23. Пути прогресса

– Итак, ребята и девчата, на прошлом занятии мы с вами изучали колониальный раздел мира к концу девятнадцатого века, – начал я очередную лекцию для второго курса по истории будущего, – Если сформулировать его итоги коротко, то все большие и самые вкусные части захапали себе в основном Англия и Франция, с Конго разве только успела ещё подсуетиться Бельгия, а Германии с Италией достались по большей части огрызки – либо малоценные по причине бедности, либо неудобные для использования по причине худшей логистики, отчего и не были расхватаны основными участниками дележа. Но ведь колонии – это же не только источники налоговых поступлений, колониальных товаров и сырья. Это ещё и очень ёмкие рынки сбыта для европейской промышленной продукции, и каждая из европейских метрополий поддерживала в своих колониях монопольный сбыт только для своей промышленности – естественно, по монопольным ценам. А кто опоздал к дележу, тот и продукцию свою сбыть втридорога дикарям не может, и сам колониальные товары не за гроши у дикарей, а втридорога у соседей-европейцев приобретать вынужден. Вот успела, допустим, Германия хапнуть Камерун, – я показал на карте, – Страна богатая, всё-таки Экваториальная Африка, а не засушливые Сахара или Сомали, но для Германии это так, на один зуб. Тем более, что это в теории страна не беднее британской Нигерии, а реально её осваивать труднее – у англичан вон какой речной путь по Нигеру вглубь всей страны, а у немцев что? Германская Восточная Африка тоже особой логистикой как-то не блещет, хоть и тоже страна не бедная, а Намибия – без слёз на эту пустыню Калахари не взглянешь. Восточная часть Новой Гвинеи неплоха, но уж очень далеко, а мелкие острова в Тихом океане – ещё дальше. Хоть и не скажешь, что колоний нет, но для самой развитой в Европе промышленности – слишком мало. Выглядит как издевательство. У итальянцев север страны развит хорошо, но что им досталось? Ливия, Сомали, да узенькая полоса на побережье Эфиопии. А что там за ресурсы, и что там за население? Тоже издевательством выглядит. А бесхозных богатых стран больше нет – всё давно расхватано теми, кто успел раньше. Кто первым встал, того и тапки.

– Коалиция обиженных, на которых возят воду, – заценил мой наследник, – Но на Англию с Францией ведь маловато? Сильнейший в мире флот у англичан и сильнейшая сухопутная армия у французов…

– И союз с Российской Империей, – добавил я, – Тут и торговые связи с Англией и Францией, гораздо большие, чем с Германией, тут и немалые долги тем же французским банкам в основном, тут и преклонение русской элиты перед всем англо-французским. Ну и до кучи Польша, поделённая между Россией и Германией, которая тоже отношений двух империй не улучшает. В России славянофилы всё так же мечтают о своём всеславянском братстве и облизываются на германскую часть Польши, а в Германии население растёт, и его кормить надо, нужны сельскохозяйственные угодья, а тут и русская часть Польши как раз под боком, и населена пореже Германии, и климат вполне как в Пруссии, не эти жара и болезни тропических колоний, для немцев малоподходящие. Так что нужен и ещё один сильный союзник, и если не Австро-Венгрия, то кто же? У этой колониальных амбиций не так много, ей бы на Балканах владения упрочить и ещё округлить, но ведь Балканы – улей ещё тот. Особенно сербы эти, которые и вообще всех балканских славян мечтают согнать в свою Великую Сербию, а уж все земли, где есть хоть сколько-то сербского населения – это у них само собой разумеется и обсуждению не подлежит. Например, та же Босния, где есть и сербы, которая у Австро-Венгрии, и при этом у сербов уже привычка, как что не по ним, заварить кашу и звать на помощь Россию, а оппонентов стращать "вместе с русскими нас двести миллионов", – юнкера рассмеялись, – И ведь всякий раз попользуются русской дармовой помощью, потом кинут, но славянофилы продолжают вестись на любой их визг.

– А Франция ещё и мечтает оттяпать у Германии обратно Эльзас с Лотарингией, – припомнил Миликон-младший.

– Это, собственно, основная европейская проблема, ребята и девчата, и главные противники – Франция с Германией, а всё остальное накладывается на это и приплетается дополнительно, так что военно-политические союзы складываются вполне естественные. В общем, и сама Европа – пороховая бочка ещё та, и поводом для начала той грандиозной заварухи могло стать что угодно. Особенно, когда есть кому предоставить настоящий – не нужно даже организовывать нападение ряженых "под врага" диверсантов на явных своих, что всегда выглядит подозрительно и велик риск вообще спалиться из-за непредвиденных случайных накладок. И как тогда правоту свою доказывать, чтобы с пеной у рта кричать "это всё они, а наше дело – правое"? На явно неправое дело свои трудящиеся массы разве сподвигнешь? – курс рассмеялся, – Поэтому к большой войне готовились все, но начинать не спешили – и подготовиться хотели получше, и повод чтобы противник дал бесспорный. Или друзья противника, без разницы, лишь бы "наши" были правы.

– Балканы, кажется, наиболее вероятны? – предположил Мартиал.

– Да, именно там и набедокурили, да так, что даже и при желании спустить дело на тормозах было бы нельзя. В Боснии и Герцеговине, присоединённых незадолго до того к Австро-Венгрии, есть такой город Сараево, и как раз в нём в конце июня тыща девятьсот четырнадцатого года местный сербский террорист укокошил всего-то навсего наследника имперского престола эрцгерцога Фердинанда и его жену. Ни для кого не было секретом и то, что местные сербские экстремисты имеют связи с Сербией и получают оттуда помощь, так что версия о сербском следе была тут вполне логичной, а убитая чета – не абы кто, и следствие велось всерьёз и с проработкой всех версий. Тем более, что на сербскую версию работало одно важное обстоятельство – сам Фердинанд слыл в империи славянофилом и женат был на чешке, а планы у него были преобразовать империю из австро-венгерской в австро-венгро-славянскую, то бишь предоставить славянским частям империи такую же автономию, как и у Венгрии. Казалось бы, идеальнейший для имперских славян будущий император – беречь его надо, молиться на него и пылинки с него сдувать. Большинству же нормальных людей без разницы, как называется их государство, если оно своё, а своё для них – то, которое относится к ним как к своим, а не держит за людей второго сорта, и как раз к этому должна была прийти Австро-Венгрия при императоре Фердинанде. От этого только выигрывали все лояльные к империи славяне, включая и боснийских сербов, но от этого проигрывали те националисты, которые мечтали о Великой Сербии. И это убийство явно в их интересах, а большинство их единомышленников – в Сербии, где и пропаганда антиавстрийская ведётся регулярно, и вполне может статься, что как раз оттуда и заказ на этот теракт поступил. В общем, по всем видам выходило, что требуется расследование и на территории Сербии. Понятно было сходу, что власти Сербии включат оскорблённую невинность и откажут в доступе, а на помощь, как всегда, призовут Россию, и уже в самом начале июля Германия объявила о поддержке Австро-Венгрии на случай её конфликта с Сербией, а ближе к концу месяца Австро-Венгрия предъявила Сербии свой ультиматум с требованием допуска австрийской полиции для расследования как обстоятельств самого убийства, так и вообще любой антиавстрийской деятельности, дав на размышления двое суток. Самое интересное, ребята и девчата, что Сербия приняла все эти требования кроме самого важного – расследования фактов, связанных с убийством.

