Вторжение адских сил на Землю по сути своей весьма походило на ту же эпидемию. По крайней мере, в изложении нашего профессора. Вначале на уязвимый плацдарм врывался передовой отряд. Правде, у профессора он больше походил не на бравый десант, а на какой-то табор, который вваливался в придорожную таверну и сходу начинал песни орать и безобразия совершать. Ну а кроме того, как заповедовал творец, они активно плодились и размножались.
Понятное дело, на занятом плацдарме вскоре становилось очень тесно, и разросшийся табор начинал расползаться по всему доступному пространству, ломая и перестраивая всё под себя. С полным уничтожением они не спешили, но оно и понятно — сдохнет один организм или там целый мир, а Кондратий придет ко всему коллективу, который в нём обосновался. Тем не менее, в целом захватчики не шибко церемонились. Пораженный организм слабел, хирел и, ежели заразу не вычистить полностью, в лучшем случае отправлялся-таки в сторону кладбища. В худшем, отправлялся туда же, успев перед этим передать заразу другим.
Вдумчиво изучив добытые образцы, профессор обнаружил одну странность.
— Я уверен, что заразители были заражены, — заявил он нам с Факелом во время обеда.
Обедать мы вернулись во флигель, куда нам принесли котелки с супом и вторым блюдом. На второе у нас было картофельное пюре и чахлые на вид рыбные сосиски. Не Бог весть что, скажем прямо, но бывало и хуже. Опять же, чай оказался вполне приличным, не солома палёная.
Осознав по нашим с Факелом недоуменным лицам, что его казалось бы очевидное утверждение требовало всё же некоторого пояснения для дуболомов вроде нас, профессор развил свою мысль более понятно.
Как оказалось, концентрация заразы в образцах превосходила все мыслимые нормы. Обычным путем столько заразы в организме не завелось бы. Есть у нее всё-таки свои правила, да и банально со всей этой компанией организм — не жилец. За исключением, понятное дело, живых мертвецов, однако мертвые на демонической тяге работали, а все эти вирусы-микробы — доморощенные. Им подавай на поселение живое тело. В общем, тут тоже не срасталось. А кроме того, у обоих "образцов" эта самая концентрация оказалась практически равной и если один раз мы еще могли случайно отловить какого-нибудь уникума, то дважды подряд — это вряд ли.
Вот так и выходило, будто бы этих ребят кто-то специально накачивал всякой дрянью перед отправкой к нам. Причем накачивал где-то неподалеку. Живые далеко с таким грузом в организме не уйдут. Ну а учитывая, что ночью эти твари лезли на наш берег с завидной регулярностью, да еще наверняка не все доходили — к северу от бухты на занятой врагом территории находилась целая лаборатория.
Профессор, размахивая ложкой, уже намечал ею в воздухе план будущей экспедиции. Разумеется, с самим собой во главе. Я не спеша прихлебывал супчик и прикидывал, как бы отговорить его от этой авантюры. Не ровён час грохнут, а нам с Факелом отвечать! Мой напарник, видать, мыслил в том же ключе.
— На такую операцию потребуется санкция руководства, — спокойно сказал Факел. — Ведь нам придется пересекать линию фронта.
— Санкция будет! — уверенно ответил профессор.
Он же не просто профессор, а еще и полковник медицинской службы. Хотя не очень-то это ему помогло в недавнем разговоре с губернатором, однако, как видно, одной неудачи оказалось мало, чтобы сбить начальственный гонор. Тем более что в этот раз профессор ни с кем спорить не собирался. Он просто сдвинул в сторону столовый прибор, и на первом же подвернувшемся под руку листке бумаги набросал текст телеграммы. На мой взгляд, у него получился не запрос, а, скорее, уведомление о намерениях. Мол, подготовьтесь к нашему выходу и согласуйте время.
Свое отделение телеграфа при госпитале было, ибо стратегический объект, так что с отправкой телеграммы не возникло никаких сложностей. Сложности возникли в штабе, где сидят люди в целом не глупые, и они очень хорошо представляли себе возможные последствия задуманного профессором вояжа. Пара телохранителей — это, конечно, хорошо, но во вражеском тылу, где запросто можно встретить любую нечисть от одержимого снайпера до полноценного демона — маловато будет. Собственно, и в самом-то Севастополе аж четверо профессиональных телохранителей не справились, что уж говорить о двух рядовых инквизиторах?
