Аномалия, рожденная смертью

Глава 6

Лето пролетело, как в одно мгновение. Липкие закаты, прогулки до рассвета и поцелуи на автобусных остановках остались в прошлом, уступив место осени — строгой, будничной и полной ответственности. Школьные звонки звенели в ушах как сигналы тревоги: одиннадцатый класс. Конец детства, старт — туда, где каждый отвечает сам за свои решения. Для Фёдора, как и для многих, этот год стал началом перемен, хотя сам он ещё не знал, насколько глубокими они будут.

Днём — школа. Вечером — спортзал. Жизнь закрутилась в чётком, как метроном, ритме: уроки, учебники, домашка, тренировки. На встречу с Катей времени почти не оставалось. Но даже в этом цейтноте он умудрялся находить мгновения — короткие телефонные разговоры, редкие встречи в выходные. А когда у неё выпадал вечер без дежурства — слышать её голос было для него как вдохнуть полной грудью в сыром осеннем воздухе.

Катя, как и обещала, научила Фёдора целоваться. Причём не просто формально — с жаром, с нежностью, с тайной улыбкой, когда он неожиданно начинал лидировать, придумывая свои стили. Она смеялась, но не прерывала. Иногда говорила:

— Ты ещё такой молоденький… Но целуешься как взрослый мужчина.

И это ему льстило. Очень.

А в спортзале тем временем нарастало напряжение. Евгений Сергеевич — тренер, наставник, человек, о котором в боксерских кругах ходили легенды — глядел на Федю как-то особенно. Со смешанным чувством надежды и настороженности. Казалось, он что-то чувствует… что-то предугадывает.

Соревнования — первое настоящее испытание для Феди — назначили на октябрь. Бороться предстояло в Хабаровске, среди четырёх школ: Якутской, Благовещенской, местной и их — Читинской. Евгений Сергеевич добился всего — и поездки, и экипировки, и даже перелёта. Он добился, потому что верил.

— Слушай, — как-то спросил Фёдор Катю, — ты как к боксу относишься?

— К боксу?.. — задумалась она. — Если честно, не очень. Но ты мне нравишься, значит и бокс твой потихоньку начнёт нравиться.

Он не знал, шутит она или нет, но этого ему было достаточно.

Вечером перед вылетом он метался по квартире, как перед экзаменом. Спать не мог. Сердце грохотало внутри, как тяжёлый мешок, падающий на ринг. Первый бой. Первый соперник. Никогда не видел его раньше, но уже чувствовал, как они будут стоять друг против друга — холодный свет прожекторов, пот, адреналин и внутренний голос: "не подведи."

— Завтрак готов, — голос мамы вывел его из мыслей. Она давно не спала и смотрела на сына с тревогой, которую пыталась скрыть.

— Мам, ну чего ты. Всё нормально. Я не подставляюсь.

— Сынок, я просто прошу тебя — аккуратней там… И позвони сразу, как только долетите, хорошо?

Попрощавшись, он выбежал на улицу. Утро было свежим, ветер пах чем-то новым — возможно, победой. Автобус подкатил, как по заказу, и повёз его к аэропорту.

У стойки регистрации уже стояла команда и Евгений Сергеевич.

— Всё на месте? «Не забыл ничего?» — спросил он, глядя на парня внимательно.

— Всё при себе, — ответил Федя и начал напряжённо озираться. Где же она?

Катя обещала прийти. Она должна была прийти.

Осталось всего несколько минут до посадки. Его начали терзать сомнения. Может, передумала? Или автобус задержался?

И вдруг — сквозь людскую толпу, ветер, гул голосов — он увидел её. Замёрзшую, но всё такую же прекрасную. Катя! Он сорвался с места, как с ринга, и бросился к ней.

— Я думал, ты не успеешь, — выдохнул он, вдыхая её запах.

— Автобуса не было, — жаловалась она, смахивая с носа крошку инея. — Я замёрзла, как сосулька.

— Прости, — только и сказал Федя и поцеловал её. На этот раз — не как ученик. А как тот, кто уезжает на бой, от которого зависит многое.

Их поцелуй был долгим. Таким, как в кино. Громкоговоритель в зале напомнил:

— Заканчивается посадка на рейс до Хабаровска…

— Беги, — сказала Катя, едва слышно. — Только прошу тебя, не проиграй. А то я тебе устрою…

Она улыбнулась сквозь слёзы.

