Альтернатива маршала Тухачевского

Планирование полковника Ленкова

Вячеслав Владимирович отложил ручку "Паркер", мысленно выматерившись на четырех языках, помимо родного — столько ему не приходилось писать с тех времен, когда, командуя группой специального назначения, он возвращался с задания. Кинематографисты, что наши, что импортные, снимающие фильмы о суперменах из спецназа, обходят этот момент стороной — а он есть, писать отчеты приходится, в мельчайших подробностях, зачастую, не в одном экземпляре. Хорошо жилось графу Толстому — хотел он, мог писать "Воскресение", не хотел — мог не писать; кроме того, у него имелась супруга, безропотно переписывавшая набело его черновики. Вольготно ему писалось — в таких условиях, отчего бы не переписывать "Воскресение" восемнадцать раз.

А тут надо было старательно изображать интеллектуальные муки бездарности и недоучки Тухачевского, создавая ему репутацию великого военного теоретика — и черновики были необходимой частью этого труда, чтобы любой негласный обыск, в неизбежности которого полковник ничуть не сомневался, подтвердил неустанные труды, материальным выражением которых были эти черновики, чтобы их черти побрали!

Ленков помассировал вокруг глаз — бедные глазоньки уже слезились от бесконечного чтения и писания, хорошо хоть куратор старательно включил в пакет информации не только общее содержание нужных источников, но и ссылки на конкретные страницы, так что вдумчиво читать эту гору книг нужды не было, достаточно было ограничиться пометками и закладками, должными продемонстрировать добросовестный труд.

Но нет худа без добра — появлялась возможность сделать перерыв и обдумать решение важнейшего вопроса, без положительного решения которого приобретение реальной власти было абсолютно невозможно. Говоря проще, новому Тухачевскому была необходима своя спецслужба, способная эффективно работать как внутри страны, так и за границей. Нет, доверенные люди у объекта имелись — но на серьезную службу они были похожи примерно в той же степени, как балерина — на танк. Вячеславу Владимировичу нужна была именно служба, причем замкнутая на него лично.

При всем бардаке, бывшем нормой жизни в СССР 20-х — первой половины 30-х годов, задача была весьма непростой. Для серьезной службы нужны подготовленные люди, необходимы очень приличные деньги, причем, с постоянным пополнением финансов, по той простой причине, что серьезная разведка является весьма дорогим удовольствием, доступным лишь странам из первой десятки. Еще в список критически важных условий входила сохранение в секрете самого факта существования личной разведки — в противном случае, во-первых, объект автоматически попадал в список возможных претендентов на власть, что влекло за собой самые неприятные последствия, пусть и не сразу; во-вторых, резко падала эффективность проводимых мероприятий, поскольку Тухачевский становился подозреваемым в авторстве иных мероприятий.

С первым пунктом все было неплохо — в одной Первопрестольной в это время жили на нелегальном положении полтора десятка господ офицеров военной разведки Российской Империи. Некоторые из них ушли после прихода большевиков к власти, некоторые — после того, как из руководства РККА был удален сотрудничавший с большевиками генерал Потапов. Конечно, привлечь к сотрудничеству всех было абсолютно нереально — можно было сразу сказать, что половина откажется, четверть окажется непригодна к активной работе по возрасту или состоянию здоровья. Но даже двое или трое профессиональных оперативников разведки — это совсем немало для начала.

За границей дела обстояли еще лучше — там находились свыше сотни офицеров Генерального Штаба и "академиков", сиречь, офицеров, окончивших АГШ, но не причисленных к Генштабу — в принципе, практически все они были пригодны к работе в военной разведке. В реальной истории большую часть из них прибрал к рукам Абвер — после того, как РОВС пошел на сотрудничество с немцами в середине 30-х годов, данные этих профессионалов стали одним из первых "взносов" "борцов с большевизмом" новым хозяевам. Деваться господам офицерам было особенно некуда, для многих из них даже самоубийство не стало бы выходом, поскольку у них были семьи, а германская разведка никогда не была замечена в джентльменстве. С другой стороны, Абвер предложил им реальную перспективу, заключавшуюся в деньгах и чистых германских паспортах.

Конечно, привлечь их к работе, апеллируя к "светлым идеалам" Коммунистического Интернационала было невозможно — но на серьезную работу за хорошие деньги, с гарантиями нормального устройства близких, многие из них наверняка бы согласились. Вопреки советским фильмам, где эмигранты постоянно сидят в неплохих ресторанах, реальная жизнь большинства русских эмигрантов, мягко говоря, была безрадостна. В общем, полковник ГРУ счел, что адмирал Канарис обойдется без этих людей.

