рано или поздно разберутся, что к чему, и тогда заинтересуются и ими. Так пусть уж лучше слухи непроверяемые коллекционируют о том, что было, да сплыло, и больше здесь ничего такого нет. И пущай гадают, в "стандартные" ли три раза эти слухи преувеличены или во все десять раз. На меня выйдут – скажу, что да, были у меня станки с опорной полочкой для ручного резца, да и опишу им классический средневековый, даже нарисую, если очень уж попросят. А сейчас их нет оттого, что продал я их все за хорошую цену заокеанским купцам, уж больно заинтересовали их аппараты, а у меня и загрузки на них как раз не оказалось, и они простаивали без дела, а я ж буржуин, и время – деньги. В общем, найду я, как тут отбрехаться, потому как дарить римлянам идею токарного станка с нормальным суппортом в мои планы уж точно не входит. И так-то в имперские времена буквально на волосок мимо своего шанса на индустриальную революцию промахнулись в реале, и помогать им не упустить его я не собираюсь.

Простейший токарный станок по дереву был известен ещё гребиптянам – если и не во времена строительства пирамид, то уж всяко ещё в бронзовом веке. Такой же он и у греков. Заготовка, захлёстнутая петлёй бечевы, вращается при её натяжении туда-сюда в центрах, а ручной резец вроде стамески токарь держит в руках и лишь в лучшем случае не на весу, а опирает на специальную полочку. Дерево так можно обрабатывать или кость, ну медяшку мягкую отожжённую на крайняк, но уж точно не железо и не бронзу. Опиливать их разве только напильником, делается иногда на токарном станке и так, но это не в счёт. А для полноценной токарной обработки серьёзных металлов нужен уже другой станок – с суппортом, в котором резец закреплён жёстко, и который можно перемещать хоть вдоль, хоть поперёк вращения обрабатываемой детали, да не рукой перемещать, а встроенным в станке механизмом, и лучше винтовой передачи тут и в нашем современном мире никто ещё ничего не придумал. Несамоходный суппорт в нашем реале известен с шестнадцатого века – нашей уже эры, естественно, самоходный Нартов при Петре нумер один изобрести сподобится, то бишь в начале восемнадцатого, и все эти станки будут в деревянном ещё в основном исполнении, а полноценные металлические станки как массовое промышленное оборудование – это уже девятнадцатый век. У нас суппорт ещё несамоходный, но станина – уже бронзовая, а самоходный суппорт в планах – усреднённый восемнадцатый век.

Дарить такую технику греко-римскому миру я ещё с ума не свихнулся. У меня у самого она по каким технологиям изготовлена? Вот как раз по тутошним греко-римским, и если смог я, то по образцу смогут и они. А значит, смогут с их помощью сделать почти всё, что делается и у меня. Ну, с поправками на их примитивную чёрную металлургию, но в принципе – смогут, было бы только с чего собезьянничать. И будут мочь это вплоть до начала пресловутого Кризиса третьего века, то бишь все ближайшие триста пятьдесят лет. Более того, если они это сделают, означенный Кризис может здорово для них отдалиться или смягчиться, а то и не наступить вовсе. Зачем это римлянам, понятно, но вот нам-то это нахрена сдалось? Поэтому не дам я им образцов и в Испании перед их глазами держать их не стану, а заныкаю-ка я их лучше от их завидючих глаз за океаном. Так оно и надёжнее для нас будет, и спокойнее мы будем за наше техническое превосходство.