– В чём угодно другом можно было и поторговаться, только не в этом, – заметил Волний, – Тут и австрийцы уступить не могли, и для сербов упрямство наименее уместно. Ладно бы сам факт вмешательства в их дела отвергли, а то ведь в менее важном деле они его принимают, а в том, где австрийцы наиболее правы – упираются рогом.

– Именно, и этим укрепляют все подозрения против себя, чего они не понимать не могли. Естественно, объявляется война, обе стороны начинают мобилизацию, а вокруг них забегали дипломаты всех остальных, пока ещё к войне непричастных. В последних числах июля начались военные действия на Балканах, а все непричастные объявили у себя мобилизацию, – юнкера рассмеялись, – И тут особенно интересна та последовательность, в которой будущий участники объявляли войну друг другу. Австро-Венгрия с Сербией – это понятно, их дрязги и их война. Но вот дальше начинаются парадоксы. Россия-то объявила мобилизацию в защиту Сербии, то бишь против Австро-Венгрии, но требование об отмене мобилизации получила от Германии. Естественно, Россия отказала, и Германия объявила ей за это войну. Войны между Россией и самой Австро-Венгрией на тот момент ещё нет. К началу военных действий не готовы ещё ни Россия, ни Германия, но война – объявлена. В тот же день немцы вторгаются в Люксембург, герцогство такое мелкое между Германией, Бельгией и Францией. Нейтральной Бельгии на следующий день предъявлен ультиматум о пропуске немецких войск к французской границе – война Франции на тот момент ещё не объявлена. Бельгия на следующий день отказывает и подвергается вторжению, это третье августа, а четвёртого Германия объявляет наконец войну и Франции – какие уж там были нападения и воздушные бомбардировки Германии и какое такое нарушение нейтралитета Бельгии французами, наша история умалчивает, но обвинения прозвучали, и война была объявлена. В тот же день Англия потребовала от Германии вывести войска из Бельгии, а на следующий объявила Германии войну. Это было пятое число, и только шестого уже и Австро-Венгрия, вокруг дрязг которой с Сербией и разгорелся весь этот сыр-бор, наконец спохватилась и объявила войну России, – курс рассмеялся.

– А зачем Германия вторглась в Бельгию? – спросил царёныш.

– Южнее, на франко-германской границе у французов стояли основные силы и была мощная система укреплений. Французы собирались отвоёвывать потерянные ранее Эльзас и Лотарингию, которые немцы не для того захватывали, чтобы отдать, поэтому там и ожидались основные боевые действия. Тем более, что именно оттуда немцы вторглись в прошлую франко-прусскую войну, и теперь от них ждали попытки повторить тот успех. А план удара через Бельгию предполагал сделать практически то же самое, только в обход этих французских войск и укреплений. Смысл плана был в том, чтобы побыстрее выбить из войны Францию и высвободить войска против России, от которой не ожидали быстрой мобилизации. Расчёт был и на то, что Бельгия смирится и не окажет сопротивления.

– С Англией за спиной? – хмыкнул Мартиал.

– Немцы понадеялись на то, что бельгийцы пожлобятся и захотят свести ущерб от войны к минимуму. Но – да, в этом они крепко просчитались, и уже это стало одной из причин крушения их плана. Бельгийская армия оказала сопротивление, а крепости сели в осаду. Этим Бельгия отвлекла на себя часть немецких войск, и удар по Франции оказался на деле гораздо слабее, чем намечался. Англия успела перебросить часть своих войск на материк, и уже у франко-бельгийской границы немцы увязли в столкновении не только с французскими, но и с английскими войсками. Подавить сопротивление Бельгии немцам удалось только ближе к концу августа. Благодаря этому французы уже после собственного неудачного наступления на Эльзас и Лотарингию успели перебросить свои крупные силы к Парижу. Вторым важным просчётом германского командования стала недооценка срока начала военных действий на востоке. Предполагалось, что Россия не начнёт их, покуда не отмобилизует и не развернёт армию, но именно это она и сделала. В самом начале августа русские атаковали Восточную Пруссию силами прикрытия с большим числом кавалерии, включая гвардию. Забегая немного вперёд, скажу вам сразу, ребята и девчата, что обкатка гвардии на войне была решением разумным. И сами гвардейцы боевой опыт набирали, и армия видела, что гвардейцы не отсиживаются в тылу, а воюют наравне со всеми. Но всё хорошо в меру. Буквально через два с небольшим года, в начале семнадцатого, как раз эти гвардейские части, прошедшие через войну и не понимающие юмора с тыловым бардаком в военное время, очень пригодились бы в столице, и тогда вся дальнейшая история России могла бы пойти совсем иначе. Об этом мы с вами поговорим подробнее на последующих занятиях, а пока просто отметьте, что последний русский император, вступив в войну не готовым и с самого начала задействовав в ней весь основной состав своей гвардии, спас этим западных союзников, но сгубил и себя, и свою империю. Но на тот момент немцам пришлось срочно перебрасывать часть своих войск с запада на восток для спасения своей Восточной Пруссии, и это ослабило их на западе. В результате броска к Парижу у них не получилось, да и темп был утерян.

– Это сильно отразилось на дальнейших событиях? – спросил мой наследник.

– Кардинально. Уже само вторжение немцев в Бельгию делало неизбежным и вступление в войну Англии со всем её грандиозным флотом, разбросанным чуть ли не по всему миру. В том числе серьёзные силы имелись и в Луже, и это не считая французского флота. В результате Италия кинула союзников и объявила о своём нейтралитете. Этим она ещё и крупно подставила немецкую Средиземноморскую эскадру из линейного крейсера "Гебен" и лёгкого крейсера "Бреслау". Предполагалось, что при поддержке итальянского флота они сорвут или хотя бы сильно затруднят переброску французских войск из Туниса и Алжира в метрополию, а тут не только поддержки нет, но и снабжения, и даже в портах не принимают. Поэтому "Гебен" и "Бреслау" получили приказ следовать в Стамбул, и их появление там резко изменило баланс сил на Чёрном море. Турки боялись русского флота, и это внезапное подкрепление склонило Османскую империю к решению о вступлении в войну. Отметьте у себя, что девять десятых всего русского внешнего товарооборота, в том числе и военные поставки от союзников, шли как раз через черноморские порты, и теперь они оказались перекрытыми. "Бреслау" серьёзной силы не представлял, но и один только "Гебен" был способен противостоять всему тогдашнему русскому черноморскому флоту. Вот что может сделать один сильный корабль, если окажется в нужный момент в нужном месте. Наконец, на Тихом океане Япония решила под шумок оттяпать тамошние немецкие колонии и тоже объявила войну бессильной выручить их Германии.