В общем, думало руководство не долго. Уже через час к нам во флигель примчался курьер. Курьером, кстати, оказалась стройная и весьма миловидная барышня. Зеленый армейский мундир был ей к лицу. К сожалению, вручив профессору запечатанный конверт, барышня по военному отсалютовала и тотчас вихрем умчалась прочь.
Профессор нетерпеливо вскрыл депешу и, быстро пробежав текст глазами, гневно вопросил:
— Да что они там себе думают?!
На самом деле, всё, что они там надумали, было четко и ясно изложено в приказе. Охрану экспедиции надлежало усилить, а профессора из нее совсем изъять. Во избежание. Более того, профессору отдельным приказом — в конверте их оказалось два — так и вовсе категорически воспрещалось покидать пределы города. Опять же, во избежание.
Тем не менее, профессор оставался руководителем экспедиции и как таковой нёс полную ответственность за ее результат. Уж что-что, а переложить ответственность штабные умели как никто другой. Ну а поскольку сам профессор оставался в городе, в состав экспедиции надлежало включить его представителя. Надо ли говорить, что этим представителем оказался я?
Уж не знаю, выглядел ли я более ответственным, или наоборот, это Факелу доверили более ответственный пост по обеспечению безопасности профессора, но в приказе был указан не просто "представитель", а именно "координатор миссии унтер-офицер Марков (Глаз)".
— Чтоб им всем пусто было! — в сердцах бросил я.
Ответственность за других — это то, что я ненавижу еще больше, чем холодную манную кашу. А этих других в намеченном предприятии хватало. Помимо меня в состав экспедиции был включён отряд из корпуса Дальней разведки, что просто отлично, ибо у этих ребят нюх на демонические каверзы; и рота штурмовиков, что столь же плохо, ибо командовала ими капитан Алексеева. Я уже имел сомнительную честь сражаться вместе с ней и расстались мы тогда, прямо скажем, не лучшим образом.
Сильно сомневаюсь, что Алексеева будет счастлива возобновить наше знакомство. Я-то уж точно не буду счастлив. Не то чтобы я до сих пор был на нее зол, но ее стиль руководства, или, выражаясь высоким научным стилем, модус так ее растак оперенди, прямо-таки гарантировал серьезные проблемы. По весне в Нарве она так лихо спасла колонну беженцев, что потом половина города осталась лежать в руинах, а мы с Факелом выбрались оттуда буквально чудом.
К сожалению, нынешний приказ подписал генерал-губернатор Севастополя лично. Тут не то что у меня, даже у профессора никаких шансов его оспорить. То есть, он мог хотя бы пойти и попытаться, но по опыту их прошлой встречи — лишь попусту потерял бы время.
— Ну что ж, — сказал профессор, примиряясь с неизбежным. — Тогда слушайте внимательно, господин Глаз.
И он сходу начал читать мне пространную лекцию, призванную перегрузить в мою голову все знания, которые, по мнению профессора, могли пригодиться в этой экспедиции. Думаю, студенты проходили всё это лет за пять учёбы в университете плюс пару лет практики. Я же, увы, даже не все слова понимал. Хотя, валяясь в госпитале в Петрограде, немало мудрёных определений заучил, благо там у меня соседом по палате лежал профессор еще посолиднее нынешнего. С его подачи я даже знаю, что такое валентность.
Это, к слову, способность атома поддерживать определенное количество связей одновременно. Вот взять, к примеру, очищенный болотный газ, который крутит турбины наших дирижаблей. В нём один атом углерода связан сразу с четырьмя атомами водорода. Представьте себе парня, у которого были четыре любовницы одновременно, все про всех знали, и никаких скандалов. Вот так на уровне атомов болотный газ и выглядел.
У моего мозга валентность к наукам тоже имелась, но, Господи, не в такой же концентрации! Между прочим, по той же валентности всякий перебор уже не в кассу и, возвращаясь к нашему примеру, пятая водородистая девица к углероду не прицепилась бы никаким Макаром, будь она хоть трижды раскрасавица. Да и к латыни у меня валентность стремилась практически к нулю, а профессор ею сыпал как из пулемета.
— Думаю, для первого раза достаточно, господин профессор, — сказал я, когда удалось вставить паузу так, чтобы это не выглядело будто бы я перебиваю. — Основную мысль я понял.
— Надеюсь, — ответил профессор, и тяжко вздохнул.
