А отличники сдохли первыми - 2: летние каникулы (часть 4)

Глава 17. Чужой район

Закрепив лодку, остальные подростки присоединились к нам с Че через минуту. И, заметив россыпи переломанных костяков, все притихли.

— Э-ге-е... Этих точно не из Строгино расстреляли... — Разглядывая переломанные старые костяки, Яр перетянул автомат с плеча на грудь. — Всё-таки правильно мы с пацанами в Москву решили не соваться.

— «Мы решили»... — Чуть слышно проворчал Шамиль. — Больше всех рвался. Хорошо хоть меня послушал...

— Да чё ты опять начинаешь...

— Тихо! — Я поднял руку, прислушиваясь к обстановке. Хотя, кроме бесов, всю дорогу отпускающих в адрес друг друга шпильки, теперь никто не стремился что либо заявить или поделиться очередным очевидным наблюдением.

Я сразу предупреждал, что приключение будет не из лёгких. И не из приятных. Узнав, кого мы ищем внутри Курчатника, Че согласился сразу. Фидель и Рауль как обычно — не отставали от него ни на шаг. Иван всегда горел жаждой исследования. А бесы, похоже, изо всех сил хотели доказать девчонкам, что если кто и отправится на опасное задание с самим Шутником — то только самые крутые из них.

Узнав, что случилось с Кирой, поучаствовать в экспедиции захотели и многие девушки. Но я слишком плохо их знал, чтобы быть уверенным в ком-то из бывших ос. Да и в моём плане не было места слишком большому количеству ролей.

И вот теперь даже отважные и дерзкие мальчишки, окрепшие духом за месяцы катаклизма сильнее, чем иные взрослые за десятилетия мирной жизни, робко притихли при виде последствий весеннего исхода щукинских. А иначе, как исходом, я это назвать не мог.

Каждый из них уже не раз видел последствия того или иного зимнего побоища. Да и сами пацаны в чём-то подобном успели поучаствовать в полный рост. Даже Иван. И их давно не удивляли брошенные без похорон скелеты с пулевыми отверстиями в черепах, с перебитыми минами ногами или с рёбрами, раздавленными колёсами боевых машин. А Весенний Мор богато «украсил» пригороды останками тех, кто так и не смог найти нужное лечение от очередной заразы.

Но ни одно скопление истлевших тел не было похоже на это растерзанное кладбище.

Пока притихшие пацаны разглядывали изломанные останки, я продолжал прислушиваться к окружающему молчанию. И не смог различить каких-либо других звуков, кроме негромкого плеска речных волн, шума желтеющих крон да шелеста павшей листвы, которую слабый ветерок гонял по железнодорожным путям. Несколько ржавеющих полос отделяло тут прибрежные посадки от городского массива.

— Похоже, что щукинские первыми поняли на собственной шкуре — кто теперь наш настоящий враг... Ты видел в центре что-нибудь подобное? А, Вань?

— «Улица академика Ермольевой»... — Прочитал на ближайшем указателе глазастый Иван и встрепенулся, когда понял, что вопрос был к нему. — А? А! Не-а... Ну, то есть... Видел много мёртвецов, конечно. Вокруг Павелецкого вокзала, например... Но они там целые были... Ну... Почти все... Хотя и валялись по всякому...

— Павелецкий вокзал раньше назывался Саратовским. — Сержант Петров вдруг выдал неожиданный факт. — А кто такая академик Ермольева? Ну, в смысле, чем знаменита?

— Создатель многих антибиотиков. Как-то раз сама себя заразила холерой, чтобы доказать эффективность холерного бактериофага... — Отведя взгляд от кучи костей на паренька, я увидел, что он не особо хорошо понял мои слова. И поспешил внести ясность. — Бактериофаг — это вирус, который заражает бактерии и убивает их. Холерный бактериофаг убивает возбудителя холеры.

— И чё в итоге? Доказала? — Полюбопытствовал Яр.

— Да. Быстро вылечилась. И потом разработки её команды спасли тысячи жизней.

— Эх... Весной бы сюда этого... Бак-те-ри-о-фа-га? — Убедившись, что выговорил сложное слово правильно, бесёнок продолжил. — Даже в Зеленограде полгорода дристало дальше, чем видело... А чё тут творилось...