– А на Балканах что происходило? – поинтересовался Миликон-младший.

– Да ничего примечательного. И австро-венгры, и сербы топтались у границы в мелких стычках, и никто особо не активничал. И это при том, заметьте, что из-за них-то и заварилась вся эта каша. Ну, формально из-за них. Большая война всё равно началась бы если не в тот год, то уж всяко в то десятилетие, но именно в четырнадцатом году – из-за них. А основными стали события на французском и на русском направлениях. На западе в начале сентября французам удалось остановить немецкое наступление на рубеже по реке Марна, а затем и вынудить немцев отойти, оставив половину занятой территории. Там обе стороны окопались, и фронт стабилизировался. В то время, ребята и девчата, никто и не мыслил себе долгой и изматывающей войны на одних и тех же позициях. Всем хотелось быстрых побед в течение нескольких месяцев, и к такой войне никто не готовился. Война представлялась динамичной и манёвровой с крупными наступательными операциями. И штурмовать в лоб зарывшуюся в землю пехоту никто, естественно, не собирался. Новыми резервами по мере их подхода стремились обойти противника и выдвигали их на фланг, а противник выдвигал против них свои, и там тоже окапывались, и так продолжалось до тех пор, пока сплошной фронт окопавшихся друг против друга войск не упёрся в море. Этого никто не ожидал и не замышлял, оно так получилось само. На востоке тем временем бои развернулись вокруг Варшавского выступа, то бишь русской части Польши. Обе стороны стремились выровнять фронт. Немцы старались для этого вытеснить русских из Польши, а русские – выдавить немцев из Восточной Пруссии, а австро-венгров из Галиции. Как раз там и добились наибольших успехов в течение августа и сентября, а севернее было ближе к ничьей – часть Восточной Пруссии заняли, но и запад Варшавского выступа уступили. На этом стабилизировался и восточный фронт. Там не образовалось ещё такой сплошной полосы траншей, как на западе, поскольку пространства больше, а войск на нём меньше, но в целом дело шло к такому же позиционному тупику, как и на западе. Опять же, никто этого не хотел и не ожидал, оно само так вышло.

– И это же и винтовки уже скорострельные, и артиллерия, и пулемёты, – заценил расклад Волний, – Представляю потери при попытках прорыва.

– Всё верно, ребята и девчата, и именно это и привело к позиционному тупику на основных фронтах этой Первой Мировой войны. Это новое скорострельное оружие уже было к концу девятнадцатого века и отметилось в последних колониальных войнах, но и применялось оно там против не имевших такого же отсталых дикарей. Исключением была в какой-то степени разве только англо-бурская война, в которой немцы снабжали буров и современным оружием, и боеприпасами через Намибию, но всех их снабдить не могли. В остальных случаях происходила типичная колониальная война вроде кампании Китченера в Судане, которую мы с вами уже разбирали. Артиллерия и пулемёты применялись только в крупных операциях, но магазинная винтовка и револьвер уже успели стать неизменными спутниками любого европейского колонизатора. Револьверы есть уже и у вас не худшие, а в чём-то и лучшие, чем были у колонизаторов рубежа девятнадцатого и двадцатого веков. С винтовками – пока отстаём. Винчестер с подствольным магазином, который вы знаете, в моём мире был неплох лет за тридцать до того, но и тогда уже он не мог стать основным табельным образцом армейской пехоты из-за слабого револьверного патрона. Армейская винтовка требовала патрона посильнее, да ещё и с пулей пообтекаемее, и магистральным путём развития армейской магазинной винтовки стал не трубчатый, а коробчатый магазин под затвором, заряжавшийся не по одному патрону, а сразу несколькими за счёт жестяной обоймы. Открывается затвор, сверху в пазики ствольной коробки вставляется обойма, из неё патроны пальцем вдавливаются в магазин, затем пустая обойма вынимается, а затвор закрывается и досылает верхний патрон в патронник ствола. Особенно интересна в этом плане была английская винтовка Ли-Энфилд – у неё был отъёмный магазин.

– А в чём смысл отъёмного магазина? – спросил Кайсар.

– Ну, во-первых, если есть сменные магазины, их можно снарядить патронами и заранее, и тогда перезарядка производится сменой магазинов. Во-вторых, возможно иметь магазины разной ёмкости под разные задачи. В случаях, когда стрелку не мешает выступ снизу, магазин под фланцевый патрон может быть и пятнадцатизарядным. В-третьих, при использовании оптического прицела он мешает заряжать магазин сверху обоймой, так что винтовка у снайпера работает только как однозарядная. Отъёмный магазин эту проблему решает. В ту войну, о которой мы с вами сейчас говорим, за эту возможность английские Ли-Энфилды были популярны и у русских снайперов. И наконец, отъёмный магазин – это ещё и задел на будущее автоматическое оружие с его ещё большей скорострельностью. Не всегда и не у всех есть возможность таскать с собой пулемёт.

– А почему такие магазины не сделали для всех винтовок? – спросил Мато.

– Во многих армиях считалось, что съёмные магазины солдаты будут терять и в момент боя могут оказаться без них, а постоянный магазин никуда с винтовки не денется. Только автоматическое оружие, в котором без сменных магазинов не обойтись, заставило в конце концов пересмотреть такой подход всех. Если закрепление магазина в ствольной удобно и надёжно, то проблем не возникает. Правда, и англичане на Ли-Энфилде считали предпочтительным заряжание обоймой сверху, но всё-таки сделать магазин отъёмным они рискнули и в дальнейшем от него не отказывались. В этом плане – молодцы, хоть и имели в целом репутацию консерваторов. Но настоящий переворот в военном деле произвели не эти магазинные винтовки, а пулемёты, что тоже оказалось для военных кругов полнейшей неожиданностью. О степени недооценки пулемётов можно судить даже по их количеству – во всех армиях к началу войны их было гораздо меньше, чем артиллерийских орудий. В русской армии примерно вдвое – на две пушки один пулемёт.

– А в чём причина их недооценки? – спросил царёныш.

