Я собирался что-то придумать в оправдание своей слишком удачной стрельбы, но совершенно неожиданно Сталин предложил:
— Раз вы такой меткий стрелок, то предлагаю сыграть в бильярд.
Он положил свою недокуренную трубку на пепельницу, выточенную из серого мрамора, сделал несколько шагов от письменного стола и открыл дверь в соседнее помещение, скрытую за бордовыми шторами. Не ту дверь, через которую я входил в его кабинет из приемной, а совсем другую, ведущую, как оказалось, в довольно просторную комнату отдыха с диваном и книжными шкафами, посередине которой стоял самый настоящий бильярдный стол, покрытый зеленым сукном. Проследовав за Сталиным, я сразу обратил внимание, что пятнадцать белых шаров уже были кем-то заботливо сложены в виде пирамиды. А шестнадцатый ярко-желтый лежал отдельно, дожидаясь, когда по нему ударят, начав игру.
Конечно, в своей прошлой жизни я что-то читал о любви Сталина к бильярду. Но, никак не ожидал, что он предложит мне, то есть Менжинскому, сыграть с ним. А об этой игре, надо сказать, я имел представление весьма поверхностное и никогда не был ее фанатом, хотя и приходилось мне играть сколько-то раз с коллегами по уголовному розыску. Обычно, в бильярд мы играли вдвоем или пара на пару. Но, моя игровая квалификация так и не продвинулась дальше уровня новичка.
Знал я, конечно, что русский бильярд, например, отличается от американского более мелкими лузами, куда загнать шар гораздо сложнее, а в Московскую пирамиду играют не произвольными шарами, а только битком, то есть, надо бить кием по цветному шару-битку, а не напрямую по каждому из пятнадцати белых шаров, сложенных предварительно в пирамиду. Если не попадаешь или как-то нарушаешь правила, то ход переходит к сопернику. Да еще и за нарушение правил штраф положен в виде прибавки счета противнику. Выигрывает тот, кто первым сумеет загнать шар в лузу восемь раз. Причем, можно и просто на штрафах проиграть или выиграть за счет штрафов соперника.
Сталин сразу подошел к столу и взял правой рукой кий, лежащий вдоль бортика, сказав:
— Право первого хода я предоставляю вам, товарищ Менжинский.
Я понимал, что со стороны генсека это была маленькая хитрость. Поскольку тот игрок, который разбивает пирамиду, вряд ли может сразу загнать какой-либо шар в лузу, если только он не мастер экстра-класса. Пришлось мне под пристальным взглядом Сталина браться за кий и стукать его кончиком по желтому шарику, отчего красиво сложенная пирамидка под ударом битка разлетелась. И белые шары вальяжно раскатились от желтого по зеленой поверхности стола.
Генсек делал свой ход неторопливо. Он осторожно клал свою больную левую руку на стол, корректируя удар кия, зажатого в правой руке, с помощью изменения положения большого пальца левой. И, надо сказать, у него неплохо получалось попадать по шарам. Во всяком случае, даже получше, чем у меня. Было заметно, что он по-настоящему увлечен этой игрой, требующей точности и внимательности. И, разумеется, он победил, после чего сказал то ли в шутку, то ли всерьез:
— Вообще-то проигравший должен залезть под стол и три раза пролаять по-собачьи, но от вас я этого требовать не буду. Я пожалею вашу больную спину. Вы неплохо играете, товарищ Менжинский. И, думаю, что нам стоит продолжить.
Отложив кий, Сталин подошел к шкафу и достал оттуда хрустальный графин, полный вина. Потом вынул и два граненых стакана. Наполнив их, он предложил весьма неожиданный тост:
— Выпьем же за нашу дружбу! За дружбу партии и ОГПУ!
Вино оказалось вкусным и ароматным. Пригубив из стакана, Сталин поставил его на стол, стоящий отдельно от бильярдного и, подняв телефонную трубку, распорядился:
— Пригласите ко мне Молотова и Ворошилова. И вызовите Чемоданова.