Думаю, под этом вздохом подразумевалось "но сомневаюсь". Даже, пожалуй, "сильно сомневаюсь". Однако вслух он лишь попросил по возможности добыть образцы всего, что получится захватить, и доставить их в город. Я пообещал, что постараюсь. Впрочем, образцы вначале следовало отыскать, и с этим я отправился на встречу с разведчиками.
Считалось, и небезосновательно, что Корпус дальней разведки по численности не слишком уступал армии, однако большинство его оперативников постоянно находилось, как говорится, "в полях". При таком раскладе казармы им, понятное дело, без надобности. Однако базироваться где-то надо, и у разведчиков в каждом городе было своё бюро. По крайней мере, так они его называли. Официально-то оно именовалось городским центром Корпуса дальней разведки, а выглядело обычно как наши вербовочные пункты. Но где бы я ни бывал, повсюду этот центр именовался "бюро", и никак иначе. Казалось бы, совсем не подходящее для военного объекта название, а вот прижилось.
Севастопольское бюро располагалось в здешнем Гостином дворе, на берегу Артиллерийской бухты. Набережная, как и в Петрограде, была каменная, но вдоль нее тянулась узкая зеленая аллея. В Севастополе осень еще не успела полностью вступить в свои права, и деревья неохотно меняли зеленую летнюю форму на желто-красную осеннюю. Почти идиллическая картина, которую лишь немного смазывали пулеметное гнездо над главным входом и знаки, показывающие, где следует укрываться при налете горгулий. Пулеметчика я в гнезде не заметил, но не сомневаюсь — при необходимости он появится там очень быстро.
У бюро был отдельный вход с мраморным крылечком и кованными ажурными перилами. Табличка на двери извещала, что открыто круглосуточно. Я вошел. Над головой тихонько звякнул колокольчик. Внутри располагался просторный холл с портретом Его Величества в тяжелой золоченной раме. Под портретом стояла невысокая конторка из красного дерева. За ней сидела симпатичная барышня в строгом черном платье. Судя по взгляду, которым она меня встретила — секретарша.
Только у секретарш бывает такой взгляд, одновременно как бы приветливый, но такой строгий, что Цербер бы позавидовал. Мол, добро пожаловать, конечно, но если вы не по делу, то выметайтесь-ка отсюда подобру-поздорову! У меня прямо с порога возникло такое впечатление, будто бы я не в бюро разведчиков зашёл, а к гражданскому адвокату. Причем, судя по убранству холла, не к рядовому, а к какому-нибудь мэтру, к которому и Его Величество не чурался время от времени заглянуть по заковыристому юридическому вопросу.
— Чем могу служить, господин инквизитор? — поинтересовалась секретарша.
— Унтер-офицер Марков, — отрекомендовался я. — Мне назначено.
Точнее, я прибыл для проведения инструктажа, но в такой обстановке сухой армейский лексикон показался мне неуместным. Здесь следовало произносить "будьте так любезны", "мне назначено" и прочие высокопарные фразы из подзабытой мирной жизни.
— Могу я увидеть ваши документы? — спросила секретарша.
Она не удовлетворилась пропуском, а со всем тщанием изучила все мои бумаги, да и на меня то и дело посматривала. Под ее пристальными взглядами я уже начал чувствовать себя мелким жуликом, который вознамерился просочиться в благородное собрание. Казалось, вот-вот появятся дюжие лакеи в красных ливреях — почему-то мне сразу подумалось на красный — и со сдержанной вежливостью попросят меня проследовать вон. Однако секретарша лишь кивнула, возвращая мне бумаги, и вышла из-за конторки.
— Соблаговолите проследовать за мной, — сказала она. — Вас ждут.
Мы проследовали через холл. В торце была дверь, закрытая портьерой из темно-бардового бархата с золотистой оторочкой. По ту сторону двери находился огромный полутемный зал. Окна в нём располагались только в дальней стене, хотя и занимали почти всю ее, а сам зал должны были освещать три огромные люстры. Они висели под потолком, но ни одна из них не горела. Сам же зал изобиловал отдельными нишами со сводчатыми стенами. Думаю, раньше здесь был игорный клуб или нечто вроде того.
Одну нишу освещали газовые фонари. Они были скрыты ажурными плафонами, но этот чуть зеленоватый свет ни с чем не спутаешь. В нише расположилась небольшая компания. Посреди стоял здоровенный стол, покрытый зеленым сукном, и они сидели полукругом вокруг него.
Секретарша проводила меня к нише и представила:
— Господин Глаз, ваш координатор на текущую миссию.