– Да собственно, в инерции мышления. Как вы помните, ребята и девчата, я уже рассказывал вам о картечницах или митральезах, в которых механизм перезаряжания как в греческом полиболе работал – от вращения рукоятки рукой. Во-первых, квалификация от стрелка требуется высочайшая и выдержка. Под огнём противника или при конной атаке он должен крутить рукоятку равномерно, без резких рывков, а иначе картечницу запросто может заклинить. Во-вторых, во время стрельбы затруднительно доведение блока стволов за движущейся целью, так что эффективность огня картечниц была не так уж и высока. От шрапнельных снарядов толку часто бывало больше, и зачем тогда иметь много картечниц, если их работу успешно выполняет и полевая артиллерия? А пулемёты рассматривали как просто усовершенствованные картечницы, о которых мнение уже сложилось и устоялось. Тем более, что они и внешне-то были похожи – такой же станок на больших колёсах типа облегчённого орудийного лафета. Правда, затем от этого лафетного станка отказались в пользу небольших, которые не так заметны противнику, но ведь сам-то пулемёт как был творением Хайрема Максима, так им и остался, а новый компактный станок резко снизил его подвижность на поле боя, то бишь в какой-то мере даже ухудшил его боевые качества. С этой точки зрения русский станок-тележка с небольшими колёсами оказался, пожалуй, самым удачным из всех этих новых компактных станков для "максимки".

– Но ведь были же уже и войны с их применением, – заметил мой наследник, – Неужто не увидели разницы?

– Скорее, не посчитали её настолько принципиальной. Ведь войны-то какие и с кем были? Суданская с махдистами? Ну так это же дикари. Англо-бурская? Почти то же самое, если не считать вооружённых немцами и добровольцев из развитых стран. Война немцев с гереро в Намибии? Там-то уж заведомые дикари. Русско-японская? Ну так и что, сильно там помогли этим русским медведям пулемёты? В общем – не показатель. В самой же Европе такая война началась впервые. Да и война-то ведь планировалась манёвровая, а вовсе не та позиционная, которой она оказалась неожиданно для всех. Готовились к чему? К решительным наступлениям и лихим атакам. Когда гнёзда эти пулемётные оборудовать, пулемёты в них размещать, да сектора обстрела пристреливать? Это же совсем не старый лафетный станок, на котором лихо выкатили, развернули, обстреляли противника, да так же лихо и укатили из-под ответного огня – на этих новых компактных так не получится. А без этого и эффективность пулемётов в манёвровой войне высокой не ожидалась. Немного удобнее тех прежних картечниц, только и всего. Вот в крепостях и фортах – да, там другое дело, там укреплённые позиции, заранее и оборудованные и пристрелянные. Ну так осада крепостей – это же особый вид войны, и для него особое оружие – дальнобойная тяжёлая артиллерия. А в чистом поле ничего этого нет и в помине, в нём – глазомер, быстрота и натиск. Поэтому и тактику-то с учётом наличия у противника пулемётов никто особо и не пересматривал. А в начале войны как-то и не до того всем было. Сначала все увлечённо маневрировали, стремясь обойти противника, раз уж лихой атакой опрокинуть его сходу не удалось, да окапывались, дабы противнику его манёвр затруднить, потом кончился тот простор для манёвра, когда окопали весь фронт. Как раз к середине ноября с этим делом управились и за головы схватились – что же это наделали-то сдуру, как же теперь воевать? – юнкера рассмеялись, – Ну а первая обезьянья реакция в непривычных условиях обычно какая бывает? Правильно, героически преодолеть их привычными способами. Готовились ведь к чему? К лихим атакам.

– И что, прямо так и попёрли на пулемёты? – оторопело спросил Миликон, – Как и те махдистские фанатики в Судане?

– Даже хуже, ребята и девчата. Те хотя бы уж на лошадях и верблюдах галопом неслись в надежде успеть проскакать простреливаемой пространство побыстрее, а там уже и навязать противнику рукопашный бой копьями, щитами и мечами, которые для этого уж всяко поудобнее ножика на винтовке. А эти – с этими примкнутыми ножиками, да шагом, да густыми цепями, да с урря-патриотической песней – ага, в лучших военных традициях отцов и дедов, которые этим мобилизованным новобранцам и вдалбливали перед тем, как на войну их отправить. Ну и, как их отцы-командиры научили, так они и пошли. Ну так и сюрприз их ожидал крайне неприятный – внезапно оказалось, что в позиционной войне не очень-то помогают все эти славные традиции. И старая добрая шрапнель героев косит, и пулемёты эти новомодные косят ещё хлеще, и даже ружейный огонь из отрытой в полный профиль траншеи ведётся гораздо прицельнее, поскольку стрелок гораздо меньше боится словить пулю сам и целится старательнее, чем стоя или с колена в каре. В общем, с этим традиционным героизмом – одно расстройство. Первыми это открытие совершили немцы ещё в середине ноября. Но как вы думаете, ребята и девчата, англичане с французами для себя из этого урок извлекли? Абсолютно нет. Чужой опыт, да ещё и вражий – не указ, тут надо свои собственные открытия совершать, а потом ещё и статистику нарабатывать – это же наука, тут малой выборкой не отделаешься, изволь выдать статистически достоверный результат, – курс рассмеялся, – В общем, обе стороны принялись нарабатывать статистику. В процессе-то, конечно, поумнели – допёрли, например, что и оборону противника перед атакой подавить бы ещё неплохо. Начали артподготовкой её давить, но вы представляете, каково это, попасть навесом в узенькую траншею? Тут – только по закону больших чисел, выраженных в выпущенных снарядах. Ну, ещё додумались и из пулемётов навесом бить, чтобы поверх голов собственной атакующей пехоты. Но ведь и это же законы больших чисел – на сей раз выраженных в винтовочных патронах. Ну а в результате этих научных изысканий – новое эпохальное открытие. Расходники-то кончаются, сволочь эдакая, вот ведь незадача, – юнкера снова рассмеялись, – Кто же знал заранее-то, что столько стрелять в белый свет как в медный грош придётся? Кстати, и само оружие тоже оказалось ни разу не вечным, хоть оно и стальное, так что к концу четырнадцатого года наметился не только кризис боеприпасов, но и собственно оружейный.

– Это на западе, а на востоке? – поинтересовался Мартиал.

