Ангелы постапокалипсиса: Голод

Глава 8

Горгульи — самые, пожалуй, мерзкие существа из всех адских тварей. Их даже остальная нечисть ненавидит.

Сам видел на фронте, как их бесы гоняли. Хотя, по большому счету, тех можно понять. Бесы всё-таки сражались, пробивались к цели, а в самый последний момент с неба падали горгульи, хватали всё самое вкусное и уносились в небеса. Бесы по ним даже стреляли иногда. Конечно, глупо было бы ожидать от адских тварей рыцарского поведения, но тут, видимо, был совсем уж перебор даже по их адским законам.

Кое-кто у нас поговаривал на этой почве, что, мол, неплохо было бы договориться с горгульями и переманить их на нашу сторону. Враг моего врага и всё такое. Только, как говаривал по похожему случаю ныне покойный отец Кондрат:

— Упаси нас, Боже, от таких друзей, а с врагами мы и сами управимся.

Спору нет, разведчики из горгулий отменные. Они быстрые, зоркие и способны задать врагам взбучку, если до боя дойдет. Стало быть, могут и диверсии устраивать. Да они и устраивали их с завидной регулярностью. А вот соседей таких врагу не пожелаешь. Есть, увы, такой опыт в южных анклавах. Эвакуироваться оттуда через полконтинента нет никакой возможности, вот и приходится людям выживать по соседству с нечистью.

Так вот, соседи из горгулий тоже самые худшие. То, что они тырят всё, что не приколочено — это полбеды. Этим вся нечисть грешит. Однако горгульи вынуждены уносить трофеи по воздуху и, возможно, именно поэтому всегда нацеливаются на то, что поценнее и что легче унести. Например, детей.

На самом деле, у горгулий всего одна цель — набить свое брюхо. Чем, или кем, для них не так и важно. Лишь бы побольше да повкуснее. На их демонический вкус, конечно. Могут за ночь целый сад обожрать, переломав все ветки и загадив всё вокруг, а могут украсть пару детей из деревни и поужинать ими прямо в воздухе над деревней.

Ну и за каким бесом нужны такие союзнички?

Мы с Факелом быстро шли по кромке болота. Я поглядывал вверх и по сторонам. Он целеустремленно смотрел только вперед. Впереди не было ничего интересного, тогда как в небесах кое-что происходило.

По левую руку от нас из-за деревьев взмыли в небо две горгульи. Это были твари старого образца, да и вообще выглядели основательно потертыми. У одной на голове была копна седых волос. Свои волосы у горгулий вроде бы не росли, но иногда они украшали себя, так сказать, трофейными. Затем туда же нырнул ярко-розовый змей. Я успел приметить у него красный гребень вдоль спины. Спустя минуту он вынырнул обратно и умчался в направлении гнезда.

— Факел, — негромко сказал я. — Там что-то интересное.

Инквизитор посмотрел, куда я показывал, и ответил:

— Гнездо правее.

— Знаю. Но горгульи носятся оттуда в гнездо. Не просто же так.

— Потом проверим, что там, — равнодушно бросил Факел.

— Вообще-то, нам и сейчас по дороге, — сказал я. — Много времени не займет, а глянуть — стоит. Вдруг у них там филиал гнезда. Или там, наконец-то, высадились штурмовики и горгульи это проведали. Тогда нашим не помешает знать, что их могут обойти с тыла.

Будь там армейцы, они бы непременно оставили часового в месте высадки, но штурмовики, как и мой напарник, смотрят только вперед. Факел остановился и уставился на меня. Его кустистые брови сошлись домиком, уподобляя инквизитора насупленному филину.

— Знаешь, Глаз, — сказал он, слегка растягивая слова. — Если бы я не знал, что ты настоящий герой, я бы подумал, что ты просто хочешь сбежать.

Как я уже говорил, в проницательности ему не откажешь.

— Вообще-то хочу, — честно сказал я. — Но людей же не бросишь.

— Слова настоящего героя, — ответил Факел. — А не того, кто ищет личной славы.

Опять он за свое!

— Факел, — сказал я. — Посмотри правде в глаза. Нас двоих слишком мало для штурма гнезда. Для успеха нам позарез нужны штурмовики.