— Вернись с медалью. И с целым носом.

— Обещаю, — крикнул он через плечо, и уже бегом понёсся на посадку. Тренер подмигнул:

— Влюбился?

Фёдор не ответил. Просто почувствовал, как внутри него впервые за долгое время всё стало на свои места. Впереди был ринг. Противник. Новый город. Новый бой. Но где-то в этой огромной вселенной была она — и ради неё он уже победил.

Самолёт с гулом вырвался из бетонных тисков взлётной полосы, вздрогнул, встрепенулся, словно зверь, ощутивший свободу, и начал стремительно набирать высоту. Фёдор, устроившись у иллюминатора, глубоко вдохнул, провёл рукой по лицу и закрыл глаза — за плечами был тяжёлый путь, и впереди его ждали новые испытания. Полёт предстоял с пересадкой в Благовещенске: два часа в воздухе, затем ожидание в аэровокзале, и ещё два часа до Хабаровска. Гул двигателей стал убаюкивающим, словно далёкий прибой, и Фёдор уснул, несмотря на не самую удобную позу и сдавленную позвонками шею.

Разбудил его голос стюардессы, почти ласковый, но твёрдый: «Пожалуйста, поднимите спинку кресла и пристегните ремни — начинаем снижение». Он медленно расправил плечи, моргнул, огляделся, привёл в порядок ремень — ещё немного, и земля вновь примет его.

В Благовещенске, утомлённые и немного потерянные, они бродили по терминалу. Воздух был спертый, пахло кофейными автоматами и потёртым ковролином. Евгений Сергеевич заметил знакомого — тренера местной команды по боксу, высокого, сухощавого мужчину с загнутым носом и внимательным взглядом. Они обнялись, обменялись парой слов, и вскоре началась посадка на следующий рейс.

Но покой оказался недолгим. Уже в салоне самолёта, проходя к своему месту, Фёдор вдруг остановился. Его кресло, 14А, было занято. На нем развалился плечистый детина с коротким ежиком на голове и телом, будто вытесанным из скалы. Его шея больше напоминала броню, чем анатомическую часть тела.

— Извините, но это моё место. Вот, посмотрите, — Фёдор протянул билет, голос его звучал спокойно, но сдержанно.

— Теперь оно моё, — отрезал верзила, даже не взглянув на билет. — Иди отсюда, пока цел.

Фёдор встал в ступоре. Он чувствовал, как внутри медленно закипает что-то тяжёлое, вязкое. Почему снова с ним? Взгляд метался между пассажирами, никто не вмешивался. Все отворачивались, делая вид, что заняты своими делами.

— Ты чё, пыль. Я ж сказал — пошёл отсюда, — рявкнул громила и демонстративно развалился ещё шире.

Фёдор напрягся. Руки налились привычной тяжестью, готовые к выбросу силы, как натянутые канаты. Но в этот момент вмешалась бортпроводница — миниатюрная девушка с чёткими движениями и голосом, как у преподавателя в строгом институте. Она посмотрела на билеты, сверила номера и строго обратилась к мужчине:

— Пожалуйста, пройдите на своё место. Вы мешаете посадке пассажиров.

— Мне там не нравится! — огрызнулся он. — Пусть этот пацан там сидит.

— Пройдите на место, или нам придётся вызвать представителей аэропорта, — её голос не дрогнул. Она вежливо, но настойчиво дотронулась до его плеча.

И тут произошло нечто дикое. Верзила вскочил, его рука резко оттолкнула девушку. Она взвизгнула и, отлетев на два метра, ударилась спиной об жёсткую перегородку у выхода. В салоне на мгновение повисла тишина.

Фёдор, как с пружины, рванул вперёд и нанёс удар — чёткий, молниеносный левый боковой в челюсть. Раздался глухой хруст, будто ломалась ветка. Громила пошатнулся, глаза его закатились, и он рухнул вдоль прохода между креслами, как поваленное дерево.

— Что за… — заорал тренер из Благовещенска, тот самый знакомый Евгения Сергеевича. — Это же мой боец! Кто тебе разрешил? Миша! Миша, очнись!

Он упал на колени, потрясал парня за плечи, но увидел, как его челюсть отвисла, болтаясь, словно не имела крепления.

— Ты ему челюсть сломал! — взвыл он.

