Алый меч

Глава 4

Камешек запрыгал по глади ручья и скрылся в сверкающей воде. Джером потянулся за другим осколком гальки и с досадой швырнул его в воду. Камень пролетел над кристальной поверхностью, оставляя рваные круги на блестящей змеиной шкурке лесного ручья, совершая сначала долгие и неспешные, а потом короткие и быстрые прыжки. На этот раз снаряд пролетел дальше предыдущего, и вот уже следующий исчез из виду.

Над головой оглушительно каркнула ворона. Джером даже не вздрогнул. За его спиной на травянистом берегу устроился Эллайен. Он сидел, опершись спиной о ствол плакучей ивы и обхватив руками колени. Джером не только не пригласил охотника к разговору, но прямо намекнул, чтобы друг оставил его в покое. Эллайен отказался, но спорить не стал и молча занял позицию под ивой, ожидая, когда Джером успокоится. Джером только стиснул зубы, но не проронил ни слова.

Встреча с королевой Эллибе и советом старейшин казалась ему уже событием прошлого. Воспоминанием, которое могло принадлежать любому другому человеку. И каждый утонувший камень уносил его дальше и дальше, возвращал душу и разум юноши в тот безмятежный мир, в котором он обитал еще так недавно. В тихом укрытии лесного ручья легче было притвориться, будто вовсе ничего не произошло.

Самообман, безусловно. Джером не рассчитывал скрыться от реальности, покинув тех, кто решился о ней заговорить. Можно не согласиться с обычным приказом, оспорить или проигнорировать отношения, складывающиеся у Фейзона с односельчанами. Но на сей раз речь шла о его жизни.

В этом-то и заключалась проблема.

Какой из него король? У Джерома не возникало никакого желания надевать корону. Да, он грезил о приключениях, но совершенно иного свойства. Свое место Джером знал твердо: он родился и вырос крестьянином, собирателем лесных даров, играющим свою маленькую, незаметную роль в великой игре жизни. Джерому не хотелось ничего менять в существующем положении вещей.

Наверное, именно это его на самом деле беспокоило. Называйте, как хотите — деревенщиной, Фейзоном, королем — не имеет значения. Больно осознавать, что твой дом — лишь временное пристанище, а семья и друзья, которых ты любил всю жизнь, никакого отношения к тебе не имеют. И если все же верить старейшинам, а, несмотря на всю немыслимость их истории, основательных опровержений не находилось, Джером оказывался чужаком, ребенком, выброшенным родителями в чужой мир, к которому он не принадлежал. Теперь, когда пути назад не было, своего угла в жизни у него не осталось.

Сзади послышался треск веток, Джером и Эллайен обернулись. Из-за деревьев вышел Эзаис, человек, которого все эти годы Джером считал отцом. Эзаис едва заметным движением руки попросил Эллайена оставить их с сыном наедине. Эллайен поначалу воспротивился, вскочив на ноги и скрестив на груди руки. Джером заметил печаль в лице отца. Когда, черт побери, кто-нибудь расскажет, что же тут происходит? Эзаис нахмурился. Лицо его приобрело выражение, по сравнению с которым самая суровая гримаса Ригдона показалась бы наивной младенческой улыбкой. Эллайен взглянул на Джерома и с напускным безразличием удалился.

Лучник ушел, а Джером снова взялся за камни. Эзаис подошел ближе, но юноша, как и прежде с Эллайеном, упорно уклонялся от беседы.

Оба долго молчали. Джером пытался отвлечься и сосредоточиться на физическом упражнении, но в итоге сдался.

— Ты мне лгал. Столько лет. — Джером даже не взглянул на отца, запустив камень в бесконечно бегущий поток.

— Так было нужно.

Первый старейшина говорил тем же спокойным отеческим тоном, твердым и ровным, как и всегда. Невероятно. Джером больше не мог сдерживать негодование. Гнев и отчаяние охватили его.

— Нужно? Зачем? Кому? — Сжав в руке камень, юноша впился глазами в отца, человека, который предал его.

— Мы выполнили настоятельную просьбу королевы. Сделали то, что считали необходимым.

