Вместо заключительного междучастья
Закат на территории огненных земель оставил в памяти поистине незабываемое впечатление. Песок, в котором утопала территория самых горячих демонов, будто плавился в лучах заходящего солнца, испуская в сухой нагретый воздух свои мельчайшие частицы. Во всяком случае, создавалось ощущение, будто все пространство вокруг нас с Гейлом искрит мельчайшими песчинками, взмывающими с земли к небесам. И жарко – было неимоверно жарко.
Словно для яркости контраста, к песку в небольшом отдалении от нас примыкала тихая морская гладь. Именно это и служило началом океана забвения, за пределами которого однажды оказался мой любимый. Я огляделась и не увидела вокруг ни единого намека на храм.
– Гейл? А где нам искать феникса? – справедливо поинтересовалась я, начиная думать, что птица, которая могла возрождаться из пепла, попросту спряталась под толщей воды.
– Дай руку, Морин, – тихо позвал Гейл, протягивая свою ладонь и загадочно улыбаясь. Я безропотно подчинилась, а в следующую минуту оказалась сидящей на песке рядом с некромантом. Недолго думая, Гейл разместил нас спиной к океану, обнял меня и шепнул на ухо: – Запасись терпением. Нам стоит дождаться темноты.
Во все глаза смотря на него, я не поняла ни единого слова. Мы переместились сюда для того, чтобы наблюдать закат у огненных демонов? Это шутка? Но Гейл, казалось, ни на мгновение не допускал и мысли о том, что в такой момент стоит веселиться. Еще некоторое время просидев в недоумении, я приказала себе успокоиться, а потом и вовсе опустила голову ему на грудь, улавливая размеренный стук сердца. Усталость прошедшего дня все же дала о себе знать, а близость Гейла помогла еще и расслабиться, Глаза мои медленно начали закрываться.
Сколько я провела в состоянии полудремы, не знаю, но разбудил меня все тот же ласковый голос некроманта:
– Морин, начинается…
Позволив себе еще немного понежиться в теплых объятиях Гейла, я, наконец, открыла глаза. И не поверила тому, что предстало перед ними. Как сильно изменился пейзаж! Мы сидели на широкой дороге из песка ярко–алого цвета, словно сияющей изнутри и простирающейся на большое расстояние вперед. В наступивших сумерках то, что начало происходить на этом клочке земли, воспринималось не иначе, как огненной магией в чистом виде: из песка, словно стремительно развивающиеся ростки растений, повсюду начали вырываться языки пламени. Те, что были поменьше, обращали поверхность в нечто блестящее и необъяснимо–прекрасное, твердое на ощупь, словно неизведанный материал для постройки грандиозных сооружений. Они ткали дорогу, у истока которой находились мы с Гейлом, и, когда была готова небольшая ее часть, некромант поднялся и потянул меня за собой:
– Пойдем. Нас приглашают дальше.
– Гейл? – неуверенно позвала его я, не решаясь сделать первый шаг. – Что все это значит?
– Что, по крайней мере, выслушать твою просьбу феникс готов.
– Феникс? – не веря, огляделась я. – Где же он?
– Смотри вперед, – указал направление некромант.
Стоило ступить на гладкую поверхность, выжженную на песке лепестками пламени, как дорожка ожила и сорвалась вперед так, словно ее подгоняли демоны. Мы прибавили шагу, попутно отмечая, как все те же языки рождают вокруг нас подобие прозрачного твердого моста, опоры которого принимают причудливые формы, подобно тому, как взвивается ввысь пламя. А впереди… я затаила дыхание, не в силах поверить собственным глазам. Впереди перед нами медленно вырастал настоящий дворец, сияющий благодаря полыхающему со всех сторон огню. Создавалось ощущение, что весь он создан из огромного драгоценного камня, прозрачное тело которого насквозь пронизано огнем. Высокие стены сооружения казались удивительно гладкими и по ощущениям должны были быть теплыми, как и окружающее нас пламя, от которого, к моему удивлению, совсем не становилось жарко.
– Красиво, не правда ли? – заметил Гейл, наблюдая за моей реакцией.
