Античная наркомафия-8

21. Пика или штык

– Митурда! Ты опять дёрнула спуск? – Володя оторвался от трубы, – На ладонь выше круга влепила!

– Прости, почтенный, забылась, – щелчок при освобождении от защёлки скобы, негромкий лязг отошедшего назад затвора, гидьза летит в корзину, а девка достаёт новый патрон из ячейки закреплённого на винтовке ускорителя заряжания, укладывает его перед затвором и вдавливает пальцем пулю в патронник, – Механизм тут другой, почтенный, не успела ещё привыкнуть, – снова лязг затвора и щелчок зафиксированной скобы.

– Вот из-за этого ты и мажешь. Это же не револьвер, тут спуск мягче, аккуратно выбирай свободный ход, ты этот момент почувствуешь, и это же тебе не хрен, его не надо дрочить… тьфу! Прошу прощения, – юнкера рассмеялись, – В общем, плавно его дожми, не дёргай, и ты сделаешь дырку именно там, где ей и положено быть. Вот, совсем другое дело! На три пальца левее центра, но уже в круге. Можешь же, когда захочешь? Каллироя, а ты зачем по нижнему краю круга чиркаешь?

– Кайсара на месте мишени себе представила и решила отстрелить ему яйца! – выдвинул научную гипотезу Мато, вызвав прысканье всего курса в кулаки.

– Фильтату жалко, а то давно бы уж отстрелила, и не из этой ручной хлопушки, а из крепостной! – отшутилась бывшая "гречанка", вызвав уже взрыв хохота.

– Аттставить смех на стрелковом рубеже! – рявкнул спецназер, хлопая тростью по голенищу сапога, – Вы стреляете из винтовок и с винтовочной дистанции, на которой любая самая малая ошибка ведёт к промаху. Поэтому при стрельбе из винтовки не нужно представлять себе на месте мишени никого из тех, кого вам хотелось бы кастрировать или просто и незатейливо убить. Ни Кайсара, ни Кербера, ни Слепня. Даже меня не нужно. У вас задача просто сделать дырку в центре этого круга. Мишень для вас – просто мишень, и как только вы выбрали свободный ход спуска и взяли её на ровную мушку – отрешитесь с этого момента от всего. Нет больше никакого окружающего вас мира, нет даже винтовки, а есть только ваш глаз, мушка с целиком, этот круг и ваш спусковой палец. Всё, и мозгов ваших тоже нет, и нечем вам думать ваши воинственные мысли о противнике и выстреле. Вы просто не дышите, а плавно выжимаете спуск, в этот момент даже круг исчезает, и вы держите одну только ровную мушку, и чем неожиданнее для вас самих вдруг бабахнет выстрел, тем точнее будет его результат. Все всё поняли? Ты всё поняла, Каллироя? Круг мишени – это круг, и ничего больше. Перезарядилась? Теперь просто прицелься получше в этот круг и сделай так, чтобы эта железяка напугала тебя саму внезапным бабахом.

Как я уже упоминал, в качестве солдатского унитарного образца у нас принята и внедряется упрощённая однозарядная модификация винчестера. Тот же самый затвор, управляемый рычажной скобой, тот же самый ударно-спусковой механизм, только нет ни магазина, ни механизма подачи патрона из него. И не в том дело, что нас жаба давит дать бойцу скорострельную магазинку, разработанную нами ещё раньше, "кастрация" которой и дала вот эту однозарядную модель. Просто классический винчестер с его подствольным трубчатым магазином жрал патроны не центрального боя, а бокового, дабы пуля патрона в трубчатом мвгазине не давила на капсюль предыдущего. Центральный бой для трубчатого магазина подходит только при пуле, полностью утопленной в гильзу. Охотничья классика тут подойдёт или патрон нагановского типа вроде нашего револьверного, а винтовочный с его торчащей наружу пулей – только с экспансивной пулей, у которой головка в её центре высверлена. Но баллистика такой пули оставляет желать лучшего, а под обтекаемую пулю нужен срединный магазин а-ля знаменитая своими поставками для русской армии модель тыща восемьсот девяносто пятого года, которого я пока не потяну. Вот и выходит, что на данном этапе оптимален однозарядный винтарь с пристёгнутым ускорителем заряжания патронташного типа а-ля русская берданка.

Пока Володя ведёт у второго курса занятие с однозарялными винчестерами, для них теперь табельными, я аналогичным манером углубляю знакомство первого курса с их табельными кремнёвыми винтовками:

– Винтовку наперевес! Приклад прижми! Курок взведи! Полку открой! С полки сдуй! Патрон достань! Патрон скуси! Затравку сыпь! Полку закрой! Курок спусти! Затвор открой! Заряд засыпь! Пулю оберни! Пыж сомни! В затвор вложи! Придави! Затвор закрой! Курок взведи! Сдвоить ряды! Первый-второй ряд с колена, третий-четвёртый стоя – готовьсь! Цельсь! Первый ряд – огонь! – хлопнул не очень слитный залп, – Перезарядка самостоятельно! Второй ряд – огонь! – эти выстрелили практически слитно, – Перезарядка самостоятельно! Третий ряд – огонь! – немного вразнобой, – Перезарядка самостоятельно! Четвёртый ряд – огонь! – почти слитно, – Перезарядка самостоятельно! Первый ряд – все перезаряжены?

– Так точно, досточтимый!

– Молодцы! Именно это от вас и требуется – быть готовыми ко второму залпу, когда отстреляется четвёртый ряд. Второй ряд – все перезаряжены?

– Так точно, досточтимый!

– Сегодня, ребята и девчата, уже неплохо. Первый-второй ряд – встать с колена! Третий-четвёртый – дозарядиться и доложить!

– Досточтимый, а что там за винтовки у второго курса? – спросил Артар.

– Пока мы перезаряжаем эти, они уже трижды выстрелить успевают, – добавил Ганнибалёныш, – Им, получается, и прикрытие копейщиками уже не нужно?

– Так точно, ребята и девчата, у второго курса винтовки посовершеннее ваших. Технический прогресс у нас на месте не топчется, а военно-технический – в особенности. Война – она вообще двигатель прогресса. Si vis pacem – para bellum, как говорят римляне. К счастью, сами они понимают этот принцип в более узком смысле, чем мы, – центурия рассмеялась, – Через год и вы будете иметь дело с этими новыми винтовками…

– Дозарядились, досточтимый! – доложила одна из девок.

– Отлично, ребята и девчата. А теперь первый-второй и третий-четвёртый ряды – сменить друг друга! – все должны уметь одинаково хорошо стрелять и перезаряжаться как с колена, так и стоя, потому как стрельбе плутонгами им предстоит обучать и солдат.

Аналогичным образом центурия отстрелялась и в сменённом порядке, но на сей раз я велел им дать и по второму залпу, уже не перезаряжаясь после него.

