Ангелы моих снов

5

На улице совсем стемнело. С балкона-лоджии стали отчётливей слышны проезжающие машины и какая-то общая опустелость. Даже прохожие теперь говорили тише, а если и раздавался громкий возглас, то звучал он провисшим в воздухе.

Я с трудом дождалась Силушки, чтобы выслушать его и бежать на улицу искать Даньку. А убежал домовой в соседнюю квартиру давно. Ещё, перед тем как бежать, он немного помялся и сконфуженно сказал:

— Хозяюшка, прости, пожалуйста за ндравность, только ведь домовые друг к дружке с пустыми руками не ходят. Хоть крошечку хлебушка, да принесут. Не видь ты меня — стащил бы крошечку да побёг. А вот поди ж ты. Видишь — и просить приходится.

— А ты пирогов возьми, — предложила я. — У нас их полно. И соседу твоему, домовому, приятно будет домашнего попробовать.

— Ой, хозяюшка, просить боялся, да сама сказала! — обрадовался Силушка.

Кусок пирога мы завернули в салфетки и аптечными резинками обвязали, чтобы удобно было нести. Силушка ушёл к соседу и как в воду канул. Я успела несколько раз выглянуть с балкона — присмотреться, где там Данька бегает. Самого в подступающих сумерках не разглядела, один же фонарь на весь двенадцатиподъездный дом, а вот роликовая компания продолжала кататься, правда, постепенно редела, но самые упорные — значит, в том числе и Данька (надеялась я), продолжали мчаться с той же скоростью по дороге перед домом. Причём, судя по отсутствию компании некоторое время в конце дома, а затем по её появлению с другого конца, народ на роликах освоил новый маршрут. Я не волновалась: если Данька смертельно устанет — это здорово. Я, например, плохо сплю на новом месте, а вот мальчишка придёт уставшим, он и выспится неплохо, а перед тем наверняка и от ужина не откажется.

Примчался Силушка, сел, запыхавшись, на подоконник и объявил:

— Что-то тут, хозяюшка, неладно! Однако интересно-то как!.. Квартирант этот живёт давно здесь. Из другого города, соседушко мой говорит. Но не платит. Вроде как друзья пригласили пожить. Звучит словечко в его беседах с друзьями-то — реабилитация. А что сие — мне неведомо, как и соседушке моему, домовому. А ишо сказано было, что сосед сей в аварию каку-то страшну, с машинами какеми-то, попал, и так плохо было ему, так плохо! Вот он посейчас и не работает пока что. Но, сказал соседушко, богатый квартирант, очень богатый. А ишо у него дочка есть — малышка. Тока она с ним не живёт, а живёт навроде как с матушкой своей — далече где-то, в городе же. Но изредка оне и сюда заходят — его проведать. И пошто мне сказал сосед мой, что не пьёт тот квартирант? Не пойму, хозяюшка, потому как с бутылочкой я сам его видел и не раз. — Тут он кое-что вспомнил и покраснел: — Ой, прости, хозяюшка, забыл главное-то сказать! Соседушко мой кланяется с благодарностью и хлебушку-пирожку печёному так рад, так рад — несказанно!

И сам поклонился. А потом подпрыгнул посмотреть на стол, где посередине стол противень с нарезанным пирогом, просиял — и убежал. Проверять, всё ли я постелила на балконе к Данькиному приходу. Вслед ему я только хмыкнула. Не только на балконе, но на всякий случай ещё и в комнате приготовила диван для сна. Вдруг мальчишке на балконе не захочется? Мало ли. Хотя сейчас жарко, так на что на балконе самый кайф.