– Не то слово – божественно красиво… – выдохнула я, пытаясь успеть за появлением самых вершин дворца. Они отдаленно напоминали купола на вершинах башен у светлых демонов, но только форма не была статичной – это было живое играющее пламя.
– Феникс – создание ночи, – пояснил Гейл волшебство окружающей нас картины. – Потому и храм появляется лишь в темное время суток и только тем, кто по–настоящему достоин этого зрелища.
Вскоре мы добрались до высокого ступенчатого крыльца, ведущего к открытым дверям святилища, и я убедилась воочию, что материал, из которого он был сделан, действительно отдавал теплом. Стекло. Теплое стекло – так про себя охарактеризовала его я, когда мы с Гейлом поднялись к самым дверям.
– Я должна идти одна, – с сожалением объяснила я, когда некромант собрался зайти внутрь вместе со мной.
– Почему это? – нахмурился Эвангелион.
– Бабушка сказала, что желание должен произносить тот, кто искренне хочет обратиться к фениксу. Это разговор души с душой. Дождешься меня, Гейл?
Он долго колебался.
– Феникс может затребовать непомерную цену, птичка.
– Никакие препятствия не остановят меня на пути к тебе, – тихо проговорила я, приближаясь к своему мужчине. – Где бы ты ни был, я всегда найду тебя. И не важно, в этой жизни или придется ждать еще несколько, чтобы наконец–то стать единым целым. Я люблю тебя, Гейл, ничто этого не изменит.
– И я тебя… – он обхватил меня за шею одной рукой, рывком приблизил к себе и жестко поцеловал. Я вздрогнула от неожиданной порывистости Гейла. – Отпускаю на свой страх и риск. Но учти: малейшее сомнение – пойду следом. Никаких глупостей, Морин, договорились?
– Никаких глупостей, – пообещала я, опьяненная поцелуем, и неуверенно двинулась к входу в храм, оставляя любимого в ожидании.
Сначала я попала в помещение, напоминающее купальню. Во всяком случае, бассейн с водой, от которой вверх поднимался пар, я отметила сразу же. Позади, словно по волшебству, закрылись двери в храм, и я испытала чувство неконтролируемого страха, когда поняла, что меня окончательно отсекли от внешнего мира. Вода зашумела сильнее, и, повинуясь ее зову, я подошла к углублению, обнаруживая на краю бассейна аккуратно сложенный кусочек ткани, на проверку оказавшийся сарафаном средней длины на тонких бретелях. И мне он был точно впору. В голову закралась догадка. Кажется, Феникс хотел, чтобы я пришла к нему чистой и свободной от бремени внешнего мира. Недолго думая, я разоблачилась, оставляя на полу праздничное платье и белье, и залезла в купальню, не трогая лишь прическу и два украшения, которые решила непременно оставить на себе.
Каково же было мое удивление, когда, помывшись, я вылезла из ниши с водой и не обнаружила старой одежды! Доступным оставался лишь предложенный фениксом сарафан. Вот так, на обнаженное тело – и легкую одежду для жизненно важного разговора? Помянув Смерть про себя, я осторожно вытерлась кусочком подола – все равно в храме Огня он должен был высохнуть достаточно быстро – после чего оделась и пошла к следующим дверям.
Они были открыты, но пройти я не могла. «Распусти волосы», – возникла мысль в голове, которая точно мне не принадлежала. Однако я подчинилась. Стоило тряхнуть головой, как невидимая преграда исчезла, и я покинула купальню.
Следующая комната оказалась небольшой и гораздо более темной, чем предыдущая – там язычки пламени вырывались даже из стен, здесь же почти не было подобной роскоши, и я подумала, что она служит переходной зоной на пути к более основательному сооружению. Так и вышло. Следующий зал дал мне возможность увидеть феникса.
