– А я... Нет, вы дослушайте! Я ему сначала ноги прострелил, прямо оба колена, одним выстрелом с шести сотен ярдов, – поднявшись на стол кричал вовсю карлик, он же ратлинг, он же наш новый снайпер Шнырь. – И этот еретик ползёт, кричит что-то в вокс, зубы стиснул, лазган вперёд и по-пластунски своими ножками дрыгая! Ползёт, скотина, жить хочет. И тут я бац, вторую пулю прямо в бок его! Мог прямо в подмышку и сразу труп был бы, там как знаете...
Шнырь постучал себя по панцирю, задрав руку.
– Металла техноебланы пожалели, да и неудобно было бы носить эту байду тогда. Но я ему всё равно именно в бок, – опустив руку ниже, на боковую пластину, продолжал объяснять всем Шнырь. – Прямо сюда дал. Даже с такого расстояния пуля пробила, ясен хер, калибр видели? Но зато сразу ублюдок не сдох. Клянусь Богом-Императором, он там корчился ещё очень долго! Я ещё потом после боя искал его, но... кажется ему один из вас, псов, горло перерезал и забрал мою добычу! Но ладно, я сегодня добрый!
Ратлинги очень напоминали хоббитов, у них тоже волосатые ноги и они... карлики. Но был ряд существенных отличий, в частности они были теми ещё садистами. Любили поиздеваться над своими жертвами. И благодаря своей точности и незаметности, из них получались отличные скауты, снайперы, разведчики. Ну и в работе их часто можно было заметить как они специально не добивают врагов.
Порой это имело практический смысл. Ведь нет ничего умнее, чем ранить врага и дождаться пока его пойдёт вытаскивать товарищ и убить его одного врага Золотого Трона. С другой... все в Астра Милитарум знали, что это доставляет невероятное удовольствие этим маленьким садистам. Зачастую ещё и довольно надменным, ведь пока обычная пехтура засыпает своими телами траншеи, они всегда в тени.
Так или иначе хвастаться Шнырь любил и свою полезность уже доказал.
– И что было на военных складах? – поинтересовалась Ларнелия, сидя с нами за столом.
– Всё, – пожав плечами, ответил я, поигрывая амасеком в кружке. – И передовые медикаменты, и боевые стимуляторы, техника, прометий, ящики с оружием и патронами. Там было столько всего, что вооружить можно было четыре роты пехоты, да ещё на бронетанковую роту хватит.
– Стоило того? – спросила Ларнелия, подняв взгляд от своего планшета, в котором она делала все записи.
– А мне по чём знать? Я солдат, мне дают приказ – я выполняю или иду на расстрел.
Потери нашей роты составили более семидесяти процентов, это включая все безвозвратные потери. Под безвозвратными подразумевались и те, кто пропал без вести, ведь некоторое оружие не оставляло после попадания даже тела, как например мельты, так и потерявшие более одной конечности тоже отправятся либо в тыл, либо... усадят в танки, люк заварят и воюй. Самым везучим удастся попасть в штаб, но там столько калек не нужно.
Кому-то повезёт больше, как например Шакалу. Прямо сейчас за его жизнь борются в госпитале. Ногу его прямо в мясо разворотило, ампутация сто процентов. Но мы уже посетили врачей, сами лекарств лучших принесли, да протез уже лежал у них же. Конечно с учётом того, что колено ему тоже ампутируют, протез... ну, даже с нашими возможностями протез будет такой себе.
Продвинутые технологии даже в лучших полках Имперской Гвардии недоступны, и ладно бы у тебя ниже колена ампутация, там ещё ладно. Но заменять придётся фактически всю ногу и удобство такой конечности будет оставлять желать лучшего. Конечно это не палка из дерева, но в бою, где нужна подвижность... нет, Шакал теперь останется на подхвате. Благо он и сам опытный специалист, много чего умеет, поэтому к нему вопросов не будет. Как и добычей мы с ним поделимся.
Хотя может он и вовсе пожелает перевестись. Боец он матёрый, его многие знают, на крайний случай если что-то пойдёт не так, я и сам лично к Циклопу сходить смогу. Отправят во флот или вообще переведут в госпиталь. Впрочем, решать это будет он сам.