Сунув ноги в босоножки, я вышла в подъезд. Мельком глянула на дверь квартиры, с жителем которой так странно познакомилась, и зашагала по лестницам вниз. Да, и мне интересно. У нас дядя проходил курс реабилитации после операции на сердце. Но этот попал в аварию. Наверное, что-то серьёзное. И что с ним не так? И почему соседский домовой сказал, что Денис не пьёт? Может, в прошлые разы я видела другого человека на скамейке? Нет, Денис и тогда, и вчера, например, был в одной и той же одежде: джинсы, рубаха в тёмную клетку… Спутать с другим трудно…

Вышла из подъезда. На дороге темно и пусто. Напротив садик, там фонарь горит. От подъездных окон тоже небольшой свет из коридоров. Но всё равно плохо видно, где кто. Да ещё, несмотря на позднее время, то и дело шмыгают машины. Резким светом фар ломая пространство и совершенно изменяя его. И ещё: с дорожного асфальта — тепло пока, а от газонов, от травы да земли, — прохладой повеяло. А Данька в одних шортах и в футболке. И я тихонько позвала, надеясь, что он где-то неподалёку:

— Данька! Даня!

— Иду! — радостно откликнулись в двух подъездах от меня.

А далее послышался ровно приближающийся ко мне сухой, подпрыгивающий на неровном асфальте звук — на роликах катит!

Мальчишка круто развернулся, объезжая край газона, и влетел в мои руки, чуть не сбив меня с ног. В последний миг подпрыгнул, пытаясь остановиться, — и я, немного нагнувшись, подхватила его! Он обнял меня за талию, запыхавшись — счастливый!

— Тут такой двор! Тут такие пацаны! И девчонки не орут — не дуры! А дорога! Мы нашли место, где можно трамплин устроить! Лиза! Обалдеть — не встать, как здесь здорово! А мы со своего дома на школьный стадион бегали кататься, так пока туда доедешь! — Он отстранился и взглянул на меня. Глаза сверкали.

— И не голодный, — с полувопросительной насмешкой сказала я.

— Есть хочу! — сообщил он, беря меня за руку.

От взгляда в спину я замерла, а потом, помогая Даньке на роликах разворачиваться, украдкой глянула на прозрачно-тёмные окна второго этажа, рядом с моим балконом-лоджией. Никого. Или я не вижу никого. Хм… Сосед подглядывает? Ну и что?

До подъезда мне пришлось Даньку довезти: устал, ноги еле передвигал. Почти повис на мне. Даже мысль закралась — уже в подъезде: а захочет ли он завтра на пляж? Это освещение плохое, тяжёлое. Поэтому, наверное, Данька выглядел выдохшимся. Вот теперь пришлось воспользоваться лифтом. Данька въехал в него, уже недовольно ворча, что слишком не вовремя спать хочется, а ведь он пока даже квартиры не видел.

Через порог он хотел молодецки перескочить и чуть не свалился. Хорошо — за руку всё ещё держался. Так же, держась за руку, он съехал на пол развязывать шнурки на коньках. А я снова побежала на кухню — готовить чай к пирогам. Слушала постукивание, пыхтение и тихое ворчание на шнурковые узелки, после чего вдруг наступила тишина.

— Хозяюшка, ребятёнок-то заснумши, — встревоженно прошептал Силушка с порога кухни. — Что ж делать-то будем, аюшки?

Поспешив из кухни, обнаружила, что Силушка прав. Раскинув ноги в стороны и свесив бедовую головушку вбок, прислонившийся к входной двери Данька безмятежно дрых. На лице — усталая улыбка. Укатался… Один ботинок с роликами валялся рядом, другой — так и не развязанный до конца, победно торчал носком кверху на его ноге. Вот ведь, а? Ему ж неудобно! Я присела перед мальчишкой и быстро посмотрела, что произошло. Шнурки запутал, потянув не так. Пока распутывал, видимо, решил передохнуть, откинулся спиной на дверь и заснул.

