Ангелы моих снов

3

Приехала я за Данькой к вечеру. Нас оставили на кухне поговорить, прежде чем я увезу мальчика.

Итак, Данька. Тощий, быстро идёт в рост, но пока всё ещё маленький. Мордаха круглая. Большие карие глаза — прямо сейчас очень недовольные. А когда недоволен (а началось с моего прихода), то и дело шмыгает обгорелым на солнце носишком. Очки круглые, но на Гарри Поттера Данька не похож. Жёстче. Губы надул. На меня не смотрит. Рядом, у ножек стульев, собран рюкзак со всеми необходимыми пожитками, на который мальчишка то и дело скашивается. Ну-ну, сирота казанская…

Данька покосился на рюкзак в очередной раз и снова насупился.

Сидели мы за столом. Между нами — две чашки с остывшим чаем и тарелка с печеньем. Овсяным — любимым Данькиным, объяснили его родители.

— А вы знаете, что я проблемный ребёнок? — внезапно спросил Данька.

— Знаю, — осторожно ответила я. — А почему — проблемный?

— Я несдержанный! — заявил мальчишка и с интересом уставился на меня: а вдруг испугаюсь?

— То есть подушки от тебя лучше держать подальше?

Он открыл рот — и закрыл. Глазища — во! Снова открыл рот.

— А чего это — с подушками?

— Ну, ты же говоришь — несдержанный. Я тоже такая. Когда сдержаться не могу, начинаю драться подушками. Или ты не сдерживаешься по-другому?

— А если ты не дома? — заинтересовался он.

Я вытащила из-под ног сумку.

— У людей это называется дамская сумочка. Прикинь у моей вес.

Мальчишка прикинул и уважительно хмыкнул. Я гордо сказала:

— А теперь прикинь, как здорово таким весом из-за угла бить.

— А… зачем из-за угла?

— Так интересней.

Он уставился на меня, как на идиотку. Боюсь, и я чувствовала себя именно так. С перепугу же болтала. Вот и несла всякую чушь. И сидеть в этой кухне не хочется. Прямо сама чувствовала, как живущие тут хотят побыстрей избавиться от любимого чада. И чувствовала, каково ему это ощущать. А что сделаешь? Приготовления к зарубежной поездке — они такие. Хлопотные.

— У тебя на завтра какие планы были?

— Тебе какое дело? — снова насупился он.

— Ну, как какое дело… Я завтра собиралась на пляж, а теперь придётся отменить поход. Так мечтала о песочке — позагорать… А вода какая там тёплая!..

— А почему — отменить? — теперь уже Данька спросил осторожно.

Я с сомнением взглянула на него. Интересно, пройдёт здесь моё лукавство?

— А вдруг тебе на пляж нельзя?

— Почему это?! — возмутился Данька.

Всё. С этого момента у меня на сердце отлегло. Силушка оказался прав на все сто! Данька помчался в свою комнату искать плавки. Мяч я его уговорила не брать: в пляжном прокате чего только нет! Ему это ещё больше понравилось, особенно когда я сказала, что пляжный прокат похож на лавку с сокровищами: в ней главное — порыться хорошенько, а уж там — чего только не найдёшь!

Оказывается, на пляже он не был с начала лета. Родителям некогда, а в одиночку не сбежишь. Хотя я от его бабули слышала, что как-то случилось разок — перехватили мальчишку в троллейбусе на полпути к реке. Скандалище разгорелся такой жестокий, что даже своевольный пацан теперь не решался сбегать куда-то и уныло проводил свободное время на улице с такими же несчастными друзьями-товарищами, которым не повезло попасть в лагерь или хотя бы в Дома отдыха с родичами. На июнь-то Данька был пристроен в школьный лагерь. Неудивительно, что злится: родители за границу едут, а его здесь оставляют!..

Уже на выходе из подъезда, задумчиво глядя на тёплый вечер и подставляя лицо мягким солнечным лучам, я спросила:

— Даня, не возражаешь, если мы на рынок заскочим? Мне надо фруктов купить. Ты, наверное, тоже не будешь возражать против, скажем, бананья и апельсинов?

— Хочу мороженое! — заявил Данька, а подумав, добавил: — И бананов тоже.

— Про мороженое я и не подумала, — пробормотала я — и вдруг вздохнула от наплыва счастья: отпуск! Отпускные! Мороженого можно сколько угодно! Не слишком жарко, но и не дождливо! Настоящее лето! И, слушая разноголосицу вечерней улицы, спросила: — Дань, а какие самые вкусные мороженые? Или нет! Давай купим такие, которые никто из нас ещё не ел! Будем их дегустировать!

