40к хемо-псов и летописец

Глава 3

Карцер... карцер это излюбленное место хемо-псов. Все так и хотят туда попасть, ведь иначе как объяснить то, что все камеры постоянно забиты? Комиссары вот объяснить не могут и поэтому раз за разом продолжают давать сброду то, чего они так жаждут. Просторная камера на два на один метр, пол с встроенным охлаждением, уникальная система вентиляции в виде окна, что ведёт наружу, бесплатная вода раз в день и еда раз в три дня, а что самое главное почти в центре ПВД.

И я вырвал эту квартирку буквально у её владельца. Ему оставалось сидеть тут ещё шесть часов, но из-за притока новых желающих тут посидеть его и многих других отпустили раньше, дабы дать место очередным отличившимся. К несчастью мне дали лишь профилактические двое суток, так что кормить меня не будут вообще.

– Бр-р-р... – пытаясь согреться, я дышал прямо в свои ладони и тёр то их, то всё тело.

Другого развлечения не было, ведь на этом мире температура уже приближалась к нулевой, а местное отопление и охлаждение работало исключительно на абсолютно чистой энергии, без использования еретических технологий и... в общем, температура была как и на улице из-за вечно открытого окна бетонного саркофага.

Ложиться здесь было никак нельзя, застудить спину – раз плюнуть. Однако я тут уже был не в первый раз, поэтому аккуратно подвернул нижнюю часть своего плаща и поджал ноги. К слову о плаще, это штука имелась у всех и напоминала чем-то плащ из ОЗК. Правда у нас они тоже были кастомные и сделанные под ключ в полевых условиях. Но суть в том, что они хорошо защищали тело от ветра, не промокали и в целом хранили тепло очень хорошо.

Поэтому замёрзнуть на смерть я не должен. Если конечно температура не начнёт опускаться ниже нуля. Тогда без спальника будет тяжковато, как и вымотанному ранами и голодом организму возможно станет проблематично удерживать тепло и согреваться самостоятельно. И хоть я тут два дня, но без помощи порой выжить затруднительно.

– Коршун? – открыв окошко, спросил надзиратель.

Я тут же снял капюшон и поднял голову, чтобы он увидел моё лицо. После этого он мне через это окошко бросил небольшой свёрток и захлопнул это самое окошко. Вот с одной стороны все мы тут конченные мрази, которых бы расстрелять, да и дело с концом. Казалось бы, такое общество в целом не должно существовать по определению, ведь оно тут же сгниёт в бесконечном круговороте беспринципной анархии.

Однако ни анархией у нас не было, ни беспринципными хемо-псы не являлись. Правила существовали, хоть и отличались от нормы, а также порой менялись. Если ты сильный, ты мог просто заявиться к другому хемо-псу и забрать у него, скажем, его ранец. Ты бы сделал так раз, два, а потом они бы собрались и грохнули бы тебя. Хотя большинство как раз боялось отморозков вроде меня. Для очень многих здесь собственная жизнь одновременно и значила очень много, что они готовы были и товарища кинуть, а с другой... когда дело доходит до красных черт, то начинается мокруха. Почему? Как так получается? Всё просто, терпил среди нас немного, ведь терпилы остаются на Савларе.

Так вот, к чему я это всё. Несмотря на всю ту гниль, что была в наших душах, я вот Медведю помог, загнав свой ранец, Гниде помог, за Шакала и даже за Крыса впрягся бы. Потому что они наши. И меня они считали своим. Поэтому пока большинство ублюдков сидели в карцерах в одиночестве, то мне вот подгон был сделан. В свёртке как раз противосполительные были, без которых я и ноги лишиться могу.

А будь я мудаком, что за свой отряд не отвечает, своих не уважает, то хрен бы они запарились давать взятку надзирателю. Даже думать обо мне не стали бы. Интересно, а к Кувалде этой хоть кто-то подачки носит? Наверняка, она же тоже не дура и не вчера родилась. Понимает, что и как работает. И из-за этого я переживал.

– Эй, выходи, – через тридцать шесть часов дверь моей камеры открылась снова.

– А не рановато? – удивился я, глянув на надзирателя.

– Иди давай, – рыкнул надзиратель.

Нынче что-то с дисциплиной совсем всё туго, раз аж двенадцать часов я не досидел. Однако это меня радовало, как и то, что я был выпущен раньше Кувалды. А когда я вышел из центра, то обнаружил рядом с гауптвахтой целую группу побитых псов. Кажется они затеяли массовую драку.

Пройдя ещё дальше я заметил как псы несли трупы, кажется комиссар провёл парочку показательных расстрелов. Да уж, видимо совсем его до ручки довели. Но ничего, всех не расстреляют, город-улей всё никак не хочет сдаваться и за каждую улицу умирают сотни. А улиц этих... тысячи и десятки тысяч. Хотя сам факт того, что в таких условиях всё равно расстреливали говорил о том, что командование уже нехило так разозлилось на нас.