— Любопытно... — Неожиданно подал голос Че. — Насколько я понял, с нами провернули примерно такой же фокус. И теперь нам нужно пролезть прямо в логово этой новой заразы. Совсем как вирусу-бактериофагу, который внедряется в тело холерного вибриона, чтобы его уничтожить...

— Да. Только вирус после этого тоже погибал. Ведь он был выведен искусственно, а не эволюционно. И не был заточен на продолжение своего рода. А нам нужно оттуда потом всё-таки выбраться... — Я обернулся к пацанам. — Кто остаётся с лодкой? Есть добровольцы?

С одной стороны, это было явно безопаснее, чем проникновение в неизвестность курчатовского центра. Но с другой — атмосфера берега, усыпанного изуродованными останками явно никому не внушала спокойствия. И перспектива того, чтобы остаться здесь в одиночестве, не могла быть намного предпочтительнее.

Но выбор за пацанов сделал Че:

— Рауль, Фидель, останьтесь. Разверните лодку и займите оборону. Если не вернёмся до темноты — встаньте на якорь посередине реки.

— Есть! — Партизаны ответили почти в один голос. — С лодкой только помогите.

— Яр?

— Ага, ща!

Пока подростки возились с нашим судном, я шагнул поближе к их командиру:

— Че. Небольшая просьба к тебе лично.

Он удивлённо приподнял бровь. Ой, а то ты не знаешь, к чему я клоню!

— Если я оттуда живым не выберусь — попытайся сохранить мою башку в целости. Чтоб хотя бы лицо было видно.

— Думаешь, он исполнит обещание?

— Других исполнителей у меня для вас нет. — Отмахнулся я от него и крикнул пацанам. — Всем, кто идёт с нами — надеть противогазы! Капюшоны, рукава затянуть! Иван! Доставай своё снадобье!

Через несколько минут весь наш небольшой отряд уже был полностью готов к отправлению в дебри мёртвого города, закончив экипировку и обмазывание коричневатой субстанцией с головы до ног.

— Мы когда девчонок от варщиков доставали и вот в этом же говне измазались — один ночной жора прямо мимо меня просто так прошёл! — Яр не преминул возможностью похвастаться, объясняя озадаченному кадету принцип действия мази. — Прям в глаза мне заглянул, проворчал чё-то и дальше поковылял... Только трясучка у него какая-то случилась...

— Хм... Нам бы такую штуку... — Размазав выделения жор по резиновому рукаву, Петров осторожно принюхался к перчатке. — И побольше. Гораздо проще было бы падальщиков и доходяг зачищать...

Все мы уже были наслышаны о том, какие вариации жорской фауны населяют приволжские регионы. И уточняющих вопросов не последовало. Кроме моих.

— Вот, значит, уже есть на что «антижорин» поменять, когда дело сделаем...

— Да мы бы и так отдали... — Торопливо перебил меня кадет. — Просто он пока не очень быстро делается. Там яйца нужны куриные...

— Яиц в королевстве хватает, сам видел. Несушки хоть и тощие, но пока холода не пришли — кладут по одному в два дня стабильно. Тоже бартер наладим. Ты мне лучше расскажи — кого вы ещё по пути сюда видели? В Тамбове, например. Есть какие-то необычные жоры?

— Не-а... Ну, то есть, как и везде — в ульях прыгуны и коконы. В особо крупных скоплениях попадаются сросшиеся, типа как мегажора. Ну, помните, мы рассказывали про такого...

— Помню, да... — Истории о том, через что прошла Алина в компании со своим суровым приёмным отцом, заставили меня совсем иначе взглянуть на эту хрупкую с вида девчонку. И понять, почему среди своих друзей она пользуется таким авторитетом. — Что ж... Будем надеяться, что впереди мы тоже не встретим ничего особенного... И на тех, кто, возможно, живёт в Курчатнике, отпугиватель действует примерно так же, как и на остальных заражённых... Вань, что там на приборе?

Паренёк торопливо извлёк прибор из наплечной сумки:

— Пока... Пока те же сорок, да? — Он протянул дозиметр ко мне.

— Да. Следи теперь постоянно, не убирай. Скажи, если будет больше пятидесяти. — И я последним натянул на лицо противогаз и затянул капюшон защитного костюма. — Вперёд!