Не веря ушам, Джером смотрел на Эзаиса. Как можно столь хладнокровно рассуждать о его жизни, будто о погоде или направлении ветра? Зачем королеве Эллибе понадобился такой изощренный план? Но больше всего Джерома взбесило то, что человек, которому он безоговорочно доверял, помог ей все это осуществить. Старейшина должен раскаиваться и на коленях просить у сына прощения за ложь, за предательство, за обманутое доверие, за правду, которую утаивал годами.

— Ты обязан был рассказать мне все. — Но Эзаис сидел неподвижно, не глядя на сына, и Джером снова уставился на воду. — Дьявол! — выругался он. — По крайней мере ты мог признать, что я подкидыш. Проще было бы теперь проглотить всю эту дребедень.

Фразу эту Джером сочинил давно. В конце концов, в душе каждый сирота лелеет надежду, что он — потерянный сын королевской крови, наследник богатого царства с хороводами прекрасных служанок, сундуками золота и толпами верных подданных — и вот в один прекрасный день все это становится реальностью. Мечта о побеге. Только Джерому вовсе не хотелось покидать свой мир, а откровения последнего дня стали не воплощением снов и мечтаний, а ночным кошмаром, поглотившим его жизнь. Глупая детская сказка, банальная и истертая до дыр.

— То, что ты подкидыш, скрыли, потому что приемные дети рано или поздно начинают интересоваться своим происхождением, — объяснил Эзаис. — В любом случае, не мы принимали решение. Твоя мать…

— Мать? — усмехнулся Джером, с силой отбросив камень. — У меня нет матери.

Эзаис наконец повернулся к юноше, и настала очередь Джерома отводить взгляд.

— Твои слова причинили бы ей боль. Подумай о той жертве…

— Жертве? — Джером резко повернулся, и их глаза наконец встретились. — Ты призываешь меня отречься от друзей, семьи, от себя самого ради человека, которого я даже не знаю, да и не хочу знать!

— Джером, — тихо произнес Эзаис, глядя юноше в глаза, — ты тот, кем всегда был. Друзья и семья останутся с тобой.

Они довольно долго молчали, но Джером не выдержал первым.

— Все, что мне рассказывали, ложь, — продолжал он, отведя глаза.

— Нет, сын, не все.

Джером встрепенулся в негодовании.

— Почему же?

— Моя любовь к твоей матери была настоящей. — Что-то в голосе Эзаиса заставило Джерома подавить усмешку, и хотя он намеревался только посмотреть на старейшину, вдруг почувствовал, что не в силах отвести глаз. — Я сохранил это чувство навсегда. Хочешь услышать правду о том, как Эллибе стала королевой?

Старик пробудил любопытство Джерома. Такую историю действительно хотелось услышать — изредка о ней упоминали, но рассказчикам был известен лишь тот простой факт, что уроженку маленькой деревни Дилн могущественный король Сорл избрал своей невестой. Событие, которым сельчане могли с полным правом гордиться. Подобные истории обсуждались открыто, люди с удовольствием пересказывали их любому встречному, готовому слушать. С королевой Эллибе дела обстояли иначе. Те, кто действительно что-то знал о ней, предпочитали молчать.

Наконец Джером кивнул.

— Тридцать семь лет. Я любил твою мать вдвое дольше, чем ты прожил на свете. Мне тогда исполнилось семнадцать, меньше, чем тебе. А Эллибе была на год младше. Наши семьи испокон веку жили в Дилне, и мы, само собой, дружили с детства. Никто и не удивился нашему решению пожениться. Да тогда даже казалось, что мы последними до этого додумались.

Взгляд Эзаиса устремился к небу, словно кроны деревьев открыли ему двери в прошлое.

— Когда в нашей жизни появился Сорл, он был еще принцем, а король Сиррус находился в добром здравии. Однажды Сорл ворвался в Дилн с бандой своих дружков-разбойников, вымотавшись после продолжительной охоты. Они остались и провели ночь в неуемном, диком веселье, возбуждая себя сильнодействующей смесью из лесных плодов и трав. Еще раньше он заприметил Эллибе. Девушка приглянулась ему, впрочем, она нравилась всем заезжим. К этому я привык. Только вот среди залетных гостей мало принцев королевской крови. Сорл пригласил Эллибе на вечеринку. Я вспылил и оставил их наедине. Позже, когда все уснули, я прокрался, чтобы проследить за ними. Сорл покинул друзей и увел Эллибе за собой. Ослепленный желанием, принц напал на нее.

