999999999 маны. Том 2

Глава 5

В отличие от прошлого пробуждения, перед моими глазами находилось не яркое звездное небо, а куда менее романтичный обшарпанный потолок старой квартиры. Голова разрывалась от головной боли, я не понимал, где нахожусь, и первое время даже не мог вспомнить, как сюда вообще попал. Однако, чем дольше лежал на старом пыльном матрасе, пытаясь прийти в себя, тем более цельные в голову лезли воспоминания.

Странный взгляд от Родиона, быстрый взмах палкой, неудачная попытка поставить блок, резкая жгучая боль, что разносится по голове, и потеря сознания с так хорошо знакомым мне потемнением в глазах.

И… вот я здесь. Где здесь? На какой-то старой кровати, заботливо укрытый прелым одеялом. Большая мягкая подушка упиралась в затылок, напоминая о доме. Хотелось полностью уткнуться в нее головой и не думать, уснуть, забыться. Проблемы где-то там, а сейчас все хорошо — усни…

Я зевнул и медленно закрыл глаза, в попытке вновь окунуться в блаженство сна, однако… с каждой секундой темнота опущенных век становилась все тяжелее и неуютнее. Тишина и спокойствие не помогали мне забыться, наоборот, они призывали фантомов прошлого, шептали о неизведанности будущего и усугубляли обреченность настоящего.

Сон, который, казалось, должен был накрыть с секунды на секунду, отступил под странным ощущением в груди. Внутри роилось беспокойство, жгучий дискомфорт, раздражение, а главное мысль о том, что я не должен быть здесь. У меня нет права на отдых. Нужно что-то делать, срочно, или я просто сойду с ума. Нужно помочь отцу, затем вернуться в город, оторвать голову Рэму и обоим дядям. Вернуть себе клан, разобраться с УБИ… с Локками, с Элизой. От осознания всего, что я наворотил под Сдвигом начала болеть голова.

Нужно занять себя чем-то, как тогда, с палками. Во время боя с Родионом я не думал ни о чем, кроме ритмичного стука дерева о дерево. Родион… где этот старый хрыч?

В конечном итоге поток болезненных образов вытеснил из меня сонливость. Я резко распахнул глаза и осмотрел темное помещение.

Бедно обставленная комнатушка пахла сыростью. Если бы не толстый слой пыли на всем, что меня окружало, можно было бы даже назвать её убранной.

Я глубоко вдохнул, чтобы немного успокоиться и приподнялся на кровати.

Архаичного вида стенка с прозрачными хрустальными сервизами, ярко-красный тонкий ковер на полу и рыжий потресканый стул возле письменного стола с компьютером — вот и всё, что влезло в этот тесный уголок квартиры.

Не будь здесь небольших вкраплений текущего столетия, вроде того же компа, можно было бы подумать, что я попал на съемки документального сериала про времена молодости моего отца. Ремонт в этом месте не делали очень давно.

Только чудом не отклеившиеся со стен обои с уродливыми цветочными узорами, на стенах перемежались с каким-то медалями и грамотами. Комната явно принадлежала парню. Синие боксерские перчатки у входа, большая спортивная сумка у окна с торчащими из неё кедами, и календарь-постер с персонажем одной известной видеоигры. Судя по дате на нем, следить за числами и днями недели здесь перестали чуть больше года назад.

Место казалось застывшим во времени. Я опустил голову обратно на подушку и удивленно обнаружил, что вся левая сторона лица до сих пор болит. Хорошо, в этот раз меня хотя бы снова не убили… а значит, я понятия не имею сколько провел в отключке.

Сделав небольшое усилие, я поднялся со скрипучей кровати и подошел к спрятанному за золотистой занавеской окну и отодвинул её. Передо мной показался заливающийся холодным рассветом серый город. Квартира находилась довольно высоко, этаж восьмой-девятый, не ниже. Никаких парков или лесов из окна видно не было, только одинаковые многоэтажные дома и пустые детские площадки. А значит, мы на приличном расстоянии от железнодорожных путей, которые я имел честь прочесать лицом.