И, к сожалению, скорее всего, только ваш. Госпожа Алексеева даже прямые приказы командования была склонна игнорировать. Дочь начальника Петроградского фронта, может себе позволить. Ну а на мнение всего лишь координатора в чине унтер-офицера ей и вовсе плевать с такой высоты, на которую и дирижабли не забирались!
— Здравствуйте господа, — сказал я, и добавил: — И дама.
В углу на стуле сидела темноволосая девушка в круглых очках. Я подарил ей свою тщательно отрепетированную улыбку. В ответ получил неприязненный взгляд из-под очков. Наверное, это из-за моей повязки на левом глазу. С ней я был похож на пирата, а приличные барышни не жаловали пиратов.
— Здравствуйте, Глаз, — ответил мне разведчик, сидевший посередине. — Меня кличут Хорь. Я тут старший.
Он и правда походил на хорька. Невысокий, худой, с вытянутой физиономией и быстрыми бегающими глазками, которые так и высматривали, куда бы шмыгнуть да чем бы там поживиться.
— Присоединяйтесь, — сказал мне Хорь, делая приглашающий жест.
Секретарша сочла на этом свою миссию выполненной, и ушла. Ее каблучки негромко цокали по паркету. Я выдвинул ближайший ко мне стул и сел. Сидение было мягким, а руки удобно легки на резные подлокотники. Да, здесь разведчики определенно шиковали. Наверное, так они компенсировали недели и даже месяцы жизни по ту сторону фронта, где, как известно, не до жиру.
Четыре пары глаз внимательно уставились на меня. Я обвел разведчиков своим одним. Слева от меня сидел плечистый здоровяк в выцветшей армейской форме старого образца. Еще с той войны, с германской, до прихода демонов. Справа расположился бородатый мужичок в нахлобученной на глаза шляпе с обвисшими полями. Барышня, откинувшись на стуле, почти скрылась в тени. Я разглядел только, что на ней был черный мужской костюм, аккуратный на вид, но весьма поношенный. Это я отметил по рукавам. Потертые и местами заштопанные, они явно знавали лучшие времени.
— Ну, приказ мы получили, — неспешно произнес здоровяк. — Задачка, вроде, понятная. Найти, где накачивают заразой всю эту нечисть, и уничтожить объект. Вроде так?
Он вопросительно глянул на меня. Я кивнул. Да, мол, всё верно.
— Но мы так и не поняли, зачем нам координатор? — холодно добавила к сказанному барышня. — Мы и сами в состоянии навести штурмовиков на цель.
Ах, вот в чём была причина ее недовольства! Я залез в чужую епархию. Что ж, в армии мне встречалось и такое. Небольшие слаженные команды вообще не жаловали чужаков, а уж если чужой человек фактически дублировал задачи кого-то из отряда, усматривали в этом — иногда, кстати, справедливо усматривали — намёк на то, что этот самый продублированный не справлялся. В таком случае, понятное дело, чужака и вовсе принимали в штыки.
Не то чтобы я совсем не ожидал подобного поворота, но и не скажу, чтобы заранее к нему готовился. Всё-таки ни на чье место я тут не претендовал. Я, по правде говоря, и свое уступил бы не глядя, и уж точно не собирался разводить из-за него конфликт с людьми, с которыми мне предстояло скоро идти в бой. Ведь вряд ли нечисть отдаст нам свою лабораторию без драки.
— Нисколько не сомневаюсь в вашем мастерстве, барышня, — сказал я самым дружелюбным тоном.
Она громко фыркнула в ответ.
— Ах, да, — спохватился Хорь, и на правах старшего представил мне свою команду. — Это Тень, — он указал на барышню; затем его указательный палец едва не упёрся в ухо здоровяка. — А это Лось.
Бородач в шляпе оказался Травником. Я уже мысленно успел окрестить его Сморчком. На мой взгляд, такое прозвище ему подошло бы куда больше, но, разумеется, эту мысль я оставил при себе. Вместо этого я развил другую, только что окончательно сложившуюся у меня в голове.
— Приятно познакомиться со всеми вами, — сказал я. — Что до моей миссии, то она сводится не к вызову штурмовиков, а, скорее, наоборот, в определенном контроле за их усердием.
Лось хмыкнул.
— А они могут быть недостаточно усердны? — спросил Хорь.
В его голосе звучало неприкрытое сомнение.