Эзаис говорил, напряженно стиснув зубы.

— Я успел вовремя, и Эллибе отделалась парой синяков и порванным платьем. Сорлу повезло меньше. Когда остальные проснулись и оттащили меня, наследник короны Олсона находился на волосок от смерти.

Эзаис немного расслабился. Судя по всему, подвиг прошлого еще давал ему какой-то повод для гордости.

— А на рассвете началась страшная неразбериха. Сельчане из Дилна — люди уважаемые. Наши отцы, мой и Эллибе, были старыми и верными поставщиками самого короля Сирруса. Мало кто усомнился бы в наших словах, да и сам Сорл, вероятно, понимал, что изрядно запутался. Стремясь избежать скандала и пересудов, принц объявил, что той ночью Эллибе согласилась стать его невестой, их любовное приключение было лишь порывом безрассудной молодости, а мое нападение — следствием ужасного недопонимания.

— Но почему же ты не…

— Перед тем как сделать это заявление, — продолжал Эзаис, угрожающе взглянув на собеседника, — Сорл поставил Эллибе перед выбором. Либо она соглашается выйти за принца и тем самым спасает его честь, либо меня повесят за нападение, а девушку всенародно объявят шлюхой. В конце концов, к услугам негодяя была целая армия свидетелей. Эллибе пришлось против воли отправиться в Кринуолл. Она не пыталась оспорить историю Сорла о помолвке, и долгое время даже я оставался в неведении.

Эзаис замолчал и горестно вздохнул, словно ноша, с которой он давно свыкся, новой тяжестью легла ему на плечи.

— Спустя годы Эллибе все же рассказала мне правду. В одиночку приняв решение, она горько пожалела. Это признание она сделала уже после ссылки Сорика, когда задумала родить второго ребенка. При жизни Сирруса существование ее оставалось еще вполне терпимым. Но несчастье постигло короля уже через два года после прибытия молодой невесты в Кринуолл. К тому времени Сорл, почувствовав свободу, начал издеваться над женой, но тем не менее не отпускал, опасаясь бесчестия. Он удерживал королеву, точно охотничий трофей, удовлетворяя свою похоть на стороне. Единственной целью Эллибе с тех пор стало подарить Олсону наследника, который бы не имел ничего общего с Сорлом. В этом она видела свое право на отмщение. Но после того, что случилось с Сориком… Ты был ее последней надеждой. Я не мог отказать Эллибе или позволить совету чинить препятствия. Я поддержал ее решение и поклялся вырастить ребенка как собственного сына.

Джером молча слушал, а Эзаис смотрел на него спокойным бесстрастным взглядом, способным усмирить самый яростный шторм негодования и злобы. Может быть, Джером слишком поспешил, думая только о себе и пренебрегая переживаниями других. Только теперь, после рассказа Эзаиса юноша ощутил глубину и силу чувств, которые таким удивительным образом перевернули его жизнь. Как тяжело было матери расставаться с сыном, который стал единственным смыслом ее жизни. Что чувствовал Эзаис, потеряв любимую женщину по ошибке и недоразумению? Он так никогда и не попытался заполнить эту пропасть, но нашел в себе силы взяться за воспитание ребенка, зачатого от ненавистного соперника.

Однако Джером не испытывал угрызений совести. Юноша искренне жалел мать и приемного отца, понимая, на какие жертвы и боль они в свое время пошли. И все же они сделали свой выбор сами, а ему судьба досталась, как кинжал в спину. Несмотря на заботу о сыне, родители не доверили ему принять решение самостоятельно.

— Послушай меня, Джером… Торин. — Услышав имя, Джером покачал головой, но не отвернулся. — Я твой отец и всегда им останусь. Я горжусь тобой, пусть в твоих жилах течет и не моя кровь. Ты умен, предан и самоотвержен, что отличает настоящего мужчину. Сердце, разум и сила дают тебе право быть настоящим королем.