Узкая улочка, направлявшая нас в сторону институтского комплекса, была окружена невысокими зданиями весьма неприветливой наружности. Окружены они были небольшими полупустыми парковками и глухими кирпичными заборами. Проходя мимо серых корпусов и ржавеющих ворот, Иван негромко бубнил себе под нос названия с вывесок около проходных, словно пытался запомнить обратный путь:

— Федеральный центр по проектированию и развитию объектов ядерной медицины... Центр противоопухолевой терапии... Какие-то больницы, что ли?

— Похоже, что здесь изучали возможности радиации при лечении рака. Так сказать, не отходя далеко от реактора. И ещё рядом исследовательские центры в которых работала та самая академик Ермольева. На улице имени Гамалеи. Тоже, кстати, микробиолог.

— Ага, я про неё слышал зимой по телеку ещё в прошлом году, про эту Гамалею. Когда про всякие антиковидные вакцины много рассказывали... — Постоянно оглядываясь, осторожно заметил саратовец.

— Про него. Гамалея Николай Фёдорович.

— Да? Блин... Ну ок, буду знать. — Петров съёжился — не то от лёгкого стыда, не то от тревоги. — Вообще обычно в таких больницах развиваются ульи... В инфекционных или родильных отделениях чаще всего.

— А тут вроде тихо... Вообще никого... — Пожал плечами Яр. Хотя по его поникшей осанке было видно, что тревога при виде грязных серых стен, нависающих над пыльным асфальтом, постепенно овладевает и им тоже.

— Не сглазь! — Шикнул на него Шамиль и повернулся ко мне. — Сколько тут примерно идти?

— По улицам ещё почти полтора километра. Вон на том перекрёстке направо — Выйдем на Гамалею. Или можно прямо, срезать через вон тот больничный комплекс и парк имени генерала Жадова, но там, скорее всего, заросло всё. Замучаемся продираться.

— Лучше не надо через больницу... — Снова подал голос кадет. — Ну её...

— А знаете, что тут не так? — Неожиданно его перебил Иван и резко остановился за несколько метров до перекрёстка. — Я понял!

Все тоже замерли и повернулись к нему, ожидая ответа на поставленный вопрос.

Оглянувшись, паренёк вытянулся на цыпочках и заглянул вперёд по улице. И только потом продолжил:

— Улица слишком целая!

— В смысле?

— В центре почти на всех домах отметины от зимних боёв. От пуль, от взрывов. Пожары, обрушения... Асфальт щербатый везде. Баррикады... Целый забор — ещё пойди найди. Их или взорвали или разобрали, чтобы построить укрепления там, где они нужнее были, как я понял... А тут всё на своём месте, как и раньше было... Даже вон — колючку не сняли. И видите хоть одну дырку от пуль? Даже на машинах нет. Ни одной перестрелки за всё время? Тут что, какие-то пацифисты жили?

После этого замечания все заозирались, чтобы убедиться в его правоте. Тишину мёрвых кварталов нарушал только скрип наших резиновых костюмов да лёгкий шелест пожухлой листвы в плешивых кронах.

— Ваще да... На берегу на некоторых стволах были пулевые дырки. И вдоль железки тоже... А тут и правда нет... — Оглянувшись на ближайшее жилое здание, Яр тоже поделился наблюдениями вслух. — Окна разбитые, но нигде нет черноты... Ну... От огня и дыма, когда квартира горит. Тут что, правда никто не воевал?

— Да даже вон за ту многоэтажку хоть кто-нибудь, да по любому бы зарубился хоть разок. — Согласился с ним Шамиль. — Пока патронов было навалом — почти все сначала стреляли, а потом думали.

— Значит тех, кто мог нести оружие, здесь не было даже зимой. Ульи в больницах, говоришь... — Я покосился на саратовца и привлёк внимание Че. — Что скажешь?

Тот медленно оглядывался и вдруг неожиданно поднял маску противогаза.

— Ты чего?!

— Сейчас... — Он резко поднял руку, останавливая наши вопросы. — Сейчас...

Прикрыв глаза, он пару раз медленно глубоко вздохнул. И тотчас нахмурился:

— Странно...

— Что? Жор чуешь?

Пацаны тоже встревожились и задрали стволы к плечам. Хотя вокруг по-прежнему царило мёртвое безмолвие. Ни хрипов, ни стонов, ни гортанного бормотания — ни одного звука из тех, что обычно всегда выдавали небольшие скопления заражённых или потерянных одиночек.