Что же касалось привлечения этих людей к работе, то полковник Ленков был совсем не понаслышке знаком с практикой родного ведомства, заключавшейся в том, что у каждого резидента ГРУ было две сети: агенты, входившие в первую сеть, проходили по документам учета; агенты же, входившие во вторую сеть, ни по каким учетам не проходили, их не знало даже руководство, точнее, оно знало о существовании второй сети, но, никто, кроме резидента, не знал агентов, и, вообще не имел никакой возможности выйти на них. Конечно, Вячеслав Владимирович не был "чистым" оперативником — но, вопреки голливудским боевикам, офицеры спецназа ГРУ совершенно не соответствовали "стандарту" зверообразных громил, с автоматом в каждой руке, и, безупречно гладкой корой головного мозга. Все обстояло с точностью до наоборот — в реальности они занимались оперативной работой не в меньшей степени, чем специальными операциями, так что с навыками оперативной работы все было в полном порядке.

Конкретно же полковнику доводилось привлекать к работе людей, которым было безразлично, на кого работать, на ГРУ или ЦРУ, Аллаха или Иблиса — это были его личные агенты, обязанные лично ему и готовые работать только с ним.

Действуя таким образом, можно было приобрести костяк будущей организации. Что же касается "наращивания мяса", то был такой благодарный для любой спецслужбы материал, как уголовники — полковник Ленков целиком и полностью разделял мнение полковника Николаи, выраженное в чеканной формуле "Отбросов нет — есть кадры!". Применительно же к 20-м — 40-м годам, в мире был весьма развит такой интересный для разведки бизнес, как контрабанда. Кстати, именно на эту эпоху приходилось и постепенное становление наркобизнеса — а под его прикрытием тоже можно сделать немало.

Со вторым вопросом дела обстояли сложнее — но тоже были вполне решаемы. Ленину приписывают высказывание: "Чтобы выиграть Гражданскую войну, мы ограбили Россию!". Вячеслав Владимирович не знал, говорил ли Ульянов это — но, то, что в действительности товарищи большевики на совесть ограбили Россию, сомнению не подлежало.

Более чем приличные счета, измерявшиеся десятками миллионов американских долларов и швейцарских франков, были почти у всех членов "ленинского Политбюро". Разумеется, на все сразу замахиваться было глупо — имелись две цели, успешное поражение которых гарантировало решение финансовых проблем.

Первой целью был Лев Давыдович Бронштейн-Троцкий. Надо было признать, что мелочным он не был, во время Гражданской войны грабя эшелонами и пароходами, при этом, выбирая самые ликвидные товары, например, продукты и лекарства. Впрочем, Левушка не брезговал и вечными ценностями, к каковым он резонно относил драгоценные металлы и камни, иностранную валюту и произведения искусства. Насколько знал полковник, "нажитое непосильным трудом" в случае "демона революции" перевалило за сотню миллионов долларов — в золотом эквиваленте это была сотня тонн золотом, в современных же долларах, считая по паритету покупательной способности, между двумя с половиной и тремя миллиардами долларов. Правда, Ленков не знал, были ли это только личные деньги Троцкого, или это были и его личные суммы, и, выражаясь невежливо, "общак" его группировки. Впрочем, выяснить это было нетрудно — куратор наверняка мог считать нужную информацию.

Ценен международный авантюрист Бронштейн-Троцкий был не только колоссальными "сбережениями", но и информацией — он очень многое знал, располагая убойным компроматом на массу влиятельных персон в России и мире. Именно поэтому Вячеслав Владимирович и не считал возможным сразу отправить Леву в ад, хотя, по его глубокому убеждению, Троцкий "коптил небо" лишних лет двадцать, если не больше. Список пакостей, сделанных "Львом революции" Российской Империи и Советскому Союзу — полковнику Ленкову очень нравилось определение, данное де Голлем Советскому Союзу, определение, заключавшееся в словах "вечная Россия" — пакостей, за каждую из которых Троцкий заслуживал применения к себе старой шутки, некогда очень популярной в "Аквариуме", гласящей "Мы делаем предупредительный выстрел в голову, а контрольный — в сердце", был очень велик. Поэтому легко уйти Льву Давыдовичу не грозило — сначала ему предстояло поделиться своими обширными познаниями и расстаться с неправедно нажитым.