Что касается павших, то они до сих пор были с нами, даже сейчас. И речь не о каких-то высоких материях, а буквально о гильзах от снарядов, которые стояли закупоренные на столе и были заполнены прахом. Вообще, вопрос того, что с тобой будет после смерти волнует всех и каждого. Могил хемо-псы не рыли, но многие решали такие вопросы внутри своих отрядов.
В нашем отряде было уговорено следующее: бутылкой каждого помянуть, да потом по возможности не забывать, ну а если удачно всё сложится и будет время с ресурсами, то и тела сжечь, в идеале кремировать и в космос закинуть. Геморра с этим всем было прилично, однако с военных складов выжившие бойцы нашей роты получили очень большие вознаграждения. Так что даже новички были уже расфасованы по снарядам.
Осталось только компанию эту закончить и на корабль вернуться. После чего бойцы нашего отряда никогда более не коснуться бренной земли, пропитанной кровью, потом и разрушенными судьбами. Как и покой их не будет нарушен, ведь космос такой огромный.
– Для гарантии этого также условились, что тот кто соблюдёт это правило, получит право на часть имущества погибшего, – пояснял я Ларнелии, глядя на Крыса, который лично за свой счёт и провёл всю кремацию, после чего покопался в чужих ранцах и... в целом не нашёл там чего-то особо ценного, часть просто продал, а часть осталась в имуществе нашего отряда. – Так поступают многие, хотя по негласному закону полка уговорено лишь одно: если в ранце хемо-пса было ценностей больше, чем на десять литров прометия, то взявший имущества должен сжечь тело. Зачастую это делают прямо на поле боя и хватает даже меньше десяти литров прометия, но... сама наверное понимаешь, сжечь тело тяжело и... порой в горящую технику прямо закидывают или братские могилы роют, заливая всех. В общем, все по-разному к этому относятся, но после боя по возможности стараются никого не оставлять, даже если это бойцы из другого, полностью вырезанного взвода, на трупах которых не осталось ничего, кроме осколков и расплавленного свинца.
– Угу-угу, а как же отношение командования к такому? Разве оно не должно озаботиться не только сбором тел, но и опознанием павших, а также...
– По уставу – должно. По факту... мы один большой штрафной полк, за гвардейцев нас в прямом смысле этого слова не считают. Бывали случаи, когда мы покидали планету и оставляли тысячи бойцов так и лежать на земле, даже не присыпанными. После этого командиры, ну вроде нашего Циклопа, обкашляли вопрос и решили, что так всё же не понятиям.
– Поэтому большинство за капитана Циклопа большинство и выступило в конфликте против лейтенанта Кувалды?
– Да. Они следят за порядком и не допускают беспредела.
– А это правда, что вы в том бою убили космодесантника Хаоса?
– Да. Все вместе, гасили его всем что только было и смогли загнать его на Циклопа. Гад оказался живучий.
– Гад это вы про космодесантника или про вашего капитана?
– Да, про обоих, – усмехнулся я, переведя взгляд на хитрожопого Циклопа, что мёртвым прикинулся и тем самым смог переиграть астартес. – Ну точно всех нас переживёт, засранец.
Отдых у нас длился уже третий день. Боеспособность роты после такого штурма упала слишком низко, плюс к тем семидесяти процентам безвозвратных потерь нужно и кучу раненых добавить. И хоть обычно в таких случаях роты расформировали и объединяли с другими такими же неудачливыми подразделениями, но учитывая репутацию Циклопа и тот факт, что мы сделали во многом то, что считалось невозможным с нашей численностью. То расформировывать будут не нас, а других. Как и Циклоп останется главным.
Однако большую часть заменят всё же новые пополнения, которые ещё надо дождаться. Ну а до тех пор мы будем отдыхать и восполнять собственные силы. Если конечно ещё жарче не станет и командование не решит, что умереть должен весь полк Савлара. И такое на самом деле вполне может случиться.
Ларнелия же тем временем сделала последнюю запись касательно этого диалог, которая гласила о тоне, с которым я говорил о Циклопе. Не было в моих словах ни злости, ни агрессии, ни зависти. Скорее даже наоборот веселье звучало в нём и некоторое уважение, да радость за старого заплывшего жиром одноглазого хемо-пса, который не по блату, а по заслугам до капитана дорос.