— Мы же их вызвали! — перебил меня Факел.

— И теперь нам надо их прикрыть, чтобы вместе ударить по гнезду. Потому что вместе у нас будет больше шансов на успех.

Взгляд Факела просветлел.

— Я знал, что ты болеешь за дело, — заявил он; хотя по глазам его было видно, что червячок сомнений всё еще гложет изнутри. — Но ты зря сомневаешься в наших силах. Господь пошлет нам всё, что необходимо для успеха.

— Хм… А ты можешь допустить мысль, что Он уже послал тебе благоразумного напарника?

Факел громко хмыкнул и широко улыбнулся. Похоже, в таком ракурсе он наше сотрудничество не рассматривал. Но рассмотрел.

— Хорошо, — сказал Факел. — Давай, как ты говоришь, проверим, что там. В твое чутье я верю, но, если ты ошибаешься, доверимся моему. А оно говорит, что надо поспешить к гнезду. Мы и так уже много времени потеряли.

— Договорились, — ответил я.

Какое-то сомнение в его взгляде так и осталось, но если он принял решение, то уже следовал ему без колебаний. Хотя по дороге всё же как-то странно поглядывал в мою сторону. Не разочарованно, а скорее, внимательно. Мол, что ты, Глаз, еще затеял? А я всего лишь затеял остаться в живых.

Впрочем, на тот момент всё выглядело достаточно безмятежно. Пролетавшие мимо горгульи еще пару раз ныряли вниз в том же месте, прежде чем мчаться дальше, но в небе над ним не патрулировали, а без серьезной охраны и объект должен был быть так себе. Я уже всерьез высматривал дирижабль штурмовиков, однако безрезультатно. Зато на сей раз повезло Факелу.

— Вот-те раз! — негромко воскликнул он.

На земле стояли женские сапожки. Стояли аккуратно, словно бы хозяйка сняла их и аккуратно поставила перед кустиком черники. Самой хозяйки нигде не наблюдалось. А увидеть бы хотелось. Это были сапожки Ольги Львовны.

— Думаешь, горгульи женщину похитили? — спросил Факел, окидывая взглядом лес вокруг нас.

— Сомневаюсь, — отозвался я, делая то же самое. — Слишком аккуратно они стоят. Если бы их сбросили… А погляди-ка туда!

Шагах в пятидесяти от нас на кустах висело черное платье. Держа оружие наготове, мы с Факелом приблизились. Платье было аккуратно расправлено и развешено на нескольких ветках. Я провел по нему рукой. Следов крови не было. Дыр или порезов — тоже.

— Это ведь платье Ольги Львовны, — тихо сказал Факел. — Не нравится мне это.

А уж мне как не нравилось. Если мысленно провести линию от сапожек к платью, то она указывала аккурат туда, куда ныряли горгульи.

Разглядеть что-либо в том направлении мешал кустарник.

— Я пройду прямо, — тихо сказал я. — А ты обходи по краю, вон там, — я указал рукой, где кусты росли заметно реже. — И Бога ради, постарайся не шуметь. Здесь что-то нечисто.

Последнего я мог бы и не говорить. Это было слишком очевидно. Факел заверил меня, что он будет тих как мышь. Мышка из инквизитора получилась, прямо скажем, так себе, но, если повезет, сойдет за мишку. А если не повезет, то с его огнеметом еще неизвестно, кому не повезет больше. Главное, успеть до этого момента вытащить Ольгу Львовну.

С этой мыслью я быстро зашагал вперед. Отдельные элементы наряда Ольги Львовны, аккуратно развешанные на нижних ветках, подсказывали, что я на верном пути. В какой-то момент я испугался, что иду прямиком в засаду, однако в таком случае тот, кто ее расставил, должен был бы быть настоящим провидцем. Мы ведь и сами не знали, что свернем сюда, и даже заметив горгулий, могли свернуть раньше или позже, и прошли бы мимо этой выставки женской одежды.

Впереди обозначился просвет. Я поднырнул под развесистой веткой, и моему взору предстала небольшая полянка. В солнечный день она была бы залита светом, а сейчас лишь им озарена. Посреди полянки торчал из земли огромный пень. Ровный срез и торчащий вверх кусок коры делали его похожим на эдакий лесной трон.