Я пил вино маленькими глотками, а сам лихорадочно соображал. Генсек заинтриговал меня. Эта игра в бильярд, странноватый тост, да еще и Молотов с Ворошиловым должны подойти. Это же самые близкие сотрудники Сталина! Что задумал генсек? Познакомить меня со своими ближайшими соратниками поближе? Вот только зачем? С чего бы это?
Понять замысел вождя мне сходу не удавалось. Тем более, что я совсем ничего не знал про какого-то Чемоданова, который тоже скоро пожалует. Пришлось быстро советоваться с личностью Вячеслава, спрашивать его внутри нашей общей головы, не знает ли он чего-нибудь о гражданине с такой смешной фамилией? Оказалось, что знает. Андрей Чемоданов — это же личный тренер Сталина по бильярду, которого он перевел в Москву из Баку в прошлом году! А еще он считается одним из лучших мастеров в Советском Союзе по изготовлению бильярдных столов и прочего оборудования для этой игры. Получалось, что генсек замыслил целый турнир по бильярду, что ли?
Тут он сам прервал мои мысли, сказав:
— Хочу, чтобы мы поиграли пара на пару. Вы и я против Молотова с Ворошиловым. Заодно будем обсуждать и наши текущие вопросы в ближнем кругу. Троцкий нейтрализован. Но надо срочно что-то делать со всей остальной оппозицией. И тут ваше мнение, товарищ Менжинский, нам очень пригодится.
Я не ослышался. Он, на самом деле, сказал про ближний круг. Следовательно, Сталин почему-то решил придвинуть председателя ОГПУ к себе поближе. Намечался интересный поворот. Ведь, насколько я знал, до этого момента никто из наркомов безопасности до ближнего круга вождя не допускался. И Менжинский, и Ягода, и Ежов, все оставались лишь инструментами для генсека, но, как близких своих соратников он их никогда не рассматривал. Чести быть приближенным со стороны Сталина удостоился только Лаврентий Берия. Но, это потом, не в конце двадцатых, а намного позже. И вот сейчас генсек, похоже, решился на подобный шаг в отношении меня. Чем же я его убедил в своей лояльности? Ответ я пока не знал, но понимал, конечно, что просто так вождь большевиков решений не принимает. Значит, что-то его подвигло к такому решению. Неужели же тот факт, что я прикончил бандитов на дороге?
Допив вино, в ожидании остальных, мы начали следующую партию, когда неожиданно лицо Сталина исказила гримаса, и он схватился правой рукой за больную левую, проговорив:
— Если бы не моя больная рука, то я бы мог освоить бильярд и получше. А так, то немеет плечо, то внезапно чувствую в пальцах судороги, как сейчас. Потому удары у меня не всегда точными получаются.
Не знаю, что на меня нашло, но внезапно захотелось его подлечить. Подумалось: раз уж у меня для себя способности целителя работают, то почему бы и на ком-нибудь другом тоже эти способности не испробовать? И я предложил:
— Если хотите, я попробую полечить вашу руку.
Генсек уставился на меня удивленно. Таким стушевавшимся я, пожалуй, его еще не видел. Как-то даже замявшись, он тихо спросил:
— Так вы что же, товарищ Менжинский, не только стрелок, а еще и медик?
Я объяснил, как мог:
— Я не совсем медик, скорее, парамедик, целитель-любитель. Но лечебным делом, конечно, увлекаюсь. Еще в детстве я мечтал стать врачом, а в последнее время сам себя пытаюсь лечить, поскольку убедился, что наша официальная медицина не в силах мне помочь.
— Думаю, что какое-нибудь лечение моей руке тоже уже вряд ли поможет, потому что травма слишком застарелая. В детстве я попал под фаэтон, — сказал он, внимательно рассматривая меня, словно бы увидел впервые.
Но, я привел собственный пример:
— Знаете, Иосиф Виссарионович, я тоже так думал про свою спину. Но, когда взялся за самолечение, то добился весьма неплохих результатов. Еще не так давно я долго не мог ни стоять, ни сидеть. Даже лежать моей спине больно было. А при резких движениях боль делалась и просто невыносимой, еще и в ноги отдавала. Но теперь, как видите, со своей болезнью позвоночника я научился успешно бороться с помощью биоэнергетической методики. Теперь хожу и сижу, как и все прочие здоровые люди. Так что и вам могу попробовать помочь тем же способом.