Оказавшись внутри, я испытала ни с чем несравнимое ощущение бесконечности мира, лишь огонь вокруг и огромная птица с оперением глубокого алого цвета, сидящая на массивной жерди в центре зала, имели значение. Феникс был прекрасен. Весь, от острых когтей до особенно длинных перьев, находящихся на голове. Его мощные крылья были сложены, казалось, он даже задремал в ожидании моего появления. Я все смотрела и не могла наглядеться. До чего же красивая птица. И огромная! Такая огромная, что, наверное, могла бы даже унести меня на своей спине. Я никогда в жизни не видела таких животных.
«Я не животное! – возмутился глубокий и приятный голос в голове. – Я – древнейшее из всех созданий этого мира!»
Вздрогнув, я поняла, что свершилось именно то, что и предсказывала Эсиора: птица общалась со мной с помощью разума. Я осторожно приблизилась к освещенному пламенем центру и принялась снова разглядывать феникса, не переставая восхищаться его незабываемым видом.
«А как же духи с туманной земли?»
Голос задрожал от негодования: «Девчонка! Что ты знаешь об этом мире?! А еще пришла просить за себя!»
То ли я засмотрелась на необычное мерцающее оперение, то ли на три особенных длинных гребня на голове, но ответить на вопрос я так и не решилась. Возмущенный моим невежеством, феникс даже поднял голову, покоящуюся на крыле, и гибкое тело извернулось, представая передо мной во всей красе. Я только раскрыла глаза пошире, пораженная истинной грацией древнего существа, и это, кажется, не осталось незамеченным. Во всяком случае, хозяин храма сжалился надо мной, потому как счел необходимым внести ясность в мои познания по истории нашего мира.
«Сначала было пламя, из которого родились фениксы. Пламя это, поддерживаемое воздухом, прорвалось из земли и ринулось во все стороны, очищая темный мир и разлагая землю на песчинки и воздух, скрытый глубоко в ее недрах, а затем освобождая его. Разлившись по огромной территории, схлестнувшись с воздухом, жидкий огонь породил воду, ставшую началом океана забвения, и проник дальше, за его пределы. Тогда и родились те самые духи, о которых ты говорила. Те, что пришли в самое пламя, обратились огненными духами, те, что ступили на землю, искрой освещенную, стали духами света. Те, что затаились в тени огня, обернулись темными. Все произошло в мире от жаркой стихии. Даже вы, смертные люди, не помышляющие ни о чем, кроме своих сиюминутных желаний, тоже родились, когда семь элементов мира объединились в один и подарили ему своего первого лишенного дара ребенка…»
«Мы не руководствуемся эгоизмом!» – возразила я, за что была удостоена сверкающим яростью взглядом феникса.
«Рассказывай мне сказки, девчонка. Сама–то почему сюда пришла? Хочешь избавиться от дурной крови в наследии, полученной благодаря трусливым делам собственного отца…»
– Не смей так говорить о папе! – не выдержала я, прокричав эти слова на весь зал. Феникс остановил на мне заинтересованный взгляд.
«Надо же, в маленькой принцессе все–таки затаилась страсть…»
«О чем ты говоришь?» – одумавшись и одернув себя, воззрилась я на птицу.
«Знаешь ли ты, милое дитя, почему мой храм можно увидеть только ночью? Потому что только в отсутствии солнца людьми и демонами начинают овладевать истинные чувства, не сдерживаемые разумом. Страсть толкает нас на безумства, она же служит и началом всего сущего. В пламенной страсти на свет появляются неотразимо прекрасные дети, маги и волшебники творят свои самые знаменательные открытия, короли принимают судьбоносные решения. Знаешь ли ты, с какой страстью молится твой почти демон снаружи, чтобы с тобой все было хорошо?»
«Гейл? Гейл молится?!»
«О, да… – мне показалось, в голосе птицы зазвучало ничем не скрываемое предвкушение. – Твой некромант вкусный. Ты и вполовину не так интересна, как он. Будь на кону его искреннее желание, я бы давно его выполнил…»
«Я…не подхожу? Мне нечем заинтересовать тебя?» – расстроено подумала я, и птица отреагировала еле заметным наклоном головы.