На троне восседала Ольга Львовна. Абсолютно без одежды и без волос. Зато теперь у нее были крылья. Увы, крылья были не ангельские. Пепельного цвета, кожистые, с тонкими перепонками — они отлично подошли бы гигантской летучей мыши. Или горгулье.

Глаза барышни были закрыты. В небесах ни единой горгульи не наблюдалось. Насколько, конечно, можно было пронаблюдать. Тучи плыли так низко, что едва за макушки деревьев не цеплялись. Я рискнул прокрасться вперед.

Кожа барышни буквально на глазах наливалась тьмой. Она уже обрела тот же пепельный цвет, что и крылья, но не остановилась на достигнутом и темнела дальше. Плечи барышни стали цвета эбенового дерева, и тускло поблескивали, хотя сегодня вроде и солнца толком не было. Поверх кожи проступали тонкие шрамы, делая ее еще больше похожей на камень. Я слышал от Факела и других инквизиторов, что иногда одержимые обращались очень быстро — особенно когда страсти захватывали какого-нибудь особенно безвольного бедолагу — но чтобы вот так, прямо на глазах…

Справа в кустах хрустнула ветка. Барышня распахнула глаза. Глаза у нее по-прежнему были голубые. Как небеса, от которых она отвернулась.

— Здравствуйте, господин Глаз, — произнесла барышня с улыбкой.

— Или мне следует называть вас господин Марков? — уточнила она чуть более шипящим голосом.

— Лучше Глаз, — сказал я, выходя на полянку. — Я успел привыкнуть к этому прозвищу.

— Привычки делают вас уязвимым, — сообщила барышня шипящим голосом. — Особенно когда о них знает враг.

— Разве мы уже враги? — спросил я, делая еще шаг вперед.

Ольга Львовна помотала головой. На ее свежей лысине я заметил татуировку. Она была белого цвета и теперь отчетливо проступала на новой коже барышни. Татуировка изображала женщину, запутавшуюся в паутине. Что ж, к нынешнему состоянию Ольги Львовны она подходила в самый раз.

— Вовсе нет, — ответила барышня с улыбкой.

— Вы ведь не собираетесь меня схватить? — добавила она шипящим тоном.

Собственно, именно это я и планировал.

— А у меня получится? — спросил я, делая еще шаг.

Барышня снова помотала головой, после чего на два голоса заверила меня, что не стоит даже пытаться. В обоих голосах звучала полная уверенность. Ну что ж, нет так нет. Был у меня еще один козырь в рукаве. Точнее, в кармане. Делая следующий шаг, я прикинул, как бы половчее разыграть его. Так ли, эдак, а мне всё равно надо было подобраться поближе.

— Что ж вы, Ольга Львовна, — сказал я, переступая через корягу. — Связались с такой плохой компанией.

— Плохие девочки при ближайшем рассмотрении бывают не так уж плохи, — прошипела барышня, соблазнительно изгибаясь на своем троне. — Не так ли, господин Марков?

— Бывает и так, — пока я говорил, я осмотрелся, словно бы выбирая место посуше, и приблизился к барышне еще на один шаг. — Но что скажет ваш брат?

— А вам не наплевать? — лениво-шипящим тоном осведомилась барышня.

— Ох, если бы вы знали, господин Глаз, как он меня утомил, — добавила она, грациозно потягиваясь и расправляя крылья. — Только и делал, что говорил. Сделай то, сбегай туда, раздобудь это. А сам он, видите ли, слишком великий газетчик для рутины. Но знаете, господин Глаз, все его великие статьи на самом деле написаны мной, так что человечество ничего не потеряло от того, что он, наконец, заткнулся.

Последнюю фразу она произнесла с чарующей улыбкой, но в ее голосе сквозила даже не злоба, а настоящая ненависть. У меня аж мурашки по спине пробежали.

— Он мертв? — спросил я, не сомневаясь в утвердительном ответе.

— Мертв, — прошипела барышня.

— Но, если вашему доброму сердцу будет от этого легче, он умер легко и быстро, — добавила она, и вновь улыбнулась, явно смакуя приятные воспоминания.