— Напротив, — сказал я. — Они могут быть излишне усердны, а нам нужно захватить образцы заразы. Лучше без заразителя, чтобы не тащить этого урода в город. Всё равно запретят, а у нас — приказ добыть образец.
— Ну да, излишнее усердие, это их конёк, — проскрипел Травник.
Прозвучало так, будто он камни пережёвывал, и они у него во рту терлись друг о друга. При этом борода застыла, будто бы она-то уж точно из камня вырезана. Пока он говорил, ни единый волос на ней не шелохнулся.
— А вы, стало быть, должны перехватить у них приз? — произнес Хорь. — С нашей подачи.
— Именно так, — подтвердил я.
Хорь оглянулся на своих, потом сказал мне:
— Думаю, мы сможем это устроить. Есть идеи, где нам искать цель?
Я пожал плечами.
— Наверное, там, где по вечерам собирается нечисть с мутантами, — предположил я первое, что пришло в голову.
Собственно, это было не только первое, но и единственное. Хорь помотал головой.
— Точно нет, — проскрипел Травник.
— Мы такие сборища отслеживаем, — добавил к этому Хорь. — И сразу наводим на них корабельную артиллерию. Морячки давно пристрелялись и разносят всё в хлам.
— Хм… — задумчиво протянул я. — Но вряд ли вражеские химики бегают по всему берегу со шприцами и тычут всех, кого ни встретят. Я тут немного прикинул… Как заразители на наш берег лезут, за вечер их нужно подготовить минимум порядка полусотни. Причем как профессор рассказывал, им же не просто заразу вкалывали, их ею основательно накачивали. Для такого у них должно быть какое-то место сбора.
— Может, они каждый раз назначают его в другом месте, — подала голос Тень. — Эдакий передвижной лагерь.
Нотки враждебности из ее голоса, увы, никуда не исчезли, словно бы это я был виноват в хитроумии враждебных нам сил. Хорь согласился с ней в той части, где противник мог бы менять места встречи, однако Травник почти сразу помотал головой.
— Не-а, — проскрипел он. — Мертвые совсем глупые. Без шамана они не будут бегать с места на место, а шаманов мы давно не видели.
— Но кто-то же их гонит на город, — возразил ему Лось.
— Значит, прячутся, — спокойно скрипнул в ответ Травник. — Или их демон наводит. Или сам город зовёт. Шумное тут место, — он вздохнул и покачал головой. — Но одно дело — звать мертвых, а гонять их туда-сюда — совсем другое. Тут без крика не обойтись, а крики мы бы услышали.
Сдается мне, этот сморчок знал, что говорит. Разведчики тотчас с ним согласились, и даже Тень нехотя кивнула.
— Ну и что у нас получается? — спросил я. — Где-то их всё-таки накачивают заразой, но толпами там не собираются?
— Вообще не собираются, — поправил меня Травник.
— Вроде того, — сказал Хорь. — Выходит так, что нам следует искать эдакий проходной двор, где эти ребята проходят, да особо не задерживаются. Потому и наше внимание они раньше не привлекали. Обычная миграция, но всегда проходящая через одни и те же точки.
Он вытащил из-за спины карту. Когда Хорь развернул ее на столе, та всю столешницу покрыла, да еще по краям свисала, словно скатерть. На карте была во всех подробностях изображена северная часть Севастополя — та, что лежала за бухтой — и ее окрестности. Красные линии, сопровождаемые цепочками цифр и дат, показывали основные пути миграции нечисти.
На мой взгляд, нечисть бродила как ей вздумается. Никакой системы я в этих линиях не увидел. Однако разведчики склонились над ней и, принявшись водить пальцам по красным линиям, что-то в них находили и кивали сами себе. Больше того, где-то спустя четверть часа такого времяпровождения они даже наметили несколько точек, которые подошли бы под наши требования.
Хорь аккуратно записал их карандашом в блокнотик. Потом разведчики еще малость поспорили, и пару точек вычеркнули из списка. Осталось шесть. Вычеркнули бы еще одну, но эта точка — в списке она была пятой — лежала на пути из четвертой в шестую, и Хорь волевым решением оставил ее в списке.
— Ну вот их завтра и проверим, — сказал он, и добавил, обращаясь ко мне. — Сегодня уже поздно выходить. Как раз под нечисть попадем, и будем всю ночь вместо разведки по щелям шкериться. Толку-то? Так что выступаем с рассветом. Вы, как я понимаю, с нами?