Взять хотя бы тот же самый огнестрел. Продвинутой чёрной металлургии путём передела в сталь доменного чугуния в реале не было практически до девятнадцатого века, даже пудлинговый процесс – это конец восемнадцатого, а эти средневековые штукофены с блауофенами давали всё то же кричное железо, от сыродутных криц принципиально не отличающееся – с неметаллическими включениями не удалённого при их проковке шлака и с неравномерным содержанием углерода, от которого гуляют и механические свойства металла. И что, сильно это мешало позднесредневековым оружейникам ковать железные бомбарды и аркебузы? Не мешало это и их более поздним коллегам делать уже мушкеты, да ещё и серийными партиями на мануфактурах. Не помешало и нарезные стволы делать, хоть и не в таких количествах, как гладкие. А чем так уж хуже их античные оружейники? Тигельная лаконская сталь известна Средиземноморью ещё со времён греческой классики, а значит, известны уже и огнеупоры, а уж размеры прекрасно известной сыродутной печи увеличить – особой гениальности не нужно. И на лаконской тигельной плавке можно уже заметить эффект от масштабирования процесса. Но если и не додумаются до штукофена, как не додумались в реале – обойдутся на крайняк и сыродутными крицами. Порох, как я уже объяснял нашему молодняку, давно известен гребипетским жрецам, пусть и хреновее классического, но один хрен порох, и свинца в античном мире полно, так что даже если и не кремнёвый огнестрел, то хотя бы фитильный античным оружейникам в принципе под силу. И если дать им ещё и приличные станки, то осилят в принципе и казнозарядный.

Собака тут в станочной точности металлообработки порылась. Я ведь упоминал уже, что за основу нашей тутошней артиллерии мы взяли простое и кондовое устройство казнозарядных пушек лохматого пятнадцатого века? Сменные зарядные каморы, которые пробанивались после выстрела и перезаряжались отдельно от ствола, были в заряженном виде по сути дела аналогом современного унитарного боеприпаса, обеспечивая высокую по сравнению с дульнозарядной классикой скорострельность. Проиграли же они к концу того пятнадцатого века дульнозарядкам из-за хреновой обтюрации сопряжения зарядной каморы с казёнником ствола, которого не было у цельнолитых дульнозарядок, и те при тех же калибре, длине ствола и пороховом заряде оказались и мощнее, и дальнобойнее. А как тут обеспечишь хорошую обтюрацию, если даже бронзовое литьё по выплавляемой модели не идеально? Тут и литейная усадка, и отклонение геометрии – эллипсность или яйцевидность вместо идеально круглого цилиндра, так что пороховым газам при выстреле есть куда травить и мимо ствола, саботируя полезную работу по выталкиванию снаряда. И если нет хорошего металлорежущего токарного станка, которого в пятнадцатом веке ещё не было, то подгонку сопрягаемых поверхностей артиллерийского ствола и его зарядной каморы можно выполнить только слесарным путём – ага, пилите, Шура, они золотые. Да только ведь сколько той бронзы на малые орудия остаётся, когда она на большие осадные бомбарды вроде нашей Царь-пушки уходит почти вся? Так что орудия малых калибров не столько из бронзы лились, сколько из железа ковались. А с таким исполнением ситуёвина ещё печальнее – и геометрия гуляет похлеще, и сама поверхность со всеми неровностями из-под кузнечного молота – без слёз на неё не взглянешь. И пока артиллерия у всех была такой, с хреновой обтюрацией мирились как с неизбежным злом. Так бы и продолжали с этим мириться, если бы не подоспел уже более-менее приличный чугуний из блауофенов.

Каменные ядра требовали больших калибров орудий, а чугуниевые при том же весе имеют примерно втрое меньший калибр. С уменьшением калибров тяжёлой осадной артиллерии уменьшился и расход на неё дефицитной бронзы, высвободив её наконец уже и для лёгких полевых пушек. А литьём из неё можно было уже и дульнозарядные орудия получать, подальнобойнее грубо исполненных казнозарядных, что и решило в конечном итоге их судьбу. Ведь чтобы с дульнозарядками в дальнобойности тягаться – обтюрация нужна без дураков, тут уже хрен схалтуришь, так что пилите, Шура, да потщательнее, они ведь в натуре золотые. Вот и пошла высвободившаяся бронза на те орудия, которые этого слесарного секса не требовали, то бишь на дульнозарядные, а уж кованые из железа таким манером до ума доводить дураков не оказалось. Может и нашлись бы такие трудоголики, да только кто же им закажет работу, неприемлемую ни по цене, ни по срокам исполнения? Воякам ведь как подавай? Числом поболее, ценою подешевле, и чтоб вчера ещё всё было, если чужую армию вместо своей кормить и снабжать не хотите, канальи.