Даже если газетчик умер быстро, вряд ли его последние мгновения были приятными для него.

— Он просто не стоил того, чтобы придумать для него интересную смерть, — прошипела барышня. — В отличие от вас, господин Марков.

Справа в зарослях промелькнул красный плащ.

— Вот как? — произнес я, как бы между прочим придвигаясь еще чуть ближе. — И что же вы придумали для меня?

Барышня с интересом наблюдала за моими маневрами.

— Это сюрприз, — сказала она с улыбкой.

— Что ж, пусть будет сюрприз, — отозвался я, выходя на позицию для рывка вперед.

Между мной и барышней оставалось метра три ровной земли. Я глянул, нет ли там чего в высокой траве. Если и было, я этого не заметил. Однако Ольга Львовна оставалась подозрительно спокойной, и это не могло не настораживать.

Делая вид, что окидываю взглядом окрестности, я как бы ненароком повернулся к ней правым боком, а левую столь же невзначай опустил в карман. Там у меня лежала ладанка. Она, если можно так выразиться, досталась мне в наследство от одного дезертира-самокатчика. Тот хранил в ней ладан из самого Иерусалима. По крайней мере, самокатчик утверждал именно так. Может, и приврал, но это вряд ли. Демон, помнится, с того ладана знатно прочихался. Чуть мозги не вычихал наружу.

У меня в ней был ладан из Александро-Невской лавры, что в Петрограде. Может, и пониже классом, чем Иерусалим, так и противостоял мне сейчас не демон в полной силе, а всего лишь одержимая, да и та не закончила своего обращения. Хотя, подойдя ближе, я заметил, что барышня успела отрастить не только крылья, но и хвост.

Хвост был тонкий, длинный и раздвоенный на конце. Каждый кончик заканчивался острым шипом ядовито-зеленого цвета. Сомневаюсь, что он действительно был ядовит, скорее, шип казался выточенным из темного изумруда с черно-зелеными прожилками, но ткнет таким — всё равно мало не покажется! Надо быть с ней поаккуратнее.

— Знаете, а у меня тоже есть для вас сюрприз, — сказал я.

На лице барышни отразился живейший интерес. По краю полянки у нее за спиной неуклюже крался Факел с огнеметом наготове. Барышня навострила туда ушки, но взгляд ее не отрывался от меня. Я потянул ладанку из кармана, одновременно нашаривая пальцами защелку. Она — тугая, поэтому лучше было бы ее отщелкнуть заранее.

— Люблю сюрпризы, — прошипела барышня, и тут же уточнила человеческим голосом: — Приятный?

— А вот сейчас и узнаем, — ответил я, одновременно большим пальцем подцепив защелку.

Сегодня она поддалась на удивление легко. Я шагнул к барышне, протягивая ей ладанку. Ольга Львовна наклонилась вперед. В ее глазах промелькнуло удивление. Я одним движением пальца откинул крышку. На ней красовался Георгий Победоносец, но изображение уже настолько стерлось, что его было сложно опознать. В воздухе поплыл аромат ладана. Барышня резко отпрянула и взмахнула крыльями. Я рванулся к ней. Она хлестнула меня хвостом. Каким-то чудом я увернулся от шипов, а то бы прямо по лицу заехало, но не удержал равновесие и завалился на спину.

— Глаз, стреляй! — раздался крик Факела.

Барышня стремительно умчалась вверх. Не вставая с земли, я поднял винтовку, одновременно скосив глаз на предмет: где там Факел? Не накроет ли меня заодно с горгульей из огнемета? Факел топал ко мне. Горгулья метнулась в сторону. Я попытался взять ее на прицел. Горгулья заплясала в воздухе.

— Да чтоб тебя, — прошептал я.

— Эта вещь принадлежала моему отцу! — крикнула сверху барышня своим человеческим голосом. — Откуда она у вас?!

— Ваш отец погиб в бою! — крикнул в ответ я; и, если отбросить детали, это было чистой правдой. — Его убили бесы!

— Как глупо с его стороны, — громко прошипела барышня.

— Он защищал вас от нечисти! — снова крикнул я. — А вы присоединились к ним!