Хорошо. Родиона не слышно, но, полагаю, он где-то недалеко.

Дверь, что находилась рядом с изголовьем кровати, скрипела не хуже кровати. Я толкнул её и вышел в темный, обклеенный все теми же уродливыми обоями коридор — на его противоположном конце, судя по всему, находилась кухня. И оттуда доносились звуки — полагаю, это старик занят готовкой.

Однако не успел я сделать и три шага, как замер на месте.

— Сынок, — донеслось оттуда, — Где ты есть? Остывает!

Голос женский.

Это еще что? Социальное жилье посреди мертвого города? Подселил к кому-то нахлебником? Впрочем, уже ничему не удивлюсь, после того, что пережил.

— Так, — женский голос стал громче, — я тебя слышу! Бегом к столу!

Я подошел к двери. Честно говоря, я понятия не имел как правильнее будет поступить, но любопытство заставило меня заглянуть внутрь.

— Сынок? Где ты есть? Остывает!

— Здравствуйте… — я осекся, так и не успев ответить, что я — не ее сын, и сделал пару шагов внутрь. В нос тут же ударил отвратительный сладковатый запах гнили.

Увы, даже пара шагов это чересчур далеко, как для того, что я увидел.

Справа, у стены, спиной ко мне стояла тучная женщина, что всё звала кого-то к трапезе, громка нарезая нечто на столе тесаком для рубки.

К горлу подступил комок.

— Я, похоже, не по адресу.

— Бегом к столу! — она подняла руку от вида которой мне стало дурно. Все пальцы были криво отрублены, из них стекала густая темно-алая жижа, которая мерзко брызнула на пол, когда женщина указала куда-то влево.

Я нахмурился. Несмотря на внешний вид, в ней не чувствовалось откровенной угрозы. Она скорее походила на сумасшедшую, я перевел взгляд. Справа от женщины, рядом с раковиной, лежал серый отбивной молоток.

— Хорошо, только руки помою, — произнес я, приложив все усилия к тому, чтобы голос звучал естественно.

— Умница! Молодец! — она похвалила меня с какой-то странной радостью.

Я встряхнул головой. Пока она еще не начала вести себя агрессивно, лучше бы мне добраться до этого молотка.

Я почти дошел, но так и не успел взять оружие. Женщина в одно уверенное движение схватила металлический молоток и принялась лупить им по дощечке, судя по движениям весь этот процесс был заучен ею до автоматизма. Новый ракурс позволил мне увидеть, что именно она там готовит. Хозяйка стучала по своим же отрезанным пальцам, превращая их в мягкое, кровавое месиво.

Отличные отбивные, мать его.

Я поднял взгляд на ее лицо. На вид около пятидесяти, кожа желто-зеленого оттенка, а глаза заплыли чем-то коричневым. Очевидно, что она… представляет из себя нечто иное, чем просто городскую сумасшедшую.

— Сынок! — её голос был до жути нормальным.

— Сейчас-сейчас, — мой голос дрожал, но не от страха — от шока. Я впервые заглянул в раковину. Вместо ожидаемой грязной посуды, она была завалена горами отрубленных пальцев и их ошметков. Они выглядели практически идентично и однозначно принадлежали одному человеку. Мда-а.

Я принялся делать вид, что усердно мою руки, хотя воды в кране, разумеется, не было. Все, что мне оставалось — это тереть сухие руки друг о друга, слушая методичный стук молотка и около минуты пытаясь осмыслить происходящее. Главное — не смотреть в раковину.

В какой-то момент женщина положила молоток, достала тарелку и переложила на нее с дощечки получившееся «пюре». Затем молча развернулась и пошла куда-то в другую часть кухни.

— Вот, сейчас еще салат нарежу! — восхитительно. Тоже из пальцев, надо полагать?

Примерно в этот момент до меня начало доходить, что она говорит, в общем-то, не со мной. Я проследил за женщиной взглядом и впервые увидел то, что было скрыто за дверью слева — её настоящего сына.