Разумеется, список интересных собеседников Троцким отнюдь не исчерпывался — массу познавательного не мог не знать Яков Блюмкин, руководивший каналом, по которому ценности из троцкистского "общака" переправлялись в западные банки; весьма интересен был для любознательного человека, к которым с полным на то основанием относил себя Вячеслав Владимирович, идейный сторонник Троцкого Генрих Ягода, пусть и не ставший пока шефом НКВД; а уж как разведчику хотелось задушевно побеседовать с главным "мотором" "дела "Весна"" и одним из ключевых организаторов массовой чистки в РККА Израилем Леплевским. Просто сил не было, так хотелось!

Но это пока что была лирика — вторая цель, в том случае, если она не была легендой, была намного важнее. Эту историю полковник слышал еще в юности — суть ее заключалась в том, что у большевистского руководства имелся сверхзасекреченный "общак", о существовании которого знали только Свердлов, Ленин, Крупская и секретарь Совнаркома Горбунов. Якобы после того, как Ленин слег, Крупская и Горбунов приняли меры по его надежному сокрытию — и в 1922 году, в красивом городе Монтевидео появился аргентинский подданный, то ли дон Пабло, то ли дон Педро, человек с приличными средствами, купивший неплохой особняк и вполне себе светски живший на проценты с удачно вложенного капитала. Это и был доверенный хранитель "общака" — если верить легенде, Крупская, сдавшая Сталину личные счета мужа, "общак" так и не сдала; а взятый за глотку в 1938 году Горбунов все-таки попытался купить себе жизнь. Доверенные оперативники из личной разведки Кобы навестили "аргентинского дона" — подробности неизвестны, но, вроде бы хранитель отдал номерные счета, на которых лежало свыше двухсот миллионов долларов. Деньги сумасшедшие — для сравнения, весь первый этап индустриализации обошелся в два миллиарда долларов.

Совсем глухо поминалось о том, что к счетам прилагался архив Ленина и Свердлова — имелось в виду вовсе не их теоретическое наследие.

Вот эта цель, в том случае, если она была реальной, интересовала полковника намного больше — но, в любом случае, сначала стоило навести справки у куратора.

В случае успеха открывались, без преувеличения, сказочные перспективы — имея информационную поддержку со стороны куратора, можно было качать десятки миллионов с бирж. А с учетом того, что впереди была Великая Депрессия, на пике которой акции в США подешевели почти на порядок, можно было внедриться в ведущие промышленные компании Америки, скупив приличные пакеты акций за бесценок. Это открывало такие возможности для научно-технического и экономического шпионажа, о которых советская военная разведка в то время могла только мечтать.

Что же касалось сокрытия личной специальной службы, то с потенциальными возможностями для этого дела обстояли и вовсе хорошо. Вячеславу Владимировичу очень нравилось выражение Честертона: "Умный человек прячет лист в лесу". В настоящее время начальником IV Управления был Берзин. Выражаясь не вполне дипломатично, Ян Карлович был человеком заместителя председателя Реввоенсовета Уншлихта. Парочка была довольно интересная, в особенности, Иосиф Станиславович — никогда не лезли на первые роли, напротив, предпочитали держаться в тени, но неизменно держали в руках рычаги реальной власти. Подобное поведение было довольно нетипично для "товарищей профессиональных революционеров с дооктябрьским стажем" — обычно эту публику стащить с трибуны было непросто даже артиллерийским тягачом.

Еще интереснее было то, что Уншлихт начинал в польской социал-демократии — каковая тусовка весело сотрудничала с англичанами, немцами, австрийцами, французами — и была готова работать да хоть с разведкой Преисподней, лишь бы против проклятых москалей. Проще сказать, с кем польские социал-демократы в те времена не имели дел — это были американцы, тогда не занимавшиеся окраинами трех европейских Империй.

Потом пан Иосиф плавно "перетек" в социал-демократическую партию Королевства Польского и Литвы — по факту, это был филиал польских социал-демократов, специализировавшийся на подрывной работе в западных губерниях Российской Империи. Не то чтобы полковник Ленков симпатизировал Отдельному корпусу жандармов и Охранному отделению — но, то, что им не давали развесить этих господ на фонарях, или, самое малое, загнать на бессрочную каторгу в Акатуй, вызывало у него сочувствие к политической полиции России. Судя по всему, именно там Уншлихт и познакомился с Берзиным.