— Мы сами по себе! — донесся с неба объединенный голос. — Мы свободны!

Я торопливо поймал левое крыло в прицел, и выстрелил. Горгулья, словно предчувствуя опасность, в последний миг метнулась вправо. Я передернул затвор. Горгулья взмыла ввысь, и скрылась за тучами. Остался лишь ее смех, по-человечески звонкий. Затем пропал и он.

Факел подошел ко мне и протянул руку. Я поднялся на ноги. В облаках промелькнул силуэт горгульи, но так быстро, что я не успел разобрать — была ли это Ольга Львовна или какая-то другая тварь.

— Я хотел спасти ее, — сказал я.

— Да, я так и понял, — отозвался Факел. — Ладан, да?

Запах еще висел в воздухе.

— Так точно, — сказал я, заглядывая в ладанку.

Мне удалось не растерять ее содержимое. Я закрыл крышку и защелкнул застежку. Защелкивалась она тяжело.

— Интересное решение, — сказал Факел. — Но не сработало бы.

— Почему? Бесов от ладана еще как корежит.

Одно время его даже хотели использовать для защиты наших позиций. Однако бесы лишь отпугивались, а когда ладан заканчивался — а заканчивался он слишком быстро — они всегда возвращались.

— Ольга Львовна была одержима не бесом, — напомнил Факел. — Но ты не переживай. С бесом бы тоже не сработало.

Умеет он утешить.

— Нет, — продолжал Факел. — У нас, к сожалению, есть только одна возможность спасти одержимого.

Так всё-таки есть!

— И какая же? — спросил я.

— Убить его, — ответил Факел. — Или ее. До того, как она полностью обратится. Нечисть отправит ее душу прямиком в ад, а вот если мы успеем ее убить, то ее душа попадет на суд к Господу. Он милостив. Авось и простит.

Я только хмыкнул. Тихо и печально.

— Буду молиться, чтобы Господь послал нам шанс спасти ее, — добавил Факел. — А здесь нам больше делать нечего.

Выглядело так, будто он прав. Горгульи проносились в небесах, даже не снижая скорости. Должно быть, сюда они наведывались только проверить, как дела у нового члена стаи. Мы с Факелом интереса у них не вызвали. Впрочем, это вовсе не означало, что нам имело смысл торчать здесь на виду у всех пролетающих мимо тварей. В конце концов, наш налет на гнездо тоже планировался как сюрприз.

— Как думаешь, — спросил я, когда мы вновь зашагали под сенью деревьев. — Зачем она вызвала инквизицию, если уже была одержимой?

Факел пожал плечами.

— Причин может быть много, — неспешно произнес он. — Возможно, она хотела насолить здешней нечисти. Или рассчитывала отвести от себя подозрения. Я ведь чувствовал, что с ней что-то не так, но тоже подумал: раз она сама нас вызвала, значит, ошибся. А ведь должен был сообразить, что полицейский чин — не какой-то там беженец. Его пропажа непременно привела бы к расследованию.

— Еще пара дней, и всем было бы не до него, — возразил я.

— Ольгу Львовну могли не посвящать в сроки операции, — ответил на это Факел. — Горгульи ведь сами по себе. Свободны. Пока не придет демон и не прикажет, что им делать, — последнюю фразу он проворчал, а затем покачал головой, поражаясь легковерию барышни. — Ох, Ольга Львовна, Ольга Львовна. Свободная и никому не нужная — это всё-таки разные вещи. Понимать надо! Вот выбросит ее эта горгулья в ад, будет ей свобода, — он снова покачал головой, и хмуро добавил: — Да и мы тоже хороши! Упустили.

— Упустил ее я, — поправил я его, отодвигая ветку с пути.

А ведь я обещал тому дезертиру присмотреть за его родными, если встречу их. За веткой мне открылся просвет. Когда-то, должно быть, тут была просека, но она успела зарасти. Пришлось взять правее.

— Нет, Глаз, — сказал Факел, топая за мной. — Я тоже виноват. Не предупредил. Я ведь видел, что ты пытаешься ее живой взять. Подумалось, а вдруг! А это, как ты говоришь, не по уставу. Вот и получилось то, что получилось.