К месту инцидента подбежала вся команда, пассажиры поднялись с мест. Вышедшая из шока стюардесса принесла нашатырь, но Миша не приходил в себя. Командир корабля, узнав о происшествии, повернул самолёт обратно к терминалу. Вызвали "скорую" и милицию.

— Я ещё не успела тебя поблагодарить, — тихо сказала стюардесса, подойдя к Феде и, не раздумывая, поцеловала в щеку. — Что бы ни случилось, я на твоей стороне. Я напишу заявление. Этот подонок меня толкнул, и я это докажу.

Пока милиционеры опрашивали свидетелей, пассажиры высказывались в защиту Фёдора. Его начали было записывать в хулиганы, но заявление стюардессы всё расставило по местам. Через три часа, после всех разбирательств, рейс наконец вылетел в Хабаровск.

На этот раз Евгений Сергеевич сел рядом с Фёдором. Он не хотел, чтобы снова случилось что-то непредсказуемое. Федя смотрел в иллюминатор, изредка улыбаясь проходящей мимо бортпроводнице, которая то и дело бросала в его сторону взгляд, полный искренней симпатии.

Перед выходом из самолёта она снова поцеловала его в щёку. А Фёдор, слегка смущённый, только кивнул.

Но, ступив на землю Хабаровска, он уже чувствовал: это путешествие запомнится ему надолго — и не только из-за полёта. Потому что настоящая борьба ещё впереди.

Автобус тронулся мягко, почти бесшумно. Сквозь его запотевшие окна проплывали серые дома, узкие улочки и голые деревья, качающиеся под ветром. Фёдор устроился ближе к окну, положив локоть на подлокотник и глядя на улицу. Машина медленно ехала по центру Хабаровска, везя команду из Якутска и Благовещенска к гостинице. Рядом сидели ребята, кто-то шептался, кто-то уже подремывал, устав от дороги и нервного ожидания.

Но было нечто, что выбивалось из общего — взгляд. Тяжёлый, колючий, прожигающий. Фёдор почувствовал его почти кожей. Он обернулся — и точно. В дальнем ряду, рядом с другими бойцами из Благовещенска, сидел тот самый тренер. Тот, чей боец остался в аэропорту на носилках. Мужчина с мрачным лицом и глазами, в которых кипел невысказанный упрёк и что-то, отдалённо напоминающее жажду мести.

— Не обращай внимания, — негромко сказал Евгений Сергеевич, наклоняясь к Фёдору. — Я вижу, как он на тебя смотрит. Он держит зло. Ты выбил его главного бойца, на которого у него были большие планы. Поверь, такие вещи просто так не забываются.

Он на секунду замолчал, пристально посмотрел на ученика и добавил:

— Будь осторожен. Не отходи от меня. Ни на шаг. Понял?

— Понял, — коротко ответил Фёдор, не сводя глаз с окна.

У гостиницы «Турист» их уже ждали. Быстро разобрав багаж, команда поднялась в номера. Фёдор первым делом позвонил родителям, сказал, что долетел нормально, всё хорошо, и голос Кати на том конце провода немного дрожал — она боялась за него больше, чем показывала. Отзвонившись, он немного постоял у окна, вглядываясь в хмурое небо, а потом отправился вместе с командой регистрироваться на соревнования.

В этом году соревнования решили провести не в привычном спорткомплексе, а в зале Педагогического института — его специально переоборудовали: свежие маты, освещение под ринг, стулья для зрителей, охрана. Атмосфера была почти театральная, но с запахом пота, резины и спортивных амбиций. Регистрация прошла спокойно, все боксёры были «в весе», что вызвало одобрительное хмыканье Евгения Сергеевича — никто не срывал подготовку.

— Пойдёмте пообедаем, — бодро сказал он. — Потом — разминка. И бой.

В ближайшем кафе запах жареного мяса и борща мгновенно согнал с ребят сон. Все ели молча, в напряжённой тишине, как солдаты перед боем. Затем — обратно в гостиницу: смена одежды, сбор спортивных сумок, проверка бинтов, кап. Тренер, как дирижёр, ходил между ними, отдавал короткие команды, поправлял, натягивал лямки на перчатках.

Когда вошли в спортзал, Фёдор почувствовал, как напряжение сгустилось до предела. Пространство гудело — буквально. Болельщики хлопали, свистели, кто-то кричал: «Хабаровск — вперёд!», размахивая флагами. Ринг в центре зала сиял в свете прожекторов, как сцена.