Да и вот, как все наглядно убедились, в бой лично тоже может сходить, да космодесантника завалить. Наверное во многом из-за этого теперь второй "Кувалды" в нашей роте не появится, ведь слабостью от Циклопа совсем не веяло. Он и врага, и своего всё ещё завалить может, показал это вновь делом. Но через год-другой повторить надо будет ещё раз, а то память у хемо-псов так себе.
И пока все пили, да словом добрым и не очень поминали павших, порой пытаясь вспомнить о них хоть что-то. Ларнелия решила, что пора бы опросить и других. В частности она хотела узнать побольше о Гниде. Но заметив, что взгляд Коршуна как-то помрачнел и видимо амасек понёс его в русло не праздного отдыха, а горестных размышлений о прошлом, она решила дать сержанту отдохнуть и переключилась на того, взгляда которого старалась избегать.
Она уже говорила на этот счёт со всеми другими членами отряда, в том числе и с Коршуным, на что ей было сказано, что она себя накручивает, но... ей всё равно казалось, что с Медведем она закончила в тот раз беседу ни на самой хорошей ноте. А будучи летописцем, она понимала как важно создать определенное настроение в беседе, дабы фактически интервью шло легко и непринуждённо.
С Коршуным она уже общалась давно и больше других, как и в целом он был довольно хладнокровным человеком, задеть его было практически невозможно. Хотя даже у него были некоторые сигналы, после которых следовало менять тему или переключаться на другого хемо-пса. Тем более Коршун ещё, опять же, подвыпивший уже был, из-за чего вероятно и начал уходить в себя.
Так что выдохнув, Ларнелия поправила лямки своей разгрузки и поднявшись на ноги, обошла довольной широкий стол и подошла к грозному Медведю. Она его боялась, хотя сам Медведь при этом на неё вообще не смотрел и ни слова ей поперёк больше не говорил.
– Я присяду? – спросила Ларнелия, сделав это максимально уверенно и пытаясь показать, что не боится общаться с таким громилой на равных, как это делал даже Крыс.
– У меня разрешения спрашивать не нужно. Место же не моё, – флегматично ответил Медведь, который был не совсем таким, каким его представляло большинство.
Ведь по сути своей он был... реально медведем. Большим царём зверей, громадиной, которой мало кто мог навредить и из-за этого не было у него нужды показывать свою агрессию, скалится. Как и в целом по натуре своей он был весьма спокойным и сдержанным человеком, довольно справедливым и честным, даже добродушным. Если конечно дело не доходит до боя. Тогда да, раскрывается пасть и пена хлещет во все стороны, демонстрируя всё то, почему именно медведь является царём леса.
Хотя и у него были больные темы. Ларнелия в этом просто не сомневалась, ведь была очень образованной девушкой и знала в том числе то, что не существует сто процентного флегматика и в одном человеке скорее... целый набор разных черт и в лучшем случае в человеке можно определить доминирующий тип темперамента. Истинного флегматика или холерика можно увидеть ли на страницах учебников психологии.
Тем не менее как только Ларнелия села рядом, то вдруг поняла, что вблизи Медведь не такой уж и страшный, каким казался даже с другой стороны стола. Ни в одном его действии не было никакой угрозы, скорее даже наоборот, он порой боковым зрением или исподлобья смотрел не на тех, кто рядом, а тех кто был дальше от него. Смотрел с целью поиска угрозы, но угрозы не ему, а его товарищам, что сидели рядом.
– Гнида был вашим другом? – спросила Ларнелия, что сразу выдало в ней весьма непрофессионального интервьюера, что и логично, ведь практического опыта во взятии интервью у него было недостаточно.
– Другом? – удивился Медведь, после чего залпом осушил свою кружку с амасеком и даже не поморщился. – Наверное у нас разные определения слова "друг".
– Думаете?
– Можно на "ты".
– Думаешь?
– Вот сколько у тебя друзей?
– Ну-у-у...
– Больше дюжины?
– Да, думаю определенно точно больше. А у ва... у тебя?
– У меня за всю жизнь было четыре друга. Трое из них мертвы. Четвёртый – Коршун.
– А остальные? – удивилась Ларнелия, начав быстро делать записи в планшете. – Вы же так дружески с ними общаетесь, помогаете им.