– Новые винтовки, которые вы видите у ваших старших товарищей, в три раза скорострельнее ваших кремнёвых, но у них есть один фатальный недостаток – бумажным патроном, который вы уже умеете заготавливать и сами, они не стреляют. Для них нужен другой патрон, – я достал из кобуры свой револьвер, откинул вбок барабан, выдвинул из него экстрактором донышки патронов, извлёк один и показал первокурсникам, – В данном случае вы видите револьверный патрон для скорострельного оружия одной руки типа уже известных вам кремнёвых пистолетов. Винтовочный отличается тем, что его пуля торчит из гильзы наружу, а не утоплена в ней полностью, как в этом. За счёт этого в винтовочном патроне больше пороха, но принципиально оба патрона устроены одинаково. И хотя после выстрела можно переснарядить по новой и эту латунную гильзу, и этому делу мы вас тоже научим, саму гильзу вам на коленке не изготовить. Пулю вы новую отольёте, капсюльный колпачок выправите, если у вас кончатся запасные, и даже его ударный состав вы изучите на втором курсе и будете уметь делать его сами. Но вот гильзу новую, если пораздулись, порастрескались или потерялись старые, вы сами не сделаете. Это – только штампуется в специальном приспособлении на специальном оборудовании, которые имеются только на патронном производстве. И его возможности у меня пока ограничены. Я могу обеспечить патронами ваших старших товарищей, вас самих и ваших будущих младших товарищей, которые пока ещё учатся в школе. Но обеспечить патронами ваших будущих солдат я не могу и смогу ещё очень нескоро. Поэтому такие револьверы, как мой, у вас будут, такие винтовки, как вы видите у второго курса, тоже будут, будут даже ещё скорострельнее их, только под револьверный патрон. Но у ваших солдат будут только кремнёвые винтовки и пистолеты, с которыми вы учитесь обращаться сейчас, чтобы потом обучать этому же их.

– Досточтимый, а что за ещё более скорострельная винтовка? – спросил один из парней с ускоренного потока, не бывавший в Лакобриге и не видевший винчестера, – Она как этот твой пистолет?

– Можно и так, ребята и девчата. Но для сильного патрона желательна жёсткая ствольная коробка, а не ажурная рамка револьвера. Винтовка будет того же типа, что и вот эта однозарядная у второго курса, только у неё будет ещё трубчатый магазин под стволом, а в нём подпружиненные патроны. Затвор новой винтовки не поворачивается, как в вашей, а ходит взад-вперёд. При отходе затвора назад выбрасывается стреляная гильза, взводится курок и подаётся из магазина новый патрон, а при движении вперёд затвор досылает этот патрон в патронник ствола. На втором курсе вы ознакомитесь и с этим. Пока вы стреляете из кремнёвого оружия, которое сейчас кажется вам уже страшно примитивным. Чтобы вы так не думали, сейчас мы вместе с вашими старшими товарищами посмотрим, что было в моём мире до появления вашей винтовки и подобных ей образцов. Командуй, почтенный, – я вернул властные полномочия их центуриону-инструктору.

– Кто приказал вам нарушить равнение?! Равняйсь! Оружие на плечо! Напра-во! Вперёд – марш! – ага, у их отца-командира, как и у Диталкона, тоже не забалуешь.

– В нашем мире, ребята и девчата, ручной огнестрел развивался долго и нудно. Были отдельные экземпляры и казнозарядных ружей, схожих с известной вам кремнёвой винтовкой, но не было нормальных металлорежущих станков, а слесарным путём массово обтюрацию не обеспечить. Поэтому массовым оружием массового стрелка не одну сотню лет оставался дульнозарядный гладкоствольный мушкет, ещё не кремнёвый, а фитильный.

– Дульнозарядное оружие у нас не производится, и работу с ним вы увидите на примере казнозарядного ружья, которое я буду заряжать с дула, не пользуясь затвором, – объяснил юнкерам Володя, – У меня в руках гладкоствольный дробовик той же системы, что и известная вам всем кремнёвая винтовка. По условиям задачи у меня нет затвора, а замок фитильный – как видите, в губках курка зажат не кремень, а фитиль. У фитильного замка крышка полки не имеет самооткрытия, и её перед выстрелом приходится открывать. При этом считаем, что бой уже идёт, и этот выстрел – уже не первый. Командуй, Максим.

– На сошку ставь! Приклад прижми! Фитиль притуши! – спецназер изобразил притушивание условно тлеющего фитиля об полку, – Курок взведи! С полки сдуй! Патрон достань! Патрон скуси! Затравку сыпь! Полку закрой! Курок спусти! Мушкет к ноге! – он поставил ружьё стоймя, – Заряд засыпь! Пулю оберни! Пыж сомни! В дуло вложи! В дуло протолкни! Забойник достань! – спецназер отжал защёлку и извлёк латунный шомпол, но передал его слуге и принял у него взамен деревянную палку потолще с плоским латунным навершием, – Заряд забей! – юнкера прифонарели от процедуры проталкивания через весь длинный ствол пыжа с пулей, – Утрамбуй! Забойник вынь! Забойник вставь! – обратный размен со слугой, и штатный латунный шомпол вернулся на место, – На сошку ставь! Приклад прижми! Курок взведи! Фитиль зажги! Вот тут, ребята и девчата, у мушкетёров с фитильными мушкетами всегда возникала заминка – моток с постоянно горящим фитилём был не у всех, а у одного из нескольких, от которого и "прикуривала" вся компания. Слуг в строю нет, они все в тылу ждут исхода боя. Полку открой! Готовьсь! Цельсь! Огонь! – калибр у дробовика восемнадцать миллиметров, так что и грохнул он внушительно, и дым перекрыл обзор.

– Правый верхний край, – заценил я результат в трубу, когда дым рассеялся, – А всё отчего? Оттого, что ствол гладкий, и пуля круглая, да ещё и немного сплющенная при проталкивании через ствол и утрамбовке. И это, ребята и девчата, почтенный Володя ещё с сошки стрелял, а при стрельбе с рук результат был бы ещё худшим. Сколько волокиты с этим заряжанием с дула, вы видели, отдачу крупного калибра – представляете, и всё это ради чего? Чтобы промазать? – юнкера рассмеялись, – Ну, реально-то, конечно, стрелял не один человек, а залпом весь ряд, и не по одиночной цели, а по такому же строю. И обычно с меньшего расстояния. Поэтому кто-то в кого-то всё-таки попадал, хоть большинство и не в того, в кого метили. На массовом дешёвом мушкете обычно даже и мушку с целиком не делали – не было смысла целиться точнее, чем получалось на глазок по стволу. Так что ваша казнозарядная кремнёвая винтовка – далеко не худший образец из возможных…

