Адмирал Империи – 39

Глава 10

Место действия: звездная система HD 60901, созвездие «Тельца».

Национальное название: «Ладога» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется Черноморским космическим флотом и флотом Южных Сил Вторжения.

Точка пространства: 89 миллионов километров от планеты Санкт-Петербург-3.

Борт тяжелого крейсера «Одинокий».

Дата: 18 июля 2215 года.

Я недоговорил и лишь успел подхватить рухнувшего на пол Демида. Его тело обмякло в моих руках, словно тряпичная кукла. На мгновение мне показалось, что он уже мертв — так странно было видеть этого недавно несгибаемого человека поверженным и беспомощным. Но нет, сквозь бледную кожу все еще пробивался слабый пульс, давая надежду на спасение.

Не теряя ни секунды, я тут же подозвал медиков из своей штурмовой группы. Один из них, высокий мужчина с сединой на висках, быстро оценив ситуацию, приложил универсальную аптечку к шее контр-адмирала. Устройство тихо зажужжало, и из него раздалось несколько негромких щелчков от уколов — это были экстренные инъекции, призванные стабилизировать состояние раненого и не дать ему истечь кровью.

После, медики по моему приказу аккуратно подхватили под руки Зубова, бережно уложили его на аэро-эвакуационные носилки и в считанные минуты доставили его почти уже бездыханное тело на борт моего крейсера «Одинокий».

— Этот человек будет жить, — по переговорному устройству уверенно заявил мне начмед, и от его слов у меня вдруг отлегло от сердца. — Ранения не смертельные, и совсем скоро он придет в себя. Конечно, понадобится некоторое время на восстановление, так как адмирал Зубов потерял много крови, но я уверен, что в конечном счете все с ним будет в порядке. Я подключил пациента к главной регенерирующей капсуле… Мышечные ткани и связки будут окончательно восстановлены в течение следующих суток…

Когда спустя некоторое время я вошел в светлое, стерильно-чистое помещение медблока и приблизился к регенерирующей капсуле, Демид к этому моменту уже был в сознании. Бледный, с ввалившимися щеками и потемневшими кругами под глазами, он, тем не менее, выглядел намного лучше, чем пару часов назад. Увидев меня, Зубов слабо шевельнулся и попытался приподняться на локтях.

— Вы снова появляетесь из ниоткуда и вновь пытаетесь спасти по очереди то мою честь, то мою жизнь, — тихо прошептал он, и в его голосе мне послышалась странная смесь раздражения и горечи. — Мне это начинает уже надоедать. Если вы ждете благодарности, то напрасно, от меня вы ее не получите… К тому же ваши друзья, я имею в виду Наливайко с Белло, снова не оценят ваш поступок…

Я невольно улыбнулся, услышав эти слова. Даже на пороге смерти Демид Александрович умудрялся сохранять свою язвительность и гордыню. Что ж, мне ли было его судить? В конце концов, именно эти качества присутствовали и у вашего покорного слуги.

— Меня мало интересует спасение вашей чести, контр-адмирал, — спокойно ответил я, мягко, но настойчиво удерживая Зубова за плечи, чтобы тот продолжал лежать и не вставал. Мне не хотелось, чтобы он навредил себе неосторожным движением. — Единственное, что для меня важно, это наш пока еще не состоявшийся поединок на кораблях. Помните, вы мне обещали? Касаемо моих друзей, то думаю, что, узнав обстоятельства, они поймут меня и поддержат правильность моих решений.

Демид скептически приподнял бровь, и на его бледных губах заиграла слабая ухмылка. Было видно, что он не очень-то верит в мои слова.

— Такое великодушие может дорого всем вам троим обойтись, — процедил он сквозь зубы. Каждое слово давалось ему с трудом, но адмирал упрямо продолжал. — Ведь если я встану на ноги и снова сяду в командирское кресло моего линкора, я не буду столь же снисходителен с вами, как вы со мной сейчас!