– Их я называю товарищами и тоже их ценю, но... для меня слово друг обозначает человека, который отдаст за тебя жизнь. И за которого ты отдашь жизнь.
– Коршун отдаст за вас жизнь? Если ставить вопрос таким ребром, то нет. У нас уговор, что в героев мы не играемся. Но если надо будет тащить меня через минное поле под огнём артиллерии, то он потащит. Во второй раз. Гнида бы такого не сделал, да и... ничего такого в этом нет.
– Понятно. Наверное с таким определением... у меня вообще друзей нет.
– Это гражданка. Там другие ценности, другие правила и понятия.
– А слово товарищ, что для вас значит?
– Товарищ это тот, кому спину прикрываешь в бою, опять же рискуя своей жизнью. И которую твою спину прикроет. Надёжный человек, проверенный, не трус.
– А Крыс трус?
– Один раз он протащил через всё поле боя три ящика патронов в моё гнездо. Не думаю, что трус так бы сделал. Меня бы он конечно бросил умирать, даже если бы огня артиллерии и минного поля не было, а просто враг наступал, но... он всё равно товарищ, хоть и не друг.
– Интересно... так значит Гнида был вашим товарищем?
– Да, был.
– И каким вы его запомнили?
– Я запомнил его гвардейцем. Обычным гвардейцем, который незаслуженно получил такое прозвище.
Гнида был на самом деле самым простым человеком, если вы выйдете на улицу, то большинство будут такие как он. Без преувеличений. Обычный простой мужчина, который просто живёт по правилам, просто и без пафоса. Работал за станком, служил в ПСО, ни раз в крысятничестве замечен не был, как и поступки его не были более гнидскими, чем у других людей и тем более псов.
– Разве что молодой он был. Молодым и умер, – хмуро заметил Медведь, после чего заполнил свою кружку амасеком доверху и одним глотком выпил сразу треть, что с учётом его кружки... грамм двести где-то.
– Молодым? А сколько ему было?
– Двадцать восемь.
– Так мало?
– А что ты хотела? С его то жизнью...
Савлар был местом... херовым. Химические реагенты с него поставляли в несколько миров-кузней, условия труда там были лютыми и атмосфера ядовитая. Кожа у всех обитателей бледная, грубая, покрытая ожогами. Из-за этого даже двадцатилетний парень через год жизнь там будет на мужика сорокалетнего похож. А если надеть на него респиратор ещё, то... в ряд ставишь всех псов – все как один, мертвецы с проклятых лун Савлара.
Хотя Гнида действительно был молодым, как и загремел на Савлар по глупости.
– Я нашла в его личном деле только то, что он убил гвардейца. Серьёзное преступление. Хотела у него спросить о мотивах, но... – Ларнелия перевала взгляд на снаряд с выцарапанным ножом именем. – Не успела.
– Из-за бабы. Повёл в бар, на свидание. Ну гвардеец какой-то то ли в самоволке был, то ли в выходном, но в общем отдыхал тоже молодой как мог перед своей отправкой к далёким мирам Империума, погрязшего в хаосе войны. Приставать начал, от всех требовал героем его считать, буянил с товарищами... ну и... голову Гнида ему проломил, затем ещё двух покалечил. Пьяная драка дураков.
– Благородно. Защитил честь девушки.
– Благородно? Дело ещё закрыть не успели, как та на другой член перепрыгнула. Даже на суд не пришла, – рыкнул Медведь, а металлическая кружка в его руке издала скрежет. – Хотя чего ещё ждать? Меньше года были знакомы. Чё ей, теперь в монастырь идти из-за дурака, что сдержаться не мог? Впрочем, что ей мешало подождать, пока его на Савлар сошлют хотя бы... тяжко ему было, постоянно об этом вспоминал как напьётся.
Так вот и загремел по молодости очередной дурак, что честь девушки защитил. В серой масти ходил, в мужиках обычных, но как набор в полк начался, то к нему одним из первых пришли. Убийца, парень не робкий, как и серая масть довольно спокойная, дисциплину чтит. Да и рукастым Гнида был, не механик конечно и не как Шакал, но лопату и гаечный ключ держать умеет. Такие солдаты и нужны в Имперской Гвардии, а не психопаты-маньяки и педофилы.