"Следующим номером программы" стал переход Уншлихта в РСДРП. Вообще-то, это наводило на некоторые размышления — немало польских социал-демократов почему осело в российской социал-демократии, из наиболее видных фигур можно вспомнить тех же Дзержинского, Менжинского, Радека, так что Уншлихт был далеко не единственным. Медом им в России было намазано?

Кстати, Вячеславу Владимировичу вспомнился тот интересный факт, что ЧК, вопреки утверждениям "ура-патриотов" создавали вовсе не евреи — эта сомнительная "честь" принадлежала выходцам из Польши и Прибалтики. Случайное стечение обстоятельств? Может быть, и так..

Но, в любом случае, сейчас военную разведку контролировали эти двое — и, называя вещи своими именами, Разведывательное Управление работало не столько на РККА, сколько на Коминтерн. Что не менее интересно — Сталин не контролировал советские спецслужбы. Нет, конечно, свои люди у него там были — но его опорой не были ни ОГПУ, ни IV Управление.

Поскольку полковник Ленков был реалистом, то, даже мысли заполучить в свое распоряжение военную разведку у него не было — не для того Ворошилов в свое время отобрал ее у объекта, чтобы вернуть по первому требованию. Попытка же с ходу лишить Уншлихта контроля над РУ стала бы формой самоубийства — слишком большие возможности были у этой весьма темной личности, одного из создателей ВЧК и фактического куратора РУ.

Но, как гласит азиатская поговорка "Большого барана лучше есть маленькими кусочками". Применительно к текущей ситуации, Ворошилов был готов на массу уступок Тухачевскому, лишь бы тот не лез в оперативное управление войсками, ограничиваясь тем, что далекая от военного дела "ленинская гвардия" считала бюрократическими играми и не дающими реальных рычагов власти умствованиями. В реальной истории нарком отдал Михаилу Николаевичу даже перевооружение армии — в этом варианте Вячеслав Владимирович собирался вытребовать к этому "довески", значения которых не понимал не только бывший слесарь из Луганска, но и большинство офицеров и генералов царского Генерального Штаба.

Этими "довесками" были научно-техническая разведка и аналитическая служба — эти структуры в то время только зарождались, тогда мало кто понимал, какое у них будущее.

"Тихой сапой" можно было заполучить и сбор разведывательной информации техническими средствами. В 20-е годы даже воздушная разведка только-только выбиралась из пеленок, потихоньку становилась на ноги служба радиоперехвата — а такие вещи, как микрофоны и магнитофоны, пристроенные в нужные места, проходили почти что по части научной фантастики. А дать такие вещи, при умелом использовании, даже при том уровне развития техники, могли немало.

Ну а там потихонечку и полегонечку — сначала небольшие отделы и опытные производства, потом отделы побольше, с НИИ, обеспечивающим их спецтехникой, а, там, глядишь, и до Управлений дорастут.

Разумеется, самые гениальные мысли Ленкова не стоили ровным счетом ничего без воплощения их в жизнь. А это было невозможно без подготовленных кадров. Кадры были — многим своим успехам, достигнутым в 20-е — 40-е годы, советская военная разведка была обязана разведчикам Российской Империи. Вот только с какими чувствами они работали над выполнением задач, поставленных Уншлихтом и Берзиным, можно было догадываться, если вспомнить многочисленные истории о беседах товарищей комиссаров с вернувшимися господами офицерами. Впрочем, суть этих историй вполне можно свести к двум фразам. Комиссар долго распинается о Коминтерне и неизбежности мировой революции. Разведчик, дождавшись окончания речи, говорит: "Простите великодушно, господин комиссар, но меня Ваш Коминтерн не интересует — я служу России".

Понятно, что к Тухачевскому профессионалы теплых чувств не питали. Столь же очевидно, что бросаться в непонятно что — а научно-технической разведкой в Российской Империи не занимались, так что дело для старых профессионалов было насквозь незнакомое — поначалу найдется совсем немного желающих.

Но, верно подмечено, что "Москва не сразу строилась". Для начала следовало воспользоваться готовностью Климента Ефремовича откупиться от объекта. Будет расширение штатов Главного Штаба — и можно будет создавать группы, сектора и отделы, занимающиеся анализом открытых источников и разведывательной информации.

Полковник Ленков не был профессиональным аналитиком, но методики анализа, для этого времени бывшие форменной революцией в непростом деле обработки информации он знал хорошо. Аналитики ГРУ его времени свой хлеб ели не зря — но Вячеслав Владимирович недаром предпочитал сначала внимательно выслушать их предложения, а потом проработать свои дополнения, весьма существенно менявшие первоначальные планы операций. Верность такого подхода доказывал тот факт, что он остался жив, прослужив сорок лет.