Осторожно цепляя ногтями жёстко завязанные тесёмки, я вытащила кончик одного шнурка, затем другой. Боясь разбудить, сняла ботинок и уже оба поставила на полочку у двери. Немного посомневавшись, я просунула руки под затылок Даньки и под его коленки в щитках. Никаких балконов! Будет спать на диване, а потом посмотрим. И подняла его. Боялась — тяжёлый, но ничего. Тощенький. Улыбнулась и пошла в зал. Уложила на диван, освободила от щитков, от одежды.

Мда… Интересно, он что-нибудь на смену шортам взял? Я ведь в его рюкзачок не заглядывала ещё. Люстру в зале не включала, но даже в свете из прихожей видно, что Данькины шортики измазаны серо-зелёными полосами — пыль и трава? Где это они валялись? По-хорошему — надо бы мальчишку в ванну сунуть перед сном. Я тихонько рассмеялась. Вот было бы любопытно посмотреть на его реакцию, когда опустишь его, спящего, в тёплую воду!..

— Хозяюшка… — Со спинки дивана склонился Силушка, жалостно помаргивая на спящего мальчишку. — Одеялком бы ребятёнка накрыть, а? Ишь, замотался, бегаючи-то…

— Ща встану, — пробурчал Данька, явно пытаясь открыть глаза.

Мы с Силушкой недоумённо переглянулись: он слышит домового? Или просто говорит в полусне?

— Спи уж, — откликнулась я, улыбаясь его насупленной мордахе.

Но он вцепился в мои пальцы и с трудом, но сел. Зевнул.

Таким зевающим сидел и за столом, но ел за обе щеки, а домовой смотрел на него и всё умилялся, как хорошо ребёнок ест. Ещё бы: за весь вечер слопать только одно мороженое!.. Странно, я думала, Данька будет протестовать против молока, но он пил его так жадно, что оставалось только подливать ему, а пироги трескал так, что под конец ужина обмяк и довольно погладил свой животик.

— В ванную и баиньки, — сам себе скомандовал Данька и сполз с табуретки.

После ванны он, как ни странно, проснулся совсем. Видимо, тот сон, у двери, был хоть и коротким, но глубоким. Так что совершенно бодрым он пробегал всю квартиру, благо однокомнатная, одобрил встроенные шкафы в прихожей, куда зашвырнул свой отощавший из-за вынутых вещей рюкзак, сбегал на балкон-лоджию, весь изошёл восторгом и заявил, что теперь это его комната!

Не успела я словечка пикнуть за или против, как мальчишка прошнырял по всем балконным шкафчикам, проверяя, где что есть, и, наконец, умиротворённо уселся на старенькую кушетку, с приготовленной для него постелью, радостно грызя яблоко, найденное в балконной корзине — среди моркови и картошки. Мыть не стал, обтёр в ладонях и сразу в рот. Довольный!

— Мне здесь нравится, — простодушно сказал он. — Особенно выход через кухню. Тебя будить не буду, если вдруг среди ночи встать захочется. Точняк?

— Точняк, — согласилась я, присаживаясь рядом. — Ты уверен, что нормально уснёшь? Здесь ведь машины часто ездят. Иной раз, бывает, и пьяницы ходят, бутылки собирают. А утром, очень рано, приезжает мусорная машина, ящиками гремит.

— Я хорошо сплю, — заверил Данька. — У меня сон такой… Ну, в общем, крепкий.

Но на всякий случай дверь из комнаты на балкон я тоже оставила открытой. И буквально через час, после того как мы легли спать, я услышала бормотание, на которое немедленно вскочила. Даже смешно: думала, что это Даньке будет тяжело спать на новом месте, а сама не сообразила, что с новым временным жильцом и мне будет не слишком комфортно… Выглянула на балкон, а он разметался на кушетке, одеяло сбросил. Хоть на закрытом балконе-лоджии и тепло — я все окошки закрыла, но ведь ночь, прохладно.

— Ма-ам, — чуть даже обиженно позвал Данька.