«Такие, как ты – ущербные, побитые судьбой и чересчур рациональные – губят наследие огня. Вы сидите в своей скорлупе, мелкие и жалкие, и лелеете собственные обиды и лишения. Куда вам до всемогущих демонов, которые по одному только желанию сердца способны свернуть горы. Из–за таких, как ты, фениксы и вымерли почти полностью…»
«Неправда! – горячо возразила я. – Во мне есть кровь демонов!»
«А я последний на этой земле, – неожиданно признался исполин на жердочке. – Исполнишь мое желание – и я помогу тебе. Что скажешь?»
«Что я должна делать?» – не раздумывая, спросила я. Кажется, большего коварной птице и не требовалось. Большой клюв приоткрылся, и мне почудилась в этом движении донельзя насмешливая улыбка.
«Я последний из фениксов. Я должен умереть и воплотиться снова, чтобы вернуть миру истинное пламя возрождения, чтобы наполнить таких, как ты, потерявших веру и надежду, истинным огнем души. Знаешь, как возрождаются фениксы? Они сгорают в огне чужой страсти, крича от удовольствия и напевая песню взаимной любви. Сможешь доказать, что ты и правда демоница? Сможешь разжечь в себе заоблачную страсть? Тогда я выжгу из твоих жил дурную кровь, из–за которой ты не в силах стать свободной. Понимаешь, о чем я сейчас говорю?»
«Понимаю. Ты хочешь видеть мою страсть по отношению к Гейлу».
«Смышленая. Ты любишь – я в этом не сомневаюсь – и любишь искренне, но способна ли ты очертя голову кинуться в омут наслаждения?»
«Смогу!» – заверила феникса я.
«Посмотрим, – насмешливо отозвалось древнейшее из существ. – Только попробуй сначала найти отсюда выход…»
Стоило последним словам феникса отзвучать в голове, вокруг нас тотчас же исчезли очертания огненного дворца – все попросту смешалось в одно нескончаемое пламя, в котором остались я и беснующаяся коварная птица.
«Если страстно его любишь – найдешь даже сквозь бушующую стихию, – снова раздался голос огненной птицы. – Если найдешь – покажи, на что способна твоя любовь, и я исполню твою волю. Будет больно – ты должна будешь вытерпеть. И тогда станешь истинно–свободной. Но учти – взамен иссушенной крови тебе придется обзавестись новой. Готова ли ты по доброй воле связать свою судьбу с кем–то еще?»
В ответе я не сомневалась ни секунды. Осталось только отыскать Эвангелиона.
Если феникс думал, что это окажется для меня непосильной задачей, то глубоко ошибался. Гейла я нашла спустя некоторое время, идя на одно только ощущение теплой тьмы, которое помнила по его объятиям. Он стоял ко мне спиной, окруженный огненным маревом, в одних только штанах, босой и с растрепавшейся, перекинутой наперед косой. Причину подобного состояния я поняла сразу: все тело некроманта было испещрено разного размера порезами и царапинами, очень напоминавшими следы птичьих когтей. Ну а если учесть еще и крайнюю эксцентричность самого феникса, я догадывалась, откуда Гейл получил ранения. Поза его была напряженной, он всматривался в сплошную огненную стену – наверное, тоже пытался найти меня. Недолго думая, я приблизилась к нему и обняла сзади за талию, прижимаясь губами к самой большой ссадине на спине, которая довольно сильно кровоточила. Я послала просьбу о восстановлении Гейла магии внутри своего тела и уже спустя некоторое время наблюдала постепенное заживление всех ран.
– Ты встречался с фениксом, – не удержавшись и снова прижимаясь губами к коже Эвангелиона, заключила я.
Он хмыкнул, несмотря на разошедшиеся по коже мурашки:
– Ты долго не появлялась, а этот дракон–недоросль отказывался пустить меня внутрь.
«Вопиющая невоспитанность!» – задохнулся внутри меня голос феникса, и я поняла, что вездесущая птица до сих пор следит за нами.
– Он все слышит, Гейл, – предупредила я любимого, потершись о его спину щекой.