– В общем и целом на русском фронте творилось примерно то же самое, что и на французском, хотя и в меньшей степени. Фронт был не таким сплошным, в нём были и разрывы, и атаковать старались всё-таки в них, а не в лоб на траншеи с пулемётами. Если командование с ума не сходило, но тут уж – как кому повезёт. За счёт этой прерывистости восточного фронта и за счёт меньшей плотности войск на нём меньше и стреляли, чем на западе, поэтому в четырнадцатом году русскую армию кризис боеприпасов и оружия ещё всерьёз не затронул. Но, хоть и в меньшей степени, а всё равно ведь такая же позиционная война, как и на западе. Точно так же все надеялись в несколько месяцев одолеть вражину, у кого-то голова в кустах, но ведь у остальных-то грудь в крестах, да и вернуться себе по домам, позвякивая означенными крестами. А вместо этого – застряли в окопах, да ещё и не на тёплое лето, а на холодную зиму, абсолютно не зная, сколько всё это ещё терпеть.

– Как римляне в испанских армиях, – провела аналогию Каллироя.

– В чём-то лучше, но в чём-то и похуже. По срокам на тот момент не прошло же ещё и полугода, а того, что эта война затянется на годы и перетечёт в ещё худший раздрай ещё на долгие годы, никто и вообразить себе не мог. Все ожидали, что если не в этот год, так на следующий война должна закончиться. Но зима – это ведь, ребята и девчата, вовсе не наша с вами испанская зима. Она и на севере Франции уже не испанская, а уж русская – куда там до ней той французской! Разве только почта работает регулярно – можно домой семье письмо написать и от неё письмо получить, но всё равно, сами понимаете, в окопах зимовать приятного мало. Начинает накапливаться тоска, а с неизбежными для военного времени трудностями – и раздражение от них, копится усталость от войны, и этим кое-где есть кому воспользоваться. Но всё это сработает позже, а на тот момент все сцепили зубы и ещё готовы героически преодолевать все эти неожиданно возникшие проблемы.

– И на следующий год снова начнётся эта мясорубка с атаками на пулемёты? – спросил Кайсар.

– Ещё худшая. Атаковать будут умнее – уже не шагом с песней, а бегом и уже не густыми цепями, а разомкнутыми волнами. Но при этом усовершенствуются и линии обороны, оплетутся заграждениями из колючей проволоки – уже не ворвёшься так лихо во вражью траншею со штыком наперевес, если даже и добежал, не словив пулю по пути. На проволоке словить ещё успеешь. Но это, ребята и девчата, будет уже следующая кампания следующего, пятнадцатого года. Сегодня у нас с вами уже нет времени на её разбор, а её надо разобрать как следует, как и дальнейшие. В эту войну проявили себя не одни только пулемёты. Появилось и опробовалось множество других новшеств, да и события каждой из этих кампаний достаточно важны, так что о каждой из них мы с вами будем говорить на отдельных занятиях. А пока за оставшееся у нас время мы проведём небольшой анализ отличий того моего мира от нашего с вами здешнего и того, как эти отличия влияют на ход нашего с вами технического развития.

– У нас уже намечается большой технический отрыв от греко-римской Лужи, – прикинул Волний, – Масштабы малы, но качественно разница получается не как в Европе, а как в этих колониальных войнах с дикарями. Ну, если бы не количественные масштабы, которые не делают погоды, то разница была бы как раз такого типа.

– Примерно как у англичан с суданскими махдистами, – уточнил царёныш, – Вот даже если и раздобудут они каким-то чудом образец, то разобраться, как он работает, они смогут, а вот производить его сами – не справятся. Как картечницы Гатлинга в Судане – захватили и страшно гордились этим, а сделать такие же сами не могли, и где им патроны к ним брать, если сами они умеют делать только порох для своих дульнозарядных ружей и пушек? Получается, что они есть, что их нет – разницы никакой.

– Абсолютно верно, ребята и девчата. И в порядке обобщения этих частностей я бы сформулировал так – у нас с вами нет военно-технического соперничества с античным греко-римским миром и вообще ни с каким другим. Ни с кем мы с вами не бежим "ноздря в ноздрю" наперегонки, страшась отстать от соперников хотя бы на шаг, а ведь в Европе моего мира на протяжении веков дело обстояло именно так. Несовершенна казнозарядная артиллерия – мы с вами, никуда не торопясь, можем позволить себе подождать развития промышленного оборудования и не сходить с ума, заменяя её дульнозарядной. А Европа так сделать не может – кто не произвёл этой замены вовремя, тот отстал и проиграл. Мы с вами можем позволить себе не спешить с перевооружением армии ручным огнестрелом и делаем его тоже сразу казнозарядным, а значит, нам ничто не мешает делать его и сразу нарезным. А Европа из-за этой гонки сперва торопится насытить свои армии аркебузами, потом мушкетами, а вслед за ними фузеями. Уже изобретён нарезной ствол, но внедрить его массово Европа не может – из-за дульного заряжания пулю надо проколачивать через весь ствол по этим нарезам, и это сразу же катастрофически снижает скорострельность. И хотя внедряются небольшие подразделения егерей с нарезными штуцерами, вся основная масса пехоты так и продолжает воевать гладкоствольными фузеями. Мы же имеем наши винтовки и пистолеты, и их прицельная дальность и скорострельность позволяют нам с вами сохранить и прикрытие для стрелков в виде копейщиков с большими щитами. Нам не страшен поэтому и рукопашный бой, а представьте себе тот же Омдурман – что было бы с англичанами, если бы махдистам удалось довести дело до рукопашной резни? Даже с дикарями зулусами англичанам в рукопашной приходилось кисло, а полудикари суданцы были вооружены уж всяко получше зулусов. Конечно, англичане махдистов всё равно в конце сделали бы, но представляете, какой ценой? Вернувшихся с суданской кампании домой пулемётчиков в Англии носили на руках – все понимали, сколько своих они спасли.

– Вырезать армию Китченера в принципе могли, – заценил Кайсар.

– Ну, полностью-то – вряд ли. Там ведь поддерживали огнём ещё и канонерки на Ниле с их пушками и пулемётами. Но оттянуть неизбежный конец – да, шансы были. И даже воспроизведение дикарями сложной для них техники в малой серии тоже в принципе возможно. Не любыми, конечно, зулусам тут ловить было нечего, и махдистам тоже едва ли, но вот непальским горцам на северо-восточной границе Британской Индии это всё-же удалось. Англичане вооружали их однозарядными винтовками Мартини-Генри, но тут им захотелось ещё и картечницы, а англичане упёрлись рогом. И тогда непальцы сами, взяв за основу американскую двуствольную картечницу Гарднера, не просто скопировали её, а еще и внесли своё новшество – дисковый магазин для патронов, до того никем и нигде не применявшийся, но впоследствии прижившийся на некоторых ручных пулемётах. Делали их кустарно, на первый опытный образец для испытаний ушло около года, всего сделали двадцать пять штук, и ни о какой взаимозаменяемости деталей не могло быть и речи – всё подгонялось в сборе по месту. Но ведь сделали же!

– На войне применяли? – спросил Мато.