— Я и не рассчитываю на подобное, — ровным голосом парировал я, глядя Демиду прямо в глаза. — Поединок должен быть честным и проходить по всем правилам корабельной дуэли…

Адмирал недоверчиво хмыкнул и покачал головой, будто не веря своим ушам. Его взгляд заметался по моему лицу, пытаясь найти хоть малейший признак фальши или лукавства. Но я был серьезен как никогда.

— Вы же понимаете, что в этом случае я с легкостью уничтожу ваш крейсер, а затем и корабли ваших боевых товарищей, — медленно проговорил Зубов, и в его голосе мне послышалось почти отеческое снисхождение. — Вы как опытный офицер не можете не понимать, что мой линейный корабль намного мощнее и оснащеннее ваших⁈

Демид действительно сейчас не понимал моих поступков и слов. Он смотрел на меня так, словно видел впервые — с удивлением и даже какой-то растерянностью.

— Во-первых, мы этого наверняка не знаем, — многозначительно ответил я на подобное самоуверенное высказывание, позволив себе легкую усмешку. Мне было почти забавно наблюдать, как меняется выражение лица Зубова от моих слов. — А во-вторых, если даже случится так, как вы и говорите, что ж, такова судьба. Все мы знаем, на что идем, когда выбираем профессию военного космоморяка…

Демид откинулся на подушку и устало прикрыл глаза. На его высоком лбу выступила испарина, а пальцы непроизвольно комкали край одеяла.

— Снова вы портите мне настроение, контр-адмирал Васильков, — глухо пробормотал Зубов, и в его голосе прозвучала горечь. — Ну почему передо мной не обычный грубый и неотесанный офицеришка, которого не жалко пустить в расход… Почему после каждой нашей встречи именно я чувствую себя последним негодяем⁈

— Может, потому, что боитесь себя другого?

— Другого? Что вы имеете в виду?

— Более благородного и снисходительного, — улыбнулся я, присаживаясь на край стула рядом с регенерационной капсулой. — Вы ведь человек слова, адмирал, и доказывали это много раз, в том числе и в космических сражениях, — продолжил я, стараясь говорить мягко, но настойчиво. — Я лично видел, как вы не добивали беззащитные корабли своих противников в этой ужасной гражданской войне, когда другие командующие делали это просто так, из удовольствия… Вы не вырезали команды во время абордажей, если в этом не было необходимости, это я тоже знаю…

Демид вздрогнул и посмотрел на меня с нескрываемым изумлением. В его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение, смешанное с настороженностью. Было очевидно, что он не ожидал от меня таких слов.

— Да, не удивляйтесь, — кивнул я, по своему истолковав его взгляд. — Я поднял файлы о вас и ознакомился с вашим послужным списком… Мне было интересно узнать о вас побольше… По итогу могу сказать, что мало кто в сегодняшней Российской Империи может похвастаться таким достойным поведением во время сражений, когда накал страстей и боязнь за свою собственную жизнь превращают всех нас в подобие зверей…

Я замолчал, давая Зубову возможность осмыслить услышанное. В тишине медотсека было слышно лишь тихое гудение аппаратуры да редкие сигналы мониторов. Демид молчал, погруженный в свои мысли.

— Мне не нужны их жизни, ведь они уже повержены… — наконец глухо произнес он, и в его голосе мне послышалась горечь. Казалось, перед его мысленным взором сейчас проносились картины прошлых боев — вспышки орудий, крики раненых, искореженный металл кораблей. И над всем этим — тяжкий груз ответственности командира, вынужденного принимать непростые решения.

— Вот именно, — кивнул я, соглашаясь. — В вас нет кровожадности, которую вам приписывают, а лишь честолюбие и неутолимая жажда всегда и во всем быть первым. Она ведет вас по жизни, помогая достигать невероятных для других людей высот, но она же легко может и погубить.

Зубов резко повернул голову и впился в меня пытливым, испытующим взглядом. Его глаза лихорадочно блестели.