Чистка оружия после стрельб у обоих курсов шла весело, то и дело прерываясь взрывами смеха, когда кто-то имитировал заряжание винтовки с дула. Нам же с Володей было не до веселья – не ладилось дело с отливкой корпуса движка, то бишь того картера, который ни разу не бывший президент Штатов. Хоть и затекает бронза в тонкие закоулки литейной формы гораздо лучше чугуния, но тонких ажурных мест не любит и она – где-то между несколькими такими местами из-за застывания металла в них нет притока жидкого, и образуется литейная раковина. И получается, что не только там припуски нужны, где и по делу чистовая механическая обработка требуется, а ещё и снаружи дополнительные приливы для сохранения притока через них жидкого металла туда, где он при застывании поверхности отливки затруднён. Но ведь каждый такой прилив – это же лишний вес всей отливки. Работать-то движок будет, корпус – не движущаяся часть, но ведь мы же, вообще говоря, хоть и грубятину пока-что делаем, но с прицелом же и на будущий авиационный дизель, которому лишний вес категорически противопоказан. А это значит, что срезать потом надо будет с отливки все эти дополнительные технологические приливы, а это уже не конуса литников с выпорами, которые и ножовкой отпиливаются, и зубилом рубятся, и сделаны они в таких местах, где их последующее удаление удобнее всего. А эти приливы и плавнее на стенке, и места нередко такие, что не враз ещё и фрезой туда подлезешь. Тут не только модель восковую менять с деревянными шаблонами для её формовки, тут ещё и приспособы фрезерные разрабатывать для зажима отливки под удобный заход фрезы…

– Итак, ребята и девчата, при изучении Столетней войны мы с вами заметили то влияние, которое оказал на развитие рыцарского доспеха громоздкий, неприцельный, зато очень простой и дешёвый, а за счёт этого и массовый английский длинный лук, – начал я очередную лекцию по истории развития оружия и военной техники второму курсу, – Его стрела с тонким игольчатым наконечником проникала и сквозь мелкие звенья кольчуги, и рыцарям поверх неё пришлось надевать уже пластинчатые латы из сплошного листового металла. Мало того, что полный комплект доспехов стал стоить значительно дороже, так он ведь ещё и прибавил в весе. Рыцарю в таком доспехе потребовался и конь покрупнее и погрузоподъёмнее прежнего. Но ведь к боевому коню требования гораздо жёстче, чем к простому обозному тяжеловозу, из-за этого большой процент бракуется, а отобранные в качестве полноценных боевых и стоят соответствующих денег. Такого коня потерять – это же разорение. А значит, и его тоже надо теперь пластинчатым доспехом прикрыть, а это, опять же, не только деньги, но и вес. Конь теперь требуется ещё крупнее – вес рыцарского дестриэ начал достигать тонны, но вы представляете, сколько стоил такой конь? Правда, атаку таких рыцарей уже не могли отразить лучники, и даже арбплет пробивал их доспехи уже не всякий. Понадобились тяжёлые и очень тугие арбалеты, которые и "козьей ногой" уже не взведёшь. Для этого применялись уже либо лебёдка, либо зубчато-реечный ворот. Но у таких арбалетов резко упала скорострельность, а она была главным преимуществом арбалета перед огнестрельной ручницей. И когда его не стало, то оказалось, что аркебуза и по цене с мощным арбалетом сравнима, и по скорострельности, и по убойности. А тут ещё и португальцы добираются до Чёрной Африки, и внезапно выясняется, что тамошние негры панически боятся огнестрельных выстрелов. Напугай их ими, и делай с ними, что хошь. На аркебузы вырос спрос, их стали делать больше, и они подешевели. Даже в самой Европе их применение выросло, и основным противником рыцаря стал стрелок-аркебузир.

– А скорострельности им хватало, досточтимый? – спросил Миликон-младший.

– Конечно нет. То заряжание, которое почтенный Володя показал вам сегодня на стрельбах, стало возможным только после изобретения уже в семнадцатом веке моего мира бумажного патрона. А в пятнадцатом и шестнадцатом веках заряды расфасовывали в кожаные или деревянные пенальчики. В бумажном патроне пыж – это сама его бумажная обёртка, а до его появления в дуло сперва вставлялся внатяг кожаный, войлочный, а то и пробковый пыж и прогонялся через весь ствол, а потом только то же самое повторялось с пулей. Сперва против конницы применяли полевые заграждения, но их можно и разбить даже тогдашней неточной и недальнобойной артиллерией, да и передвигаться с ними по полю практически невозможно. Поэтому ещё на этапе господства арбалетов и появления самых примитивных ручниц стрелков начали прикрывать пикинёры, а уж за пятнадцатый век пехотная тактика устоялась – пикинёры останавливают тяжёлую рыцарскую конницу, а арбалетчики с аркебузирами из-под их прикрытия расстреливают её сблизи, пробивая не рассчитанные на такой расстрел почти в упор доспехи. И что прикажете делать рыцарям? У них выход один – ещё более прочные доспехи. Уходит в прошлое кольчуга под латами, но сами латы становятся толще, и их вес всё равно увеличивается. Упавший с коня рыцарь уже не может встать на ноги без посторонней помощи, а защита всё ещё ненадёжна. И всё больше и больше пикинёров, которые становятся основным видом войск. Пикинёры стали аналогом нынешней фаланги сариссофоров, против которой выстоит только такая же.

– И тяжёлая конница потеряла своё значение? – предположил Волний.

– Да, дело шло к этому. Рыцарь как феодал начал сходить со сцены уже и после Столетней войны. Разве хватит доходов с малого поместья на полноценные пластинчатые латы и хорошего дестриэ, тоже бронированного латами? Вооружать их приходилось уже их сюзерену, и зачем ему нужен такой рыцарь-вассал, когда дешевле выходит нанять для войны рыцаря-наёмника? Он и удобнее – не считает, прошли или нет положенные сорок дней в году, а служит столько, за сколько ему заплачено. Но теперь рыцарь исчерпал себя уже и как боевая единица – его расстреливают аркебузиры и арбалетчики, и он ничего не в состоянии поделать с пикинёрами. Возможно, тяжёлая конница вовсе ушла бы в прошлое, если бы не был изобретён искровый замок – ещё не тот ударно-кремнёвый, который вам известен, а колесцовый. Он сложнее и дороже ударно-кремнёвого, и аркебуза с ним не для простого стрелка, но пара пистолетов с таким замком многократно дешевле рыцарского дестриэ и полного комплекта рыцарских лат. Появляются рейтары на небронированных конях и в упрощённых доспехах – шлем, кираса, да набедренник, зато с парой колесцовых пистолетов, а нередко и с колесцовой аркебузой. И теперь уже рейтарская конница стала страшна пехоте. У пикинёров ведь тоже их каски и кирасы пулю не держат, а у стрелков нет и их. Выход у тяжёлой линейной пехоты один – увеличить свою стрелковую мощь. И тогда получает широкое распространение не популярный прежде мушкет – громоздкий и тяжёлый, зато дальнобойный. Технически это та же аркебуза, только длинноствольная и крупнокалиберная. До четырёхсот метров его убойная сила, а за счёт стрельбы с сошки и длинной прицельной линии из него и попасть можно дальше, чем из лёгкой аркебузы, не говоря уже о пистолете. Мушкет окончательно вытеснил с вооружения армий арбалет, а аркебузу выдавил из тяжёлой линейной пехоты во вспомогательную лёгкую. Мушкетёры и пикинёры составили в европейских армиях пехотные терции, и самой лучшей в Европе на целое столетие стала испанская пехота. Это были отлично вооружённые безземельные и малоземельные дворяне с сословным гонором и сословной привычкой к военному делу.