– Не довелось. С англичанами войны закончились, мир и союз, даже винтовками вооружают, а если с Тибетом воевать, так опять же, не одним, а с английской помощью и при поддержке английских картечниц. А больше-то ведь и не с кем. Но если бы пришлось воевать с англичанами, то непреодолимой проблемой стал бы патронный голод. Они там, кстати, скопировали и эту винтовку Мартини-Генри и тоже сколько-то её сами произвели в кустарном исполнении, но патроны-то получали от англичан, а они нужны не поштучно, а в товарных количествах, в которых их кустарно на коленке не произвести никак.

– Только переснаряжать стрелянные гильзы, – уточнил Кайсар.

– Да, если решена проблема с новыми капсюлями – пули-то новые отливать из свинца проще. Но тут ещё одна проблема всплывает – мощный пороховой заряд раздувает гильзы, а калибровать их в кустарных условиях не в чем. Это расплата за сильный патрон. И вот тут нам с вами наглядно демонстрируется ещё одно важное отличие – нам не нужен настолько мощный винтовочный патрон. Для Европы моего мира он стал результатом всё той же гонки вооружений – требовалась высокая начальная скорость тяжёлой пули, чтобы повысить дальность и точность стрельбы. Винтовки состязались с винтовками примерно того же класса, и из них выжимался максимум того, что мог выдержать стрелок. А у нас с вами ситуация совсем другая. Ни у кого в окружающем нас мире нет оружия, сравнимого по дальнобойности с нашим. Даже из наших кремнёвых винтовок мы уверенно вынесем хоть критских лучников, хоть балеарских пращников с такой дистанции, с которой им нас не достать даже не прицельно. Из новых винтовок под наш унитарный патрон – тем более. Он гораздо слабее винтовочных патронов моего мира, но нам его хватает за глаза. Если и сделает кто-то такие доспехи, которые будут держать его пулю, мы внедрим бронебойную со стальным сердечником и бездымный порох, и этого хватит наверняка. А в результате у нас револьверный и винтовочный патроны имеют одну и ту же гильзу, которую я гораздо быстрее начну производить массово, чем смог бы несколько разных. А мощность нашего винтовочного патрона позволяет обойтись и более простой схемой автоматики будущих пулемётов под него, которые у нас будут и проще, и легче, и удобнее, чем были схожие с ними пулемёты моего мира. То же самое касается и ручного автоматического оружия.

– Мы его увидим? – поинтересовался Мартиал.

– До вашего выпуска мы с почтенным Володей не успеваем. Но с учётом того, что за два ближайших года вы ещё по дальним колониям не разъедетесь – да, увидите. А некоторые из вас и поучаствуют в его доведении до ума, – немалая часть второго курса не без зависти глянула на моего наследника, которому уж точно светило оказаться в числе "некоторых", – Но при этом, ребята и девчата, прошу не забывать, что говорим мы с вами о перспективных образцах на светлое будущее, а не о массовом оружии массовой армии, которой у нас ещё и самой-то нет. Для такого оружия и солдат нужен не какой попало, а грамотный, окончивший хотя бы школу, и эта школа должна быть не сильно худшей, чем та, которую окончили вы сами. Таких школ у нас ещё нет, а нужны будут не одна и не две. И это ляжет в основном на вас, девчата. Вы учитесь здесь практически наравне с парнями не только для того, чтобы понимать будущих мужей и правильно воспитывать своих детей от них – это прежде всего, но не только. Кроме ваших собственных детей вам предстоит отбирать и учить и других, и нужно, чтобы вы умели отобрать правильных и обучить их правильно. Без этого – грош цена всем нашим потугам на технический прогресс.

– Ты говоришь, досточтимый, не о народной школе для всех детей, а об особой и для особых? – уточнила Митурда.

– Да, о средней школе нашего типа. Начальная школа нужна для всех детей, но чтению, письму и четырём арифметическим действиям можно научить и за три класса. И за эти три класса выявить тех, кто способен и подходит для дальнейшей учёбы. Вы знаете по себе и по бывшим одноклассникам, каких детей мы берём, а каких отсеиваем. Чему и как учим – тоже, надеюсь, помните. Учить, конечно, будете не по памяти – будут у вас и учебники, и методички, и наша помощь по любым вопросам. Идея капсюля появилась ещё во время наполеоновских войн, но прошло двадцать лет, прежде чем вояки даже в Европе решились внедрить их в массовом военном оружии. До того считалось, что грубые пальцы солдата не в состоянии удержать такой мелкий предмет. А ещё через десять лет, когда вся остальная Европа ещё продолжала пользоваться дульнозарядным оружием и решала через специальные пули проблему их свободной досылки сквозь нарезной ствол, Пруссия уже внедряла игольчатую винтовку Дрейзе под хоть и очень примитивный, но уже унитарный патрон. К чему это привело в итоге, вы уже знаете. И есть мнение, что возможным такое перевооружение стало благодаря всеобщему школьному образованию. Массовый солдат, способный обращаться со сложным оружием, стал результатом работы не только и даже не столько унтер-офицера, сколько школьного учителя. А в России ещё незадолго до той войны, о которой мы с вами сегодня начали говорить, даже неполную разборку винтовки разрешалось производить только в присутствии унтер-офицера. Считалось, что без него сам солдат обязательно потеряет какую-нибудь деталь. Ну, о боязни отъёмных магазинов к тем же винтовкам в большинстве армий я уже говорил. Даже в английской, где на него решились, в ранних версиях винтовки он на всякий случай пристёгивался к антабке. Так что образованный солдат для прогрессивной армии – не каприз, а необходимость.

Следующее занятие – по радиосвязи в условиях действий разведгруппы в тылу противника – с ними проводил Володя, а я повёл первый курс на моторную мануфактуру знакомиться с устройством и работой паровой машины, изготовленной не без участия их старших товарищей в ходе их последней производственной практики. Ещё один, кстати говоря, наглядный пример, какими путями движется прогресс в условиях гонки "ноздря в ноздрю". Сам факт отказа от парусов даже в военных флотах нашего реала только ближе к концу девятнадцатого века – уже показатель несовершенства этого примитивного движка, жрущего уголь как не в себя с мизерным КПД. Полудизель, правда, в этом плане тоже не особо далеко от него ушёл, но он хотя бы уж удобнее в обращении. Одни эти густые сети бункеровочных станций чего стоят! А завоз угля на те из них, где нет поблизости местных угольных разработок? А сама бункеровка? А кочегарка – ага, бери больше, кидай дальше? Зато эту грубятину можно было делать на техническом уровне рубежа восемнадцатого и девятнадцатого веков, и именно паропанк сделал девятнадцатый век эпохой перехода от прежнего мира к нашему современному. И на морях в нашем современном мире давно уж преобладают дизельные теплоходы, и на железных дорогах давненько уже аналогичные им дизельные тепловозы, но это уже двадцатый век и не самое его начало, а тогда, доброй сотней лет раньше, никто не мог позволить себе отстать в гонке развития, ожидая движка посовершеннее этой машины Уатта. И худо-бедно, но – хватило и её на то, чтобы навсегда изменить известный нам реал. Пароходы и паровозы, как и стационарные приводы для тех же металлорежущих станков – признанная классика паропанка, но ведь были же и курьёзы вроде паромобилей, были паровые прототипы тех же дирижопелей, вполне себе летавшие, и даже попытки замутить паровой самолёт – неудачные сами по себе, но давшие импульс совершенствованию парового движка, и не подоспей к тому времени движки внутреннего сгорания – возможно, так и продолжался бы продвинутый паропанк.