— А что такое дегустировать? — тут же спросил мальчишка.

Дегустацию мы начали на остановке, пока ждали нужный троллейбус. Вообще-то я не люблю заходить с мороженым в транспорт, но сейчас время довольно позднее, народу маловато в мою сторону. Если сядем на одно сиденье, никого не потревожим.

Данька, с рюкзаком за плечами, держал маленькую сетку с помидорами, матерчатую сумку с огурцами держала я. Мы ели мороженое, делясь впечатлениями и суперсерьёзно размышляя, будем ли его брать в следующий раз, когда я вдруг за спиной услышала радостный женский возглас:

— Лиза! Привет!

Моя улыбка мгновенно увяла. Правда, оборачиваясь, я постаралась быть приветливой. Просто очень уж неожиданно.

— Привет…

— Слушай, Лиза, я тебя совсем потеряла! — всё так же радостно сказала Сима, с удовольствием разглядывая меня. — Звоню-звоню, а у тебя, оказывается номер другой! Слушай, я тебя так искала, так искала! Ты мне так нужна! На домашний звонила, твоя мама молчит, как партизан на допросе, ничего про тебя не говорит. Я уже вот сейчас к тебе на работу сбегала, а у тебя, оказывается, как раз отпуск! Понимаешь, мне тут срочно нужно сшить кое-что! Ты теперь свободная, сшей, а? Говори давай адрес — меня к тебе завтра Мишка подвезёт, журналы привезу…

— Журналы? — успела я втиснуться в краткую паузу.

— Ну да! Там у меня три журнала! Хочу на лето прибарахлиться, а ты пропала! Лиза, я там такой чудный костюмчик нашла! Юбочка — ммм… Прелесть!

— Сима, понимаешь…

— А ещё там есть брючный костюмчик — троечка! Ты не представляешь, как он мне подходит! Прямо на мою фигурку! Идеально! Слушай, Лиза, ты что-то похудела немного, но тебе ещё немножко надо бы! Меньше есть надо, тем более — в отпуске. Так что займёшься работой — не до еды будет! Представляешь, как выгодно? Красота! Тебе ж всё равно делать нечего, а тут хоть денюжку заработаешь! Это не то, что мы! Всё работаем и работаем, а денег всё нет и нет! А ты и отдыхаешь, и зарабатываешь!

Она радостно болтала, счастливая оттого, что наткнулась на меня так внезапно, и уже вытащила мобильный телефон, чтобы записать мой новый номер. А я не знала, что делать. Смотрела на неё с неловкостью и пыталась сообразить, как сказать, чтобы её не обидеть, что мне не хочется в отпуске шить для кого-то, потому что сама решилась наконец что-то сшить для себя. Ведь старые вещи на мне, пусть и совсем чуть-чуть похудевшей, всё равно ощутимо болтались. А ещё стыдно перед Данькой, который внимательно слушал Симу и озадаченно поглядывал то на меня, то на неё. Если подруга надавит на меня и я не смогу отказаться (а кажется, именно к этому всё идёт), мальчишка будет здорово разочарован. И тогда…

В общем, неожиданно оказалось, что я уже не только не могу контролировать отчаянного выражения своего лица, а ещё и постепенно, но точно зверею от дурацкого, противоречивого положения. И, кажется, моё озверение собирается прорваться чем-то очень нехорошим. Или слезами, или воплями.

Прорваться не успело. Вмешался Данька.

— Тёть…

— … А ещё нашла в старом журнале такую обалденную блузку…

— Тё-оть…

— Даня, ты что?

— … Там такие рюшечки! — Сима со счастливой улыбкой поцеловала свои пальчики, с маникюром — изысканным рисунком. Блеснули золотые кольца. — Слушай, Лиза, давай быстрей твой номер, и я побежала, а то ты меня здорово задерживаешь. Меня вон Мишка на машине ждёт, нам некогда! Это ты теперь у нас гулёна, отдыхаешь, а нам отдыхать некогда. Везде надо успеть, везде забежать. Ну, что же ты, копуша! Где у тебя телефон? Завтра привезу ткани и…

И она завизжала.

Данька с размаху выплеснул на её ноги остатки подтаявшего мороженого. Хорошие такие остатки — чуть не треть стаканчика!

— Ты… Ты… — заикалась она, охрипнув от визга.

— Тёть, я проблемный ребёнок, ясно? — тихо и зловеще сказал Данька. — Привезёшь журналы моей Лизе, я их сначала в клочья раздеру, а потом сожгу. А ткани свои привезёшь — вымажу всем, что мажется. А потом клеем склею. И скажу, что так и было. Понятно, тёть?