Это был до невозможного толстый парень, вся грудь которого была измазана целым спектром каких-то жидкостей. Он не мог говорить, а лишь бессильно дергал заплывшими жиром конечностями, сидя на кресле. Его размеры были столь объемны, что он вряд ли смог бы подняться сам, даже если бы захотел. Ноги также распухли и налились синим цветом, то ли от вздутых вен, то ли от того, что добраться до них было в принципе проблемной задачей для крови.

— Бегом к столу! — женщина вмазала липкой жижей ему прямо по лицу, тот в ответ просто завыл.

— Остывает! — еще одна попытка затолкнуть ему это в глотку закончилась болезненным стоном. Мне было трудно смотреть на происходящее, а потому я повернулся к молотку, который она оставила около дощечки.

После третьей или четвертой попытке скормить парню гнилое месиво, женщина громко засопела.

— ОСТЫВАЕТ! — он даже не успел снова завыть когда она проткнула его живот большим кухонным ножом.

Из него засочилась та же жижа, что и ранее из отрезанных пальцев. Парень взвыл, мерзко побулькивая горлом.

Ясно. Понятно. Хорошо.

Настолько незаметно, как это было возможно, я схватил молоток за скользкую рукоять и, пока нежить решала проблемы отцов и детей, вышел обратно в коридор, тихо закрыв за собой дверь.

— Какого $#@$@? РОДИОН! — прошептал я едва слышно, с дрожащими руками удаляясь от кухни ближе к выходу. Какого черта ты меня тут оставил?

Успокоив дыхание, я щелкнул щеколдой, и дверь в подъезд открылась. Тот был абсолютно пуст. Я находился в самом конце этажа, состоящего из пяти или шести квартир, расположившихся вдоль коридора. Дальше — лифт, потом лестница и еще столько же квартир.

Зеленый коврик под ногами здесь выглядел довольно пыльно, как, впрочем, и окно в конце коридора, сквозь которое едва пробивался утренний свет. Глубоко вдохнув, чтобы немного успокоиться, я зашагал по коридору в поисках лестницы. Все двери на моем пути были закрыты, но молоток на всякий случай я решил из рук не выпускать.

Стоит мне только найти этого старого маразматика…

Единственным звуком в этом месте было моё сбивчивое дыхание. Так мне казалось, пока я почти не дошел до лифта.

В отличие от прочих, ближайшая к нему дверь оказалась открыта, что я заметил не сразу.

Я медленно повернул голову в сторону квартиры и увидел… маленького мальчика лет четырех. Он сидел на синем трехколесном велосипеде со звоночком и смотрел на меня такими же коричневыми глазами, как и у заботливой мамаши, стругавшей свои пальцы пять минут назад. Мой взгляд метался между ребенком и молотком в руке. Я надеялся, что до этого не дойдет.

Мы просто около минуты смотрели друг на друга, и тогда я наконец решил, что мне стоит попробовать нажать на кнопку вызова лифта.

Конечно же, он не работал.

Зато очнулся мальчик… Закрутив педали, он проскочил мимо меня и поехал дальше по коридору, громко дергая звонок и крича что-то нечленораздельное. Сначала это зрелище показалось мне скорее жутким, чем опасным, однако, уже через несколько секунд двери некоторых квартир на этаже начали открываться одна за другой.

Они выходили как в одиночку, так и группами, среди них были как совсем маленькие дети, так и старики, и все принялись бесцельно оглядывать коридор, повторяя странные мантры и нелепо выкручивая головы в случайные стороны. Вскоре голоса слились в едва различимую какофонию, из которой можно было выделить лишь отдельные фразы.

— Главное — учеба! Четыре — не оценка! — без устали раз за разом произносила худощавая женщина в очках.

— У меня плохое предчувствие, нужно уезжать отсюда, — молодая девушка, что, пошатываясь, вышла из квартиры вместе с тем, кто раньше был её парнем, оказалась права.

По мере того, как люди выходили из квартир, становилось все сложнее отследить, кому именно принадлежала та или иная реплика:

— Как же задолбали колотить доски, сколько можно…

— У меня плохое предчувствие…

— Как была дура, так ей и останешься!

— Чепуха этот ваш городской карантин! Че-пу-ха!