– Простолюдины не хотели служить или им было запрещено? – спросил Мато.

– Запрета не было, но мелких дворянчиков было столько, что и их-то всех взять на службу не могли, так что простолюдину ловить между ними было нечего. Случай в армии Кортеса, который поставил в пехотный строй сразу сотню моряков с уничтоженных по его приказу каравелл, своими исключительными обстоятельствами лишь подтверждает правило. И пока у испанских Габсбургов хватало этого отборного человеческого ресурса, они и колонии в Америке держали самые гигантские, и в Европе со своими союзниками гегемонили уверенно. Вот когда растратили его сдуру, не позаботившись о восполнении, тогда им и поплохело. А не позаботились оттого, что этих превосходных солдат хватило на столетие, и коронованному дурачью казалось, что хватит навечно. Ну а технически эта пехотная терция испанского типа – что в самой Испании, что во всей остальной Европе – состояла главным образом из тяжеловооружённых пикинёров. Они были главной ударной силой, а мушкетёры своей стрельбой не подпускали к ним на уверенный выстрел рейтар противника. В шестнадцатом веке были ещё родельеры в упрощённом доспехе со щитом и мечом, которые вставали в первом ряду перед пикинёрами, но потом от них отказались. Взаимодействия мушкетёров и пикинёров вполне хватало. И всё бы так и продолжалось, если бы не усовершенствовалась и лёгкая полевая артиллерия.

– А что с ней раньше было не так? – спросил Кайсар, – Ты рассказывал нам про Кортеса и его штурм Теночтитлана – ведь целыми толпами этих дикарей выносила.

– Да, дикарей – выносила. Лучниками мексиканские дикари были плохими, а на бросок дротика их не подпускали. На это дальнобойности артиллерии хватало за глаза, а её важнейшим достоинством была высокая скорострельность. Те орудия технически были такого же типа, как и наши, только гладкоствольными. Такие же зарядные каморы, часто комплект из нескольких сменных, такое же клиновое запирание, но качество исполнения – без слёз, как говорится, не взглянешь. У нас наши орудия льются из бронзы по восковым выплавляемым моделям, после чего канал ствола и его сопряжение с зарядными каморами обрабатывается на токарном станке. А у них в основном орудие ковалось из железа, и как вышло из-под молотка, так и будет. С обтюрацией – та же самая беда, что и в стрелковом оружии. Нормального токарного станка с суппортом нет, и проточить сопряжение ствола с зарядной каморой не на чем, а слесарная подгонка за приемлемую цену и в приемлемый срок – сами понимаете. Поэтому точность у такой артиллерии хромала, а дальнобойность – и подавно. Кортесу её хватило, а в Европе с ней мирились, пока дальностью и точностью огня не блистала и стрелковка. Ведь дульнозарядные орудия, хоть и били гораздо дальше, удручали своей скорострельностью. Но когда ещё и орудийные расчёты начали выбивать огнём из дальнобойных мушкетов, от казнозарядной полевой артиллерии отказались. Но, пока скорострельность дульнозарядных орудий была ниже плинтуса, погоды они на поле боя не делали. С первого выстрела ядром не попасть, а ждать, пока орудие пристреляется, терция не будет. Но тут изобрели бумажный патрон, который увеличил скорострельность мушкетов, а вслед за ним внедрили и аналогичное заряжание для лёгких полевых орудий. И тогда терциям резко поплохело. Пикинёры сильны только до тех пор, пока они держат строй, а как его удержишь под артиллерийским обстрелом? Он ведь у них полулегионной обычно численности, три тысячи человек плотной коробкой, и быстро его не передвинуть. Потери от артиллерийского огня, потери от мушкетного, а стоит только её мушкетёров повыбить, как налетят рейтары с аркебузами и пистолетами.

– Надо размыкать коробку на части поменьше и увеличивать в них количество мушкетёров, – заметил Мартиал, – И потери меньше, и свой огонь эффективнее.

– К этому и пришли, – подтвердил я, – Пехотные роты по двести солдат, из них сто двадцать мушкетёров и восемьдесят пикинёров. Мушкетёры выдвигались вперёд по десять в ряд, всего двенадцать рядов. Первый ряд даёт залп, уходит назад, выстраивается позади последнего ряда и заряжактся, второй ряд делает то же самое и уходит заряжаться позади него, и так ряд за рядом, и к тому моменту, как выстрелит последний ряд, первый уже заряжен и готов к новому залпу. Строй мушкетёров непрерывно бьёт залпами в десять стволов и пятится к своим пикинёрам под их защиту. Тактика называлась "караколе" или улитка. Размер строя уже небольшой, и его можно передвинуть легче и быстрее, если по нему начала пристреливаться артиллерия, а стрельбу можно вести непрерывно, пока есть заготовленные заранее бумажные патроны. Но возможным это стало, ребята и девчата, за счёт чего? Во-первых, за счёт этого бумажного патрона, который сократил число приёмов перезарядки и её общее время, а во-вторых, за счёт выучки солдат, позволяющей им уже не по командам перезаряжаться, а самостоятельно. Не обученные ещё этому новобранцы караколировать не могут. То есть, сразу в мушкетёрский строй новобранца не поставишь, его ещё обучить для этого надо.

– Но хорошо обученные, получается, часто могут обойтись вовсе без пикинёров, – прикинул мой наследник, – От них не пробовали вообще отказаться?