— Ты!.. — Подбежал разъярённый Михаил, муж Симы. — Ах ты…

— При ребёнке ругаться будешь? При нервном проблемном ребёнке? — хладнокровно спросил Данька, пока Мишка искал нужные слова выразить своё негодование. Внезапно мальчишеские глаза, и так большие за очками, резко увеличились, наполнившись слезами, лицо скривилось — и он зарыдал, в голос!

Остановка в лице толпы, человек на двадцать, немедленно с огромным интересом подвинулась, подтянулась посмотреть, что происходит. Я, сама перепуганная, старалась утешить «проблемного ребёнка», ревущего громко, с наслаждением, насмерть несчастного, чуть не бьющегося в истерике, и только чуть позже поняла, что ожидающие транспорта люди обрушились на Симу и Михаила с руганью и гневными воплями из-за обиженного ими, плачущего навзрыд ребёнка. Те сбежали от греха подальше и немедленно укатили, благо машина стояла и правда неподалёку.

Нас же с Данькой чуть не на руках внесли в подошедший троллейбус, полупустой — основная толпа ждала другого троллейбуса. Даже с сумками помогли. Мы сели на заднее сиденье, подошла кондукторша…

Глядя на успокоенное лицо мальчишки, деловито вытирающего моим платком мокрое лицо, я с опаской подумала: а ведь он манипулятор. Что буду делать я, если он захочет устроить такой спектакль со мной?

Данька покосился на меня и пожал плечами:

— Подушек не было.

— И часто ты так? — насторожённо спросила я.

— Нет. Только если вижу, что это неправильно. Лиза, а можно я тебе «ты» буду говорить? Ты же не слишком взрослая?

— Почему ты решил, что не слишком? Как минимум лет на пятнадцать старше.

— Ты, это… — затруднился он в поиске слова. — Ты не умеешь отбиваться.

— Э… Это не совсем так.

— Почему ты согласилась сидеть со мной?

Я молча смотрела на него, наверное, с минуту. Ишь, умные вопросы задаёт. Ничего. Мы тоже не лыком шиты.

— Потому что люблю своих родителей.

— И что получили твои родители? — насмешливо спросил он. — Небось, укатили в какой-нибудь Дом отдыха? А тебе теперь со мной нянчиться?

— А с тобой надо нянчиться? То есть ты только в разговорах такой умный? — обозлилась я. — Хочешь знать, что получила я? Я получила пляж! Потому что без тебя я бы даже не подумала сходить туда. Я получила недавнее мороженое! И, между прочим, слопала его целиком и полностью, в отличие от некоторых! И… И я получила свободу! Потому что, не будь тебя, я бы, наверное, согласилась шить для Симы! Но — наверное!

— Тогда чего? — спросил «дитёнок». — Можно, что ль, на «ты»?

И мы засмеялись. И только сейчас начали серьёзно знакомиться друг с другом, начисто забыв об инциденте на остановке.

Только мы вышли из арки во двор моего дома, как мимо нас, весело перекликаясь, промчалась компания пацанов и девчонок на роликах. У Даньки глаза разгорелись! Он испытующе оглядел дорогу перед домом, заметно покатую, и ухмыльнулся. Долго соображать не пришлось.

— Что — ролики в рюкзаке, да?

— Ага! У меня коньки! — похвастался мальчишка.

— Ну, если ты не очень сильно устал…

— Не!! — радостно завопил Данька.

— … тогда запоминай: второй этаж, вторая квартира. — Он удивлённо обернулся ко мне, и пришлось объяснять: — Первый этаж у всего дома нежилой: кафе, магазины всякие. Так что нумерация начинается со вторых этажей. Сейчас дойдём до нашего подъезда. Там есть скамейки. Вытащишь ролики — и гуляй. Только учти: с мальчишками сам знакомиться будешь. Я их не знаю.

Ещё издали я заметила на нашей, приподъездной скамейке всё ту же согбенную фигуру. Сердито подумала: «Родена на тебя не хватает! Мыслителя изображаешь тут. Детям-то какой пример подаёшь! Не дай Бог ещё и бутылку рядом поставил!» Поняв, о чём мысли, чуть не рассмеялась вслух.

Вчера, при виде алкаша, я что-то не думала о том, как влияет на детей поведение взрослых! А сейчас вдруг выяснила, что воспитанию ребёнка на улице со всех сторон грозят неприятности! Смешно и грустно.

И сразу засомневалась: неужели мама права, разделив квартиру? Вон, уже размышления о воспитании детей полезли, о том, как их оградить от тлетворного влияния улицы… Кошмар какой-то.