Выглядело так, что да. Иначе придется составить компанию Алексеевой, а с ней я предпочел бы встретиться как можно позже. А лучше бы и вовсе разминуться. Оттого и план у меня сложился соответствующий: мы с разведчиками находим лабораторию врага и захватываем образцы, а вызванные на цель штурмовики разносят всё в пух и прах, после чего мы расходимся, вполне довольные друг другом.
Хорь, кстати, план одобрил, и я тотчас поручил Тени отправить его штурмовикам. Мол, в вашу связь, барышня, не лезу никоим образом. Не скажу, чтобы это заметно повлияло на ее благосклонность, но, по крайней мере, так мне не придется наносить личный визит Алексеевой.
— Хорошо, — сказал Хорь. — Тогда берите с собой паек на два дня и всё, что вам нужно для вашей миссии. Фотоаппарат, если понадобится, у нас есть. Остальное, думаю, вы и сами знаете. Чай, не первый день на войне.
Я подтвердил, что да, пострелять по нечисти уже доводилось. На этом мы и расстались, условившись встретиться перед воротами госпиталя. Там напротив располагалась приличная, по словам Лося, забегаловка, где пришедшие первыми могли подождать опаздывающего. Судя по формулировке, под опаздывающим подразумевался ваш покорный слуга. Пообещав не опаздывать, я откланялся, и отправился взглянуть, что же там за забегаловка.
В эпоху, когда всякая еда строго нормировалась, ну, или старательно утаивалась от сборщиков, большинство довоенных ресторанов и кафе попросту закрылись. Всё-таки без подачи еды в их существовании заметно поубавилось смысла. Однако были и такие, которые не только выжили, но и процветали.
Такие заведения превратились в нечто подобное китайским чайным домикам. Может быть, кто-то еще помнит — были такие до войны, где наши азиаты в национальных одеждах Китая подавали заваренный по особенному чай. Больше ничего, поэтому прижилось это чудо исключительно по столицам, где хватало падкого на всякую экзотику народа. Нам-то ведь к чаю непременно плюшку с медом подавай или блинки со сметаной, да хотя бы и пряники… Эх, что-то я размечтался.
В общем, в нынешних кафе подавались травяные чаи да напитки покрепче, где была такая возможность, ну и плюс всякая нехитрая снедь, если, опять же, нормирование в регионе позволяло хоть что-то пустить в свободную продажу. Однако главным блюдом зачастую оказывались новости, которые тут же можно было бы и обсудить.
Я нашел указанную Лосем забегаловку в проулке справа от госпитальных ворот. Она именовалась "У пушкаря". Перед входом на постаментах стояла пара старинных пушечек. Внутри было чистенько и опрятно, однако посетителей оказалось всего четверо. За столиком у запасного выхода сидела пара, да соседний стол оккупировал господин с кипой газет. Раньше, помнится, народ поближе к камину рассаживался, или у окна, а в нынешние неспокойные времена самые востребованные места — у выхода. Впрочем, столик у окна тоже был занят. Там обосновался мой недавний знакомец — Измаил.
— Вечер добрый, — сказал я ему.
Не похоже, чтобы Измаил был очень рад меня видеть, но поздоровался приветливо и предложил подсесть к нему за столик. Я устроился напротив. Вместо стульев тут были короткие деревянные скамейки. Надо заметить, и вдвое не такие удобные, как в бюро разведчиков.
Подавали "У пушкаря" свежие газеты — аж дюжину на выбор — два вида чая и яблочный сидр по цене настоящего французского коньяка. Последний мне доводилось пробовать в Петрограде. Очень уж знатоки нахваливали, я половину месячного оклада отдал за маленький лафитничек, а на вкус оказалось весьма так себе. Тот же сидр лучше. То ли со вкусом у меня не очень, то ли ресторатор, зараза такая, подсунул подделку.
Вот и здесь тоже:
— Чай у них не настоящий, — сообщил мне Измаил. — Сбор травяной. Но тот, который именуется красным, полезен для здоровья.
Себе он заказал именно такой, и я последовал его примеру. Чего в нём было красного, я так и не понял. Чай оказался бледно-зеленым, со вкусом крапивы и, пожалуй, еще ромашки. В общем, ничего красного.
Мы сидели, пили чай и неспешно беседовали о здешнем житье-бытье. Говорить о работе у инквизиторов не принято, да и вообще моветон. Во-первых, секретность, а во-вторых и, пожалуй, в главных — от работы подчас оставались такие воспоминания, что лучше бы их и вовсе не касаться.