Так бы и ушла казнозарядная артиллерия в прошлое с концами, но тут подоспел изобретённый в шестнадцатом веке нарезной ствол. И если в лёгком стрелковом оружии свинцовую пулю ещё можно было проколотить через нарезы с дула шомполом, пускай и с помощью молотка, то для артиллерийских калибров это было уже немыслимо. А длинные стволы изготавливать уже научились, что тоже увеличивало соблазн стрелять подальше и поточнее. Но каково протолкать с дула даже через гладкий длинный ствол пыж и ядро, да и заряд пороха, по тем временам пока ещё не картузный? Поэтому интерес к заряжанию с казённой части не пропадал, и попытки вернуться к нему не прекращались. Параллельно с массовой дульнозарядной классикой изготавливались в штучных количествах и длинные нарезные кулеврины небольших калибров с винтовым или клиновым затвором, а иногда и с комплектом сменных зарядных камор. Естественно, уже бронзовые – за исключением единичных малокалиберных экземпляров из железа там, где катастрофически не хватало пушечной бронзы. Но и бронзовые кулеврины не могли вытеснить дульнозарядок – ведь без хорошего токарного станка их обтюрация оставалась результатом дорогостоящего и долгосрочного слесарного геморроя. Всё того же, что и прежде – пилите, Шура, они ведь по-прежнему золотые. То же самое касалось и лёгкой стрелковки, казнозарядные образцы которой вообще-то известны, но тоже единичны. Так и продолжалось всё это безобразие с шестнадцатого по конец восемнадцатого века, пока не подоспели наконец-то позволившие их уже серийный выпуск нормальные металлорежущие станки. Только после их широкого внедрения в промышленность и стал возможен переход на казнозарядный огнестрел.

При наличии жёсткого токарного станка с суппортом обеспечение обтюрации становится задачей вообще тривиальной. Надо, чтобы ось вращения с осью канала ствола совпала, так это не проблема. На оправке тот канал ствола центрируем, да обтачиваем на стволе снаружи соосную каналу технологическую базу. После этого за неё его и зажимаем и растачиваем в его казённой части посадочное место под сопряжение с затвором. И его тоже подгоняем аналогично, тоже предварительно забазировав соосно зарядной каморе. И лучше, если сопряжение будет не по цилиндру, а по конусу. Тогда и самоцентрирование при прижатии затвора к стволу обеспечивается, и герметизация стыка. Даже погрешность углов обоих конусов не столь страшна, потому как если и не по всей их поверхности, то уж по окружности-то зазор перекроется, а этого для обтюрации вполне достаточно. Если, конечно, у нас правильный круг образующие обоих конусов описывают, а не эллипс, не яйцо и не многогранник. Но как раз это и обеспечивает токарный станок за пару-тройку проходов резцом, закреплённым в жёстком суппорте. Даже и не самодвижущемся, а хотя бы подаваемом вручную вращением рукоятки его ходового винта. Короткие поверхности и на современном станке иной раз ловчее на ручной подаче точить.

Поэтому, собственно, я и начинал в своё время работу над нашим нормальным казнозарядным огнестрелом с пускай и несовершенного, но уже вполне металлорежущего токарного станка, без которого мы и сами-то не вооружились бы вменяемыми образцами, пригодными для дальнейшего серийного производства на вооружение уже подразделений тарквиниевской ЧВК. Зато теперь, когда этот процесс уже идёт полным ходом, я могу уже с сознанием выполненного долга удовлетворённо потирать руки. Именно так я всё это и объяснил нашим юнкерам на последней лекции перед их производственной практикой, на которой они теперь изучают воплощение теории в реальном металле. Не всем в будущем производством руководить предстоит, но кому-то ведь и войсками командовать, кому-то снабжением тех войск заведовать и от правительства этого снабжения войск требовать, а кому-то и в правительстве все эти вопросы утрясать и производству нужную для армии продукцию заказывать. И чтобы всё это осуществлялось по уму, все должны понимать друг друга сходу, не ища общий язык, а имея его изначально и запрашивая то, что реально можно от производства получить по разумной цене и в разумные сроки, а не в каком-то отдалённом светлом будущем ценой космических затрат и надрыва всех сил. Вот пущай и нарабатывают этот общий язык уже сейчас, юнкерами, учась вместе, получая одни и те же знания и закрепляя их одной и той же практикой. Сейчас, например – затачивая резцы и крутя рукоятки станков, а заодно и общаясь с работягами – как в качестве наставников по работе, так и в качестве представителей трудящихся масс, которые их кроме площадной брани научат до кучи и кое-каким полезным навыкам.