Данька нетерпеливо рванул к скамейке. Согбенный алкаш-мыслитель его совершенно не волновал. Мальчишка со всего маху грохнул по скамейке съехавшим с плеч рюкзаком. Алкаш вздрогнул и повернул голову к нам. Я заранее напряглась, готовая немедленно броситься на помощь Даньке. Но тому некогда было любоваться страшными физиономиями пьяниц. Он уже аккуратней поставил рядом сетку с помидорами и дёрнул связанные лямки рюкзака.

— Я быстро!

В рюкзаке Данька копался, действуя на ощупь. Видимо, родителям и правда было некогда, так что вещи укладывал он сам и знал, где что лежит. Скоро на асфальт, рядом со скамейкой, полетели роликовые коньки, потом ещё какие-то штуковины, которые мальчишка быстро и сноровисто надел на худенькие локти и на ноги. Алкаш наблюдал за экипировкой пацана внимательно и хмуро. А рюкзак быстро опал, едва Данька сунул в него кое-как завёрнутые в пакетик летние сандалики.

Перед тем как броситься к дворовым пацанам, мальчишка вдруг остановился и встревоженно обернулся ко мне:

— А тебе нетрудно будет?.. — и кивнул на сумки.

Я усмехнулась, приподняв наполовину опустевший рюкзак.

— Эту мелочь донести до второго этажа? Гуляй!

Некоторое время я смотрела вслед ему, быстро и сильно набирающему скорость, а также взглядывала время от времени на ораву, остановившуюся у последнего подъезда. Дети не собирались ехать сразу кататься, хотя до сих пор они разворачивались у подъезда сразу. Совершенно очевидно, они ждали Даньку.

Я скрестила пальцы, чтобы его знакомство с ребятами прошло тихо-мирно.

А потом, вспомнив личное детство, решила, что буду поглядывать на улицу с лоджии, а сейчас Даньку лучше не смущать излишне внимательным присмотром. Повернулась к скамейке забрать рюкзак и помидоры — и оторопела.

Алкаш уже не сидел, а стоял рядом, держа Данькин груз.

Ух ты… Ну и дядька. Тяжёлый такой, высоченный. И рожа страшная. С перепою, видимо, одутловатая, да ещё щетиной заросшая. А щетине той чуть не неделя. Уже намёк на чёрную бороду и на усы появился.

От неожиданности испугаться забыла. А этот кивнул:

— Я тоже на втором. Помогу. — И протянул руку за сумку с огурцами.

А я машинально сумку и отдала. Удивляясь себе и этому небритому чуду — образец галантности, блин! — я встала у подъездной двери и прислонила ключ к кругляшу домофона. За те секунды, пока домофон пел, открывая дверь, я передумала тысячи обоснований, почему не испугалась алкаша, пока не дошло: он сказал, что тоже со второго этажа. Значит, соседи справа — это не молодая пара? Значит, это он включает грохочущую в ночи музыку?.. Наверное, теряет ощущение времени, пьяный-то. Вот и врубает по ночам на всю мощь. И — да. Силушка сказал, что бояться алкаша не стоит. И бутылки у скамейки не было, чего я боялась.

Ну ладно, вошли мы в подъезд — меня он пропустил вперёд. А дальше? Я-то привыкла по лестницам подниматься. Чего две-то не пройти? А вдруг он привык на второй подниматься на лифте?

Пока думала, ноги машинально понесли к лестницам. Ничего, промолчал и поднялся следом за мной. Я быстро открыла дверь и сразу отошла в сторону, отодвигая дверь, чтобы он мог войти спокойно: при его величине — так мне показалось — ему, возможно, неудобно входить так, как это делаю я. Я обычно прошмыгиваю в небольшую щель. Он почему-то помедлил и вошёл.

А я, только закрыв за ним дверь, вдруг сообразила: а как потом его выставлять? Сказать: «Спасибо и до свидания?»

Язык мой — друг и враг.

— Поставьте здесь сумки. — А следом за этой, мягко выраженной командой сработала память. Мамины слова прозвучали так, будто она стояла рядом: «Зашёл к тебе человек по любому поводу — чаю не забудь предложить!» — Хотите чаю? — Умчавшись на кухню, быстро поставила чайник на плиту и уже оттуда сказала: — Проходите! У меня пироги утренние к чаю есть. Наверное, не откажетесь попробовать? Честное слово: мама говорит, они у меня неплохо получаются! Вы какие любите — с луком-яйцом или капустные? Могу предложить и тех, и этих. Садитесь же!