– Да пусть хоть туманным демонам жалуется, – спокойно отозвался Гейл. – Что так долго? – он развернулся в кольце моих рук и взял в ладони лицо. Теперь я смотрела прямо в синие глаза некроманта, лучащиеся беспокойством.
– Гейл? – неуверенно позвала его я.
– Да, птичка? – ласково улыбнулся он.
– Феникс согласен избавить меня от крови Дария. Но с одним условием…
– Каким? – напрягся Гейл.
– Ему надо переродиться. Не хватает сил, потому что в мире слишком много магов забыли об изначальной страсти. Он хочет, чтобы я ему в этом помогла…и еще он сказал, что взамен той крови, что он заберет, нужно будет влить новую. Кровь того, с кем я решу связать жизнь…
Гейл долго разглядывал мое смущенное лицо, силясь понять, на что именно я намекаю. Затем его брови поползли вверх:
– Страсть? Ему нужно от тебя столько страсти, чтобы хватило сил на перерождение?
– Он верит, что я люблю тебя, но совершенно отказывается признать, что с моей стороны есть еще и желание… – окончательно растерялась я, чувствуя, как щеки наливаются румянцем, и опустила голову. Гейл не позволил спрятаться. Ухватив меня за подбородок, он снова заставил смотреть себе в глаза:
– Птичка?
– Да, Гейл?
– Ты должна стать демоницей…
Я раскрыла глаза, насколько могла, а потом припомнила наше пробуждение в замке Эвангириона Темного. Тогда Гейл с улыбкой сказал, что сонная я очень напоминаю дикую. А я? Что тогда испытывала я?
– Гейл, я…боюсь. Сделаю что–нибудь не так, и все усилия пропадут даром.
– Что ты можешь сделать неправильно? – ласково прошептал он, притягивая меня ближе – так, что наши губы почти соприкоснулись. – Просто будь собой…
Целовал он совсем не жгуче – нежно, умиротворяюще, постепенно затягивая в омут собственного чувства. Но я помнила предупреждение феникса: исходи просьба от Гейла, ее бы давно выполнили. Первый шаг должна была сделать я…
Оторвавшись от желанных губ, я собрала в кулак всю свою волю.
«Прямо как на казнь…» – насмешливо отозвался феникс в моей голове, но я отрешилась от его комментариев и посмотрела на Гейла. Любила ли я его? Любила. Больше жизни, больше всего на свете. Ради Гейла я готова была идти на что угодно… почему же тогда не могу продемонстрировать свою страсть по отношению к нему? Стало досадно на саму себя, перед глазами появился базар и наш огненный поцелуй на земле между торговыми палатками. Как же я мечтала, чтобы он прекратил свою беготню! Каким искренним было это желание!
Я отстранилась от Гейла и обошла его, с удовлетворением отмечая, что он не делает ни одной попытки помешать мне. Схватилась за косу, спускающуюся чуть ниже лопаток, стянула жгут, сдерживающий ее, и начала освобождать тяжелую гриву от сложного плетения.
– Я всегда очень хотела, чтобы твои волосы были мне вместо одежды…
Перед тем, как окончательно подарить длинным прядям свободу, я поцеловала некроманта между лопаток, чувствуя, как сильно при этом застучало его сердце. Гейл прекрасен. Он высок – я достаю ему разве что до ключиц – широкоплеч и гармонично сложен. Теперь, когда некромантской формы на нем нет, я могу с удовольствием пройтись ладонями по литой спине и груди, попробовать на вкус солоноватую после борьбы с фениксом кожу, услышать еле уловимые вздохи удовольствия, срывающиеся с губ любимого. Я оказываюсь позади мужчины и уверенно опускаю руки к его штанам – ослабив шнуровку, помогаю им упасть на пылающий пол, оставляя Гейла обнаженным. Он пытается перехватить мои движения, но я уворачиваюсь – и оказываюсь с ним лицом к лицу. В который раз думаю, что Гейл совершенен, жадно рассматривая его. Тело наполняет неведомая доселе истома, и голос феникса где–то на задворках сознания удовлетворенно шепчет «наконец–то ты поняла…», после чего умолкает, а я приближаюсь к обнаженному Гейлу, прижимаюсь, чувствуя животом его готовность, и тянусь за новым поцелуем. Прикосновение любимых губ сводит с ума, разум окончательно и бесповоротно покидает голову. Руки пускаются в путешествие по телу Гейла, некромант довольно и хрипло смеется, я вторю ему, а потом, уцепившись за шею, подтягиваюсь, прекрасно зная, что он поддержит и никуда не выпустит. Когда Гейл подхватывает меня под ягодицы, я смыкаю ноги у него на пояснице, удобно устраиваясь, и меня одаривают хитрым взглядом:
– Демоница…
– Мне вполне достаточно будет птички.