– Мечтали о такой реформе и обдумывали её многие. Во-первых, и сам пикинёр обычно не был в восторге от необходимости таскать эту громоздкую и увесистую жердь в пять метров длиной. В ещё меньшем восторге он был от необходимости держать место в строю под любым обстрелом – это же практически в каждом бою кого-то из них убивают или калечат. А к этому добавьте то, что и жалованье платили очень нерегулярно, и пайка тогдашнему солдату не полагалось, и как тут ему прожить без мародёрства? А много ли он намародёрит после ушлых подвижных мушкетёров, вооружённых легче и компактнее, чем он? – юнкера рассмеялись, – Поэтому в большинстве случаев молодой пикинёр после обзаведения шпагой копил деньги не на каску с кирасой, с которыми его перевели бы уже на двойное жалованье в первые ряды, а на недорогой подержанный мушкет, чтобы с ним при первой же возможности перевестись в мушкетёры. Это даже если он не имел денег на мушкет сразу, чтобы в пикинёры вообще не попасть. Поэтому ещё в шестнадцатом веке на этапе терций сокращение числа пикинёров в пользу мушкетёров шло и само, и поделать с этим военачальники ничего не могли. И уже одно это приводило к "во-вторых", вынуждая их реформировать свои армии, дабы обходиться тем небольшим количеством пикинёров, которое они могли реально набрать и сохранить. На переход от терций к ротам с меньшим числом пикинёров толкало и это. А в-третьих, в первой половине семнадцатого века начал внедряться облегчённый мушкет, из которого уже можно было стрелять с рук, без сошки, а во второй его половине – известный вам ударно-кремнёвый замок, который был намного проще и дешевле прежнего колесцового. Его уже можно было сделать массовым в оружии пехоты, а лёгкий мушкет с ударно-кремнёвым замком и перезаряжался уже побыстрее, и это увеличивало огневую мощь пехотных рот. Но отказаться от пикинёров полностью не вышло у полководцев и после этого.

– А почему, досточтимый? – не въехала Каллироя, – Разве мушкетёры не могли теперь отстреляться и сами?

– Да, во многих случаях уже могли, особенно с крепостных укреплений, а часто и при обороне в чистом поле. Но войны ведь, ребята и девчата, для чего затеваются? Тем, кто намерен только обороняться, война не нужна – они и без неё прекрасно обошлись бы, если бы были уверены, что и соседи оставят их в покое. Затевает войну тот, кто намерен не обороняться, а наступать. А в атаке мушкетёр слаб. Попасть в кого-то на бегу он едва ли сможет, а в рукопашной, ради которой и затевается атака, пикинёры сильнее. У первых рядов и каски с кирасами, и пятиметровые пики у всех, а в тесной схватке, когда пика уже бесполезна, и пикинёр фехтует шпагой ничуть не хуже мушкетёра. Поэтому для успешной атаки нужны пикинёры, а атакует тот, у кого их достаточно, чтобы одолеть в рукопашной и после всех потерь от огня противника. Чем больше пикинёров, особенно одоспешенных, тем больше шансов на успешную атаку. Кстати, за семнадцатый век и каски с кирасами приобрели спереди форму, которая принимала пулю под косым углом, и пуля во многих случаях рикошетировала от них. То есть всех атакующих пикинёров не перестреляешь всё равно, рукопашной с оставшимися не избежать, а значит, и обороняющейся стороне тоже нужны свои пикинёры – кто-то должен остановить пикинёров противника и дать своим мушкетёрам возможность продолжить их расстрел. Вот если бы мушкетёров можно было сделать посильнее в рукопашном бою – тогда это было бы другое дело. И как раз в этом направлении военно-техническая мысль работала особенно активно. Существовало много вариантов гибридного холодно-огнестрельного оружия, но подавляющее большинство из них были дурацкими – типа пистолета-топора или пистолета-шпаги. Для мушкетёра такое оружие не подходило. Более дельную конструкцию – кинжал, вставляемый в ружейное дуло – придумали браконьеры и контрабандисты, спалившиеся со своим новшеством в окрестностях французского города Байонна в Аквитании. На него обратили внимание, и уже с середины семнадцатого века байонет или багинет начал применяться мушкетёрами.

– Не очень-то это удобно, – заметил мой наследник, – Это же и рукоять кинжала тонкая и без набалдашника, и держится он в дуле ненадёжно – и кинжал плохой выходит, и наконечник пики не лучший.

– Да и древко – так себе, – добавил царёныш, изобразив руками укол, а затем и рубящий удар дулом винтовки, отчего рассмеялась почти вся пацанва.

– Всё верно, ребята и девчата, – согласился я, – Все народы, изобретавшие копьё, делают его древко одинаковым, и ни один ещё не додумался делать его в виде ружья или подобного ему несуразия. Получилось скверное подобие пики – короткое, тяжёлое, очень неудобное и ненадёжное. Против пикинёров в рукопашном бою, хоть без багинета, хоть с ним, шансов всё равно никаких. И стрелять из мушкета, когда багинет в дуле, тоже нельзя. Но атаковать мушкетёров и легковооружённых солдат противника мушкетёр с багинетом уже хоть как-то мог, а в крайнем случае даже и худо-бедно отмахиваться от атаковавшей его кавалерии… Хоть это копьецо и дурацкое, оно всё-таки длиннее шпаги, и это уже хоть и небольшое, но преимущество. Во всяком случае, такой способ совмещения холодного оружия с огнестрельным оказался самым удачным из всех прежних, и дальнейшая мысль военных технарей начала работать над его усовершенствованием. С общей длиной ничего поделать нельзя – даже с двуручным мечом в качестве багинета пику по длине не догнать. Поэтому на длину плюнули сразу, а задачи решали другие – надёжное крепление на дуле и возможность стрелять. В результате ближе к концу семнадцатого века появился штык со втулкой, которая надевалась на ружейное дуло снаружи, а лезвие было смещено вбок и не мешало выстрелу. Оно могло быть как клинковым, так и игольчатым. В дальнейшем его и ещё сдвинули вбок, чтобы с примкнутым штыком можно было и перезаряжаться, а лезвие стало преобладать игольчатое трёхгранного сечения. Такой штык сосуществовал какое-то время с багинетом на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков, а затем вытеснил его окончательно. А параллельно изменили и сам мушкет – его дульную часть приспособили для крепления втулки штыка, а ложу сделали поудобнее для штыкового удара. Ну, точнее, сделали её не такой неудобной для него, но и не такой удобной для стрельбы, как была у прежнего классического мушкета. Откровенно говоря, уродец вышел ещё тот.

– И стрелять из такого мушкета плохо, и врукопашную штыком драться плохо, – констатировал второй из васькинских парней.

– Да, компромисс между двумя разными задачами, одинаково плохой для обеих, но позволяющий решать их обе хоть как-то. Кстати говоря, во избежание путаницы новый тип оружия в русском языке назван не мушкетом, а фузеей, а солдат с ней – фузилёром. А кроме ложи и дульной части под штык фузея отличается от мушкета ещё и металлическим шомполом. Штык ведь тоже короткий, и принимать удар кавалерийского клинка на него выходит не всегда. Приходится принимать его и на само ружьё, но ствол тонкостенный из мягкого железа, под ударом может промяться, и как после этого пулю в него заталкивать при заряжании? А если оказался таким Гераклом, что сумел, то чего ждать при выстреле? – курс рассмеялся, – А деревянный шомпол, он же забойник – плохая защита деревянной ружейной ложе. Поэтому ввели металлический и удары велели бойцу принимать на него. Но латунь – удовольствие дорогое, а железный шомпол повреждает ствол. А в результате страдает точность огня, да и скорострельность тоже, ведь солдат при заряжании должен беречь руку от острых граней штыка. И длина в два с половиной раза меньше пики.