Сталин разоткровенничался:
— Да, товарищ Менжинский, я сразу заметил в вас эту перемену. Сначала не мог понять, в чем же дело. Выглядели вы так, словно подменили вас. И даже взгляд ваш другим сделался, горящим каким-то, что ли? А то был в последний год совсем потухшим. Даже не знаю, как выразиться точнее. Но изменились вы за последние дни сильно. И только теперь я понимаю, что вы просто выздоравливаете от своего недуга! Вот в чем отгадка!
Я не стал его разубеждать, сказав:
— Вы правы, Иосиф Виссарионович. Когда болеешь, когда постоянно много лет подряд испытываешь боль, то и взгляд гаснет. Это вы очень верно заметили. А когда боль, мучившая долгое время, исчезает, то и глаза снова загораются, как у молодого.
Внимательно выслушав, Сталин решился и предложил:
— Тогда уж и меня полечите. Что вам для этого нужно?
Я объяснил:
— Ничего особенного, просто дайте мне вашу больную руку.
— Это что-то вроде массажа? — поинтересовался он.
Я кивнул:
— Только это биоэнергетический массаж.
— А что значит «биоэнергетический»? — спросил генсек.
Я попытался объяснить простыми словами:
— Это поток энергии сродни электричеству, но иного рода. Скажем так, разновидность электричества не для машин, а для живых организмов. Ведь и каждый живой организм в своей основе состоит из атомов и электронов, которые взаимодействуют. И потому особое биологическое электричество циркулирует внутри организма между клетками и органами, но может и передаваться от одного организма к другому. Сейчас я погоню в вашу руку энергетическую волну от себя, а вы должны ее почувствовать. Готовы ко мне подключиться?
— Давайте, — кивнул он, протянув мне левую руку.
Я дотронулся до больной руки вождя и ощутил в ней холод и вялость. К своему собственному удивлению, я просканировал ее каким-то новым чувством, неким внутренним взором. В конечности почти не осталось жизненной энергии, она словно бы высохла, как будто бы была рукой мумии. Так, во всяком случае, мне представилось, когда я подключился к энергетике генсека. Взяв его за больную руку, я погнал энергетическую волну, как до этого делал со своей собственной спиной. И эффект не заставил себя ждать. Сталин воскликнул:
— Так даже горячо! Сильный жар по руке поднимается!
— Это хорошо. Сейчас рука напитается энергией, и судороги пройдут, — уверил я его и не ошибся.
Когда я выпустил его руку, он несколько раз согнул и разжал пальцы, потом сказал:
— Удивительное дело! Судороги ушли, а еще и забытое ощущение силы в пальцах вернулось. Да вы, товарищ Менжинский, просто волшебник какой-то!
— Никакого волшебства. Чисто научные разработки. Просто новая секретная методика, — соврал я.
— Секретная, говорите? Значит это ваши засекреченные ученые из ОГПУ открыли такой замечательный метод лечения? — спросил Сталин, явно желая узнать побольше.
— Подобные вещи в отделе у Глеба Бокия разрабатываются, — уверил я генсека. Потом добавил, пытаясь выкрутиться:
— К сожалению, метод еще не отработан, он только находится в разработке и совсем не универсален. Не каждый человек может им овладеть, да и не все одинаково реагируют на биологическое электричество. У меня вот получилось им управлять, поскольку параметры моего организма оказались подходящими, чтобы научиться разгонять биоэнергию, а у других — нет. А еще и не все пациенты чувствуют лечебный эффект.
— Но, я же почувствовал, — заметил Сталин.
— Это говорит о том, что ваша энергетика совпадает с моей. Но это не значит, что и у кого-то другого совпадет. До этого момента я и не пытался никого лечить, кроме самого себя, — честно признался я.
Сталин поднял на меня глаза и взглянул как-то по-другому, чем раньше, словно бы даже по-доброму. Затем произнес:
— Вот и замечательно, товарищ Менжинский. Теперь мы будем с вами общаться гораздо чаще.