А потом помогаю Гейлу избавить меня от сарафана, и, когда наши тела соприкасаются, у меня начинает кружиться голова, а внутри все взрывается от накала эмоций. Поцелуй опьяняет, и я начинаю цепляться за шею некроманта, как за спасительную соломинку, отдавая себя целиком в его неограниченную власть. Гейл целует жестко, отрывисто, сминая губы, в нем не остается ни капли нежности, и каждое проявление дикой натуры я впитываю в себя по капле, радуясь оттого, какой пламенный мне достался мужчина. Он куда–то несет меня, несмотря на то, что наши губы не отрываются друг от друга, а потом я вдруг оказываюсь среди прохладных, но все таких же пламенных простыней. Спальня в храме? Что еще за магия такая? Мысль тонет в океане ощущений, но я успеваю заметить сверху пылающий балдахин перед тем, как надо мной склоняется Гейл. Я снова инстинктивно обхватываю его ногами, он прижимает меня к себе. Приподнимается и…заполняет до отказа одним плавным движением. Я больше не могу терпеть – окружающее пространство оглашает мой горловой стон, а Гейл начинает двигаться ритмично, глубоко и порывисто. Спустя несколько мгновений мир переворачивается – это я оказываюсь сначала сверху, а затем, когда поднимается и сам Гейл, сидящей на его бедрах. Ладонями он задает новый темп – дикий, с глубокими погружениями, такой, что я невольно выгибаюсь дугой каждый раз, стоит почувствовать Гейла внутри, и держусь за его плечи, боясь умереть от удовольствия.
Тогда–то и вступает в действие уговор со стороны феникса. Мои горячие стоны оборачиваются криками, и Гейл замирает, бледнея на глазах.
– Не останавливайся, – говорю я ему, снова приподнимаясь и опускаясь на его бедра. – Это кровь Дария исчезает…
Мимолетный взгляд на собственную кожу, горящую, будто в огне, заставляет сдавленно охнуть – из пор действительно словно отделяется еле заметный дым. Значит, вот как загадочная птица избавляет меня от навязанной судьбы? Неужели я действительно смогу быть по–настоящему счастливой?
Гейл неохотно, но подчиняется, и вскоре мы возвращаемся к тому темпу, который соблюдали совсем недавно. С моей кожи продолжает испаряться в окружающее пространство дурная чужая кровь. Гейл наблюдает это прикрытыми глазами. Он стискивает зубы, лишь бы не сказать ничего о том, что думает о фениксе. Правильно, милый: только мы сейчас имеем значение.
Когда терпеть магию феникса становится намного легче, я прислоняюсь к Гейлу и шепчу на ухо:
– Кровь нужно заменить…
Некромант останавливается. Тьма, вышедшая из его тела, сгущается рядом с нами, обращаясь небольшим кинжалом, который Гейл передает мне в руки:
– Забирай, откуда хочешь.
Несмотря на охватившее тело желание, я вздрагиваю: причинить боль любимому?
– Не бойся – это не так страшно, – понимая причину сомнений, успокаивает меня некромант.
Я еще некоторое время с опаской гляжу на Эвангелиона, затем неохотно принимаю кинжал и тянусь к широкой мужской ладони. Глубокий порез выходит только с третьего раза, и я, зачарованно глядя на то, как выделяется из раны кровь, притягиваю ее к своим губам, высасывая и чувствуя, как меняется что–то внутри меня. Лезвие перехватывает Гейл – и вот уже на моей руке красуется похожий надрез, а я, сдавленно зашипев, ощущаю то же, что недавно испытывал и Гейл. Рана на его руке затягивается благодаря моей магии, свою я заживляю почти сразу же, стоит губам любимого человека оторваться от ладони.