Научат, конечно, заодно и единству элиты с народными массами, без которого не может быть крепок и устойчив социум, но на техническом фоне, напоминающем о том, что одного только единства мало. Это могут убедительно подтвердить и те же суданские махдисты, чудом уцелевшие при Омдурмане. Уж чего им было тогда не занимать, так это единства, взвинченного завываниями дервишей. Но весомее оно тогда, когда подкреплено винтовками, пулемётами и шрапнелью, то бишь военно-техническим превосходством. А оно обеспечивается превосходством промышленным – теми же станками и работающими на них высококвалифицированными работягами. Сейчас в их практике главное – это…

– Митурда, даже если тебя и шваркнули в детстве башкой об стенку, это ещё не причина, чтобы ломать пистолет! – наехал Володя на практикантку, занятую сборкой, – Ты бы ещё молотком затвор в ствольную коробку заколотить попробовала! Сама, что ли, не видишь, что сикось-накось его вставляешь? А ты, Калироя, куда шомпол суёшь? Не в стволе ему место, а под стволом. Это тебе не… Тьфу! – спецназер спохватился вовремя, но судя по хихиканью девок и гоготу во весь голос их наставника, все всё поняли.

В реале Холл кроме своей винтовки образца тысяча восемьсот девятнадцатого года производил и пистолет той же системы. Производственные мощи того времени ещё не позволяли вытеснить этим казнозарядным образцом дульнозарядные пистолеты, но он был достаточно популярен за удобство и быстроту перезаряжания вплоть до появления капсюльных револьверов Кольта, которым не мог не проиграть в силу своей однозарядной конструкции. Для нас же важно то, что до выпуска своей капсюльной модификации этот пистолет, как и винтовка, тоже выпускался кремнёвым, не уступая при этом в надёжности традиционным дульнозарядным образцам, зато превосходя их как в скорострельности, так и в точности огня благодаря нарезному стволу. Конечно, мы могли бы уже вооружить весь командный состав тарквиниевской ЧВК капсюльными револьверами нашего раннего типа, но исходя из нашего принципа обеспечения колониальных войск расходниками местного производства, нужен табельный короткоствол с ударно-кремнёвым замком. Я ведь в своё время упоминал уже о наших попытках сконструировать кремнёвый револьвер? Будь они удачными, я бы этот револьвер и производил, наплевав на унификацию с винтовкой, но с ним мы тогда обломились. Крышка полки с пороховницей и дозатором системы Коллиера, точного устройства которой мы ещё и не знали, показалась нам тогда слишком сложной, а досыпка из неё новой затравки на полку перед каждым выстрелом – слишком муторной. Так что от этой системы мы отказались сразу, а отдельные подпружиненный крышки на каждой каморе барабана нам так и не удалось вписать в окно цельной неразъёмной рамки. В конечном итоге оно оказалось и к лучшему, переключив нас сразу же на капсюльный револьвер, в дальнейшем легко модифицируемый до нормального унитарного, которым мы теперь вооружены сами, но для вооружения тарквиниевских войск этот путь пока не годился, и кремнёвый пистолет, унифицированный с казнозарядной кремнёвой винтовкой, напрашивался тут вместо него сам собой.

Тем самым заодно определилась окончательно и система табельного огнестрела для наших юнкеров первого курса – винтовка и пистолет системы Холла – Фалиса. Ведь самоочевидно же, что с чем тащат службу солдаты, тем должны владеть в совершенстве и господа офицеры. Пока вот изучают устройство и производство, в конце практики будут выполнять пристрелку произведённой партии, которая и станет для них табельной на весь второй семестр их первого курса. За семестр, думаю, не сильно с ними примелькаются, а на следующий год, я надеюсь, весь кадетский корпус на Азоры переедет, решая вопрос с возможным палевом просто и радикально.

