Аномалия, рожденная смертью

Глава 4

Вечер в городе начался с огоньков витрин, шороха шин по влажному асфальту и того неуловимого ощущения, когда в воздухе витает предвкушение. Фёдор, как и договаривались, подъехал в центр. Его уже ждали — Андрей и Сергей, привычно стоявшие на ступеньках перед клубом, медленно выпускали сизый дым сигарет, переговариваясь меж собой. Вход в клуб был буквально в нескольких шагах, но идти внутрь они не торопились. Ждали Катю.

— Если бы мы опоздали, — пробормотал Сергей, стряхивая пепел, — она бы уже тут стояла. А раз мы раньше, значит, ждем мы.

Автобус, вздохнув тормозами, остановился у тротуара. Из дверей с лёгким движением спрыгнула Катя. Уже издали было видно — сегодня она выглядела иначе. Платье цвета бирюзы, чуть выше колен, обтягивало её фигуру точно и лаконично, подчеркивая всё, что нужно. Волосы были уложены непривычно — объёмно и дерзко. Глаза светились озорством.

Когда она подошла ближе, взгляд её скользнул по троице парней. Особенно — по Фёдору. Он был в отглаженных чёрных брюках и белоснежной рубашке с закатанными рукавами. На плечах — чёрная кофта, завязанная рукавами на груди, придавая образу небрежную элегантность. Андрей и Сергей тоже выглядели достойно — один в тёмно-синей рубашке, другой в бордовой.

— Я, кажется, не сильно опоздала? — улыбнулась Катя, глядя на них оценивающе.

Она подняла руки — лёгкий жест принцессы, приглашение. Андрей и Сергей подхватили её под локти, и втроём они вошли в клуб. Фёдор последовал следом, чувствуя, как внутри растёт лёгкое волнение.

Вход был свободным — как всегда. Молодёжь стекалась со всех четырёх районов города, и вечер обещал быть бурным. Возле клуба стоял серый «уазик» с четвёркой милиционеров — скучающих, но внимательных. Их присутствие было привычным и даже ободряющим. В этом клубе порядок был железным.

Фёдор знал клуб, как свои пять пальцев: просторный холл, оглушающая музыка, двери, ведущие в главный зал, возле которых два милиционера в гражданском дотошно обыскивали всех — независимо от того, только ли ты пришёл или просто вышел покурить. Водка, разбавленная в лимонаде, — стандартная уловка, но охрана не дремала. И если ловили — алкоголь исчезал в недрах охраны, а нарушитель получал последнее предупреждение. Повтор — и вылетишь, как пробка из клуба.

В самом зале — танцпол с лавками по периметру, сцена с колонками и диджеями. Молодые парни в наушниках принимали записки с заказами песен. В зале курсировали милиционеры в штатском — следили за порядком. Курящих без церемоний выводили.

В этот вечер всё было, как обычно. Светомузыка выстреливала разноцветными лучами. Воздух был насыщен ароматами духов, пота и раскалённой юности. Катя, Фёдор, Андрей и Сергей прошли досмотр и оказались в центре бурлящей молодёжной энергии.

Фёдор стоял немного в стороне. Под динамичные ритмы девяностых он чувствовал себя чужаком. Танцевать он не умел — особенно быстро.

— Ты чего стоишь? — закричала Катя ему на ухо, танцуя рядом.

— Я… ну, не умею, — признался Фёдор, ловя тонкий запах её духов.

Катя кивнула, как будто запомнила.

Когда включилась медленная песня, Фёдор наконец решился — пригласил её. Их тела слились в ритме, он обнял её за талию, она — за шею. Всё происходило будто вне времени.

— Почему ты не сказал раньше, что не умеешь? — прошептала она.

— А что бы это изменило? — усмехнулся Фёдор. — Ты бы повела меня в кино?

— Нет, — рассмеялась она, — но теперь придётся учить. Покажу тебе пару движений. Чтобы не выглядел глупо.

Она прижалась щекой к его плечу, и на миг Фёдор забыл обо всём. Забыл даже о недавней драке, о странных силах в своих руках. Был только момент, Катя и музыка.

Позже в зал ворвалась компания девушек. Они не пошли, а буквально влетели на танцпол, отчаянно прыгая в ритме трека. Катя узнала их и с визгами кинулась обниматься. Фёдор отошёл в сторону, сел на лавочку. Он смотрел, как Катя смеётся, танцует, как её платье мерцает в светомузыке. И вдруг понял — он видел этих девушек вчера. В автобусе. Те самые взгляды, настойчивые, изучающие.

Катя подошла вместе с ними.

— Познакомьтесь, — сказала она, представляя подруг. Девушки тут же узнали Фёдора.