А сколько полезной информации можно получить, анализируя открытые источники информации, сиречь общедоступные газеты, журналы, статистические справочники, отчеты руководства фирм акционерам и материалы парламентских дебатов, разведчик знал. В 70-е годы 96 % разведывательной информации получали из открытых источников, 3 % — из материалов для служебного пользования, и, только 1 % приходился на секретные источники.

Еще одним источником кадров были советские военные училища и гражданские институты. Талантливая молодежь, получившая высшее образование, могла оказаться очень полезной, пусть и не на первых ролях, ввиду специфики именно военной разведки.

А там можно было потихоньку приводить переданную в его распоряжение часть IV Управления к структуре ГРУ 70-х — 80-х годов. Когда молодые аналитики в достаточной степени освоят свое ремесло, надо будет формировать в Главштабе Аналитическое управление, оказавшись впереди планеты всей, поскольку обработка информации и в 40-е годы была слабым местом ведущих спецслужб мира — а на их место набирать новых, толковые аналитики, знающие сильные и слабые места что Советского Союза, что зарубежья тогда были на вес золота.

Научно-техническая разведка, при желании, вещь весьма "растяжимая" — ее можно растянуть и на сугубо военную информацию, а уж на экономическую — сам Бог велел. Ну а там можно будет сформировать отделы, специализирующиеся на ведущих странах и ключевых регионах мира — и кто сказал, что эти отделы не могут быть весьма многочисленными, такими, что на их базе нельзя будет сформировать Управления?

Сложнее было с "альма-матер" полковника, управлением оперативно-тактической разведки. В распоряжении Тухачевского имелся только полк охраны Главного Штаба — конечно, это было много лучше, чем ничего, но с подбором кандидатов в будущий спецназ ГРУ наверняка возникнут проблемы, как и с учебной базой, как и с специальным снаряжением и вооружением. Конечно, Ленков в совершенстве владел методиками подготовки, которых даже не могли себе представить создатели советского, германского или британского спецназа — но к этому требовалось еще многое. Впрочем, пока ближайшая задача сводилась к созданию подразделения спецназначения из пары-тройки групп, способных эффективно работать оперативно-боевыми методами.

Ну и по мере роста структуры Тухачевского, с ростом авторитета его, как серьезного руководителя, понимающего толк в разведке, наметится и отток кадров от Уншлихта с Берзиным. Понятно, что всех серьезных профессионалов перетащить к себе не получится — но, при наличии куда более совершенной структуры, чем имевшаяся в IV Управлении, при правильной постановке задач и грамотной обработке информации, Тухачевский сможет предоставлять Ворошилову не в пример более серьезные и толковые отчеты по вопросам, интересующим руководство РККА и СССР, чем безуспешно пытающиеся организовать хоть какую-то революцию в самой захудалой стране кадры Коминтерна.

Бесспорно, "у любой палки два конца" — и Ворошилов, вполне может быть, и не поймет всей серьезности сделанного; но, вот Сталин, еще в бытность свою членом Русского Бюро ЦК занимавшийся партийной разведкой и контрразведкой, наверняка быстро поймет, что в распоряжении Тухачевского, вот чудо чудное, появилась серьезная спецслужба. Вот только, слопать выскочку-"наполеончика" и скушать реального лидера военной элиты СССР, это качественно разные задачи.

Ленков рассчитывал на холодный прагматизм Сталина — человек, с успехом занимающийся одним из важнейших для СССР дел, повышением боеспособности РККА, и, при этом, принципиально не лезущий в политику (Не говоря о том, что упаси Бог, не претендующий на верховную власть!), может рассчитывать на то, что его оставят в покое.

Не по доброте душевной, с которой у Сталина наблюдался явный дефицит — а потому, что Иосиф Джугашвили сумел перерасти талантливого, яркого, но, в целом, довольно обычного революционера Кобу. В отличие от Юстиниана, так и не нашедшего в себе сил стать не византийским правителем, а настоящим римским императором — и как следствие, не сумевшим всерьез верить ни разу не обманувшим его доверия Велизарию — ставший Красным Императором Сталин умел доверять тем, кто не подводил его. Это парадоксально — но так было. Так что шанс стать советским Велизарием, без печального финала одного из величайших полководцев всех времен и народов, при Императоре Иосифе Великом был — другое дело, что для его реализации предстояло сделать почти невозможное.