— Не оценка!

— Мам, а когда мы гулять пойдем?

— Стучит и стучит…

— Паспорт, билеты, пропуск на выезд, ключи… паспорт, билеты, пропуск на выезд, ключи…

Я не понимал что происходит. Просто не мог оторвать глаза от происходящего и сдвинуться с места. Кожа каждого из них была зелено-желтой, а глаза залиты коричневым. В руках — у кого что, ручки, телефоны, бутылки…

И если сначала толпа была больше занята бубнежом себе под нос и бесцельным брожением туда-сюда по коридору, то спустя какое-то время, когда вышедший из открытой квартиры худощавый мужик заметил меня и стал вглядываться, под странным углом склонив голову…

Не прошло и минуты, как все два десятка пар глаз уставились на меня. Они даже перестали повторять свои мантры, зато теперь медленно направились в мою сторону. Я боялся даже пошевелиться, настолько были натянуты нервы. Нежить с обеих сторон окружила меня у неработающего лифта, и с каждой секундой расстояние между нами сокращалось все быстрее.

Наверное, убить меня они не смогут, однако не хотелось бы «воскреснуть» на кухне у хозяюшки, с тарелкой «отбивных» перед носом. Думаю, эта сцена обеспечила мне пищевое расстройство на добрый месяц вперед.

Нахмурившись, я заметил, что друг друга они не трогают, вроде бы. Быстро посмотрел на всяческие предметы, что они держат в руках, а затем на свой молоток.

Чем черт не шутит.

— Надо… эм, гвоздь вбить. Расшатался, — произнес я максимально подражая тембру их голоса и, прищурившись, стал ждать реакции.

Один за другим, они начали склонять голову в другую сторону и продолжили наблюдать.

— Надо гвоздь вбить. Расшатался, — повторил я еще раз.

Парочка ближайших ко мне созданий как будто потеряла интерес и развернулась.

— Надо гвоздь вбить. Расшатался! — сказал я чуть погромче.

Толпа постепенно начала расходиться и, повторив фразу еще пару раз, я услышал, как знакомый бубнеж вернулся на круги своя.

Когда всяческий интерес к моей персоне угас, я смог тихо добраться до лестницы вниз, что находилась рядом с лифтом. Все нижние этажи я проскочил без остановки.

Меня бросило в пот, голову разрывал целый рой мыслей от которых руки дрожали даже пуще, чем от страха. Все происходящее напоминало абсурдный сон, кошмар, из которого мне никак не получалось выбраться. Отец, гроб, очередная смерть… Родион, по поведению которого было непонятно, хочет ли он меня окончательно довести до безумия или помочь. И хотя с телом все было в порядке, мой разум, моя… психика напоминала выжатый лимон, из которого выдавливались последние капли. Еще немного, и границы понимания происходящего, в пределах коих я пока что находился, могут сломаться. Конечно, полный своеобразной нежити дом немного приглушил жжение в груди, заставившее меня встать с кровати, но я сомневался, что хоть что-нибудь будет способно потушить его полностью.

Вскоре я преодолел пустое фойе и распахнул дверь на едва освещенную утренним светом улицу. Дом, из которого я вышел, окружали привычные для жилых районов места. Рядом со входом в подъезд стояла еще одна детская площадка, такая же безжизненная, как и те, которые я видел из окна. В зданиях напротив первые этажи занимали всяческие аптеки и небольшие магазинчики, закрытые, по всей видимости уже навсегда. Было заметно, что по сравнению с предыдущим мертвым городом, этот стал таковым относительно недавно.

Кто бы мог подумать. На скамейке возле дома меня дожидался курящий трубку Родион. Он даже где-то раздобыл кепку с острым козырьком, пока я спал. Кинув на меня косой взгляд, он открыл рот:

— Быстро ты.

От одного взгляда на него мои зубы сцепились сами по себе. Я не знал, что сделать первым, наорать на него или бросить в седой лоб этого психа молотком, однако ни первого, ни второго сделать не успел. Свежий воздух ударил мне в нос, а живот скрутило в резком приступе тошноты. Скопившемуся стрессу нужно было каким-то образом высвободиться из организма, и я вырвал себе под ноги.