— Это он! — воскликнула одна. — Тот самый парень с остановки!

Катя замерла. Девушки наперебой стали рассказывать ей о вчерашнем — как трое ребят дали отпор «Крану» и его дружкам. Катя слушала, и по её лицу пробежала тень.

— Это ты вчера сломал «Крану» нос? — холодно спросила она и, взяв Фёдора за руку, вывела его в холл.

Там было тише. Она села на лавочку, а он остался стоять.

— Нет, у меня все краны дома целые, — пошутил он, но голос дрогнул.

— Его зовут Костя. Прозвище — «Кран». Он… он мне раньше нравился. Ну, чуть-чуть. А он всё время… — Катя нервно оглянулась. — Он отмороженный, понимаешь? Он уже ищет вас. Девчонки слышали: он собрал ребят, выясняет, кто вы такие и где живёте. Я… Я была дурой. Не надо было провожать меня.

— То есть что? Посадить тебя в автобус и махнуть платочком? — снова усмехнулся Фёдор, хотя в голосе уже звучала настороженность. — Случилось — так случилось. Разберёмся. А пока его тут нет — пойдём танцевать.

Он протянул ей руку. И Катя, после паузы, медленно поднялась. Всё в этом вечере было зыбко — музыка, свет, чувства, но в её пальцах была сила. А в его взгляде — решимость.

Костя Крановский с самого детства был, как говорят в народе, непростой. Он не просто хулиганил — он строил из этого искусство. В песочнице — командир, в школе — гроза дворов, в подростковом возрасте — тот, кто не признаёт авторитетов, кроме собственного.

В детском саду его воспитательницы звали не иначе как «тяжёлый случай». Он один умудрялся всю группу в "тихий час" поднять в бой за печенье, которое нянечка спрятала в шкафу. В первом классе он уже умел ставить двойки учительницам, заглядывая им в глаза с такой наглостью, будто это не он ученик, а они — на перекрёстном допросе.

Школу он терпел, как отработку. Учиться не любил, но читать умел — особенно уголовный кодекс и блатные мемуары, которые тайком брал у старшего брата. Ещё в девятом он мог объяснить, как устроена колония и почему «мусорам верить нельзя», хотя сам ни разу не сидел. Он просто заранее жил по понятиям, как будто готовился туда.

Драки были его стихией. Не потому, что он любил боль — наоборот, он любил порядок. Но порядок по-своему: как Костя сказал — так и будет. В классе не сидели за первой партой без его разрешения, а если какой-то ботаник пытался высунуться — мог неожиданно оказаться в мусорке за школой. Это не агрессия, это иерархия.

В старших классах его уже называли просто — «Кран». Не за фамилию даже, а за то, как он перекрывал кислород любому, кто его не уважал. Он был прямой, как труба, и тяжёлый, как лом. Один взгляд — и ты уже понимал, что шуток не будет. Только хруст.

Когда пришла повестка в армию, многие вздохнули с облегчением — думали, город наконец отдохнёт. Но не тут-то было. «Кран» попал в ВДВ, как в свою стихию: там уважали силу, там всё было по уставу, а он этот устав переделал под себя. За пару месяцев стал сержантом. Не потому, что лебезил перед начальством, а потому что даже самые лютые офицеры понимали — если отдать Косте взвод, в нём будет дисциплина железная. Или костяная, в зависимости от того, как нарушишь.

Солдаты его боялись, но уважали. Дембеля, которые обычно держат новобранцев за «чушпанов», с ним в тон не разговаривали. «Кран» быстро понял: главное — порядок. И порядок он устанавливал кулаками. За дело. Без эмоций. Как хирург с топором.

После армии Костя вернулся домой — но не в пустоту. За плечами армия, перед глазами — цели. Он не пошёл шляться по дворам. Взял в руки сварку, как штурвал, и стал работать. Не на дядю, а на себя. Научился в армии варить броню — на гражданке и трубы варил, и ворота, и решётки, и даже сейфы. Халтура сыпалась, как мелочь из кармана. Люди платили, потому что знали — «Кран» не подведёт. Ни в сроках, ни в слове.

Пару лет — и у него уже была «семёрка». Не просто Жигуль, а прокачанная под него: чёрный кузов, брызговики с надписью "решаю без слов", задние фары с тонировкой, сабвуфер под задним сиденьем. Когда он ехал по району, даже собаки прятались за гаражи.

Но самое главное — он вернулся с репутацией. Его помнили. Его ждали. Район жил, как часы, пока «Кран» был на месте. Даже местные торговки на рынке ему кивали с уважением — он, бывало, помогал прогнать каких-нибудь «оборзевших» «гостей» из другого конца города.