Будут, конечно, и капсюльный револьвер изучать. Во-первых, как своё личное табельное оружие на будущей службе. Мощи у нас ещё далеко не те, чтобы производить унитарный патрон массово, так что перевооружение войск образцами под него – дело ещё очень нескорое. Но производство капсюлей особо серьёзных мощей не требует – оснастка и оборудование на них и проще, и компактнее, и на той же Капщине, например, не говоря уже о Кубе, наладить его на привезённой с собой оснастке с их инженерной подготовкой в небольших количествах особого труда не составит. А во-вторых, как важную техническую веху в развитии огнестрела. Без капсюля нет и не может быть и полноценного унитарного боеприпаса. Как массовый мы этап капсюльного оружия не планируем – ни специальных образцов, ни переделки кремнёвых. Нет у нас в этом такой уж насущной необходимости, так что как дульнозарядный этап массового армейского огнестрела мы пропустили, так и чисто капсюльный его этап мы тоже пропустим. Разбогатеем производственными мощами и квалифицированными кадрами – будем тогда с кремнёвых образцов сразу на унитарные стрелков перевооружать, включая и пулемёты, а до тех пор как-нибудь обойдёмся.

Тем не менее, наш высокообразованный молодняк вовсе не обязательно лишать скорострельного многозарядного личного оружия, а заодно наглядного свидетельства как их принадлежности к элите социума, так и возможностей технического прогресса. Новое – оно ведь всегда поначалу редкое и далеко не для всех, но проходит какое-то время, и оно становится массовым. Разве их солдатские мечи и кольчуги отличаются чем-то от мечей и кольчуг отцов-командиров? А давно ли мало кто их имел? И давно ли были уделом лишь немногих избранных те кремнёвые винтовки, которые теперь становятся массовыми для солдат прямо у них на глазах? То же будет и с образцами поновее, дайте только срок. В метрополии, кстати говоря, и эти-то не внедряются, потому как не положены они вблизи от завидючих римских глаз, так что цените, граждане колонисты, свою жизнь на отшибе от передовой средиземноморской цивилизации, гы-гы!

Так что постреляют они из своих табельных револьверов, покажут их и своим бойцам, объяснят отличия и принцип действия, объяснят и причины их редкости, а затем объяснят на их примере и возможности дальнейшего прогресса с унитарным патроном и образцами под него, которых сами эти бойцы, возможно, и не дождутся, но уж их дети и внуки будут тащить службу уже с ними. А потом покажут бойцам класс на стрельбище и с обычными солдатскими кремнёвыми образцами – зря, что ли, сейчас их изучают? Народ и его элита – едины. Собственно, для этого прежде всего и нужна казнозарядная кремнёвая пистоль, однотипная с винтовкой Холла – Фалиса.

– Турия, почтенная Теква тебя не заругает за то, что ты отбилась от класса? – на добрую половину экскурсионной программы своего класса шмакодявка наплевала, многое повидав и опробовав ещё в моих мастерских на вилле, а тут они с Волнием как раз добили гравировку шкалы логарифмической линейки и настраивали пантограф на следующую.

– Не заругает, досточтимый, я у неё отпросилась, – и улыбается, оторва, – Мне и с папой ещё пообщаться надо, полгода ведь почти не виделись, – благодаря ослаблению режима карантина на зимний период, в этот раз была возможность не мариновать Трая в приграничном "концлагере", а впустить его внутрь страны и тоже прихватить с собой в Лакобригу, дабы пообщался с девчонкой, не отрывая её от производственных экскурсий.