Слова почти не задевали сознания Джерома, но в глубине души все же родилось ощущение, что совет старейшин, и особенно Эзиас, давно готовили юношу к этому дню. С самого раннего детства честность и верность долгу преподносились ему, как истины непреложные и неоспоримые. Еще мальчиком Джерому всегда уступали место лидера среди сверстников, не захватчика и завоевателя, а человека, к которому идут за помощью и советом — словно роль первого старейшины сельской общины. А звание Фейзона позволило юноше на практике опробовать принципы справедливости, сострадания и порядка. Джерома всегда поддерживали даже в тренировках с мечом — занятии, которого мирные члены лесной общины, как правило, сторонились. Раньше он ни о чем таком не задумывался, но теперь многое начинало приобретать смысл. И пусть Джером не был согласен с первым старейшиной в столь лестной оценке собственных качеств, невозможно отрицать усилий, приложенных Эзаисом и остальными к их развитию.

— Но я не хочу быть королем, — слабым голосом грустно проговорил Джером, устав от тщетного сопротивления.

— У тебя нет выбора. Как сказал Ригдон, ты рожден для трона. Дело не в твоем личном желании. Вопрос заключается в том, как ты поступишь дальше, будучи королем.

Джером покачал головой.

— Это не так-то просто, верно? Даже если я и король, никто не уступит мне трон.

Эзаис вздохнул. Старик редко выдавал свои чувства, ведь столько лет приходилось хранить тайну.

— Джером, — наконец ответил старейшина, — судьба Одеона зависит от тебя. Судьба нашей деревни зависит от тебя. Вспомни о друзьях и семье. Кто кроме тебя, поможет им?

— Я не понимаю. Ты говоришь так, будто один факт рождения дает мне силу или влияние. Мне так не кажется. Королевская власть — это нечто большее.

Эзаис медлил.

— Мы не могли всего предвидеть, — согласился старик. — Мы ждали подходящего случая, чтобы вместе с Эллибе представить тебя в качестве короля. Учитывая ее и наши свидетельства, а также рассказ помогавшего Эллибе аптекаря, оставалось только предъявить останки из могилы Торина. Мы предполагали, что после первого замешательства народ примет правду.

Джером подумал о себе, но не решился высказаться вслух. Судя по всему, вопрос о том, примет ли правду он, даже не ставился, как нечто само собою разумеющееся.

— Сегодняшним утром войска, осаждавшие столицу, возглавлял колдун, — сменил тему разговора Эзаис.

Джером вздрогнул от удивления. Камень выскользнул из его рук и с громким плеском упал в воду.

— Колдун?

— Так его назвала королева, — пожал плечами Эзаис. — Черный маг. Мы не знаем, действует ли он в одиночку или выполняет чьи-то приказы, но твоя мать уверяет, что силы его невероятны и ужасающи.

Джером потерял дар речи. До сих пор магов он встречал только среди иллюзионистов и трюкачей на городских ярмарках. Говорили, что самые искусные из них демонстрируют свое мастерство перед королевским двором. Но Джером никогда не имел дело с настоящим колдовством, о котором повествовалось в легендах минувших веков.

— В любом случае, — продолжал первый старейшина, — отразить нападение целой армии очень трудно. Старейшины Дилна призывают тебя отправиться на юг в Куурию и предстать перед императором Деррегом и его советом. Если королева права и силы врага так велики, тебе необходимо заручиться помощью войска достаточно сильного, чтобы противостоять врагу.

Джером рассмеялся.

— Неужели ты рассчитываешь, что император милостиво окажет военную помощь безродному грибнику из неизвестной деревушки?

— Я верю, что ты найдешь способ убедить его в своей правоте. Если нет, несчастье постигнет нашу землю и наш народ.

Джером быстро пробежался по новой цепи рассуждений. Не лишено смысла, но юноша был настроен скептически.

— Не лучше ли графу Кордскому или баронам юга отправиться с посольством? Может статься, император охотнее прислушается к ним?

— Не исключено, — согласился Эзаис. — Но мне сдается, как только весть дойдет до графа или баронов, они немедля пошлют собственных гонцов в поисках могущественного союзника. Кто же тогда будет защищать наши интересы? Разве можно доверять баронам?

Помолчав минуту, Джером продолжил:

— Но если императорские войска освободят Олсон, Деррег все равно пожалует корону одному из них — если вообще от нее откажется.

— Кто наденет корону, покажет будущее. — Эзаис смотрел прямо в глаза Джерома. — Прежде необходимо подумать о спасении наших жизней и земель, пока еще не слишком поздно.

Всё верно, подумал Джером. Каждый рассматривает самый вероятный исход событий и строит свои планы в соответствии с ситуацией.

