Админская свалка

Глава 12 «Дом, милый дом»

Он долго не возвращался.

Сначала просто сидел в лагере, у костра, глядя, как огонь прожигает пиксели, не нагревая. За спиной — пепельное тело. Перед глазами — табличка, выжженная в реальности:

Подписано.

Ну да. Поздравляю. Ты теперь, мать его, официальный.

Он встал только когда костер начал тухнуть. Не из-за ветра — просто устал светиться.

Путь домой занял чуть больше, чем в прошлый раз, но ощущался в два раза длиннее. Трава не шуршала. Деревья больше не казались багнутыми — наоборот, слишком уж правильными, как если бы Система подчистила ландшафт после его смерти. Как если бы хотела сказать: «Вот, исправили. Живи теперь аккуратно.»

Дом встретил его молчанием.

Такой же, каким он был. Обломки металла. Дверь, прижатая к стене гвоздями и надеждой. Окно, в котором не отражалось ничего — даже он сам.

Он толкнул створку и вошел.

Воздух внутри был пыльным. Как всегда. Стены — из обугленного дерева и интерфейсных текстур, местами шевелившихся, как сон. Его койка осталась на месте. Разобранный артефакт лежал на столе. Один провод свисал, будто ждал руки.

Макс провел пальцами по его краю. Сел.

Квак.

Он не звал. Просто подумал. Внутри что-то стянулось.

— Квак?.. — все же сказал.

Тишина.

Он поднялся, обошел комнату. Заглянул за перегородку. Проверил нишу, где обычно тот спал, свесив лапу вниз. Пусто.

Он вышел на крыльцо. Присел на корточки. Смотрел в землю.

И вот только тогда — когда он уже почти принял — в тени под лестницей что-то шевельнулось.

Макс замер. Поднял голову.

— Квак?..

Тот вылез медленно. Не прыжком. Медленно. Как будто сам не знал, можно ли.

Мордочка была серая, по краям — следы багов, будто куски интерфейса прошлись по нему слепо. Глаза мигали неравномерно. Но он был. Он существовал.

— Ты… жив? — выдохнул Макс, и сам удивился, как сломался голос.

Квак приблизился. Остановился в паре шагов.

Потом — все же сказал:

— Сбойное уклонение… завершено.

И сел. Как ни в чем не бывало.

Макс выдохнул. И только теперь понял, как сжал кулаки.

Он присел рядом, положил руку на его багованное плечо. Тот не отстранился. Только тихо добавил:

— Перезапуск… неполный.

Макс кивнул. Молча. Все понял.

— Ничего. — Он потрепал его по голове. — Я теперь… сохраняюсь. Так что если что — вернусь за тобой.

Квак не ответил. Но это был тот случай, когда и не надо.

Утро на Свалке начиналось не с солнца. Оно вообще редко начиналось одинаково: иногда в окно лезли тени, будто кто-то забыл выключить ночь; иногда просачивалась сиреневая рябь, как сбившийся фильтр погоды; иногда — вообще ничего. Только щелканье старого скрипта за стеной, где когда-то должна была быть система петухов, но от нее остался один кривой звук, похожий на огрызок «кукареку», застрявший в горле багнутого NPC.

Сегодня было хорошо.

Макс проснулся в гамаке — полосатая ткань с вытертыми краями держалась на чуде и ржавом крепеже. Над ним висел старый котел с пучками засушенной травы — больше для запаха, чем по делу. От него шел слабый аромат чего-то между шалфеем и испорченным скриптом благовоний. Макс потянулся, соскользнул ногами на пол и прошаркал к плите, обходя вешалку с курткой, все еще пахнущей дымом и пережаренным кодом.

Он кинул взгляд в окно. Там не было вида. Только лес, распадающийся на пиксели, и застрявшая в воздухе капля дождя — уже неделю не могла долететь до земли. Макс ее знал. Он называл ее «Суслик». Потому что почему бы и нет.

Он открыл дверь. Она, как всегда, попыталась сопротивляться, выдав хрипящий системный звук, но потом сдалась. Снаружи было прохладно, и это было приятно. Где-то трещал скрипт лягушки, не той, что Квак, а обычной, фоновой. Она зациклилась на одном «кв» и не могла перейти к остальной части.

Макс выдохнул и потянулся.

Он не думал об Исправителе. Не думал о смерти. Сегодня — не тот день. Сегодня был день жареной квазарятины и размышлений.

Он достал из ящика мутный синий корнеплод — местный аналог картошки, только с багом: при жарке она могла проигрывать звуки боевой музыки. Иногда — системный гимн, иногда — визг отрубленной головы из соседнего квеста. Сегодня — повезло. Просто хруст.

Он закинул ее на железную плиту, добавил масла — артефактного, с побочным эффектом «вероятность загустения времени» — и закрыл крышку. Потом прошелся по комнате, проверяя привычные мелочи.