Но вся эта внешняя сила держалась на одном — на понимании, что Костя не про понты. Он не бегал за славой. Он брал её силой. Его боялись, потому что знали: если ты встал поперёк — назад дороги нет.

Он был не просто хулиганом — он был авторитетом в зародыше.

Он не кричал — он смотрел. Он не угрожал — он делал.

Костя «Кран» Крановский родился, чтобы быть законом в отдельно взятом районе.

А потом появился тот, кто одним ударом разрушил всё...

На скулах — багрово-синие тени, под глазами — темные лужи боли, а посреди лица — сломанный нос, грубо сдавленный белым пластырем. Солнцезащитные очки сидели мертво, как броня. Костя не снимал их даже тогда, когда вечер уже начал сгущаться. Он сидел в своей "семёрке". Машина стояла у клуба, и он ждал.

Пыхтя, к нему подлетел один из шестерок — мальчишка лет семнадцати, потный и возбуждённый, как после драки.

— Костян... Катька здесь. С каким-то лошком танцует, — быстро выдохнул он, наклоняясь к открытой форточке машины.

Кран только криво усмехнулся. Сквозь темные стёкла никто не увидел, как у него сверкнули глаза.

— Понял... — кивнул он. — А ну-ка, сбегай, вон ту девку, что на крыльце курит — к машине веди.

Паренек в два прыжка оказался у ступенек клуба. Девушка с выбеленными волосами и короткой мини юбке стояла, сутулясь, будто ветер ее уже устал держать.

— Эй, слышь... — начал малой, неуверенно. — «Кран» тебя зовёт. Говорит, не в обиде, что вы вчера слиняли. Иди, не ссы. Он тебя не тронет.

— Руки свои убери, козёл, — процедила она, бросив на землю сигарету и направившись к "семёрке".

Костя открыл переднюю дверь, даже не взглянув на неё:

— Садись.

Она молча села, захлопнула дверь и посмотрела на него — на нос, очки, жесткий овал челюсти.

— Сказали, Катька там с каким-то ухажёром крутит, — не оборачиваясь, произнёс Кран. — Кто он?

Девушка нервно сглотнула, затушив ногтем невидимую пылинку на колене:

— Это тот, кто тебе вчера нос сломал. И ещё два парня с ним — дерзко ответила девушка.

Крановский затянулся сигаретой — и тут же поперхнулся. Дым, как предательство, рванул в лёгкие. Он кашлял, хрипел, глаза слезились, но внутри начинал расправлять крылья зверь.

Шок. И удача. Одновременно.

— Вали, — коротко бросил он, и девушка выскользнула из машины, будто уносила с собой запах пороха перед выстрелом.

Теперь нужно было думать. Бой на чужой территории. Центральный район. Не его. Там — Матвей.

Надо переговорить. Лично.

Дом в частном секторе. Калитка. Машина во дворе — старенькая, но злая "бочка", Audi 80, блестела в свете уличного фонаря. Значит, дома. Кран нажал на кнопку звонка.

— Кто там? — раздалось с веранды.

— Это я. «Кран», — ответил он и снял очки. Пусть увидит, что сделали с его лицом. Это ведь почти как заявление.

Матвей вышел на крыльцо. Высокий, плечистый, в растянутой майке «алкоголичке», с залысинами, которые делали его похожим на учителя физкультуры с криминальным прошлым. Увидел лицо Кости — прищурился.

— Кто тебя так, мать их? Это что, из моего района?

— Да. Вчера. У остановки. Три урода ввалились — и нас, как котят. А сейчас — они на дискотеке, — голос «Крана» был ровным, даже вкрадчивым. — Пришёл, чтобы не было лишних непоняток.

Матвей промолчал. Лицо его не изменилось, только глаза чуть сузились.

— Жди. Сейчас переоденусь.

Он исчез в доме, оставив Крана один на один с ночной прохладой, со звуками далёкой музыки и звоном его мыслей.

Когда "бочка" вырулила на дорогу, «Кран» поехал следом. Его "семёрка" рычала позади, будто подвывая хозяину.

«Кран» и Матвей стояли рядом со своими машинами на площади около клуба и ждали, когда выйдет нарушитель порядка, тем более Костя уже предпринял необходимые меры для того, чтобы Федя вышел.

— Сегодня на тренировке был прикол, — вдруг сказал Матвей, чтобы снять напряжение. — Один пацан, с которым мы полтора года назад занимались, пришёл… так по груше ударил, что с корнем из потолка вырвал.

— Серьёзно?

— Ага. Я его, может, к себе подтяну. Такие нужны. Вот только бы не дурак оказался…

Кран не ответил. Внутри у него нарастал холодный план.