Впрочем, это ничего не меняло и быстрым шагом, скрипя зубами от боли в ноге, я отправился в нашу располагу. Весь лагерь находился в пригородской зоне, среди руин, траншей, блиндажей и всякого такого. Ну и парней я своих нашёл как раз в одном из блиндажей, с плотно закрытой дверью, сделанной из лома. Постучав быстро три раза, затем два раза медленно, я дал знать, что в дверь стрелять не нужно.

– Ты чё так рано? Думали уже кувалдовцы припёрлись свинца пожрать, – хмуро ответил Гнида, после чего быстро запустил меня внутрь, махнув рукой Крысу, который всегда находился снаружи и давал сигналы по воксу.

– Частота новая? – спросил я, заходя внутрь и чувствуя запах спирта.

– И условные сигналы тоже, – произнёс Шакал, что сидел рядом с койкой тяжело дышащего Медведя.

Медведь был совсем плох. Правую руку ему ампутировали по локоть. Правый бок был перемотан бинтами, что промокали каждые два часа и менялись Шакалом. Рана гнила без остановки, это, к слову, нормальный процесс. Иммунитет работает, организм убивает лишнее и с помощью гноя выводит наружу. Ненормальным это становится, когда воспаление оказывается причиной лютой лихорадки, а организм перестаёт справляться сам и есть риск потерять сознание и более никогда не очнутся.

И если у меня воспаление держалось на уровне зуда, то у Медведя... слава Богу-Императору, что в передовых медицинских наборах было хороший обезбол и снотворное, что позволяло Шакалу держать Медведя во сне и в стабильном состоянии. Стабильно ужасном состоянии.

– Херово, – произнёс я, глядя как с Медведя сходит семь потов и что к нему присоединены сразу несколько капельниц. – Будет жить?

– Время покажет, но пока держится. Если держится, значит организм борется. Рано или поздно победит, моя задача сделать так, чтобы Медведь не помер раньше этого, – пояснил Шакал, отслеживая показатели по довольно малому, но универсальному мед-сканнеру. – Лекарства помогают очень сильно. Гнида сказала, что ты даже ранец свой заложил?

– Продал, всё равно надо уже новый давно покупать, – кисло ответил я.

Шакал кивнул и перевёл взгляд обратно на медицинскую панель. Не знаю о чём он думал в данный момент, но вероятно о вероятностях и шансах. Шакал в целом был человеком очень расчётливым, никогда не полагался на удачу, не верил в человечность и во всём искал скрытый смысл. Как и мой жест он воспринял вовсе не как какой-то... милосердный и душевный поступок. Нет, он же не дурак, всё понимает.

– Будет война с Кувалдой? – спросил Гнида, усаживаясь на своё место и доставая из своего ранца флягу с амасеком, которую он конечно же не стал продавать ради лекарств для Медведя.

Да и зачем? Подумаешь Медведь главная убойная сила нашего отряда, которая одним своим видом внушала ужас всем конкурентам за добычу, позволяя решать вопросы даже без драки. Лучше же флягу припрятать, а Медведь... ну сам пусть как-то выкарабкивается. Ну или на крайний случай командир всё порешает, продав последние портки. Ничего другого от него ждать и следовало.

– Будет, – ответил я, после чего сел рядом с ним и без спроса взял, можно сказать даже вырвал из его руки флягу. – На вас ещё не нападали?

– Ссутся, никто не хочет первым пулю на грудь брать, – Гнида стерпел, сделав вид, что я не вырвал его флягу, а как бы он и сам её отдал. – Но когда Кувалда выйдет, то она уже заставит их действовать активнее. А их куда больше, чем нас.

– Боишься, да?

– Боюсь? Я?

– Но не я же, – усмехнулся я и тут же скривился из-за неудачного движения ноги. – Эй, Шакал, там обезбол ещё есть?

– Да-да, точно... – опомнился сонливый и невероятно уставший Шакал, после чего подошёл к нашей койке. – Гнида, свали, а ты ложись давай. Осмотрим ногу.

– Ты сколько спал вообще?

– Голову мне не дури, ложись давай, – снова приказал Шакал, который мониторил Медведя буквально круглые сутки и уже дважды колол ему адреналин, чуть не возвращая товарища с того света. – Хм... хм... м-м-м... ну-у-у... в целом жить будешь, всё заживает. На вот это, по таблетке в день. А ещё я кольну тебе немного стимуляторов, они ускорят заживление. Через неделю всё зарубцуется. Будешь как новенький.