— Что вы хотите этим сказать? — быстро спросил он, и его голос дрогнул от плохо скрываемых эмоций. Было видно, что мои слова задели его за живое. — Что плохого в том, чтобы желать всегда быть первым⁈

— В подобном восхождении на вершину славы вы приносите в жертву свою честь, — пожав плечами, произнес я, безжалостно глядя в потемневшие от боли глаза Демида. — Оставим пока тот роковой выстрел, в результате которого погиб наш государь-император… Лично я, в отличие от многих других, догадываюсь, что стало его причиной. Но опустим данный эпизод…

Я сделал многозначительную паузу, наблюдая за реакцией Зубова. Тот заметно напрягся, его руки непроизвольно сжались в кулаки. Но он продолжал упрямо смотреть мне в глаза, ожидая, что я скажу дальше.

— Однако помимо этого, — неумолимо продолжал я, — вы напали и хладнокровно убили своего в тот момент командира — контр-адмирала Шувалова, чтобы завладеть его кораблем и стать командиром Гвардейской Эскадры. А сейчас я узнаю, что вы вновь убили, только уже своего прежнего покровителя — Ивана Федоровича Самсонова, чтобы самому править Санкт-Петербургом-3 и называться диктатором-регентом…

Демид дернулся как от удара и зажмурился, не в силах выносить мой обвиняющий взгляд. Его лицо исказилось, словно от невыносимой муки, а грудь часто вздымалась, с трудом втягивая воздух. Я понимал, что сейчас причиняю ему боль, бередя старые раны, но твердо знал — это необходимо. Только так можно было достучаться до его совести, до тех остатков чести и благородства, что еще теплились в его душе.

— Ставки растут, Демид Александрович, — мягко, почти сочувственно произнес я. — И демоны внутри вас, которым вы служите, требуют все новых и новых жертвоприношений. Но вы не такой жестокий, как хотите казаться. Совесть не дает вам спокойно спать, и только поэтому вам сейчас так плохо от того, что вы вынуждены принимать от меня помощь…

Зубов судорожно вздохнул и медленно открыл глаза.

— Я не хочу в данный момент говорить о Шувалове, — хрипло выдавил из себя Демид. — Наше соперничество с этим человеком имело предысторию и длилось очень давно. А что касается Самсонова, то вы не правы, говоря о том, что я убил его из-за жажды власти. Этот человек обезглавлен за то, что отнял у меня самое дорогое на свете — мою любимую женщину…

Я застыл, пораженный этим неожиданным признанием. В голове вихрем пронеслись обрывки услышанного и увиденного ранее в новостях и эфире, складываясь в единую мозаику. Так вот в чем было дело! Не власть и не тщеславие двигали им, а любовь и жажда мести. Как же я сразу не догадался?

— Не может быть, я не знал об этом! — искренне изумился я, глядя на Демида совершенно новыми глазами. Сейчас он представал передо мной не грозным диктатором и безжалостным убийцей, а глубоко несчастным, раненым в самое сердце человеком. — При каких обстоятельствах это произошло?

Зубов скрипнул зубами и отвернулся, пряча от меня взгляд. Было видно, каких неимоверных усилий ему стоило сдержать рвущиеся наружу эмоции.

— Иван Федорович насильно забрал себе девушку, которую я любил больше жизни, — глухо, почти шепотом произнес он. В его голосе звучала такая неподдельная, кровоточащая боль, что у меня мороз прошел по коже. — Я не жалею, что этот мерзавец мертв! Жаль, что человек умирает только один раз…

Повисла тягостная, вязкая тишина. Мне нечего было возразить на эти страшные по своей беспощадной искренности слова. Я вдруг с пугающей ясностью осознал, что на месте Зубова поступил бы точно так же. Месть за поруганную любовь, за искалеченную судьбу — что может быть справедливее и естественнее?

— Значит, переворот, который вы совершили, был не из-за желания править Российской Империей? — осторожно спросил я, боясь спугнуть хрупкое доверие, возникшее между нами. — Если все так, как вы мне рассказываете, то прошу простить меня за напрасные обвинения… Но что же случилось с вашей избранницей? Кто она? Она жива, осталась на Санкт-Петербурге и ждет вас?