Ну а жизнь — она повсюду примерно одинаковая. Тут, кстати, она была не так уж и плоха. Да, питались севастопольцы практически одной рыбой с овощами. Мясо появлялось на столах только по праздникам, а как выглядит нормальный хлеб — многие и вовсе забывать начали. Тут всё больше в ходу армейские галеты да сухари. Но в целом по нынешним меркам им еще грех жаловаться.
Нашему полку как-то еще в бытность мою в армии довелось целый месяц на одной капусте просидеть. Щи из одной капусты, на второе — тушеная капуста и к этому кисель из нее же. К концу месяца я уже начал опасаться, что скоро мутирую в зайца. А тут нам к чаю даже рыбные кнедлики подали. Суховатые, правда, но всё ж таки. Опять же, своя мануфактура при городе имелась, не всё у них тут привозное. В общем, как сказал Измаил, если бы не нечисть — жить можно.
— А с нечистью тут как обстоят дела? — поинтересовался я.
Это не по работе, это всё еще про жизнь в городе. Сейчас спрашивать про нечисть, это как в былые времена поинтересоваться, какие нынче погоды стояли в их краях.
— Лезет, проклятая, — ответил Измаил, похрустывая кнедликом. — Серьезная драка последний раз была месяца три назад, — он посчитал, загибая пальцы, и повторил. — Да, аккурат сегодня три будет. Даже демон был. Хвала Аллаху, одолели его. С тех пор только мертвые да мутанты, но уж эти идут сплошным потоком.
Я сочувственно покивал и между делом поинтересовался, что коли уж демоны до них добредали, то не встречались ли тут ангелы. Вообще считалось, что роза-ангел произрастала где угодно, однако среди инквизиторов бытовало мнение, будто бы ангелы приходили вслед за демонами. Просто цветок не был столь мобилен, как шустрые адские твари.
Измаил отрицательно помотал головой.
— Они, как говорят, приходят, когда в округе гнездо демонов появляется, — пояснил он. — За одиночками им не с руки гоняться, а у нас только такие и забредают.
— Понятно…
Стало быть, опять не судьба.
— А что насчет одержимых? — спросил я.
— Да в том-то и странность, Глаз, что ничего. Как началась эпидемия — ни одного не было. Хотя, казалось бы, им сейчас самое раздолье. Страхи, упадок духа…
— Может, не такой уж и упадок духа, — возразил я.
Лично мне горожане вовсе не показались павшими духом. Ну да, демоническое вторжение не сделало их счастливыми, но человек ко всему привыкает. Особенно если дать ему время обвыкнуться, а у местных его было предостаточно.
Когда я изложил свои соображения Измаилу, тот согласно покивал, но потом заметил:
— Вот это мне и кажется странным. Словно бы нас кто-то прикрывает, а у нас ведь союзников по ту сторону нет.
— Кроме одного.
Я взглядом указал вверх. Над нами был белый потолок, но Измаил понял правильно.
— Как говорится в народе, на Него надейся, а вперед поглядывай, — сказал он.
— Ну-у, — протянул я, одновременно укладывая мысль в голове. — Если нечисть от большого ума сама друг дружке по рукам надавала, не вижу в этом ничего плохого.
— Да я тоже, — отозвался Измаил. — Но меня беспокоит: зачем она это сделала? У нечисти ведь тоже есть свои планы, и в них точно нет для нас ничего хорошего.
— Планы — это еще не победа, — оптимистично заявил я.
Измаил как-то очень неуверенно покивал в ответ. Я мысленно вздохнул. Ну вот еще одна напасть нарисовалась. Нет, инквизиторы, конечно, редкостные параноики. У них это профессиональное заболевание. По Факелу знаю. Но то инквизиторы, а ведь командование зачем-то пригнало в Севастополь новейший боевой дирижабль с целой ротой штурмовиков. Причем, надо заметить, что даже для убийства демона обычно было достаточно полуроты. Рота — это уже что-то уровня демонического гнезда.
Нет, я, конечно, и мысли не допускал, будто бы нечисть прикрывала спрятанное где-то прямо в городе гнездо, однако, если Измаил прав, у нас проблема именно такого масштаба.
Ох, даже не уверен, хочу ли я знать: прав ли он? Вот только куда деваться-то? Если просто закрыть глаза, проблема никуда не исчезнет. Это только в детстве кажется, будто стоило перестать видеть проблему, и проблема переставала видеть тебя. На самом же деле проблема лишь получала дополнительное преимущество.