Я подняла одеяло и укрыла его. Десять лет мальчишке. Попривыкшая к его довольно взрослому поведению, я как-то не подумала, что он здорово переживает, оттого что вот так враз остался, пусть и временно, но без родителей… В темноте блеснули открывшиеся глаза, и мальчишка тихонько сказал:

— А я думал — мама пришла. Лиза, а давай я тебя мамой буду звать? Ну, пока?.. Я уже пацанам сказал, что я с мамой. Или ты не хочешь такой старой быть?

Такой старой… Смех пробил нешуточный, несмотря на жалость. Я тут раздумывала, как ему предложить такую странную игру, а он уже всё решил за меня! Снова присела рядом и согласилась:

— Мама так мама. Давай спать, остальное завтра обсудим.

— Ага… — сказал этот чертёнок и, только я оказалась у балконной двери, сказал: — Мам, а мы завтра на пляж?

— Спи! — улыбаясь, откликнулась я. — Спокойной ночи! А то доиграешься — приду с книжкой, сказки читать буду, а то и песенку спою.

— Спокойной ночи, — донеслось из-под одеяла.

Потом я ещё раз бесшумно вышла на балкон — проверить, как там Данька. Постояла рядом, прислушиваясь — склонившись к нему. Спит-сопит. Натянула ему на плечо одеяло. За окнами балкона резко взвыли коты. Я вздрогнула и быстро взглянула на мальчишку. Фонарь уже отключили, только свет небольшого месяца, пока не зашедшего за дом, слегка проникал сюда, на лоджию… Но Данька только вздохнул и натянул одеяло на плечо. И я на цыпочках удалилась.

Долго не могла уснуть, переживая: а вот, не дай Бог, коты снова начнут выяснять отношения!.. Но на улице воцарилась сонная, глубокая тишина, несмотря на бесконечный гул с дальней дороги. Услышался мчащийся троллейбус. Лёгкий стук шагов по дороге перед домом… Началось погружение в сон…

… оборвавшееся на полпути!

Хотя, кажется, заснула я крепко. Потому что начало пробуждения врывалось в мой сон толчками: грохотала музыка, стучали в стену… Потом что-то звякнуло где-то совсем близко — кажется, на балконе. Когда меня, глубоко сонную, вырвало из толпы скучившихся сновидческих призраков, я вдруг и сразу сообразила, что именно происходит, и с бешено стучащимся сердцем вскочила с кровати.

Да что ж этот сосед, который Денис, делает?! Он же мне сейчас Даньку разбудит!

Хватая со спинки стула халат, на ходу накидывая его поверх ночнушки, я кинулась на балкон. К темноте глаза привыкли не сразу, поэтому я не сразу и поняла, что вижу пустую кушетку — с одеялом, скомканным у стены. А когда дошло, что происходит, сердце чуть не остановилось: где ребёнок?!

— Хозяюшка, ребятёнок с инструментами в коридор побёг! — спешно выговорил, с трудом перекрикивая рёв так называемой музыки, Силушка, выглядывающий на балкон из другой двери — из кухни.

— Какими инструментами?! — вскрикнула я, торопливо застёгивая пуговицы халата.

На последней пуговице пальцы похолодели от нового ужаса: музыка, грохочущая на полдома, оборвалась в одно мгновение — стихла чуть не на полуслове! На самом жутком хриплом вопле ненашенского певца! Я ринулась через комнату в прихожую. Чуть не налетела на косяк в темноте. Вовремя отшатнулась, вытянув руки. Нащупала преграду, вспомнила, что выключатель рядом — быстро ударила по кнопке. Света нет! Господи! Да что ж такое делается?!

Судя по тускло сияющему дверному «глазку», свет наличествовал на лестничной площадке. Машинально огладив взлохмаченные со сна волосы, я, почти с разбегу ударив бедром, распахнула незапертую входную дверь.

Одновременно открылась соседняя дверь. На пороге встал Денис. Джинсы, рубаха, застёгнутая чуть не под горло. Он что — вообще спать не ложился?!

