Жар солнца по-прежнему не ослабевает. Сухой ветер сушит кожу и губы. Единственное, что хочется сделать по прилёту на аэродром — снять одежду. Она буквально срастается с тобой за время полёта, вбирая последние капли влаги.
В Баграме вся стоянка сбежалась, чтобы узнать подробности нашего очередного попадалова. Просто других слов, чтобы описать произошедшее подобрать сложно.
И ведь ничего героического не произошло. Удачное стечение обстоятельств, помноженное на слаженную работу всего экипажа и разведчиков. Не стоит забывать и о помощи однополчан, пришедших на помощь в трудную минуту.
Я спрыгнул на горячий бетон, задев ладонью обшивку вертолёта. Ладонью почувствовал, насколько сильно раскаляется фюзеляж на жаре. Нередко встречал у техников ожоги от таких случайных прикосновений.
Иннокентий к этому времени слагал эпос о нашем подвиге. Сначала он с придыханием рассказывал, как весь отряд раскручивал вертолёт, а я стрелял из пушки по духам. Потом, показав всем профиль сурового военачальника, добавил:
— ничего критичного. Всё контролировали от первой до последней минуты на земле, — уверенно произнёс Кеша.
Я только улыбнулся, но тормозить своего оператора не стал. Есть у него право на минуту славы. Поблагодарив за работу Валеру и остальной техсостав, направился на КДП, оставив все лавры Иннокентию.
В это время ко мне уже спешил Шаклин. Доложить командиру звена нужно обязательно. Иначе это будет неправильно с моей стороны.
— Товарищ капитан, с боевого задания прибыли. Все живы, вертолёт повреждён. Восстановлению подлежит, — доложил я и протянул руку, думая, что сейчас Шаклин скажет что-нибудь хорошее.
Но, как и всегда, мои ожидания оказались моими же проблемами.
— Этого мало! Что там произошло? Полный… нет, полноценный доклад, — грозил мне пальцем Вениамин.
Шаклин продолжал что-то говорить, но не было у меня ни сил, ни настроения пересказывать. Целый день в поле и большое эмоциональное напряжение сделали своё дело. Это с виду можно не проявлять усталости, но внутри после подобных передряг хочется покоя.
— Вень, шаг-газ опусти. Коррекцию влево и жди выбега ротора, — похлопал я по плечу командира звена и прошёл мимо.
— Ты ко мне вот эту терминологию не применяй. Сань, я не посмотрю, что ты воин заслуженный. Выговор объявлю! — крикнул он мне вдогонку.
— Есть выговор, — ответил я.
В классе подготовки уже шёл разговор между Енотаевым и особистом Туриным. И, похоже, он был не самым спокойным.
— Я вам уже говорил, что-то здесь не так, — сквозь зубы сказал Ефим Петрович.
В этот момент на меня обратили внимание. Разговор прекратился. Что-то серьёзное обсуждали Вячеслав Иосифович и мой командир эскадрильи.
Особист улыбнулся, показав нам белоснежные зубы. Поправив на голове густые тёмные волосы, он пошёл к двери. Очень странно себя ведёт товарищ Турин. По сути, рейд за караванами ни к чему не привёл, а он в хорошем настроении.
— Молодец, Александр Александрович. Идея с пушкой — оригинальная, — похвалил меня Турин, пожимая руку.
— Спасибо. Может вам тоже что-нибудь предложить, а то мы всё натыкаемся постоянно на «достоверные» сведения агентуры…
— Саша, — позвал меня Енотаев.
Турин мой намёк понял. Отвечать ничего не стал и вышел из класса.
— Как самочувствие? — спросил Ефим Петрович, снимая куртку от комбинезона.
В классе было очень жарко. Через открытые окна прохлады не поступало, а кондиционер никто не догадался установить.
— Нормально, — отряхнул я от пыли комбинезон.
— Ты меня поражаешь, Шурик. Мне кажется, это первое в истории авиации боевое применение вертолёта в качестве артиллерийской установки, — улыбнулся комэска.
— Надеюсь, что больше такой изобретательности не потребуется.