Понимающе глядя на то, как меня выворачивает наизнанку, Родион лишь медленно кивал с едва уловимой улыбкой на лице.

Спустя три долгие минуты меня отпустило, и я вернулся в вертикальное положение. Старик постучал трубкой о скамейку, вытряхивая табак, спрятал её в карман пиджака и поднялся с места.

— Следуй за мной, — он развернулся, даже не дожидаясь моего ответа, — здесь недалеко.

— Один раз мы уже с тобой ходили, — я вытер рот рукавом, — ничем хорошим не закончилось.

— Ну, если ты хочешь остаться в компании жильцов этого дома, — он пожал плечами, — не смею отвлекать. А что до прошлого раза — трагическое стечение обстоятельств.

— «Трагическое стечение обстоятельств»!? Ты мне ноги переломал, долбанный маньяк! Если бы не ты, я бы изначально не угодил во всё это дерьмо!

Старик рассмеялся.

— Ты бы оказался в другом дерьме, Марк! Я не сажал тебя на тот поезд и не тащил в мертвый город. Более того, твоей судьбой было сгинуть от лап твари посреди глуши, во что я вмешался, — он глянул на меня через плечо, — можешь не благодарить.

— Благодарить? Да если бы не ты, то этой твари бы там и не было! Или, может, вспомнишь, что произошло потом, когда ты хотел обречь меня на… — я осекся, вспомнив вой отца.

Родион улыбнулся.

— Поставь себя на мое место. Если бы у тебя сейчас был выбор: последний близкий человек или незнакомый паренек, кого бы ты выбрал?

Проблема в том, что все близкие мне люди либо мертвы, либо оказались предателями. Однако:

— Я бы выбрал третий путь, — это казалось очевидным.

— Какой? Пожертвовал бы собой? Когда стоит выбор пожертвовать собой или кем-то другим, любой незрелый юнец, мнящий себя героем, принимает за третий путь самопожертвование. Однако… — он прищурился, словно что-то вспоминая, — это не решение, а зачастую лишь глупый способ снять с себя ответственность тяжелого выбора. Это лишь красиво украшенный эгоизм. Поступать благородно, а не правильно, значит проявлять слабость духа, Марк. А в слабости нет чести.

Шестеренки в голове закрутились слишком быстро. Увы, никогда об этом не думал.

— Тогда почему бы не попытаться не жертвовать вообще? — несколько неуверенно произнес я.

— Тебе ведь не десять лет, Марк, ты сам должен понимать, что судьба слишком жестока, чтобы предоставлять такой вариант не в качестве исключения из правил. Да и не делать ничего — это тоже, в каком-то роде, жертва. На неё решиться бывает труднее, чем на бездумное благородство. Благо, — его глаза странно блеснули, — тебе в очередной раз повезло.

Услышать слово «везение» в контексте всего произошедшего со мной за последнюю неделю было, по меньшей мере, смешно.

— Серьезно? — я нахмурил брови, мне начинало казаться, что он все же вытащил меня из гроба только затем, чтобы издеваться.

— Ты — исключение из правил.

Я удивленно склонил голову вбок и озадаченно посмотрел на старика; тот лишь снова повернулся в сторону дороги.

— Пойдем. Нам нужно многое обсудить. — он зашагал вперед, думая о чем-то своем.

Помявшись несколько секунд, я все же пошел вслед за ним. Какая-то частичка моего сознания буквально кричала, что вставать дважды на одни и те же грабли — как минимум, глупо. Но сейчас я был с ней не согласен. Расклад другой.

Старик мог бы сразу приволочить меня на нужное место, и тогда вообще не было бы необходимости уговаривать меня идти за ним, да еще и объяснять что-то. Если немного подумать в таком русле, то можно прийти к одному простому выводу: ему нужно, чтобы я помогал ему добровольно.

В подтверждение этому играет и сам факт наличия этого разговора. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб понять: старик пытался объясниться передо мной. Оправдывался.