Пока я болтала, он немного помедлил, а потом сбросил ботинки и вошёл в кухню. Постоял у стола, как-то скептически приподняв уголок губ, отчего мне стало смешно: он стал похож на медвежонка из «Ёжика в тумане»! Подавив улыбку, я собственноручно выдвинула для него из-под стола табуретку и напомнила:

— Садитесь. Вы какой чай любите? Горячий? Вот на всякий случай кувшин с холодной водой. Если что — разбавите.

Он наконец сел — в тени от занавесок с лоджии, и в этом полумраке, спрятавшем мелкие черты его лица, почудилось в нём что-то усталое. Чтобы не смущать и его, и себя, быстро пододвинула ему чашку с чаем, выставила на стол сахарницу, ложечки и открыла полотенце, под которым пряталось блюдо с нарезанными пирогами. Тесто я ставила ещё вчера вечером, а пекли мы с Силушкой сегодня рано утром.

— Если хотите молока, могу подогреть, — сказала я, отворачиваясь от стола и оглядывая своё хозяйство, что бы ещё выставить на стол. Первый настоящий гость!

Обернувшись к гостю, я затаила дыхание: как он ел! Не усталый. Голодный.

На движение с верхней полочки подняла глаза. Силушка сидел на краю, уперев руки в колени и положив в ладошки подбородок, и сострадательно смотрел на нашего гостя. Вспомнив, каким голодным приходил из леса наш заядлый грибник — папа, наотрез отказывающийся брать с собой хоть бутерброды, я немедленно изобразила суетливую возню по кухне, не забывая приглядывать за гостем. Чашку с чаем он опустошил немедленно. Так что я со спокойной совестью подсунула ему следующую чашку — с уже подогретым молоком. Заметно вздрогнули его пальцы, когда он понял, что я не долила чаю, а дала другое. Но поднял чашку и снова потянулся за пирогами.

Пока он ел, не поднимая глаз, у меня внутри исподволь поднималась злость: это что же? На бутылку у него хватает, а на продукты?.. И живёт — как сказал Силушка — квартирантом, снимая трёхкомнатную квартиру? Ни фига себе — квартирант!

Но себя уломала не злиться и присела за столом, напротив гостя… Даже не знаю, как его звать. Свой чай отпивала потихоньку и размышляла уже о Даньке. Сейчас тоже придёт голодный. Ну, пироги — понятно. Но, может, растущему детскому организму нужно что-нибудь более… Вот какое «более» — меня застопорило. Кашу ему сварить? С голодухи, может, и съест. Салат ему сделать?.. Как же я забыла узнать у его родителей, чем кормить «проблемного ребёнка»?

— Жалеете, что пригласили?

Он выпрямился, сидя на табуретке. Глаза успокоенные. И насторожённые.

— Да нет. Если пироги понравились, я вам сейчас в пакетик положу. Может, на завтрак пригодятся. Думаю, чем кормить Даньку, вспоминаю, что у меня из круп есть. — Я помолчала и предложила: — Пироги — это, вообще-то, несерьёзно. Если хотите есть, могу подогреть щей. Они с мясом. («Ещё бы Силушка разрешил мне их сварить без мяса!» — улыбнулась я в душе.)

— Нет, спасибо. Пироги были очень сытными. Да и время у вас занимаю. Сынишка-то ваш вот-вот придёт… Меня Денисом зовут, — и он слегка склонил голову.

— Лиза, — обалдев от его изысканных светских манер, особенно ярких на фоне давней щетины, машинально ответила я. Сынишка?.. А что — мне нравится! Данька — мой сынишка. Поиграем? Надо Даньку предупредить — решила я, складывая куски пирога в пакет, как и обещала. Что-то мне подсказывает, что пацан с восторгом сыграет в эту игру.

Денис надевал обувь в прихожей, когда я подошла к нему и протянула пакет.

— Вот — на утро, к чаю.

— Спасибо. — Он заметно заколебался, но пакет взял. — Вы… всегда такая добрая?

— Неа, — легкомысленно сказала я. — Только когда пироги пеку.

— Надо будет запомнить, — чуть улыбнулся он, явно подыгрывая.

Закрыв за ним дверь, я постояла в прихожей, озадаченная. Ну, ладно. Мой статус в качестве Данькиной мамы заставил этого Дениса обращаться со мной весьма… ммм… скажем так, воспитанно. Но его поведение ну никак не согласуется с тем, как он живёт. Или я чего-то не понимаю?.. Ой, глупая!!! В моей же кухне меня дожидается идеальный источник информации, а я тут зря гадаю!

И я бросилась на кухню с боевым кличем:

— Силушка! Ты где?!