— Что происходит? — как ни в чём не бывало спросил он.

Растерянно оглядевшись, у подъездного электрического щита я увидела Даньку. Он как раз деловито захлопнул дверцу щита и решительно зашагал к нам. Притулившийся у моих ног Силушка встревоженно смотрел, как мальчишка встал между мной и Денисом.

Худенький и длинный, Данька для своих лет всё равно оставался ещё маленького росточка. В длинных трусишках, в моих тапках, видимо, кое-как найденных в прихожей, а может, он их месторасположение запомнил, когда снимал ботинки с роликами, он выглядел таким уязвимым — особенно на фоне мощной фигуры Дениса, что я испугалась за него. Да ещё головёнку задрал на тонкой, беззащитной шее — глядеть на тёмную громаду, словно выступающую из тёмной квартиры, да ещё уязвимый — особенно потому, что без верхней одежды. Хотя кулачишки он сжимал довольно воинственно. Но что его кулачишки, когда напротив огромный мужчина?

Я невольно шагнула к Даньке, встала за его спиной, положив руки на его плечи. Хотелось дёрнуть его за руку и уволочь из коридора в квартиру от греха подальше, хотя знала: шевельнись Денис с угрозой для мальчишки — и я буду драться, кричать изо всех сил, кусаться!.. И, наверное, не потому, что успела прикипеть к Даньке, который ещё и прав в этой ситуации, но ещё и потому, что нельзя так: большому и сильному — обижать маленького и слабого. Но только положила руки на горячие костлявые плечи, как Данька ершисто сказал (только сейчас разглядела, что он сжимает в кулачишках ещё и какие-то отвёртки), глядя в лицо Денису:

— Ты, мужик, дурак, что ли? (Я обмерла. Силушка всплеснул руками.) Ты что — не понимаешь, что ребёнок должен по ночам спать, а твой дурацкий музон спать не даёт?! Тогда запоминай: ребёнок должен ночью спать! — почти по слогам отчеканил Данька. — Понял? А музон свой врубай, когда будет семь часов утра — до одиннадцати ночи! Понял? Правила надо знать! А будешь ещё гонять, я тебе не только электричество вырублю, но и ещё чего-нибудь придумаю! Или спать, мужик!

В конце его речи я уже напряглась от страха: вот, сейчас, этот «мужик» как схватит мальчишку, как даст ему!.. Господи, как бы утащить этого «проблемного ребёнка» и спрятать его от всех напастей, которые должны вот-вот обрушиться на него?! Денис неожиданно для меня улыбнулся Даньке, как будто услышал нечто смешное, и кивнул.

— Хорошо. Это я усвоил. Ребёнок должен спать ночью.

— И взрослые, — с напором сказал Данька. — Если только не работают. Спокойной ночи, мужик!

— Спокойной ночи, ребёнок, — слегка насмешливо ответил Денис и непринуждённо раскланялся со мной: — Спокойной ночи и вам. — С последними словами он опустил глаза на домового — и получилось так, что он попрощался со мной и с Силушкой.

Когда до Силушки дошло, что странный сосед кланяется нам обоим, он с изумления такого тоже поклонился. Денис снова усмехнулся в свою щетину, отступил и закрыл перед собой дверь, словно растворившись в тёмной квартире.

Я схватила мальчишку за руку и втащила его в свою квартиру. Силушка, тоже схватившись — но за сердце, юркнул за нами.

— Что ты сделал?! — страшным шёпотом спросила я мальчишку, по инерции боясь, как бы Денис нас не услышал.

— Я спать хочу! — заявил этот наглец.

— Нет, ты мне скажи, что ты сделал!

— Я и отвечаю, — удивлённо ответил Данька. — Я хочу спать, а этот мешает. — Он деловито выкрутился из моих рук и положил на еле видный в темноте трельяж отвёртки, после чего спросил: — Свечки есть? У нас мама всегда держит свечки на кухне.