Когда объявили открытие, зал взорвался. Казалось, это не бокс, а финал Чемпионата мира. Команды проходили мимо зрителей, и каждый шаг команды из Якутска сопровождался недовольным гулом. Их здесь не ждали. Их здесь хотели раздавить.

Бои начались. Первыми сошлись Благовещенск и Чита. Жестко, красиво, с выносливостью и характером. Победу по очкам взяли благовещенцы — их тренер сдержанно кивнул, но глаза его горели, как у волка, загнавшего добычу в угол. Он бросил взгляд на Фёдора — теперь с насмешкой. «Ты вырубил одного, но не всех», — словно говорил его взгляд.

И вот — Якутия против Хабаровска.

Первый бой — поражение. Второй — победа. Зал гудел, упрекал, бесился. И тогда на ринг вышел он — Фёдор.

Он чувствовал, как земля под ногами дрожит. Это не от страха — это энергия. Он посмотрел на тренера. Евгений Сергеевич стоял спокойно, но в его глазах было напряжение.

— Это твой первый настоящий бой, — сказал он тихо. — Руки уже налились, вижу. Щелкни — и сразу в угол. Не вздумай добивать. Понял?

— Понял, — с каппой во рту прошептал Фёдор.

Противник был крепким, широким в плечах, с уверенным взглядом. Пожали руки. Гонг.

Противник кинулся сразу. Удары — один за другим. Висок. Подбородок. Тело. Фёдор пропустил пару прямых в голову, но именно они включили в нём что-то. Колени перестали дрожать. Он встал крепче. Это было уже не чужое пространство — это был знакомый ринг.

Публика ревела. Фёдор присмотрелся. Противник бил левой, но не возвращал руку. Щель. Одна, но фатальная. Он ждал. Выжидал. И вот — открытие.

Правый боковой. Точный, быстрый, как выстрел. Удар прошёл чисто. Соперник отлетел назад и рухнул, с глухим звуком ударившись о настил.

Зал замер. Тишина сгустилась, как туман. Судья подошёл, посмотрел на бойца — и не стал даже начинать отсчёт. Просто наклонился, подозвал врача. Тот — нашатырь, пульс, движения руками. Ничего. Скорая. Носилки.

Фёдор молча вернулся в угол. Евгений Сергеевич сжал его плечо:

— Молодец. Чисто. Быстро. Как учили.

Оставшийся бой команда выиграла с лёгкостью. Противники растерялись. Зрелищный нокаут выбил из них почву.

В гостинице, поздно вечером, тренер собрал команду у себя в номере. Комната была натянута тишиной и запахом апельсинов из вазочки на столе.

— Завтра у нас бой с Благовещенском, — начал Евгений Сергеевич. — Их тренер — хитрый лис. План таков: три боя мы должны выиграть. Один можем проиграть. Специально. Они будут надеяться, что мы уже вымотались, или что у них остался один шанс. Но мы их перехитрим. Ты Федя, выходишь последним.

Ребята кивнули. Всё было понятно. Каждый должен был выложиться.

— Никто не выходит из номеров. Я вас сам соберу на ужин, — добавил он. — Федя, задержись.

Фёдор сел. Лампа отбрасывала тень на его лицо.

— Слушай, — начал тренер. — Ты сильно повлиял на их план. Их главный боец остался вне игры. У них только середняки. Я не знаю, как они прошли Читу. Но ты — ты им теперь как кость в горле. Поэтому, вопрос — что дальше?

— В смысле?

— После школы. Что ты будешь делать?

Фёдор задумался. Его взгляд стал взрослым, глубоким.

— Не знаю. Пока не думал. Учиться ещё год. А там — посмотрим.

Тренер усмехнулся, но в его глазах было уважение.

— Как ты смотришь на профессиональный бокс? У меня есть связи. Можно выйти на серьёзный уровень. Международный.

Фёдор пожал плечами, но сказал уверенно:

— Учусь ещё. После — поговорим. Но с боксом я завязывать не собираюсь.

Евгений Сергеевич кивнул. Медленно. И с каким-то внутренним облегчением.

— Ну и отлично, — сказал он. — Потому что после сегодняшнего вечера, мне кажется, ты родился заново. На этом ринге.

Фёдор не ответил. Он просто посмотрел в окно. Где-то вдалеке горели огни ночного Хабаровска. Ветер дул с Амура. А завтра — был финал.