– Да драть вас в сраку, почему я один тут переживаю за Кувалду?! Они же нас нахрен перебьют! А вы тут о ерунде какой-то говорите! – вскочил Гнида, начав ходить по комнате туда-сюда, находясь на лютой измене. – Зачем ты вообще к ней полез? Подумаешь добычу спёрла, хрен с ней, не в первый и не в последний раз! Всякое дерьмо случается, дело наживное! А теперь мы из-за тебя все сдохнем!

– Гнида, ты... ты совсем тупой, да? – спросил я, пока Шакал выбирал нужную иглу и подсчитывал нужную дозу. – Хотя зачем я спрашиваю. Конечно же ты тупой, раз суету наводишь на ровном месте.

– На ровном месте?!

– Да не ори ты, задрал. Как истеричка... сиди и жди. Через пол часа, максимум час всё поймёшь.

– Что я пойму?

– Заткнись, я тоже покемарить собираюсь, – повторил я. – Иди лучше Шакала подмени и дай ему поспать.

И наплевав на всё я прилёг, закрыл глаза и использовал старый-добрый метод быстрого засыпания, который отточил до идеала. В гвардии в целом все об этом методе шарили, правда многие не пользовались или не хотели ему учиться, но всё это до первой бессонной ночи. А там уже начинало приходить понимание, что сон штука важная и каждый его час на войне – бесценен. Поэтому быстро засыпать надо учиться сразу.

Выдохнув, я сконцентрировался сначала на мышцах лица, расслабил их, а затем начал проделывать такой фокус со всем телом идя от лица до ног. Надо было полностью расслабиться. Получалось тяжко, но с опытом учишься делать это быстро и на автомате. Тело в свою очередь начинает чувствовать себя как перед сном и... можно даже в бронетранспортёре на переброске часок покемарить, несмотря на тряску.

Ну и пока Гнида сидел на измене, я покемарил целых шесть часиков, после чего был разбужен ожившим воксом. Крыс давал сигнал, к нам шли гости, но не враги. И проснувшись я сначала слегка удивился тому, что ждать пришлось не часик-другой, а целых шесть часов, но благо всё случилось как я и рассчитывал. К нам или вернее даже ко мне пришёл сам Циклоп, которого я только и ждал, ведь вся эта суета... она выходила боком не только мне.

– Фортуна та ещё изменчивая стерва, – первым делом хрипло произнёс Циклоп, оставив снаружи своих парней и сев на тут же подвинутый Гнидой табурет.

– Не то слово, – ответил я, оставаясь сидеть на своей койке.

Циклоп же окинул взлядом блиндаж, лоб его сморщился, один единственный глаз скользнул взглядом по Медведю, по лекарствам рядом с ним, после чего остановился на мне. Циклоп отличался от других хемо-псов тем, что у него хватило личных качеств и мозгов для того, чтобы стать капитаном. Он командовал целой ротой и мы находились в её составе.

Эх, а я ведь ещё помнил времена, когда Циклопа звали иначе и оба его глаза были на месте. Сам же он редко избегал драки и одним из первых толкал вперёд линию фронта словно берсерк, зажимая из своего пистолета-пулемёта во врагов. Он носил с собой шесть барабанов по сто пуль, но и этого ему не хватало. Из-за этого его по началу даже пытались прозвать Транжирой, но из-за пары сломанных челюстей прозвище не прижилось. Как и в целом конкретно ему сам комиссар дал личное распоряжение о том, чтобы у него всегда было три полностью заряженных барабана.

Ну а потом... как-то он стал командиром отделения, таких же отморозков, потом взвода... и вот, он уже стал командиром роты. Но вместе со званием капитана как-то... улетучилось у Циклопа желание идти в первых рядах. И взяв себе под бок ветеранов, он засел в самом тылу и даже в том прошлом бою, в туннеле, от меня до него было наверное... с километр. Командовать он стал, смерти бояться начал.

– Долго мы уже в этом полку, да, Коршун? – хрипло произнёс он, после чего я протянул ему флягу. – Только ты до сих пор на передовой, а я... уже почему-то не уверен, что несмотря на погоны офицерские проживу дольше тебя. Хотя ещё парочку таких ранений...

– И придётся раскошелиться на аугментику, – усмехнулся я, клав на то, что офицеры живут дольше других: многих я уже пережил, и Циклопа глядишь, переживу.

– Хороший амасек, на спирте медицинском, это по нашему... не то что эти аристократские амасеки на ягодах с градусом как для баб... – произнёс Циклоп и не поморщившись выпил одним глотком четверть фляги, которая так-то на литр была: жизнь приучила его брать всё и сразу, когда дают и привычка эта останется с ним до смерти. – Ладно, Коршун, к делу перейду сразу, за жизнь в другой раз перетрём, как очистим этот мир от заразы.

– Слушаю, – кивнул я, принимая обратно флягу, которая ходила по кругу под крайне недовольный взгляд Гниды, которому эта фляга как раз и принадлежала.