Он снова вздохнул. Какое-то время мы шли молча. Слева от нас тянулся высохший малинник, и в просвет над ним я наблюдал за небом. Там сплошным потоком шли на запад дождевые тучи, меж которых время от времени мелькали горгульи. В основном это были твари старого образца, но несколько новых змеев тоже попались на глаза, а вот военного дирижабля я так и не приметил. Это уже начинало беспокоить.

Где-то на полпути начал накрапывать дождик. Чтобы малость разрядить обстановку, я в шутку предложил Факелу помолиться о его усилении. Мол, его в небесной канцелярии точно послушают.

— А какой нам прок с дождя? — спросил Факел. — Всё ж промокнет. Гореть хуже будет.

— Зато и поджигатели вроде нас будут меньше заметны, — ответил я. — И горгульи в дождь не летают.

Точнее, летают, но редко и неохотно. Если только демон вдохновляющего пинка даст. Демоны у нас, кстати, ожидались.

— Угу, — задумчиво произнес Факел. — Проще будет подобраться к гнезду. Попробую.

И он действительно забормотал слова молитвы. Уж не знаю, как у него это получается, но дождь заметно усилился. Я поднял воротник, и спрятал винтовку в чехол. Тот был пошит на совесть, чтобы даже в сильнейший ливень ни единой капли на мою прелесть не попало, и при этом я мог достаточно быстро ее достать.

— Как видишь, Господь с нами, — повеселевшим тоном обратился ко мне Факел.

— Так, может, он и гнездо сам спалит? — отозвался я.

— Для этого у него есть мы!

Увы, да. Хотя жахнуть с неба молнией было бы проще. Но и за маскировку спасибо. Хороший дождь — первый враг часового. Видимость ухудшается, слышимость — если не шлепать по лужам как Факел — тоже, а унылая окружающая местность уже примелькалась и воспринимается как нечто постоянное, тогда как оно на самом деле заметно изменилось. У нас в полку во время ненастья посты обходили в два раза чаще. Особенно после того, как один балбес умудрился задремать под мерный шелест дождя. Балбеса, кстати, расстреляли. Можно было бы просто морду набить для первого раза, но закон на этот счет очень суров и к тому есть все основания.

Когда мы вышли к гнезду, дождь уже свою задачу выполнил. Вся охрана попряталась. Мы с Факелом остановились в отдалении, разглядывая гнездо через просвет между деревьями. Точнее, разглядывал в основном я, а он проверял огнемет и, небось, гадал, как долго я еще буду попусту тратить время.

С нашего предыдущего визита тут мало что изменилось. Разве что горгульи добавились, да и те попряталась под широкими козырьками под куполами. Ольги Львовны среди них я не приметил. Еще пара горгулий устроилась на верхушках деревьев. Одну сходу выдала яркая расцветка, другая слишком громко шипела, пытаясь перекричать дождь. О чем она, я так и не понял. Возможно, просто о жизни. Никто ей не ответил.

А еще те розовые прожилки, что обвивали всё гнездо, пульсировали заметно сильнее, чем в прошлый раз.

— Факел, — шепотом позвал я, и, когда он обернулся, спросил: — А вон те розовые штуки нас не смогут заметить?

Инквизитор посмотрел, задумчиво нахмурил лоб и сказал, что вряд ли.

— Наши их вроде изучали и решили, что это просто растения, — негромко сказал он. — Глаз у них точно нет.

— А носов или чего-то в этом роде?

Факел пожал плечами.

— Старший как-то рассказывал, что они когда горят, то издают тонкий писк, — добавил инквизитор. — Вроде комариного.

— Стало быть, тревогу поднять смогут, — сказал я. — Будем держаться от них подальше… Прячься!

Из ворот конюшни, опасливо озираясь по сторонам, вышел культист. Это был невысокий вихрастый парень лет двадцати, не больше. По одежде — типичный студент, только на голове у него красовался картуз с высоким околышем и красным цветком над правым ухом. В театре такой головной убор выдавали актеру с амплуа первого парня на деревне, а в реальной жизни первый раз вижу, чтобы кто-то нацепил на себя нечто подобное.