— Эт точно.
Енотаев почесал бороду и отвернул голову в сторону. Не хотел он подымать тему разговора с Туриным.
— Командир, а может стоит нам кое-над чем подумать? Слишком много совпадений последнее время.
— Давай. Хочу послушать, — ответил Енотаев и присел на стол.
Я объяснил, что уже было несколько случаев, когда налицо грубейшие просчёты в оценке противника. И если следовать формуле «случайность — совпадение — закономерность», то уже давно эти случаи достигли третьей фазы.
— Сегодня все слышали, как товарищ Турин уверял, что всё схвачено.
— А что Сопин?
— Геннадьевич согласился с выводами особиста.
— Значит, дело в информаторах и агентуре. Слишком много вокруг тех, кто сливает дезу, — предположил Енотаев.
Возможно и так. Напрашивается вопрос, зачем нужны такие информаторы?
— Сань, давай отдохнём. Думать будут большие начальники, — подмигнул Енотаев.
— Мы на ужин ещё не опоздали? Есть хочется, — сказал я, и Ефим Петрович утвердительно кивнул.
Столовая за время моего отсутствия толком не изменилась. Та же палатка с выставленными столами. Тот же рацион, состоящий из тушёнки во всех вариациях и состояниях. Но особо мне «нравилось» сливочное масло.
Не знаю, в какое время суток его выкладывают. Оно всегда к моменту употребления становится похожим на растительное.
Сегодняшний ужин выдался особенным, поскольку нам дали картошку! Не разводимое пюре, не концентрат, не в замороженную, а самую обычную картошку.
Правду говорят, что начинаешь ценить что-то, когда это что-то отсутствует.
Звездой сегодняшнего ужина был, конечно, Кеша. Он сидел напротив меня и старался привлечь внимание одной из официанток.
— Смотрим, идут на нас. Там в цветных одеждах, тут в чёрных. Страх, паника, расстройства желудка и кровавые сопли полезли, — рассказывал Кеша, жестикулируя руками.
Красавица с каждым словом Иннокентия придвигалась к нему всё ближе и ближе. Ещё чуть-чуть, и большая грудь девушки поглотит нос моего лётчика-оператора.
— Иннокентий, продолжайте, — улыбалась девушка.
Пока я уплетал большой кусок мяса, Иннокентий не забыл и меня представить прекрасным дамам.
— А вот мой командир, Александр Клюковкин. Это он руководил всей операцией.
— Кеша, секретную информацию не распространяй, — сказал я, но официантка только похихикала.
— А мы вас знаем, Александр. Что ж вы так, Леночку нашу обидели. Красоточку из штаба помните? — произнесла девушка.
Так! Что там за проблемы начались у Лены?
— Чем обидел?
— Ну, как. Уехали по-английски, так сказать, не прощаясь. А она вас ждёт! Переживает! Места себе не находит.
Только сейчас понимаю, что в столовой воцарилась тишина. Все следят за развитием моей истории. С другой стороны, пока официантка здесь и расположена к разговору, можно воспользоваться ситуацией.
В столовой опять стало шумно, но девушка не отходила от нашего стола. Кеша дошёл до кульминации сегодняшнего боя.
— Минутку, Иннокентий, — сказала девушка и повернулась ко мне. — Сашенька, ну вы сходите к Леночке. Она вас очень ждёт.
— Что ж, обязательно загляну. Кстати, может у вас добавка будет? — подмигнул я.
— Для вас и Кеши, всегда!
Девушка пошла в сторону раздачи пищи, но её позвал кто-то с другого ряда. И был в своих намерениях более настойчив.
— Девушка, мне мясо положено? — услышал я вопрос от парня к девушке.
— Положено.
Парень поднял вверх тарелку и показал официантке.
— Ну, — не поняла претензии официантка.
— Так нет его. Не положено мясо, — возмутился наш однополчанин.
— Не положено — не ешь. Делов-то! — ответила ему официантка и пошла дальше.
После ужина, мы пошли до палатки, но покой и здесь только снился. На входе меня уже ждал Марат Сергеевич и, главная любовь в жизни предыдущего Клюковкина, красотка Тося.