– Кувалда нынче... совсем что-то попутала. Ни тебя одного она щеманула. Сначала пришла, быстро собрала вокруг себя одиночек, затем малые группы начала подминать. Теперь вот на отделения переходит. Многим это не нравится... многие хотят чтобы всё как раньше было. По понятному и привычному. Да и... баба она. Бойка, с яйцами побольше многих, но... баба...

– И тебе она в роте нахер не упёрлась, понимаю, – кивнул я. – Ведь метит она куда выше, не так ли?

– Именно. Думает, что на одной своей твердолобости далеко пойдёт. Но порой её заносит. Думает, что достаточно сильна, чтобы правила менять. Хочет весь мир перевернуть. Меня не слушает, хоть и подчиняется пока что. Что мне остаётся?

– Дать карт-бланш другим? – уже с предвкушением оскалился я. – Тем, кто за ценой не постоит и с небес на землю её опустит?

– Нет, Коршун, без мокрухи. Командование высшее нынче рвёт и метает. Летописец прибыл, как её... Ларнелия, да. Она всё записывает, но свой запудренный нос всё глубже суёт, на мозги порой капает командирам, а потом доносит ещё выше... выше полка! А там же сам знаешь, сидят эти генералы-адмиралы мать его генералиссимусы паркетные, стратегосы прометия не нюхавшие. И для них каждая наша драка – цифра в отчёте и праведный шок. Они не понимают, что для нас это норма, которая не мешает нам выполнять задачи. Они хотят это исправить и делают... делают глупости, которые мешают что нам, что комиссарам, что всем, кто тут, на поле, а не там... в кабинете с иконами...

– Зараза, без мокрухи? А если она...

– Если она первая это сделает, то я тут же её прихлопну. Станет козлом отпущения за всех и под трибунал пойдёт. Но она не станет, не настолько тупая.

– Понял, без мокрухи.

– Я по нашим прошёл всем. Рота у нас большая, но... ветеранов и стариков маловато осталось. Молодняка много стало, не понимает он ещё что к чему. Не знает Циклопа, порядки менять хочет... ты это учитывай, но не переживай. Наших собралось много. У неё конечно взвод, как и молодняк она к себе подтянет, дабы перестановку у кормушки сделать. Многие этого хотят... всем рога пообломаем.

– Это точно, – согласился я, после чего поднялся вслед за Циклопом.

– Хорошо, что остались такие как ты, – криво улыбнулся Циклоп и протянул мне руку. – Но будь осторожнее, никто не молодеет.

После чего я пожал ему руку и Циклоп ушёл. Я же остался некоторое время стоять в центре нашего блиндажа и думать:

– Он чё, завуалировано сказал, что я хватку теряю?

– Да, ты уже старый пень. Думаю... можешь мне уже командование передавать над отрядом, – тут же произнёс Гнида, после чего переключился на более интересную для него тему. – А откуда ты Циклопа знаешь? В плане, не знал, что вы прямо кореша с ротным нашим.

– Не Кореша мы. Рота большая, мы редко пересекались. Но о нём я много знаю, как и он обо мне. Мы те немногие, кто прошёл суровый отбор войны и живёт дольше других.

– А я? Я уже прошёл этот отбор?

– Гнида, не проходит и дня, чтобы я не думал, как такой дебил как ты вообще до сих пор жив.

– Ясно, очередное злоупотребление служебными полномочиями и создание... ох бля... как её... херовой обстановке в коллективе в общем да... С такими темпами пора бы и солдатский совет создавать, а лучше сразу жалобу писать в Администратум.

– Администратум такой хернёй не занимается.

– Я напишу во все инстанции, чтобы тебя разжаловали, – со вздохом вовсе несерьёзно ответил Гнида, собираясь на выход.

– Куда намылился? Жалобу писать? – ухмыльнулся я, закидывая его пустую флягу в его же ранец.

– Не, пойду посру.

– Смотри там, чтобы пока ты там с штанами спущенными, тебя кувалдовцы не приняли. И побыстрее давай. У нас дел куча.

– Да-да, я поэтому и срать иду заранее, – отмахнулся Гнида и ушёл.

Я же начал осматривать наше барахло. Мокрухи хоть и не будет, но дрын какой-то с собой взять нужно обязательно. Будем ноги и руки ломать, уроки проводить. Хотя если вдруг кто-то откуда-то "случайно" упадёт и шею сломает... это же как бы и не мокруха, а просто несчастный случай.

И хоть Медведя с нами в этом замесе не будет, но, Бог-Император не даст соврать, я валил и амбалов, что были куда крупнее Медведя. Ведь в таком вопросе не масса решает, а колени. Сломанные колени. Много сломанных колен. Сломанных когда ты решил пошататься где-то в одиночестве.