Правда, как и искусство,
там, где ты ее видишь.
Я вошел в галерею, и сразу пахнуло теплом и какими-то экзотическими запахами. Раздеваться я не стал, просто расстегнул пальто. Народу было немного. В помещении были очень высокие потолки, не меньше пяти метров, стены отделаны под мрамор, и так называемые произведения искусства висели на них в произвольном порядке — то в одну линию, то шахматно, вообще без системы. Вместо рам у картин были странные гнутые трубы, будто закопченные, и удивительно похожие на детали мотоцикла.
Я не ценитель подобного самовыражения, и потому не сильно разглядывал окружающее меня арт-безобразие. Я искал Лассе и нашел его. Вернее, он нашел меня первым. В то время как я оглядывался, он возник передо мной, будто всегда здесь и стоял.
— Здравствуй, Перри, — сказал он.
Если то, что у каждого свои страхи, — правда, то это — мой.
Он смотрел на меня снизу вверх и улыбался, не дружелюбно, а скорее вежливо. На нем был светло-серый костюм, сидящий так, словно он в нем и родился; а в основном Лассе не изменился ни капельки — светлые волосы вились, немного не доставая до плеч. Их в литературе называют льняными, и пока не встретил Лассе, я думал, что такие волосы бывают только у маленьких детей. Но у детей они потом темнеют и становятся жестче, а у Лассе — не стали. И ко всему этому — небесные глаза в венке светлых ресниц. Мне всегда было удивительно — как у такого существа могут быть такие чистые глаза? Они должны быть закапаны кровью или по крайней мере испускать дикий порочный взгляд. А Лассе был похож на ангела, а не вампира, и взгляд у него был невинный, если не сказать святой. Но хотя его ангельский вид мог обмануть кого угодно, я прекрасно знал, что Лассе вполне способен не задумываясь достать мое сердце и выжать его в стаканчик. Я просто не хотел об этом думать сейчас.
— Здравствуй, Лассе, — сказал я, — как дела?
— Ты знаешь.
Я знал, и развивать эту тему могло быть смерти подобно. Светские беседы между нами были очень неуместны.
— Не думал, что ты ходишь в такие места, — заметил он, разглядывая картину, на которую, кажется, просто вылили ведро красной краски.
— Я не… То есть… я знал, что ты ходишь.
Лассе посмотрел на меня немного удивленно — откуда ты знал? — и зрачки на небесно-голубом фоне почти исчезли.
— Должен ли я понимать, что у тебя есть какое-то дело ко мне?
Только когда он произнес эти слова, я понял, как они звучат. Я пришел к нему за помощью. Я посмел обращаться к нему после всего, что произошло.
Но это была не интонация Лассе, а мои фантазии. Он говорил нормально.
— На мою пациентку напал сфинкс. Ей девять лет.
Лассе моргнул, не отрывая глаз от моего лица. Потом снова перевел взгляд на картину.
— И тебе нужна его кровь, чтобы убить вирус.
Это был не вопрос. Лассе ничего не нужно было долго объяснять.
— Но я чем могу помочь?
— Я думал, что ты мог что-нибудь слышать. О новеньких. В городе пока зарегистрирован только один сфинкс.
— Беати Форджа.
— Да, но это вряд ли она — Зак держит ее в строгом ошейнике. Ему не нужны проблемы с законом. И мы подумали, что…
Наконец Лассе отвлекся от картин и повернулся ко мне. Он слегка склонил голову набок, наблюдая за мной, и у меня пересохло в горле. Лучше бы он меня просто убил.
— Я бы помог вам, но ничего об этом не знаю. — Его голос звучал тепло и спокойно; если там и были посторонние эмоции, я бы их все равно не услышал. — Мне жаль вашу девочку. Если какая-то информация будет, я сообщу вам. Кажется, у вас есть еще месяц.
Я промолчал.
— Удачи, Перри.
Лассе слегка приподнял кончики губ в вежливой полуулыбке и повернулся, чтобы уйти. Разговор окончен. Я отступил назад.
Он жестом подозвал администратора.
— Мне нужна эта картина, — и указал на окровавленный холст.
— Простите, сэр, но она не продается.
Лассе пристально посмотрел на него, и тот быстро опустил глаза.
— Неужели?
— Я… сейчас узнаю. Одну секунду.
Администратор исчез, и вскоре появился с хозяином галереи. Хозяин шипел на него, как на тупую скотину.
— Миллион извинений, сэр, конечно, она продается. Куда ее доставить?
— Я сам заберу ее. Спасибо.
Он все смотрел на яркие красные потоки.
— Лассе! — это у меня вырвалось, черт, впереди мозгов.
Он оглянулся через плечо.
— Мне очень жаль!
Я не знал, насколько искренне звучит произнесенное. И мог только надеяться, что хоть и вполовину так, как я это чувствую.
Лассе лишь кивнул и отвернулся.