– Я, конечно, ничего не вижу, Максим, как мы с тобой и договаривались, но то, что мне здесь "случайно мерещится", просто поражает, – я знаю сдержанность кордубца, и мне нетрудно понять, в какой он степени прихренения от увиденного, – И люди, вроде бы, такие же, как и у нас, и говорят они, вроде бы, по-турдетански, но о чём говорят – я едва только половину понять могу, включая ругательства мастеровых, да и их-то понимаю не все, а уж что они при этом делают – не понимаю и на треть. Догадываюсь, конечно, что что-то вполне осмысленное для них и нужное для тебя, но от меня этот смысл ускользает. Мне казалось, что живя в Кордубе, я знаю о работе с железом всё, что только может о ней знать тот, кто не работает с железом сам. Но здесь мне "мерещится" такое, что поставило бы в тупик и лучших кордубских кузнецов. Подозреваю, что и греческих тоже, а чего-то, наверное, не поняли бы и мудрейшие из их философов. Турия кое-что объясняет мне, но я всё равно не понимаю слишком многого, и мне даже делается стыдно – сопливая девчонка знает и понимает в этом деле гораздо больше меня, хоть я, вроде бы, и не дурак. И это ещё только школа для сопляков, после которой будет ещё Академия? Кого вы готовите из этой малой детворы? Я понимаю, что не богов, но мыслимо ли такое для простых смертных?

– А отчего ж нет, Трай? Мы сами-то кто, по-твоему? Человек – он такой. Много чего может, если его этому научить, и если ему это нужно или интересно настолько, что он ради этого преодолеет даже свою лень. И то, что тебе "мерещится" здесь – ещё не всё, что мы можем уже сейчас, и лишь малая часть того, что мы хотим и рассчитываем сделать в будущем. Правда, уже не здесь, а за Морем Мрака.

– Ты и это всё хочешь туда перенести?

– Не абсолютно всё, но всё то, что поражает тебя здесь – да. А что мне остаётся? Это с тобой мы можем договориться, что некоторые вещи тебе здесь только "мерещатся", а вот с другими, особенно с римлянами – едва ли. Так зачем же мы будем лишать их сна и покоя? Это же было бы не по-союзнически, верно? – шмакодявка, переглянувшись с моим наследником, захихикала в кулачок, а её отец расхохотался и в голос от железобетонной логики моих рассуждений.

– И из моей Турии вы делаете такую же?

– Да, точно такую же, как и наши дети. И собственно, не делаем, а уже сделали. Помнишь, я предупреждал тебя с самого начала, что обратной дороги ей не будет? Теперь ты понимаешь, почему?

– Да, ты так и объяснял мне тогда. Муж ей, конечно, теперь подойдёт только из ваших парней. Во всей Бетике я не найду ей такого жениха, с которым ей не будет скучно и тоскливо. Но и из ваших – ты же понимаешь, что мне не всё равно, кто им станет. Да и сама она, как видишь…

– Давай, Трай, всё-же не будем решать за моего парня. Шансы у твоей девчонки очень неплохие, но решать – ему. Я вот, например, очень не любил, когда мне кто-нибудь выносил мозги, пытаясь повлиять на моё решение сверх разумной меры. Подозреваю, что у нас с ним это наследственное, так что давай и не будем портить твоей девчонке всё дело, которое у неё, считай, практически на мази. Споются сами – я буду рад этому не меньше, чем ты, сам лучшей невесты для него не вижу, но окончательное решение – за ним.

– А не перехватит его какая-нибудь вот из этих постарше? – кордубец опасливо скосил взгляд на "гречанок" выпускного потока, которых как раз только что привела на экскурсию Клеопатра Не Та, – Девки все видные, фигуристые, всё при них – да такие кого угодно завлекут, если захотят. И в этом вы нас, кстати, тоже обскакали так, что вас уже и не догнать. Наши жеманные гетеры, что понаехали уже в Новый Карфаген, меня бы так не тревожили, но эти, хоть и пигалицы ещё – сразу видно, что отборные.

– Если и перехватит какая на ночку-другую, пока твоя подрастает, так я в этом трагедии не вижу. В том, что он попялится на их первосортные выпуклости – тем более. А кто в его годы не пялился бы на такое зрелище? – я как бы невзначай встал сам так, чтобы заслонить спиной пацана, который уже, конечно, доставал из поясной планшетки трубу, – Не эти опасны, а те, которые перевелись в школу к нашим и учатся вместе с ними. Вот те – да, некоторый риск есть.