— Нет... — Голос командира партизан оставался спокойным. — Наоборот. Ни следа. Точнее... Следы-то есть, но старые... Раньше их тут явно было много...

Сделав паузу, Че присел на корточки, зачерпнул с ближайшего газона горсть сухой земли и потёр её между пальцами у себя под носом.

— Весной... Даже ещё в начале лета, наверное... Но с тех пор на этой улице, похоже, не было даже случайных бродяг, которые до сих пор шляются почти везде.

— А как... — Иван не сдержал любопытство и тоже присел рядом, зачерпнув комок пыли. — Как вы это понимаете?

Продолжая принюхиваться к следам грязи на пальцах, Че легко улыбнулся:

— Я вижу мир немного не так, как вы, ребята... Не только глазами.

На самом деле я видел то же самое, что и он. Обычными глазами, даже сквозь окуляры противогаза. Но решил пока не разрушать мистический ореол вокруг его личности. Кто знает, что ждёт меня через несколько дней. А ему ещё с этими архаровцами жить.

Всё было куда проще. Ни на одном газоне вокруг нас не было ни одного уцелевшего многолетнего растения. В то время как в том же Митино или Строгино некогда аккуратные клумбы обильно заросли неподстриженными цветами, здесь все декоративные насаждения были вытоптаны толпами заражённых. Похоже, что ещё весной, до периода активного роста. И лишь в июне здесь всё-таки проклюнулись однолетние мелкие сорняки типа каких-нибудь одуванчиков, обильно разросшиеся без своих окультуренных конкурентов. И с тех пор их тут уже явно никто не вытаптывал. Да и одиноких цепочек характерных шаркающих следов на пыльном асфальте тоже нигде не было видно.

Вместо этого наблюдения я поделился с остальными другим выводом:

— А люди сюда не совались, потому что ещё с того берега видели, как закончили щукинские. И, тем более, с реки. По всему берегу кости. А весной и в июне на них ещё кое-где мясо было... А значит и запах был соответствующий.

— То есть... Тут рядом... Вокруг этих больниц весной всё-таки был какой-то улей? — Задал риторический вопрос сержант Петров. И сам ответил. — А теперь его нет...

— Но это точно не Щукинские их тут в июне покоцали. — Авторитетно заявил Яр, намекая на костяки у берега. — Скорее наоборот...

Озадаченные пацаны одновременно глянули на меня, словно в ожидании немедленного ответа на щукинскую загадку. Всё-таки зря я им всё время даю готовые решения. Это непедагогично. Привыкнут да так и не научатся сами свои проблемы решать. Но сейчас не время устраивать им учебные испытания.

— Дальше идём молча. Я впереди. Иван — за мной. Следи за прибором. Че — замыкающий. Пойдём через Гамалею, не через парк. Вперёд.

Улица имени знаменитого микробиолога встретила нас таким же мёртвым безмолвием, как и на предыдущей дороге. В этой тиши шаги тяжёлых резиновых ботинок по асфальту звучали почти как барабаны.

— На следующем перекрёстке налево. И дальше по правой стороне метров через пятьсот начнутся проходные на территорию института.

После поворота, спустя пару минут мерного топота по безлюдной улице мимо невысоких старых домов, сквозь шаги послышалось лёгкое потрескивание.

— Пятьдесят... — Повертев в стороны раструбом дозиметра, Иван немедленно поставил меня в известность, как и договаривались. — Даже нет, уже больше... Мы уже совсем близко, да? Ой!

Неотрывно глядя на циферблат приборчика, паренёк не заметил, что я резко остановился. И врезался мне в спину.

— Извините...

— Ничего. И да. Мы близко...

Выглянув из-за моей спины, остальные тоже заметили то, что заставило меня остановиться.

— Так вот где они... — Чуть слышно выдохнул Иван.

Комплекс зданий центра ядерных исследований был окружён высоким и весьма основательным каменным забором — по крайней мере там, где на улицу не выходили стены самих институтских корпусов. И по всей длине ограда была увенчана прочными стальными прутьями, кое-где всё ещё обмотанными кольцами ржавой егозы.

И почти на каждый стальной штырь был надет небольшой детский череп.