Иванов подозвал меня. Я противиться не смел начмеду. Тут же начала свою «бомбардировку» Антонина. Видимо, сильно она обиделась на мой уход в Торске.
Вроде и кофту подарил, и помог отмыться от помёта, и кран починил. Нет же, ей надо больше. И вот симпотная она. Очень привлекательная. Нравится она мне. Но только внешне! Её маниакальное желание женить на себе Клюковкина убивает. Возможно, если бы она вела себя по-другому, то всё было бы иначе.
— Вот и он! Я вам говорила, что он здесь и не приходит на прививку, — начала на меня показывать Тося.
Губы надула, а глазами так и стреляет в мою сторону. Смотрит за реакцией.
— Антониночка, я знаю, что Клюковкин тут. Он сегодня был занят.
— Чем он так занят? Полётами? Мир спасает? В свободное время должен прийти и сделать прививку. Причём сегодня был последний день.
Нет, я должен был бросить вертолёт в поле и прийти в медсанбат. Кажется, от любви Тосю заносит.
— Он саботирует противоэпидемические мероприятия. Это является грубым нарушением!
— Ой, не кричи. Голова болит. Вот тебе, Антонина, твой Клюковкин, а я пойду, — сказал Марат Сергеевич и нырнул в палатку.
Однозначно, сейчас с замполитом Кислицыным будут проводить спиртование организма. Мы остались вдвоём с Антониной.
Она смотрела на меня напыщенным взглядом, надув щёки и сложив руки на груди.
— Что, нечего сказать, Сашенька? — ехидно улыбнулась Тося.
— Есть. Тебе так нравится смотреть на мою голую задницу? Неужели она такая привлекательная?
— Не льсти себе. Попа как попа.
— Значит, ты её оценивала, — улыбнулся я, и Тося зарычала.
От злости начала топать ногами и пинать песок.
— И твоя кофта мне не нужна. Я её постирала. Ещё поглажу и верну. Мне от тебя подачек не надо. Я сильная личность! — воскликнула Антонина и прошла мимо меня, толкнув в левое плечо.
Но вместо этого чуть сама не отскочила назад, начав клониться вбок.
— Тось, погоди. Давай ты уже меня оставишь в покое. Столько парней вокруг. Можешь упустить того, кто…
— Мне никто не нужен… другой, — произнесла она и ушла.
Совсем уже у девушки розовая шторка на глаза упала. Никаких других парней не видит.
Только я собрался пойти в сторону палатки, как мой слух уловил знакомый звук.
В такие моменты не дышишь, а мир вокруг останавливается. Начинаешь видеть всё в какой-то замедленной съёмке.
Я запомнил расположение каждой неровности, каждой палатки и беседки. И знал, что нужно делать, когда в воздухе слышится этот звук.
Этот характерный вой оглушает, а шуршание подлетающих к тебе реактивных снарядов или просто «эрэсов», совпадает с ударами сердца.
Первый взрыв произошёл в двухстах метров. Попали в какие-то бочки. Пламя выплеснулось вместе с горючей жидкостью.
Я бросился к Тосе. Она стояла как вкопанная в этом взрывающемся маленьком филиале ада.
— Ложись! — крикнул я, но Антонина совсем потерялась.
Позади неё был небольшой ров. Туда бы ей прыгнуть, но она по-прежнему металась из стороны в сторону.
Разрывы шли один за одним. За спиной крики и топот ног. Всё это происходит в течение каких-то мгновений.
Делаю рывок в сторону Антонины. Остаётся несколько метров. И тут меня будто что-то сбивает с ног. Мир закрутился вокруг. В ушах звенит.
Пытаюсь сообразить, всё ли у меня целое. Невольно ощупываю себя.
Пыль вокруг, запах горелого, и сквозь звон в ушах пробиваются чьи-то крики. Начинаю ползти вперёд, чтобы добраться до Тоси. Пытаюсь её отыскать рукой в этом облаке пыли.
Хватаю чей-то рукав. Подползаю ближе. Антонина лежит неподвижно.