Когда мы только подошли, я приметил студента первым. Тогда он стоял в распахнутых воротах с трехлинейкой на плече, и хмуро смотрел в дождь. Теперь оружия у него в руках не было. Присмотревшись, я заметил трехлинейку сразу за воротами, прислоненную стволом к стене.

— Ага, — прошептал я, сидя под кустом. — На конюшне у них всего один охранник. И он куда-то уходит.

— Больше похоже, что сбегает, — громко прошептал из-за дерева Факел.

Выглядело так, будто бы он был прав. Низко пригибаясь и поминутно оглядываясь через плечо, студент засеменил прочь. Если бы просто отошел в кусты по нужде, то были ближе. Кстати, и удирать там было бы сподручнее. Тут он на открытом пространстве был, и далеко по нему он не ушел.

Под куполами гнезда прокатился протяжный свист. Студент втянул голову в плечи. Из-под куполов вынырнули две темно-серых горгульи. Они были даже не старого образца, а какого-то очень старого, с длинными птичьими ногами. Сверху ноги покрывал серый мех, который издалека походил на короткие штанишки, из которых торчали когтистые лапы как у ястреба. Я раньше про таких тварей только от наших ветеранов слышал. Они, кстати, очень советовали под эти ноги-лапы не попадаться. Мол, сильные и когтистые. Если вцепятся, мало не покажется.

Студенту точно не показалось. Одна из горгулий спикировала прямо на него. Студент заметил ее, когда уже было поздно. Он метнулся было в сторону, но горгулья тотчас сбила его с ног. Я услышал короткий вскрик, и подумал, что студент сходу свои ноги протянул, ан нет. Когда горгулья взмахнула крылами, отрывая его от земли, студент снова закричал.

Горгулья вцепилась когтями в его плечо. Из-под когтей брызнула кровь. Дождь торопливо размазывал ее по зеленоватому пиджаку студента.

— Пусти меня! — кричал студент, и размахивал свободной рукой, пытаясь кулаком попасть по лапе горгульи.

Вроде даже попал пару раз, но без какого-то видимого эффекта. Горгулья продолжала медленно подниматься.

Сбоку к ним ловко поднырнула вторая. Она сходу поймала двумя лапами студента за руку. Тот засучил ногами, будто заяц. Бывает, поднимешь его за уши, вот точно так же сучит. Только зайца поднимать надо очень осторожно, когти у него на задних лапах не хуже чем у горгулий, может и брюхо ими вспороть, а студент выглядел безобидным, как ягненок. И за каким бесом его такого в культ занесло?

Вдвоем у горгулий дело пошло веселее. Они быстро вознесли бедолагу выше деревьев и потащили к гнезду. Как им удавалось не цепляться крыльями — это выше моего понимания, но горгульи ни разу не задели друг за дружку даже самыми кончиками. Студент продолжал кричать, но ветер и дождь топили его вопли в бесконечном шелесте. Обе горгульи громко шипели в ответ, и в их шипении мне отчетливо слышалось слово "смерть".

Твари под куполами радостно подхватили. Отчетливее не стало, но стало заметно громче. Студент, вырываясь, чуть не заехал правой горгулье ногой по морде. Жаль, чуть-чуть не достал. В шипении тварей зазвучала насмешка и какая-то злая радость. Те горгульи, что сидели на деревьях, перелетели под купола. Их, кстати, оказалось не две, а три. Третья, темно-зеленая, сидела прямо напротив нас, идеально сливаясь с листвой.

Горгульи пронесли студента над куполами, и все твари устремились следом. Многие вытягивали шеи и нетерпеливо хлопали крыльями. Студента внесли в проем между куполами, и те скрыли от нас дальнейшие события. Наверное, и слава богу. Сквозь дождь прорвался отчаянный вопль.

— Одним охранником меньше, — тихо отметил я.

— Так чего же мы ждем?! — слава Богу, столь же тихо воскликнул Факел.

Ждем пока моему напарнику мозги подвезут! Он выскочил из-за дерева и со всех ног рванул ко входу в конюшню. Чертыхнувшись, я поспешил за ним. На наше счастье, часовые спрятались внутри гнезда. И от дождя, и от горгулий, и еще вопрос — от чего больше. Возможно, кто-то и услышал всплеск, когда Факел наступил в лужу, но если кто-то и собрался с духом высунуть нос наружу, то нас он уже не застал.