— Ладно, пойду я, — сказал я.
Надо хотя бы предупредить Факела, чтобы не зевал тут без меня. Ему это не свойственно, но мы-то с ним ждали относительно мелкой пакости вроде покушения нечистой силы на профессора, а тут явно заваривалась каша посерьезнее.
Измаил кивнул. Я поднялся. Пока искал в кармане мелочь, чтобы расплатиться за чай, мой взгляд машинально скользнул за окно. Когда я сидел, обзор закрывала занавеска, а стоя рядом со столом, можно было видеть улицу и ограду госпитального комплекса. За оградой зеленел, а кое-где уже и заметно пожелтел высокий кустарник. Над ним возвышалась крыша нашего флигеля.
Наблюдать отсюда за флигелем было, пожалуй, всё-таки неудобно. Со своего места я видел лишь крышу и небольшую часть под ней, включая самый верх высоких окон. Что происходило за окнами, не разглядеть было, однако горит ли у нас свет и есть ли кто дома — это запросто. Тем более что во флигеле печурка стояла на случай холодной погоды, и дымок из трубы был бы на фоне неба как на ладони. Кажется, паранойя — это заразно.
Тем не менее, вечером во флигеле я предупредил Факела не только о своих опасениях, но и том, что Измаил, похоже, приглядывал за нами.
— Даст Бог, отобьемся, — невозмутимо ответствовал мой напарник. — Будь нечисть по-настоящему в силе, она бы от нас не пряталась. Небось, это какой-нибудь особенно сильный одержимый, вроде того, что был в Дубровнике. Но мы ведь справились.
Ну да, справились. Во многом благодаря везению, но если проблема была лишь в демоническом одержимом, то это еще полбеды. Однако ведь и там к одержимому прилагалось гнездо. Недостроенное, правда, но там до завершения работ оставалось шиш да ни шиша! Когда мы его раскрыли, демоны уже топали на новоселье.
— А что Измаил за нами приглядывает… — неспешно продолжал тем временем Факел. — Так мы не занимаемся ничем предосудительным. Авось, еще и поможет, если нечисть навалится в открытую.
— То есть, думаешь, она всё-таки может и в открытую навалиться? — сразу уточнил я.
В госпитале, между прочим, на крышах пулеметов не было. Хотя, если что, у нас тут казармы под боком. Факел пожал плечами, потом ответил, что он тоже не осведомлен о происходящем. Вот и о штурмовиках только от меня услышал, и следящего за нами Измаила не приметил. Последнее его, похоже, малость раздосадовало. Когда доходило до дела, Факел был тем еще перфекционистом, а тут за целый день слежки не заметил. Правда, по большому счету это не слежка и была — так, пригляд; да и сам Измаил нам не враг, а наоборот — товарищ по оружию, но сам факт того, что существовало место, откуда за нами можно было спокойно наблюдать, а мы и не в курсе — вот это его зацепило.
— Не наше это дело — охрана, — сказал я.
Сказал больше чтобы его подбодрить, хотя, по правде говоря, действительно не наше.
— Не наше, — легко согласился Факел. — Но мы ведь не охранять и ехали. Просто раз уж взялись, то надо делать на совесть.
— Погоди-погоди, — произнёс я. — У нас же приказ.
— У нас приказ разобраться в происходящем на месте, — ответил Факел. — И приглядеть за профессором.
— Вот это и называется охрана.
— Ты прав, — Факел кивнул, после чего неспешно и обстоятельно принялся объяснять, что на самом деле я не так уж и прав. — Вот только сам посуди. У инквизиции есть своя служба защиты. Да, один раз оплошали, но ошибки у всех случаются. У полиции есть служба безопасности. Еще с довоенных времен. Те еще зубры, надо понимать. А послали нас с тобой, специалистов по нечисти. Стало быть, что? — сам спросил, сам же и ответил: — А стало быть, тут завелась серьезная нечисть. Простым охранникам она не по зубам, а мы с тобой да с Божьей помощью, глядишь, и одолеем врага. А не одолеем, так шумнем напоследок хорошенько, тут штурмовики и сгодятся.
— Отличный план! — сказал я, даже не потрудившись скрыть сарказм.
— Ты же сам говорил еще в Петрограде, что здесь дело нечисто, — напомнил Факел.
Ну да, говорил.
— Но не настолько же!
— Когда, Глаз, зовут инквизицию, обычно уже настолько.