Демид вздрогнул, как от удара хлыстом, и посмотрел на меня с такой неизбывной тоской во взгляде, что у меня сжалось сердце.

— Я не хочу об этом говорить, — глухо отрезал он, резко отворачиваясь. Его плечи поникли, словно под тяжестью непосильного груза, а голос упал почти до шепота. — Могу лишь сказать, что жалею о том, что еще живу на этом свете, и боль у меня внутри в сто раз сильнее боли от сегодняшних ранений.

— Мне жаль, господин Зубов, — искренне посочувствовал я Демиду, видя, какую боль пробудили в нем мои вопросы. — По вашей последней фразе я понял, что любовь причинила вам горе, это печально… Но все же назовите мне ее имя, ибо если она по-прежнему на Санкт-Петербурге, то в свете перемен и победы над вами союзного флота «черноморцев» и османов Бозкурта…

Я на миг запнулся, пораженный абсурдностью ситуации. Как необычно было ставить в один ряд эти две силы, еще недавно яростно враждовавшие между собой. Покачав головой, я с трудом переварил информацию, судя по которой Черноморский космический флот сейчас действовал в связке со своими старыми и непримиримыми врагами криптотурками.

— Но вернемся к вам, — мягко произнес я, вглядываясь в застывшее лицо Зубова. — Итак, та, которую вы любите, до сих пор в опасности? Кто она?

Демид по-прежнему молчал, погрузившись в себя. Казалось, он даже не слышал моих слов, целиком поглощенный мрачными воспоминаниями. Его руки бессильно лежали поверх одеяла, а взгляд блуждал по стенам медотсека, ничего не видя перед собой. Несколько минут прошли в тягостном молчании. Я уже думал, что так и не дождусь ответа, когда вдруг Зубов заговорил — тихо, прерывисто, словно через силу выталкивая из себя слова. Перед его мысленным взором вставали картины совсем недавних событий, и, не знаю почему, но он начал быстро и сбивчиво рассказывать мне о том, что:

…Это было почти сутки тому назад. На месте грандиозной космической битвы, где еще несколькими часами ранее у диктатора-регента Зубова имелось под рукой шесть полновесных дивизий, сейчас рядом с ним остались лишь жалкие шесть десятков линкоров и крейсеров гвардии. Их корпуса были пробиты в десятках мест, обшивка оплавлена и разорвана, а большинство орудий умолкло навсегда.

Сам Демид Зубов на своем флагмане сражался в одиночку против нескольких дредноутов противника. Лейб-линкор с яростным остервенением сеял вокруг себя смерть, испепеляя из своих пушек один вражеский крейсер за другим. Кого не успевал достать огнем батарей — с разгона таранил своим могучим бронированным форштевнем, круша и разламывая хрупкие корпуса вражеских кораблей, словно яичную скорлупу.

Зубов с холодной ясностью осознавал, что все кончено. Его флот разбит, его мечты развеяны в прах. Но он не желал сдаваться, предпочитая погибнуть в бою, как подобает истинному офицеру. Демид Александрович, охваченный мрачной решимостью, активировал маршевые двигатели «Москвы» на полную мощность и бросил свой линкор в последнюю, самоубийственную атаку.

Но судьба распорядилась иначе. Каким-то немыслимым чудом «Москве» удалось с разгона прошить строй вражеских кораблей и вырваться на оперативный простор. Ошеломленные и растерянные «черноморцы» не сразу сообразили организовать преследование. Этих нескольких мгновений «Москве» хватило, чтобы, напрягая силовые установки до предела, устремиться прочь из сектора боя.

Вице-адмирал Красовский, командующий 10-ой «линейной», хмуро смотрел на тактическую карту, где удаляющаяся точка «Москвы» мигала зеленым огоньком.

— Пошлите в погоню за ним двадцать самых быстроходных крейсеров моей дивизии, — приказал он своему помощнику, полковнику Винтеру. — Этого количества вымпелов будет вполне достаточно, чтобы добить корабль Зубова. Остальным — построиться в колонны и кратчайшим маршрутом следовать к Санкт-Петербургу-3.