Я нагнал инквизитора у входа в конюшню. Мог бы и раньше, да что толку? Отступить обратно в лес мы уже не успевали. Вопли студента смолкли, и каждую секунду горгульи могли вернуться на свои посты. Факел с разбега нырнул внутрь. Не услышав шипения пламени и воплей горящих, я счел, что там все чисто. Замедлив бег, я развернулся у входа и огляделся. Никого!

За спиной громко фыркнула лошадь. Я чуть на месте не подскочил. Вот уж точно, если я с моим напарником не погибну, то наверняка поседею.

В самой конюшне царили полумрак и бардак. Бардака было больше. По правую руку выстроились стойла. В них стояли с дюжину лошадей и три телеги. На телегах грудой валялась упряжь. Слева был оставлен проход, основательно захламленный метлами, ведрами и прочим инструментом. Как они тут лошадей-то проводили? Про телеги я уж не говорю. Факел, пробираясь вперед, то и дело что-то задевал и громко ворчал. Лошадки, глядя на его страдания, сочувственно фыркали. Факел погладил одну, и оглянулся на меня.

— Куда теперь? — спросил он.

— Я думал, это ты у нас специалист по гнездам, — проворчал я.

— Но ты наш специалист по тактике боя.

Вывернулся. Я оглянулся на ворота. Дождь, кажется, начал стихать.

— Надо убраться с прохода, — сказал я. — Пока сюда нового часового не выставили.

— Тогда нам сюда, — тотчас отозвался Факел.

Он указал раструбом на дверь в стене. Я быстро перебрался к ней через завал. Дверь была деревянная. Я прислушался. С той стороны не доносилось ни звука. Я осторожно приоткрыл ее. По ту сторону тянулся длинный и темный коридор.

— Будем надеяться, что нас тут не ждут, — прошептал я.

— Вообще-то ждут, — тихо возразил Факел.

Я оглянулся на него с немым вопросом в глазах.

— Ты же сам говорил, что одержимый сказал, будто мы придем сами, — напомнил Факел.

— А, ну да, — я выдохнул. — Ну это, я думаю, он просто предположил.

— Может и так, — согласился Факел. — Хотя после засады в Дубровнике нетрудно догадаться, что мы в курсе их планов, а, значит, и про гнездо знаем. И если Ольга Львовна предупредила их, где видела нас, то нетрудно догадаться, что мы идем сюда.

И он сказал это только теперь!

— Ладно, — проворчал я. — По крайней мере, они не знают, что мы уже здесь. Пусть пока остаются в неведении, а мы произведем разведку.

— Да, надо найти, где у них установлены врата в ад, — тотчас отозвался Факел. — Обычно это в центре гнезда. Думаю, в той стороне.

Он указал рукой вдоль по коридору. Оттуда доносились приглушенные голоса. Я сделал Факелу знак укрыться. Он отступил за дверь и размял пальцы. Я отступил в стойло с телегой и присел за ней. Серая лошадка в соседнем стойле с интересом посмотрела на меня.

— Да я сам видел! — говорил кто-то в коридоре. — Схарчили Павлушу и не подавились.

Голос у него был хрипловатый, как у завзятого курильщика.

— Голодные, — равнодушно ответил другой голос. — Прямиком с фронта прилетели.

Второй голос, как и его тон, был совершенно бесцветный. Последовала пауза.

— И это всё, что ты можешь сказать? — спросил хрипловатый. — Он, между прочим, был с нами с самого начала!

— А теперь выбыл. Жрать двойной паек все горазды, а как до дела дошло, так забегали?

— До какого дела? Ты посмотри, что вокруг творится! Нас хозяин скоро всех скормит не тем, так этим.

— Этим, — прошипел новый голос, и сквозь шипение уверенно проглядывала насмешка. — Только этим.

Хрипловатый громко икнул, затем выматерился.

— Пошла прочь, проклятущая! — рявкнул он.

Ответом ему был затухающий шипящий смех.