– От пикинёров при этом отказались? – спросил Кайсар.

– Ну, начали отказываться, скажем так. Всё-таки соблазн вооружить всю пехоту огнестрельным оружием был велик, а недорогой ударно-кремнёвый замок это позволял. К тому времени от прежних вольнонаёмных армий европейские государства уже отказались и перешли к регулярным. Солдат теперь получал не только жалованье – когда его наконец спохватывались и выплачивали, но и паёк, и оружие, и обмундирование от казны. Набор в некоторых государствах был откровенно принудительным, в других теоретически найм по согласию, но тоже не совсем добровольному. Иногда совершенно свободный выбор бывал между наймом в солдаты и виселицей, – юнкера рассмеялись, – Бродяг, например, очень не любили не только в Англии, а когда понадобились солдаты в новые регулярные армии, их особенно сильно невзлюбили везде. Попался праздношатающийся патрулю на дороге, так если не докажет, что он местный арендатор или ещё как-то законно трудоустроен, то это считалось преступлением, за которое вполне могли и арестовать. Особенно, если нужны люди на те работы, на которые никто не рвётся. А ты не бродяжничай, а работай, как все порядочные люди. Что значит, работы нет? На руднике нужны рудокопы, в порту нужны грузчики, на флоте нужны матросы, в армии – солдаты, а для тебя, оказывается, работы подходящей нет? Да ты просто закоренелый преступник, по которому плачет верёвка! Ну, судить тебя будем завтра, так что подумай до утра – суд может и снизойти, если увидит искреннее раскаяние и стремление исправиться, – курс рассмеялся, – В общем, находили для армии контингент, которого не жаль, а раз его не жаль, то и обращение с ним как с расходным материалом – троих забей, двоих повесь за дезертирство, одного выучи. Зато этот один – как механизм. Капрала со шпицрутеном он боится больше, чем противника на поле боя. Велено шагать вот так – он шагает вот так, – я показал молодняку вышагивание из старой кинокомедии "Фанфан-Тюльпан", – Военного смысла в этом шаге нет никакого, просто высокопоставленным любителям поиграть в живых солдатиков кажется красивым, когда все шагают одинаково и не так, как штафирки на гражданке, а "по-военному".

– Смысл только в этом? – спросил Волний.

– Конкретно вот такого дурацкого шага – только в этом. Но у всей той дурацкой муштры в целом был один общий смысл – приучить солдата бездумно выполнять любую команду, невзирая ни на что. Велел ему капрал со шпицрутеном смотреть только вперёд – он смотрит только вперёд. Живы ли ещё соседи справа и слева или их уже убило шальной пулей или осколком, он не видит, он туда не смотрит, а вышагивает как положено в такт барабанной дроби. Попадут в него или нет – это как повезёт, если убьют – может, оно и к лучшему, кончится хотя бы этот каждодневный кошмар, чего ей дорожить, такой жизнью? А вот если он собьётся с ритма и шагнёт не в ногу или не так, как положено, то схлопочет капральским шпицрутеном по спине, и это не "может быть", а наверняка. Ну, если капрал ещё жив, но ведь это же ещё обернуться надо, чтобы проверить, и если эта сволочь, не дай бог, всё ещё жива – представляете, что тогда будет? Он – не просто представляет, а знает абсолютно точно, и ему этого очень не хочется, – юнкера рассмеялись, – Такого солдата в любую самую самоубийственную атаку погнать можно, и он будет продолжать выполнять приказы, невзирая ни на какие потери. Ну, это в теории, конечно, на практике такого ни одна армия добиться не могла, но к этому стремились как к идеалу и чего-то в этом плане даже добивались. Такой стойкости к потерям от такого никчемного отребья, как в таких армиях восемнадцатого и первой половины девятнадцатого века, не добивался больше никто и нигде. А потери – плевать на них, в учебных лагерях новых таких же болванчиков муштруют, а отребья того никчемного шляется по дорогам ещё больше, и чем больше его сожрёт война, тем здоровее и благополучнее будет избавленный от него социум. В Европе не было даже нормальной военной медицины. А зачем она нужна, когда отребье гибнуть должно порция за порцией, и чем больше, тем лучше?

– То есть, целенаправленно жертвовали людьми? – поразилась Митурда.

– Да, избавлялись от лишнего населения сомнительного качества. Мы у себя стремимся не допускать появления и размножения таких "тоже типа людей". Это тоже иногда требует жестоких мер, но Европа восемнадцатого века – как раз наглядный пример того, что бывает, если это дело запустить. Кто-то из их предков захотел быть весь в белом, таким добреньким и человеколюбивым, а потомкам пришлось расхлёбывать последствия этого показушного человеколюбия. Нам доводить до этого не хочется, поэтому мы – все в сером, но зато и наши потомки смогут быть тоже все в сером, а не в чёрном.

– Малая жестокость сейчас, чтобы избежать многократно большей жестокости потом, – резюмировала Каллироя.

– Да, вроде того. Но ещё, ребята и девчата, из этой жёсткой муштры регулярных армий восемнадцатого века получался и вполне рациональный чисто военный эффект. Не рассуждая, а чисто механически выполняя стандартные команды заученными до полного автоматизма стандартными приёмами, этот дрессированный болванчик перезаряжал свою табельную фузею, даже невзирая на штык, с такой быстротой, которая и в кошмарном сне не снилась его предшественнику с мушкетом. И чем вымуштрованнее армия, тем больше шансов успеть перезарядиться после залпа раньше, чем противник сблизится и ударит в штыки А он ведь уже рядом, и промахнуться невозможно даже из этого изуродованного железным шомполом ствола, и каждая пуля делает одним врагом меньше. Атакует ведь в штыки тот, у кого больше людей, а удачный второй залп почти в упор менял соотношение сил. Не всегда это помогало, но к этому стремились. Вот в этом, собственно, и смысл всех попыток отказа от пикинёров с заменой их фузилёрами – какая тебе разница, пикинёр тебя атакует или фузилёр, если твоя пуля уложит одинаково что того, что другого? Чем больше пуль в этом втором залпе, тем больше они уложат. Но – длина есть длина и удобство есть удобство. Кое-где число пикинёров сокращали, но не отказывались от них полностью, а где-то и возвращали в строй упразднённых ранее – даже во второй половине столетия.

– А как с этим будет у нас, досточтимый? – спросил Миликон-младший.