Нас никто в здешнем античном мире в шею не гонит и в затылок нам не дышит, и мы можем позволить себе миновать в своём развитии тот примитивный паропанк Уатта, как миновали и стадию дульнозарядного огнестрела в оружии. Но знать этот принцип наш молодняк тоже должен – и для своего общего развития, системного, а не фрагментарного, и как вариант на всякий пожарный, когда нормально по-человечески не выкрутиться, то и вот так ещё схитрожопить практически на коленке можно. Учим же юнкеров и дульному заряжанию казнозарядного гладкоствольного дробовика, дабы в случае чего смогли хотя бы самопал примитивный из подручных материалов соорудить. Вряд ли понадобится, но мало ли, что в жизни приключиться может? Знания – они ведь ничего не весят и карман не оттягивают. Тот же принцип у нас и с паропанковской классикой – в идеале на хрен им не нужна, но пусть лучше знают и её, может кому в непредвиденной ситуёвине и пригодится.

После обеда мы со спецназером рокирнулись – он забрал первый курс на марш с отработкой маскировки разведгруппы на местности, а мы со вторым курсом – ко мне на оружейную мануфактуру – получать на складе готовые винчестеры и пристреливать их на стрельбище при мануфактуре. Близился уже и выпуск, и пора было обзаводиться будущим табельным оружием. Ради оживления процедуры на неё пригласили и гетер Нетониса – и Фавсту с Ауньей, и Доркаду. Естественно, "гречанки" стреляли исключительно в порядке развлечения, лишь изредка попадая в мишень, зато балдея от эффектного клацанья скобы затворного рычага и от быстроты стрельбы. А пацанва, естественно, балдела с их статей, которых гетеры и не думали скрывать, потому как хоть и не май месяц, но и не февраль, а они тут "гречанки" или нахрена? Не улицы же города, верно? А на закрытом мероприятии форма одежды гетеры – традиционная античная, то бишь ювелирные украшения, да яркая ленточка едва ли шире пальца – как правило, в причёске. Поэтому все дельные замечания девок о безграмотной стрельбе "гречанок" пролетали как-то мимо ушей пацанвы, зато уж поправить им позу – ага, собственноручно – желающих хватало. А то, что регулируется их поза главным образом на уровне их верхних и нижних выпуклостей – ну, оно так совпало случайно, и пусть будет стыдно всякому, кто подумал иное, гы-гы! Обычно, и к немалой досаде девок, стыдно становилось только некоторым из них, а самим "гречанкам" весело, как и большинству парней. Поучили стрельбе и сопровождавших гетер служанок, среди которых тоже дурнушек не было. Две стеснялись и отбрыкивались, но избирательно – как только до Секваны, например, добрался Волний, так и вся стеснительность сардочки вмиг улетучилась, а "ошибки", требовавшие правки вручную – участились в разы…

– Досточтимый, а какой смысл в твоём мире был в винтовке под револьверный патрон? – спросил царёныш, когда все пристреляли свои винчестеры, – Ты же сам говорил, что винтовки требовали патрона помощнее для дальнобойности.

– Да, в армиях требовалась прежде всего дальнобойность, а скорострельность – во вторую очередь и не в ущерб ей. Но кроме армейских винтовок были ещё гражданские, и винчестер с трубчатым магазином под револьверный патрон был как раз из таких. Бил не так далеко, зато на меньшей дистанции позволял вести частый плотный огонь. Даже в некоторых войнах его для этого использовали отдельные небольшие подразделения, а на американском Диком Западе винчестер и револьвер под тот же самый патрон стали своего рода классикой. Против краснокожих чуд в перьях с их дульнозарядным гладкостволом и простыми деревянными луками за глаза хватало и дальнобойности винчестера. От волков отстреляться, защищая себя и стадо скота – тем более. А важнее была скорострельность, которую как раз и обеспечивал трубчатый магазин, да одни и те же патроны и к винтовке, и к револьверу. А раз одних и тех же патронов нужно много, и не одному человеку, а всей сотне, то и спрос на них такой, что местному оружейному торговцу не страшно привезти большой запас и пополнять его, не дожидаясь исчерпания. А значит, у него и прикупить их можно в любой день и в любом мыслимом и посильном для кошелька количестве.

– То есть, в Антилии и во всех окружающих её странах дальнобойности такого винчестера вполне достаточно? – прикинул мой наследник.

– В лесу избыточна и она – за деревьями и кустами и ближе-то ничего не видно. Но на морском побережье и в самом море дистанции велики, а наш револьверный патрон не годится для винтовки с коробчатым магазином, автоматического карабина и пулемёта. Тут нужен винтовочный с торчащей наружу пулей, которая при досылании затвором сама направит патрон в патронник ствола и не допустит утыкания.

– Но ведь для больших расстояний есть пушки, – заметил Мартиал.

– Там не так уж много целей, достойных артиллерийского снаряда. Баррикаду, допустим, разнести взрывом снаряда на тропе или на узкой полосе берега между морем и скальным обрывом – ещё куда ни шло, но тратить снаряд на туземное каноэ, на котором дикарям негде укрыться от винтовочного залпа или пулемётной очереди – расточительно. Мы пошли на это в нашем плавании у южных берегов тамошнего моря, когда дикари нас заперли в большой лагуне, но только потому, что из стрелкового огнестрела у нас были только кремнёвые винтовки, да и тех немного. Если бы у нас там были уже хотя бы вот эти винчестеры, мы постарались бы обойтись ими и ручными гранатами, но с пулемётами было бы ещё ловчее. Пулемётов у нас, правда, и по сей день всё ещё нет, но эту проблему мы с почтенным Володей решаем – первые экземпляры появятся уже в ближайшие годы.