Гамак — держится. Котел — не капает. Дом не изменился. Битая плита, где он жарил несуществующее яйцо. Сломанный интерфейс-чайник, который больше шипел, чем кипел. Ящик, в котором когда-то был артефакт, потом Квак, потом ничего — а сейчас валялся обрывок грязной ткани и игральная кость с тремя одинаковыми гранями. Макс поднялся, зевнул — и, не раздумывая, кинул камешек в сторону двери.

— Подъем, ублюдочный новый день!

Свалка не ответила. И это было приятно.

Он закурил. Не потому, что хотелось. Просто… хотелось. Привычка? Или баг в поведении? Он кивнул самому себе и начал утреннюю рутину: щелкнуть пару раз по чайнику — не сработал. Кувырнуть его на бок — зашипел. Облить кружку мутной водой из банки — та мгновенно прокисла, как всегда. Все шло по плану.

— Стабильность, — пробормотал он. — Вот она, настоящая роскошь.

Он сел на пороге. Не спеша. И только тогда понял: тишина. Не тревожная, не враждебная. Привычная.

Он вернулся внутрь, прихватив с порога Квака. Тот сидел в пыльной кастрюле, как будто так и надо, — лапы свесил наружу, глаза медленно моргали вразнобой.

Макс поставил его на край стола.

— Смотри, учись, — сказал он и повернулся к своей священной утренней задаче.

Варка кофе на Свалке — не искусство. Это ближе к магии крови и случайной сборке скриптов. Плита нагревалась неравномерно: иногда на ней появлялись всполохи интерфейса, иногда — рваные тени от несущей температуры. Макс взял свою эмалированную кружку с трещиной в форме вопроса, насыпал внутрь порошок, пахнущий чем-то между обугленным пластиком и мятой, залил мутной водой из фильтра.

— Сегодня, пожалуйста, без комков и воспоминаний, — пробормотал он, глядя, как жидкость дрожит на грани вскипания.

Квака не слышно. Значит, все нормально. Камень — в ящике. На столе — порядок. Относительный.

Он сел напротив лягушки, потянулся, щелкнул шеей.

И только тогда — начал думать.

Сохранение.

Точка. Там, у развилки, где он впервые врезался в интерфейс. Где на секунду все замерло — и возник баг, пробивший систему. Где он выбрал. Или ему дали выбрать.

Он закрыл глаза.

Не было щелчка. Не было вспышки. Только ощущение… фиксации. Как будто мир на миг остановился, чтоб сфотографировать его изнутри. И потом — пустота. А после — он уже был там. Новый. С сохраненным «я».

А если так можно один раз — можно и два?

Он глянул на стену, где висела карта. Точнее — ее имитация: выцветшая салфетка, на которой кто-то когда-то пытался изобразить местность. Деревья, здания, баг-реки, схематичная метка: «здесь все умерло», «не ходить, взрывается», «возможно, кофе».

Он подошел к ней ближе.

— А если искать… такие места?

Свалка не имела границ. Вернее, имела, но они сдвигались, как глюки в текстовом квесте. Иногда ты возвращался в уже изученное — и не узнавал ни одного предмета. Иногда — наоборот: забытый угол ждал тебя, как старый друг, с тем же поломанным НПС на крыльце.

Как вообще картографировать место, которое не обязано быть одинаковым?

Макс вернулся к кружке. Сделал глоток. Кофе оказался горьким, как обида, но бодрил — как баг.

— А вдруг… места, где можно сохраняться, как-то… выделяются?

Он глянул на Квака. Тот внимательно разглядывал потолок. Камень на шее слегка дрожал.

— Ты тогда зафиксировал баг. А я — зафиксировал себя. Получается… точка отклика? Или глюк? Или место, где система просела?

Он вспомнил: там, в той точке, интерфейс дрогнул.

Словно кто-то отдернул штору, и на миг он увидел — не что-то, а возможность.

Макс встал. Подошел к двери. Посмотрел на «Суслика» — все еще висел в воздухе, не меняясь.

— Это может сработать, — сказал он тихо. — Я найду другую точку.

Он обернулся, посмотрел на лягушку.

— Но как? И главное — где искать?

Он подошел к полке, достал блокнот, исписанный наискосок — карандашами, кровью, заклинаниями, багами.

Открыл первую страницу:

1. Дом. 2. Развилка. 3. Свалка.

Потом — ничего.

— Я не знаю карту. Я не знаю, что искать.

Он опустился на пол и прижал блокнот к коленям.

— Но я знаю, что где-то там… есть еще такие точки.

Он смотрел в потолок, как Квак.

И внезапно ощутил, что именно эта рутина — кофе, плита, тишина, неполный звук петуха и лягушка в кастрюле — стали его базой. Его домом. А значит…

Все, что начинается с дома — можно от него и искать.