Не теряя ни минуты, четыре дивизии Черноморского космофлота, подхлестываемые приказами командиров, рванули к столичной планете системы «Ладога». До них уже дошли тревожные вести, что янычары Ясина Бозкурта, не дожидаясь прибытия союзников, начали грабить и убивать колониальное население. Города-полисы пылали, на улицах шли бои, и размах бедствия грозил стать поистине чудовищным.

А за одиноким беглецом, бесславно оставившим поле сражения, погнались двадцать скоростных крейсеров дивизии Красовского. Их мощные дальнобойные орудия непрерывно плевались плазмой, вгрызаясь и пытаясь обнулить кормовое энергополе «Москвы», стремясь пробить его и поразить жизненно важные отсеки и обездвижить линкор.

Погоня продолжалась уже несколько часов. Демид знал, что долго так продолжаться не может. Что рано или поздно защитные щиты выжжены и крейсера противника расстреляют его флагман с дальней дистанции. И тогда он принял решение. Безумное, отчаянное решение человека, которому нечего терять. Резко развернув штурвал, он направил «Москву» в лобовую атаку на преследователей. Если уж суждено погибнуть — то забрав с собой на тот свет как можно больше врагов. Экипаж, уже смирившийся с мыслью о смерти, безропотно выполнил приказ.

Но в этот миг произошло нечто невероятное. Контр-адмирал уже хотел было отдать приказ своему экипажу идти на очередной таран, как вдруг увидел на тактической карте летящую невдалеке эскадру. Зубов засмеялся как умалишенный и закричал от радости, когда увидел идентификационные номера кораблей той эскадры…

Невероятное чувство восторга и воодушевления охватило тогда нашего контр-адмирала, ведь это его любимая Тиса спешила, чтобы ему помочь. Однако восторг молодого человека длился недолго. Реальность безжалостно растоптала его радужные грезы, вмиг развеяв мимолетную эйфорию. Потому что корабли Тисы вовсе не приближались к сектору боя, а продолжали невозмутимо идти своим маршрутом, в то время как крейсеры «черноморцев» все плотнее обступали «Москву» со всех направлений, словно стая голодных волков, почуявших легкую добычу.

Демид Александрович не мог поверить в то, что происходит. Почему Тиса не спешит ему на выручку? Неужели она не понимает всей критичности ситуации, не видит, в какой смертельной опасности он находится⁈

— Тиса, помоги мне! — отчаянно закричал Зубов, лихорадочно перебирая настройки связи в тщетной попытке найти дополнительный канал с флагманским кораблем девушки-андроида, так как основной упорно молчал. — Не может быть, чтобы ты не слышала меня…

В его голосе звенели мольба и неверие. Ведь не могла же Тиса, его Тиса, бросить его одного посреди этого ада? Только не она, не после всего, что их связывало! (Совсем из ума выжил, бедолага.)

Внезапно экран ожил, и на нем возникло прекрасное, как всегда безупречное лицо девушки-андроида. Но сейчас в нем не было ни тепла, ни сочувствия — лишь холодная, отстраненная маска без малейшего проблеска эмоций.

— Я прекрасно тебя слышу, мой адмирал, — ровным, бесстрастным голосом произнесла Тиса, и от этих интонаций у Демида похолодело внутри. — Но, к сожалению, ничем не смогу тебе помочь.

— Как это⁈ — задыхаясь от ярости и обиды, воскликнул контр-адмирал. — У тебя целая эскадра под рукой. Те, корабли которые я ждал все время, пока сражался с «черноморцами» и османами… Почему они не пришли в сектор сражения, ведь я приказал тебе, как только ты прибудешь к Санкт-Петербургу, отправить их мне?

Демид осекся, с трудом беря себя в руки.