Выдохнув, я пришла в себя и, стараясь говорить ровно, сказала:

— Я тебя о другом спрашиваю. Что ты сделал, чтобы вырубился свет?

— Кое-что открутил в щите, — сказал «проблемный ребёнок» и вдруг понял: — Лиза, ты испугалась, да? Ты не бойся. Меня током не ударит. Я видел, как папа ремонтировал щит, и знаю, до чего можно дотрагиваться, а до чего нет.

— А я это знаю? — угрюмо спросила я. — Что ты знаешь, а чего — нет? Конечно, испугалась. — Я нагнулась к трельяжу, вытянула нижний ящик. — Свечи вот у меня. Теперь что дальше?

— Электрик завтра придёт и всё сделает, — безмятежно сказал мальчишка. — А я спать пойду. Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, — машинально пробормотала я, глядя, как он спокойно уходит на кухню, а затем на балкон, даже не дождавшись, когда я запалю свечи.

— Хозяюшка, — потянул меня за рукав халата домовой, взобравшийся на стул рядом с трельяжем. — Нам ведь с тобой тоже на кухню. Холодильник-то…

Напоминание Силушки оказалось кстати. Забрав с трельяжа свечи и воткнув их в подсвечник, без дела стоящий тут же, я поспешила на кухню. Здесь закрыла дверь на лоджию, предварительно заглянув туда: Данька отвернулся носом к стенке и спал. Кажется… Так, теперь холодильник. Скоропортящихся продуктов нет, так что я со спокойной на этот счёт душой остальные продукты быстро сложила в тазик и хорошенько закутала его в шерстяное одеяло. Всё. Временный холодильник есть — несколько часов могу за продукты не переживать…

Так. Теперь можно попереживать за другое.

— Силушка! — позвала я, забравшись с ногами на кровать и накинув на плечи покрывало. Свечи поставила на прикроватную тумбочку. Что-то света захотелось.

— Аюшки? — отозвался домовой.

— Ты очень занят?

Домовой тут же прибежал из кухни, забрался на прикроватную тумбочку же и, озабоченно приглядываясь то к подсвечнику, то ко мне, спросил:

— Али сна ни в одном глазу? Побалакать хочется?

— Нет. Проблемы не со сном. Я спать хочу, но меня мучает пара вопросов. Когда ты к своему соседу бегал про этого квартиранта, про Дениса, узнавать, твой сосед тебе ничего не говорил, спит ли он по ночам?

— Вот не догадамшись спросить-то, — почесал под шляпёнкой свои космы домовой.

— Ну ладно. Ещё такой вопрос. Денис-то… Ты заметил? Он ведь нам обоим поклонился. Твой сосед-домовой ничего про это не рассказывал?

— Тут тако дело, хозяюшка… Если б соседушко знал про то, все бы домовые дома нашего узнали. Мы ведь про такое обязательно говорим друг дружке — кому из жильцов показаться на глаза можно, а кому и нет. Соседушко промолчал — значит, ни сном ни духом о том.

— Ты ему скажешь?

— Конечно! — Силушка даже возмутился. — Про такое знать надо всему нашему сословию! Мы ж тоже хозяевами считаемся. А вдруг соседушко сделает что не так на глазах квартиранта этого? Страсти-то какеи!.. А про сон спрошу у соседушки — обязательно!.. Ой, ужасти… Ой, страсти-то…

Несмотря на волнение и тревогу, оставшиеся после этого страшного для меня происшествия, уснуть удалось сразу. Но то ли таким образом ночное ЧП решило отыграться за быстрое засыпание, то ли ещё что, но сон начался с того, что я увидела город. Не такой, как тот, в котором живу. Но громадный, с высотными зданиями, теснящимися так близко друг к другу, что, почудилось, можно легко перепрыгнуть с одной крыши на другую.