Глава 2
Он шёл.
Шёл, как мог — с болью в ногах, с незнакомым телом, с постоянным зудом в затылке от чужих воспоминаний. Лес не заканчивался. Он был живым, огромным, пышным — и в то же время тревожно тихим.
Шаг — хруст сучка. Шаг — колыхание ветвей. Всё живёт, всё дышит. И всё смотрит.
Сапфира шла рядом. Мягко, бесшумно, как тень. Её короткая мощная морда с крупными глазами излучала спокойную силу. Бронзовая шерсть с тёмными пятнами поблескивала в лучах солнца, пробивающегося сквозь листву. Иногда она замирала, вскидывая уши, и тогда Виктор замирал тоже. Он не слышал ничего — но она слышала.
Иногда она уходила в чащу — и через некоторое время возвращалась с добычей: то с жирным белым кроликом, то с белкой. Без следов борьбы. Без лишней крови.
Он пытался стрелять из лука. Не получалось. Ни техника, ни инстинкт не слушались. Тетива дрожала в руке, стрела летела куда угодно, только не в цель. Однажды он чуть не выстрелил себе в ногу. После чего Сапфира села рядом и вздохнула. Не просто фыркнула — именно вздохнула.
— Не смейся, — буркнул он. — У нас в спецназе с луками как-то не складывалось.
— Тогда не позорься. Кидай ножи.
Он замер, обернувшись. Снова — этот телепатический голос. Уверенный. Сухой. Женский, но с хрипотцой.
— Ты… говоришь. Или я схожу с ума?
— Да. И да.
Он хмыкнул, сев у костра. Огонь он разжёг на третий день, когда наконец-то понял, как работает кремень. И то — только благодаря странному внутреннему щелчку в сознании. Интуиция. Или воспоминание бывшего владельца тела.
Сапфира молча положила рядом белку. Он ободрал шкуру, насадил тушку на ветку и поставил над огнём. Запах был божественный.
Он отрезал первый кусок. Жевал медленно. Жадно. Глотал с трудом. Не потому что не вкусно — а потому что было непривычно есть сидя у костра, в лесу, в теле эльфа, с огромной кошкой-охотницей напротив.
Он протянул ей кусок мяса. Она даже не шелохнулась.
— Хозяин ест первым.
— Нет у тебя хозяина, кисуля. Есть друг. — Он отломил ещё кусок и бросил ей.
Кошка поймала на лету. Схрустела. И не ответила. Но села ближе.
— Расскажешь, кто ты?
— Меня звали Сапфира. У меня был хозяин. Он был маг. Умер. Я выжила.
Он кивнул. Её тон, как ни странно, был похож на его собственный — сдержанный, отстранённый, без сантиментов.
— Я искала место. Безопасное. Родить. Потом ты упал с неба и завонял лес.
— Приятно, чёрт возьми. — Он усмехнулся.
— Ты был мёртв. И жив. Две души. Потом — одна.
Он отвёл взгляд.
— Да. Я... умер. А теперь... кажется, живу. В теле парня, который был настоящим эльфийским придурком. Он поругался с кланом?
— Он сбежал. Слишком громкий. Кричал. Бился. Хотел силы. Нашёл источник. Источник сжёг его. Твоё пламя пришло и остудило.
Ветер прошелестел листвой, и ему показалось, что деревья шепчут. Он не понимал слов, но чувствовал смысл. Принятие. Осторожное. Как будто лес — живая сеть — уже знал, что он не совсем чужой.
Он достал кинжал. Он знал: артефакт. Простой с виду, но рукоять отзывалась теплом, если подносить его к коже. В бою — он может вытянуть силу из врага. Даже из того, кто смертельно ранит его. Ценой жизни другого — можно выжить.
Он спрятал клинок, стараясь не думать, кого ему придётся ради этого убить.
А вот серьга — другой разговор. Она уже приносила знания. Как работать с кинжалом. Как разжечь огонь. Как слышать Сапфиру. Значит — она обучает. Он вспомнил: если серьга — это ключ, то перстень — передатчик. Надо найти того, кто научит его ментальной и целительной магии.
— Нам нужно выйти к людям. Или хотя бы к деревне. К магу. — Он посмотрел на Сапфиру. — Знаешь дорогу?
— Много дорог. Но все ведут к зверям. Или к людям. Лучше к людям. Звери теперь смотрят на тебя иначе.
— Это ещё почему?
— У тебя запах артефактов. И ты говоришь со мной. И ты... не боишься.
Он замолчал. Улыбнулся уголком губ.
— А стоит?
Сапфира прищурилась. Если бы у неё были брови — она бы их подняла.
— Ещё нет. Но ты пытаешься быть другом. Не магом. Это странно. И... приятно.
Они долго сидели у костра, пока небо не покраснело. И когда он улёгся на мох, укутавшись в зелёный плащ, почувствовал, как кошка устроилась рядом.
Тёплая. Живая. Странно родная.
И впервые за много лет Виктор заснул не с болью — а с лёгкой улыбкой.
Завтра — они двинутся к людям. И этот путь точно не будет простым.