К тому же… он зачем-то бросил меня в той квартире. Зачем? Полагаю, чтобы показать то, что я, собственно, там и увидел. Хочет натолкнуть меня на какую-то мысль.

— Хитрый старый пердун, — случайно пробубнил я вслух, на что словил удивлённый взгляд Родиона, — Ну извини, даже с такими речами ты на Платона не тянешь.

Он открыл рот, закрыл рот. Повторил так несколько раз, пока, наконец, не произнес:

— Сочту за комплимент, — на что уже мне пришлось хлопать глазами. Один — один.

Мы проходили мимо бесконечных многоэтажек с заколоченными досками дверьми и окнами на первых этажах. Некоторые из них были обычными серыми коробками, построенными еще до моего рождения, другие же выглядели поновее, в них даже прослеживались некоторые вкрапления креатива, вроде окраса в яркие цвета, специфичных балконов, разнящихся от этажа к этажу и так далее. Объединяла все дома лишь гнетущая пустота и темнота внутри. Хотя иногда мне и начинало казаться, что из жилых высоток доносятся какие-то звуки, после увиденного в доме, я не мог быть до конца уверенным в том, что это не игры моего воспалившегося воображения. Изредка на обочинах попадались брошенные машины с разбитыми окнами. Многие из них просели вниз от сдувшихся шин, остальные же наверняка были попросту в нерабочем состоянии, иначе было бы странно оставлять их здесь. Мусорные баки во дворах были с горой завалены пластиковыми пакетами, похоже, коммунальные службы перестали работать задолго до того, как оставшиеся здесь по какой-то причине люди окончательно лишились зачатков разума.

Впрочем, долго занимать себя разглядыванием архитектуры мне не пришлось. Преодолев по дворам где-то квартал, мы вышли перед небольшим двухэтажным зданием, отделанным декоративным камнем. Над деревянной дверью висела большая надпись «Хаухет». Алкогольная карта в пожелтевшем пластике, прикрепленная к стене рядом со входом, намекала на то, что когда-то это место было баром.

Родион приоткрыл тяжелую дверь, и мы заскочили внутрь. В нос ударил запах пыли. В баре стояла кромешная тьма, однако, старик, судя по всему, знал это место наизусть, а потому прошел мимо барной стойки к электронному щитку, где включил рубильник. Над барной стойкой загорелся свет.

— Я думал, в городе нет электричества, — произнес я, сощурившись.

— Солнечные панели.

Даже несмотря на какое-то аномальное количество пыли в три слоя, бар выглядел атмосферно, интерьер был стилизован под старую таверну. Нарочито грубо вытесанная деревянная мебель, такие же деревянные пивные бокалы, что в ряд стояли на длинной стойке, за которой находилась стена полупустых бутылок с алкоголем. Не соответствовали авторской задумке лишь окна, что были заклеены черной пленкой, не пропускающей свет. По рулонам пленки на полу становилось понятно, что это вкрапление в дизайн появилось здесь относительно недавно.

Пока я стоял у входа и разглядывал помещение, Родион отошел от щитка и переместился за бар. Вытащив из-под стойки пыльную бутылку виски, он жестом головы указал на один из высоких стульев, приглашая меня сесть.

Я хотел было по инерции ответить, что еще несовершеннолетний… но осекся. Уже можно. Протерев стул от пыли, я уселся и молча принял граненый стакан с налитой янтарной смесью.

Похоже, впервые с пробуждения в гробу у меня появилась возможность задать все интересующие вопросы, коих было много. Я растерялся, даже не зная с чего начать.

Во время моей заминки старик молча опустошал свой стакан, наблюдая за тем, как я осторожно отпиваю жгучую жидкость и пытаюсь понять, какой вопрос задать первым.

— Начни с простых вопросов, — он ухмыльнулся.

Я удивленно поднял брови.

— Нет, я не читаю мысли, просто у тебя все на лице написано.

На лице написано, значит.

— А своих жену и сына ты тоже бросил где попало?

— Да, — спокойно ответил он, глядя мне в глаза, и отпил из стакана.

Прим. Автора: Автор все еще жив. Немного. Наверное. Если с правильного угла посмотреть.