В принципе-то ствольную коробку с начинкой томпсоновского типа мы с ним уже соорудили и даже испытали с небольшим кустарно изготовленным и подогнанным по месту коробчатым магазином – работает и одиночными, и очередью. Собственно, это был бы уже практически готовый автоматический карабин, доводи до ума и запускай опытную партию в производство, если бы нас со спецназером устраивал этот типичный спусковой механизм пистолета-пулемёта, ведущий стрельбу с заднего шептала. Если нам очередями шмалять, то оно и не столь важно, но одиночными весь эффект от жёсткого неподвижного ствола пропадает из-за движения вперёд достаточно увесистого томпсоновского затвора. Тут не так желательно, а примерно как в калаше – курковый механизм, стреляющий при переднем положении затвора с уже досланным заранее патроном. Поэтому возимся пока с этим спусковым механизмом, скрещивая ежа с ужом. Тоже, кстати, нагляднейший пример отличий прогресса в спешке от прогресса без спешки. Будь сейчас антично-буржуинское отечество в опасности, плюнули бы на эти мелочи и бились бы уже с серийным выпуском неточного при одиночной стрельбе, зато уже разработанного пистолета-пулемёта по сути дела. Но у нас, хвала богам, отечеству ничего не грозит, и есть время довести задуманный нами автоматический карабин до ума. Потом уже от него и с пулемётами плясать будем по накатанной колее перевёрнутой схемы всё той же ствольной коробки, отрабатывая уже пулемётное питание лентой для станкового и диском для ручного. Патроны они, конечно, будут жрать как не в себя, но с патронами-то как раз проще, потому как технология давно отработана, и надо только количественно производственные мощи наращивать…

Дело идёт к ужину, после которого второй курс в принципе свободен – если не в наряде и не наказан, то отпроситься у центуриона-инструктора или даже у опциона на вечер до вечерней поверки и отбоя – чистая формальность. В смысле, не соблюдать-то её не рекомендуется, если и на дальнейшие вечера аналогичные планы строишь и по губе не соскучился, но вероятность отказа не проштрафившемуся второкурснику пренебрежимо мала. Многие из парней были бы рады такой же вероятности отказа гетеры, но с этим как раз сложнее. Большинству как несовершеннолетним ейное согласие не светит в принципе, разве только за выпуклости свои подержаться позволит, и не более того, пускай и недолго им уже осталось в столь обидном состоянии пребывать, и многим твёрдо обещано, что как только, так сразу, но оттого-то и труднопереносим для них этот последний месяц. Парням постарше, кто уже совершеннолетен, уже проще – "гречанка" может отказать, поскольку сама решает, кого осчастливить своим расположением, а кого и обломить, но шансы на успешный подкат вполне реальные. Ну, Кайсар-то не в счёт, он – к законной супружнице, недавно родившей славного карапуза, а вот Мато лихо подбивает клинья к блондинистой Фавсте, та колеблется, но явно клонится к сдаче, парень с ускоренного потока клеится к Доркаде, и судя по её подначиванию, она на всё согласна, просто подразнить его хочет, а Мартиал окучивает брюнетистую Аунью, и не похоже, чтобы та была против. Второй из васькинских парней облапил её служанку, та на хозяйку оглядывается, и благосклонный кивок гетеры гарантирует счастливый вечер и этому. Волний с Секваной что-то Доркаде доказывают, та смеётся и грозит им пальчиком – типа, рано вам ещё, а ещё один парень с ускоренного окучивает служанку Фавсты, и та сама тянет его к своей хозяйке за ейным дозволением, за которым тоже едва ли заржавеет. Некоторые девки морщатся, особенно Каллироя, которая тоже на год старше основного потока, и её реальный выбор женихов – как раз из этих парней, но сейчас бал правят гетеры. Секвана ещё упрашивает Доркаду, а мой наследник, обнимая её, сосредоточился, отрешился, а взгляд – на Фавсту. До меня не сходу дошло, а ведь молодец, просёк фишку – лузитанка вдруг предложила прогуляться после ужина на пляж. Она же и рыбалку любит, и море вообще. Хоть и не май месяц, но этот день выдался солнечный, и чёрный вулканический песок прогрелся за день хорошо. Волний с сардочкой снова осаждают её хозяйку, на Фавсту кивают, но решает дело парень Доркады, которому тоже хочется искупаться, и напора втроём "гречанка" выдержать не в состоянии. А на пляже вместе с ней и под её присмотром – это же совсем другое дело.

Самому с Велией на пляж прогуляться, что ли? Самые срочные дела пока-что, вроде бы, все разрулены, менее срочные могут и до завтра подождать, а форсмажор здесь маловероятен. Тем и хороши Азоры, что жизнь на них хоть и тоже нелегка, пока первый поток не выучили, но в целом размереннее и предсказуемее. Вечер на отдых выкроить и в будний день можно запросто. Я бы днём предпочёл, чтобы и позагорать заодно, но это уж в выходной, если погода не устроит подлянку. Вечером, на прогревшемся за день песке – тоже неплохо. А что чёрный он и некоторым мрачным кажется, так то с непривычки, а мы тут все – давно привычные. Ну вот такая она у нас, наша азорская Атлантидщина, просим любить и жаловать, как говорится. И сама она у нас своеобразная, и прогресс у нас на ней движется своеобразно. Не спеша, но спрямляя судорожные зигзаги известного нам реала.

Дирижопли те же хотя бы взять. Как раз на следующей лекции про кампанию пятнадцатого года буду второму курсу рассказывать – так же в синхронном порядке, а не с разбивкой по фронтам, как обычно история Первой Мировой войны даётся, и вот там как раз самое время будет и о военных пузырях усатого графа им рассказать. В нашем реале оттого и не получили цеппелины такого признания, что на той войне слишком уязвимыми оказались для зенитного огня и истребителей-аэропланов, и эти военные потери здорово повлияли на общую статистику катастроф. Ну и между войнами она тоже здорово влияла на умонастроения – отобранные у фрицев в счёт репараций использовались всеми, кто их заполучил, а вот новые мало кто строил. Ну и катастрофа "Гинденбурга", конечно, как-то тоже энтузиазма дирижаблестроению не прибавила, хотя версия теракта так до сих пор и не опровергнута никем убедительно. А если вынести за скобки и те военные потери, и тот злосчастный "Гинденбург" и рассматривать только чисто эксплуатационные и стихийные катастрофы, то не больший процент набирается у цеппелинов с самолётами тогдашними, а вот выживших после них у графских водородных пузырей процент куда больший. Здесь же нет ни у кого ни зениток, ни аэропланов, и по всем видам не ожидается у нас ни той тогдашней дирижаблефобии, ни того дирижаблебума на рубеже двадцатого и двадцать первого веков, а намечается плавное развитие этого направления. Ну вот такой у нас тут наклёвывается специфический прогресс со своими специфическими путями…

Загрузка...