– В истории моего мира штык за восемнадцатый век стал настолько привычен, что пережил века. И даже на автоматическом оружии второй половины двадцатого века с его точностью, дальнобойностью и скорострельностью, которых вы даже представить-то себе не в состоянии, он сохранился как священная традиция, в которой давно уже нет того прежнего рационального смысла. В качестве древка копья это новое оружие ещё короче и неудобнее, чем те фузеи, а штык к нему в качестве наконечника – смешон и несуразен по сравнению с тем фузейным. Применение и он себе находит, но в основном совсем не то, для которого изобретались первые багинеты и фузейные штыки. И если честно, ребята и девчата, для наших с вами условий я смысла в штыке даже к нашим винтовкам не вижу ни малейшего. Если его увидят наши потомки – за них я решать не могу и пытаться не стану, им будет виднее, но по раскладу такого смысла не просматривается и на перспективу. Как перезаряжается дульнозарядное оружие, почтенный Володя вам сегодня показал. Вот для такого как раз и изобретался и багинет, и втульчатый штык. На таком он и прослужил сто с лишним лет, за которые и стал священной армейской традицией. Но нам-то с вами она зачем нужна? Наша кремнёвая винтовка в разы точнее, дальнобойнее и скорострельнее той фузеи. А копья наших копейщиков вдвое короче и легче, чем пики тех пикинёров того моего мира. Я считаю, что в наших условиях разумнее будет облегчить копейщику древко его копья, заменив кизил или ясень бамбуком, затем тоже за счёт материала облегчить ему и его фирею, а вместо этого сэкономленного веса дать ему ещё пистолет с боезапасом.

– А что? Вполне пойдёт! – заценил Мартиал, – А почему в твоём мире этого не сделали, досточтимый?

– Мы с вами, ребята и девчата, говорим о нашей колониальной армии. Бамбук в Европе не растёт. В пятнадцатом веке начали делать полые древки рыцарских турнирных копий, а в дальнейшем таким стал и боевой ланс – у "крылатых гусар" Речи Посполитой, например. Но это было дорогое удовольствие. Элитный тяжеловооружённый кавалерист из собственного кошелька его оплачивал, но он мог это себе позволить, а пика новобранцу и в те дорегулярные времена выдавалась бесплатно за счёт командования. Поэтому она была простой и самой дешёвой конструкции, и облегчать её было уже некуда. А всё, что сверху, дорегулярный наёмник приобретал себе сам. Мог приобрести и пистолет, если по карману, но колесцовый замок, как я вам уже сказал, стоил недёшево. Для ветеранов на их двойном жалованье покупной, а чаще трофейный пистолет был не так уж и редок, и это, само собой, тоже сказывалось в бою. А регулярные армии восемнадцатого века – это ведь не только обеспечение солдата всем необходимым от казны, но и мелочная регламентация армейскими уставами каждого его чиха и каждой пуговицы на его обмундировании. Да, ударно-кремнёвый пистолет значительно подешевел по сравнению с колесцовым, так что в принципе стал по карману и солдату. И в принципе никто не возбранял ему купить его или подобрать трофейный. Но носить пистолет наготове к применению солдат не мог – не положен он ему по уставу. Чем положено, тем и воюй, а все свои "сувениры на память" в обоз каптернармусу изволь сдать, и аттставить тут разговорчики в строю. Тем более, что вся эта муштра сопровождалась ведь и такими издевательствами, которые вашим Керберу со Слепнем и в голову бы не пришли. Дай солдату пистолет – он же пристрелит мучителя капрала прямо на плацу. Пусть не каждый, но ведь кто-нибудь, да психанёт. Плевать на лишние потери, плевать на низкую эффективность, плевать на сизифов труд постоянной чистки от грязи и пыли яркого и легко марающегося обмундирования, главное в армии – порядок и дисциплина. Идиотизм во всех правилах армейской жизни тоже служил единой общей цели – приучить солдата бездумно выполнять любую команду начальства. Поэтому он и культивировался целенаправленно в любых мелочах.

– Досточтимый, а все эти уставные "так точно", "никак нет" и "не могу знать" разве не такой же идиотизм? – спросила Каллироя, – Нам-то это зачем?

– Так точно, ребята и девчата, с непривычки звучит по-идиотски, особенно вот это "не могу знать". Типа, дебил я врождённый и потомственный, и не задавайте мне этих ваших слишком сложных для меня вопросов, – курс рассмеялся, – В ситуации "вне строя" у нас это и не практикуется, поскольку никому не нужно. Но "в строю" отрабатывается и насаждается то, что должно применяться на поле боя. Уставной ответ должен состоять из двух слов как минимум, не встречающихся больше ни в каком другом уставном ответе. В шуме боя, особенно огнестрельного, не каждое слово расслышишь, но достаточно любого одного, чтобы понять весь ответ, не переспрашивая, поскольку все они известны и бойцу, и его командиру. Вот в этом и смысл идиотского "не могу знать", как и тавтологии вроде "так точно" и "никак нет", и почему один фельдмаршал и граф моего мира так ополчился именно на "немогузнайку", считая нормальными множество других идиотизмов – не могу знать, ребята и девчата, – юнкера рассмеялись, – Он, конечно, был великим авторитетом, и не просто так, а по реальным заслугам. Именно он, кстати говоря, уже на излёте столетия в последний раз вернул в пехотный строй пикинёров. Не во всей армии, конечно, а в тех войсках, которыми командовал. Потери в рукопашной от турецких пик оказались такими, что он велел собрать эти пики и заменить ими фузеи у каждого второго пехотинца первых рядов строя. Вот за подобные решения, плюющие на устав, но нужные по делу, он и есть величина и авторитет, а не за чудаческие закидоны типа борьбы с "немогузнайкой". Для нас с вами, ребята и девчата, самым главным и непререкаемым авторитетом должен быть всегда и во всём нормальный житейский здравый смысл. Если наш нарезной пистолет по прицельной дальности не уступает луку, зачем мы будем упразднять копейщика и лишать стрелков защиты в виде составленной из копейщиков "черепахи"? И тогда зачем штык?

– А зачем пикинёрам твоего мира были пики такой длины? – спросил царёныш, – Разве их нельзя было сделать покороче?

– Дело в том, ребята и девчата, что пикинёры моего мира появились для борьбы с рыцарской конницей, а рыцарский ланс к пятнадцатому веку дошёл до четырёхметровой длины. А напор бронированного рыцаря на бронированном тяжеловозе представляете? Не сдержать его пикой, зажатой подмышкой. Значит, пику следует упереть тупым концом в землю, и уже хотя бы из-за этого она должна быть длиннее рыцарского ланса. Рыцари-то со своими лансами ушли в прошлое, но пикинёры появились уже во всех армиях и успели стать основной ударной силой пехоты. И если свои пики укоротить – не сделавший этого противник получит немалое преимущество в бою. Поэтому пики никто и не укорачивал, а с их весом и громоздкостью мирились как с неизбежным злом. Сравните с македонскими сариссофорами – всей Греции пришлось реформировать свои старые гоплитские фаланги по македонскому образцу, чтобы быть способными выдерживать фронтальный удар такой же фаланги противника. И нам в нашей испанской метрополии тоже пришлось бы вводить своих сариссофоров, если бы хоть у кого-нибудь из возможных противников были пешие или конные сариссофоры. Хвала богам, их нет ни у кого из наших тамошних соседей, так что нам нет необходимости обзаводиться своими.