— Впрочем, сейчас не время об этом говорить… — торопливо продолжил он, лихорадочно облизывая пересохшие губы. — Слушай, Тиса, уверен, что я продержусь до твоего прибытия, и мы все вместе одолеем врага…

Какое-то время девушка-андроид молчала, бесстрастно глядя на него с экрана. Затем ее пальцы скользнули по сенсорной панели, вызывая тактическую карту сектора. Несколько мгновений Тиса внимательно изучала диспозицию, и на ее безупречном лице не дрогнул ни один мускул.

— У противника практически столько же кораблей, сколько и у меня, — наконец произнесла она ровным, лишенным интонаций голосом. — Не знаю, чем может обернуться этот бой — слишком опасное соотношение сил, в виду того, что на борту кораблей моей эскадры находится слишком ценный груз… Поэтому я, пожалуй, предпочту уклониться от битвы…

Эти слова обрушились на Демида как ушат ледяной воды, мгновенно отрезвляя и вышибая почву из-под ног. Он смотрел на прекрасное, равнодушное лицо девушки, и не узнавал его, не мог поверить, что это говорит она — та, ради которой он был готов свернуть горы и перевернуть мироздание.

— Что ты такое говоришь, Тиса⁈ — почти выкрикнул Зубов, хватаясь за край пульта, чтобы не упасть. — Это же я, Демид! Вернись, прошу тебя!

На долю секунды ему показалось, что во взгляде девушки-андроида мелькнуло что-то… Сожаление? Сочувствие? Раскаяние? Но в следующий миг ее лицо вновь превратилось в непроницаемую маску, и с искусственных губ сорвался злой, издевательский смех.

— Та Тиса, которую ты знал, может, и вернулась бы, — жестко отчеканила она, и от металлических ноток в ее голосе у Демида похолодело в груди. — Но разве та, на которую я внешне похожа, помогла бы тебе сейчас, мой адмирал? Нет, великая княжна пролетела бы мимо, даже не удостоив убийцу своего отца общением в эфире… Ведь так? Что ж, раз я создана по образу и подобию княжны Таисии, то и вести себя буду, как она… Так что прощай…

С этими словами Тиса оборвала связь, и ее изображение растворилось в электронном небытии. А следом, повинуясь неумолимым приказам, эскадра девушки-андроида начала удаляться, растворяясь во мраке космоса. Демид провожал ее полубезумным взглядом. Он еще долго смотрел на погасший экран, силясь осознать произошедшее. Мозг отказывался верить в случившееся, в чудовищность предательства той, что еще недавно клялась ему в вечной любви и верности. А по небритым щекам контр-адмирала, прочерчивая грязные дорожки, текли слезы — злые, горькие слезы разочарования и бессилия…

Все это все Зубов выпалил мне как на духу, будто слова жгли ему душу. Он говорил сбивчиво, путано, порой срываясь на крик, но не мог остановиться, словно плотину прорвало. Я же слушал его, не перебивая, потрясенный и ошеломленный. В голове не укладывалось услышанное, разум отказывался правильно оценивать только что поступившую информацию.

— Стоп, я правильно понимаю, что где-то в пространстве летает андроид, как две капли воды похожий на нашу Таисию Константиновну? — переспросил я, Зубова. — Невероятно!

Но еще более невероятным мне казался тот факт, что лежащий сейчас передо мной вроде бы адекватный человек, по его же словам, был влюблен в эту бездушную куклу. Сознание отказывалось принимать подобное, ища разумное объяснение, но раз за разом терпело фиаско.

«Точно у этого парня шарики за ролики на почве страсти к настоящей княжне закатились!» — невольно подумал я, но вслух, конечно же, этого говорить не стал…

…По итогу, мы еще очень долго говорили с Демидом в тот день, запершись в пустом медотсеке. Он рассказывал мне о Тисе, об их странных, мучительных отношениях, о своих сомнениях и метаниях, о ненависти к нему настоящей Таисии, а я слушал, не решаясь прерывать его исповедь. В общем, вышел я из медблока с четким пониманием, что Зубов совершенно не тот человек, каким представляли его остальные…