– Ну а Гнида от жизни на Савларе устал, решил так сказать... на хорошей ноте путь свой закончить, – продолжал рассказывать Медведь, пытаясь залить в себя как можно больше алкоголя, чтобы заглушить память, которая тянула его вниз. – Вряд ли конечно он такой свою смерть представлял. Молодой же, дураком был, дураком и помер. Хотел наверное умереть в окружении трупов врагов, вызвав огонь на себя и спася мир, чтобы та шлюха, что его кинула, потом узнала об этом подвиге и горевала. Но парень он хороший, это бы тоже перерос. Если бы не космодесантник Хаоса.
– Вот как... что же... наверное таких грустных историй Савлар знает много, – и сама опечалившись произнесла Ларнелия, которая боялась поставить себя на место Гниды и прочувствовать всё то, что чувствовал он в те дни. – В такие моменты радуешься, что не бессмертен, ведь понимаешь, что в случае самого ужасного пиздеца... всё равно всё закончится.
– Ага... закончится... – согласился Медведь, которого алкоголь брал хуже других из-за чего напиться получалось с трудом.
– А как ты загремел на Савлар?
– Я? – вдруг Медведь поднял свой взгляд и направил его куда-то далеко вперёд.
Глаза его в миг стали стеклянными, а сам он замер, вспоминая тот день. Медведь шёл через все поля сражений гордо выпрямившись и давя черепа врагам. С голыми руками он мог броситься даже на космодесантника и не испытать при этом даже чуточку страха. Он смотрел в глаза самой смерти и не боялся казалось бы ничего.
Однако стоило потоку мыслей вернуться в прошлое... Медведь тут же затихал и впадал в ступор, переставая реагировать хоть на что-то вокруг. Такое случалось не часто, как в целом никто старался не затрагивать эту тему. Но порой всякое происходило, сейчас вот летописец слишком любопытный попался.
– Кажется Медведю нашему уже хватит! – усмехнулся я, заметив что Медведю поплохело.
С усмешкой, дабы никого не смутить, я подозвал к себе Крыса, затем и Шнырь сам без приказа подбежал. Да уж, обычно в таких случаях я его с Гнидой тащил, или с Шакалом, но обоих тут сейчас не было. Как и в целом наш отряд снова уменьшился. Не живут долго хемо-псы, ничего тут не поделаешь.
Ларнелия же осталась сидеть опечалена, она даже не думала, что такой вопрос может повлечь за собой такую реакцию. Медведь же казался таким грозным и большим, неуязвимым. Но смертен был и он. Самой же Ларнелии оставалось лишь предполагать самое худшее, что может довести до подобного такого человека как Медведь.
– Надо было спросить других, – произнёс оказавшийся сзади Ларнелии Циклоп.
– Капитан?
– Он самый. Мало нас осталось... – оглядев располагу, произнёс Циклоп. – Офицеров тоже много полегло. Кому-то придётся командиром стать, на повышение пойти.
– Вы намекаете на Коршуна?
– Верно, смышлёная ты девочка, – с улыбкой ответил Циклоп и сел рядом. – Поможешь ему сделать правильный выбор?
– Я? С чего бы ему меня слушать?
– С того, что любит он всякие истории... про честь, про доблесть, про... долг... про вот это всё, – с силой выдавливая из себя нужные слова говорил Циклоп. – Книжки всякие читает, не простой он хемо-пёс. А ты вроде как в такой теме шаришь всяко больше меня. Так поговорим с ним, объясни, что Святая Терра хочет этого, Бог-Император, вот всё что там в пропаганде вам рассказывают. Только лично... и искренне, а не как наши политруки-говённые это делают. Не хочу я его силой лейтенантом делать. Хотя если ты не справишься, то придётся. Командиры ныне нужны нашей роте.
– Я... я постараюсь конечно, но... – тут вдруг глаза Ларнелии сверкнули. – А что я получу взамен?
– Ха-ха-ха, – хрипло рассмеялся Циклоп, да так грузно, что под его весом затрясся стул, что выдерживал Медведя. – Да, ты уже достаточно давно в нашему полку и видимо много общаешься с хемо-псами. Ну говори: чего хочешь?