Юноша медленно и тоскливо вздохнул.

— Почему я?

Джером чувствовал, как рушится крепость его сопротивления. И все же внутреннее смятение неумолимо терзало его вихрем сомнений и страхом неизвестности. Эзаис, должно быть, понял это по лицу Джерома и попытался утешить юношу.

— Сын, я не смею гадать, почему перед каждым из нас лежит тот или иной путь. На это способны лишь единицы, если такие вообще есть. Но я верю, что судьба дается нам не случайно, во всем есть свой смысл.

Джером следил за бесшумно скользящей водой, за алыми бликами отраженных лучей заходящего солнца.

— И запомни. В конце концов человек сам выбирает дорогу. Прежде чем упрекать богов за несправедливость, имей в виду, что окончательное решение всегда остается за тобой. Выберешь ли ты путь Торина, короля Олсона, или Джерома, найденыша из Дилна?

Джером без труда уловил скрытое значение слов старейшины. Эзаис всю жизнь руководствовался двумя бесхитростными и неоспоримыми правилами. Первое — простой принцип человечности: поступай с другим так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Второе — непоколебимая вера в то, что жизнь есть не безусловное следствие обстоятельств и событий, а скорее отношение человека к ним. Именно таким и никаким другим образом дарована человеку воля писать собственную историю на свитке жизни. Первое из двух учений далось Джерому легко, а вот второе оказалось проще выговорить, чем претворить в жизнь.

Джером оторвал взгляд от ручья и, встретившись глазами с отцом, неизменным верным наставником и советчиком, ощутил новую уверенность в своих силах, осознав, что его решения ждут старейшины Дилна, а с ними и все жители селения. Осознание это подарило ему чувство спокойствия, и Джером впервые всерьез задумался о предстоящем выборе.

— Одно предостережение, — добавил Эзаис. — Твой ответ может повлиять на судьбу многих людей. Когда-нибудь ты увидишь, что бремя решений ложится не только на твои плечи, но и на плечи других.

С выбором покончили, сухо подумал Джером.

Но гнев и негодование иссякли. Несмотря на заговор и все ухищрения, в которых принимал участие отец, юноша не мог отрицать, что даже теперь он до конца доверяет этому трудолюбивому человеку, растившему его с младенчества. Эзаис никогда не обращался с просьбой к сыну, не будучи уверенным в том, что тот сумеет взять на себя ответственность и выполнить задание. И вот теперь Джером мог разрушить эти отношения. Почему сейчас должно быть по-другому? Если отец решил положиться на него, то только с полной убежденностью в здравомыслии и способностях Джерома даже в таком безумном и непредсказуемом приключении. Джерому придется оставить сомнения. Юноша и сам понимал, что отчасти уже готов принять свою новую долю, необходимо лишь свыкнуться с этой мыслью.

Джером угрюмо признал, что вынужден сражаться за то, чего никогда не просил.

— Королева, — осторожно проговорил Джером, стараясь не нарушать почтительного тона, — я полагаю, она поедет со мной?

Эзаис отрицательно покачал головой.

— Она возвращается в Кринуолл, чтобы встретиться лицом к лицу с неизвестным захватчиком.

— И ты отпустил ее? Одну? Разве это не опасно?

Первый старейшина ответил не сразу.

— Джером, твоя мать много лет не знала ничего, кроме горя, она упивается болью и идет в ее объятия, потому что больше у Эллибе ничего нет.

Джером ожидал упреков за то, как обошелся с Эллибе, ведь ее отъезд мог быть вызван поведением сына. Однако в глазах отца вместо осуждения он увидел лишь грусть и печаль, едва заметные под привычной маской непроницаемого спокойствия.

— Боюсь, королева уже не способна на другие чувства, и это может привести ее к гибели.

Джером погрузился в размышления, и сознание его, как лесной ручей, закружилось в бесконечном хороводе бликов и отражений.

— Обещай мне, — наконец заговорил юноша, — если я соглашусь сыграть роль мальчика на побегушках ее величества, и все пойдет не так, как ты хотел, обещай, что позволишь мне вернуться домой и жить спокойно. — Джером смотрел отцу прямо в глаза, чтобы тот не ускользнул от ответа.

— Джером, если что-то пойдет не так, у тебя скорее всего не останется дома, куда ты сможешь вернуться.