– Всецело моя, – довольно улыбается некромант, и мне кажется, что сейчас он совершил один из каких–то демонических обрядов, благодаря которым мне больше никуда от него не деться. Да и собираюсь ли я делать это? Даже думать о подобном кощунственно. Тем более когда меня укладывают на спину, стремительно покидая тело, но только для того, чтобы покрыть поцелуями все, до чего дотягиваются губы, истерзать грудь, спуститься по животу и…чувствуя, что творит дальше Гейл, я, не стесняясь, начинаю тяжело дышать, не сдерживая страстные стоны. Это он. Он превратил меня в настоящую демоницу…
Голова кружится, когда я смутно понимаю, что Гейл снова во мне. Снова внутри и возносит к вершине мира, рядом с которой я начинаю терять с ним связь. «Спасибо, – слышится откуда–то издалека голос сытого феникса. – Приходите ко мне еще…в следующей жизни…» – и именно в этот момент я выкрикиваю любимое имя, понимая, что больше не вытерплю сладкой муки. В ответ доносится сдавленный стон Гейла:
– Морин!..
В глазах темнеет, и, когда голова Гейла оказывается на моем плече, мне начинает казаться, что вокруг взрывается весь храм, опадая сверху песчинками пепла. И я слышу прекрасную песню о любви и возрождении души, которая наполняет мое сердце бесконечной надеждой. Я прикрываю глаза – из них катятся слезы, настолько мне сейчас хорошо – и легко поглаживаю широкие плечи любимого. Мы вместе. Мы одно целое. Этого больше никому не изменить.
Последним воспоминанием из храма феникса для меня становится видение маленького птенца, неуклюже забирающегося на постель к нам с Гейлом. Он с интересом разглядывает обнаженные сплетенные тела и забавно цокает клювом…
***
Просыпалась я под утренний плеск волн. Поначалу не сообразив, что происходит, завозилась в теплых объятиях Гейла, желая только одного: никогда не расставаться с ним.
– Доброе утро, – прошептал он над моим ухом, ласково целуя в плечо, и я открыла глаза.
Мы лежали на песке, прикрытые, словно простыней, тьмой Гейла, а рядом с нами действительно шумел океан. Храм феникса исчез без следа, забирая вместе с собой и всю отданную ему ночью страсть. Тело ломило от пережитого наслаждения, и только загадочная и довольная улыбка, которую никак не получилось скрыть некроманту, служила напоминанием о том, что мы творили под покровом темноты.
– Какая страстная женушка мне досталась… – со смешком заметил Эвангелион, откровенно наслаждаясь появившимся от его слов румянцем.
– Ты все это нарочно говоришь, чтобы я чувствовала себя неуютно, – пожаловалась я, ворча, когда, наконец, смысл его слов стал доходить до меня. – Постой, Гейл…ты сказал, жена?
– Сказал, – с удовольствием подтвердил некромант. – Ночью мы немного связали судьбы по демоническим обычаям.
– Правда? – сон слетел мгновенно, и я даже приподнялась на локтях, чем сразу воспользовался Эвангелион: заключил в объятия и поцеловал от всей души.
– Правда. Люблю тебя, птичка.
– И я тебя, Гейл…
– Думаю, лучше стоит переноситься в дом отца, – предложил Гейл лениво, – Бройди и Сармад хотя бы не удивятся черному платью.
– А мое праздничное?..
– Боюсь, фениксу оно не понравилось… – виновато улыбнулся некромант.
– Гейл? – неуверенно начала я.
– Да, милая?
– Я не хочу к демонам. Хватит с меня диких земель. Я хочу домой. Давай вернемся в Академию?
Когда он снова взглянул на меня, в синих глазах светилась безграничная любовь:
– Как скажешь. С тобой хоть на край света…