– Значит, у стрелка винтовка, у копейщика пистолет, – резюмировал Волний, – ему тогда, получается, и дротики уже не нужны.

– Абсолютно никчему, – подтвердил я, – Из пистолета он поразит противника и дальше, и точнее, чем любым дротиком. Дротики, луки и арбалеты останутся как оружие разведчиков, которым нужна бесшумность. А копейщикам нужно просто иметь из чего им отстреляться самим, если рядом вдруг по какой-то причине не оказалось своих стрелков. А в штатной ситуации их работа – прикрывать стрелков в ближнем бою, чтобы те могли продолжать расстрел основной массы противника. Поэтому их основное оружие – всё те же копьё и фирея, меч и кинжал для тесной свалки, а пистолет – вместо дротиков.

– А у стрелка что для ближнего боя? Только меч и кинжал?

– Малая цетра для защиты на подвесе к поясу. И поскольку цетра гораздо легче фиреи, а винтовка – примерно как то копьё, вполне можно дать пистолет и стрелку. Если вдруг не успевает перезарядиться, то будет ещё заряженный пистолет. Ну и спокойнее на случай внезапного нападения – винтовки-то на биваке в козлы составлены, а пистолеты в поясных кобурах, то бишь всё время при себе.

– Да уж, над такими солдатами царём и богом себя не особо-то вообразишь! – констатировал Мартиал, – Пистолет у каждого – действенное лекарство от начальственной дурной спеси.

– Правильно, ребята и девчата, давите её в себе лучше сами раз и навсегда. Вне строя любой ваш солдат условно равен вам, и привыкайте с самого начала обращаться с ним так, чтобы не бояться пистолета в его кобуре, а рассчитывать на него, если придётся. Кстати говоря, из этого вытекает ещё одно соображение в пользу нежелательности замены пики штыком. Уже на этапе фузей в моём мире из этой замены выявилось очень скверное следствие – малая длина нового оружия требовала гораздо более плотного строя, чем был у пикинёров, а значит, и уровня строевой подготовки. Фузея почти не менялась столетие с лишним, её скорострельность оставалась практически той же, а значит, больше столетия сохранялась необходимость и в штыке, и в плотных боевых порядках, и в этой строевой подготовке. И как штык стал за это столетие священной армейской традицией, так и эта обусловленная им шагистика. Причём, дурацкая, вобравшая в себя весь идиотизм муштры восемнадцатого века и все эти ненужные для реального боя чисто парадные излишества для любителей игры в солдатики. Давно отпал всякий смысл в ней, чистейшая показуха и откровенное издевательство над солдатами, но священная традиция незыблема. Плевать на здравый смысл, главное – тянуть носок и печатать шаг. Это отрыжка восемнадцатого века, направленная на замордовывание солдата и превращение его в покорного раба. Не такой социум мы с вами строим для себя и своих потомков, и не такая армия нам с вами для него нужна. Солдат должен уметь воевать, а не выбивать подошвами пыль из плаца, служа замуштрованной до беспамятства живой игрушкой для любителей парадов. Не за эти парады и не за эту шагистику народ платит налоги на содержание армии, а за умение воевать на настоящей войне с настоящим противником. А любители всех этих парадных церемониальных маршей пусть сами на плацу поупражняются – глядишь, через парочку занятий шагистикой и пройдёт эта любовь к дурацкой показухе, – курс рассмеялся, – И так уж получается, ребята и девчата, что пика – это свободный человек, знающий себе цену, а штык – это замордованный болванчик, панически боящийся палки капрала. А нам с вами разве такие сограждане нужны? Мы для чего рабов достойных из рабства освобождаем и гражданство им даём? Чтобы в то же самое рабское состояние свободных соплеменников загнать? Немалая разница может сложиться из некоторых мелочей, и выбор между пикой и штыком – одна из мелочей как раз такого сорта. Чреватого, знаете ли…

– Досточтимый, а в твоём мире что, и на многозарядных винтовках сохранились штыки? – Миликон-младший на экскурсиях в Лакобриге бывал и с винчестером знаком.

– На армейских – да. Это было непременное условие, без выполнения которого образец даже не рассматривался как допустимый к принятию на вооружение. Винтовка с трубчатым подствольным магазином, с которой некоторые из вас уже знакомы, штыка не имела и в моём мире, но она и не стала основным табельным образцом ни в одной из его армий. В некоторых была на частичном вооружении кавалерии или разведчиков, но не в обычной пехоте, а в основном продавалась гражданам для невоенного использования. Все пехотные винтовки имели штыки, а некоторые даже пристреливались с примкнутыми к ним штыками, и без штыка из такой винтовки попасть в цель с большой дистанции было невозможно. Более того, штык сохранялся и на автоматическом оружии, скорострельность которого была многократно выше, чем магазинного.

– Куда уж выше-то? – поразился мой наследник, которому и винчестер казался избыточно скорострельным.

– Ну, когда занявшее оборону небольшое подразделение атакуется многократно превосходящими силами противника, то есть куда, – хмыкнул я, – Хвала богам, технически унитарный патрон и ствольная коробка с движущимся в ней затвором позволяют сделать и это. Есть механический способ перезарядки при вращении рукояти как на известном вам пулевом полиболе, и такие конструкции в моём мире назывались картечницами, но можно осуществить перезарядку и энергией отдачи, и именно этот путь стал главным для нового автоматического оружия. Я не знаю, успеем ли мы с почтенным Володей довести одну из наших разработок до опытного образца, пока вы ещё учитесь, но на перспективу имеются у нас и такие замыслы. Орудия на этом принципе, подобные полиболу, появились к концу девятнадцатого века, а в первой половине двадцатого появились автоматические винтовки – тоже со штыками. На некоторых он бывал даже несъёмным, а только поворачивался на шарнире из походного положения в боевое и обратно. Представляете, оружие заряжается после выстрела само, только наводи его на новую цель и жми на спуск, а иногда и вообще очередью строчит со скоростью десяток выстрелов в секунду, но штык – присутствует и на нём. Форма оружия для рукопашного боя ещё неудобнее, чем была у той фузеи, и само оно короче, и штык к нему давно уже другой – короткий дурацкий ножик, часто ещё и не заточенный. Иногда совмещён с каким-нибудь инструментом, тоже очень неудобным. Как нож – ну, сойдёт, если заточить, даже носится в ножнах на поясе, и зачем его примыкать к оружию, делая из него пику – кургузую, несуразную и гораздо более дурацкую, чем были даже магазинные винтовки, не говоря уже о той фузее – не могу знать, ребята и девчата. Такой патологической страсти к давно устаревшим традициям я не понимаю. Лично мой житейский здравый смысл подсказывает мне, что лучше, когда нож остаётся ножом, пика – пикой, если она ещё вообще нужна, а винтовка – винтовкой…