– Да я, собственно, их и имею в виду, – уточнил Трай, – И всё при них, и знают, чего хотят, и трудности для этого преодолевать готовы, и показать это умеют наглядно, а главное – крутятся ведь перед носом ежедневно. Эти-то что? Пусть пялится, – судя по его усмешке, он прекрасно разгадал смысл моего "случайного" манёвра.

– Староваты они для него.

– Так ведь на следующий год такие же, но помоложе подоспеют.

– А через год подоспеют следующие, и твоя будет среди них. Не беспокойся, на его совершеннолетие, а точнее – на выпуск его потока, я парню такую наложницу подарю, что ему будет не до других, так что до подрастания твоей опасность минует точно.

– И где же ты такую отыщешь?

– Не я. Эти-то на что? – я кивнул ему в сторону "гречанок", – Закажу им, а вкус его они изучат быстро, когда он начнёт гулять по ним после совершеннолетия, так что они и подыщут ему девчонку по вкусу, и обучат её в лучшем виде. Или ты думал, что мы свою школу гетер затеяли исключительно подражая грекам? – и мы с кордубцем рассмеялись…

– Папа, а кто такие эти англичане? – спросил меня Волний после обеда, выбрав момент, когда мы с ним оказались с глазу на глаз, – Ты как-то раз проговорился о них.

– И о том, что они ружья кирпичом не чистят? – я ухмыльнулся.

– Ну, в общем-то да, – мой наследник старательно изобразил смущение, – Я из-за этого и заинтересовался. Я понял, что это шутка, но ведь не просто же так она появилась?

– Молодец, соображаешь! – одобрил я, – На втором курсе мы расскажем вам и о них. Сейчас такого народа ещё нет, но он появится, когда окончательно рухнет Рим.

– А где они будут жить?

– Там, где сейчас Британия.

– Потомки тамошних кельтов, значит?

– Не только. Там будет сложнее. Бриттов завоюют римляне и будут владеть их страной почти до самого краха Империи. Потом, уже романизированных, завоюют снова уже германцы – англы, саксы и юты. Будет несколько королевств, и где-то века через три после завоевания королевство англов одолеет остальных и овладеет всей бывшей римской Британией. Поэтому новое королевство назовут Англией, а его народ – англичанами.

– И у них будут ружья?

– Не сразу и не только у них. Примерно через тысячу лет после краха Рима они будут уже у всей Европы, в том числе и у этих англичан.

– И что, их кто-то где-то НА САМОМ ДЕЛЕ будет чистить кирпичом?

– Да по всей Европе, считай. Не сразу, но начнётся, когда ружей станет много, и вся пехота будет вооружена ими. Будут наводить порядок, а порядок у вояк своеобразный – оружие должно блестеть как? Правильно, как у кота яйца. Вот солдаты и начнут драить свои ружья растёртым в порошок кирпичом, чтоб полегче, да побыстрее, и командование настолько к этому привыкнет, что начнёт считать это нормальным и даже требовать.

– Но папа, ну ведь глупость же.

– Конечно глупость. Представляешь, каково попадать в цель из ствола, который разодран абразивом? Но гладкий ствол и так не очень-то пригоден для меткой стрельбы, и стрелять будет весь отряд залпом по такому же отряду противника – глядишь, хоть кто-то хоть в кого-то, да попадёт. И как тогда проверишь, попал ли вот этот конкретный солдат именно туда, куда целился? Поэтому и для солдата будет важнее не в цель свою попасть, а избежать наказания за недостаточно блестящее ружьё. А для его командира важнее будет показать начальству, что у всех его солдат ружья блестят как у кота яйца.

– И эти англичане тоже будут так делать?

– Да, как и все. Но лет через триста после появления у них ружей они перейдут с гладких стволов на нарезные. Их промышленность будет лучшей, чем у всех остальных, а сухопутная армия небольшая, поэтому они перевооружатся на винтовки первыми. И тогда они, конечно, перестанут чистить ружейные стволы кирпичом. А у кого оружие останется гладкоствольным, те так и будут продолжать заниматься этой дурацкой показухой. С того времени и появится эта шутка, только шуткой-то она станет гораздо позже. Сам ведь уже знаешь, что в каждой шутке есть доля шутки…