1928 год: ликвидировать ликвидаторов

Глава 31

Вскоре мне снова удалось увидеть генсека. На этот раз я прочувствовал его гораздо лучше. Мои новые способности экстрасенса-целителя позволяли ощущать вокруг Сталина мощные энергетические завихрения. Слишком многое было завязано на этого человека, и это чувствовалось. Ведь именно он задавал то генеральное направление, в котором двигалась вся огромная страна.

На этот раз хозяин главного кремлевского кабинета нервно прохаживался по просторному помещению, крутя в пальцах курительную трубку. Едва увидев Менжинского, Сталин, даже не здороваясь, сразу же упрекнул:

— Что же это вы не доложили мне о перебежчике Бажанове сразу?

Тут я решился подставить Ягоду и понаблюдать за реакцией генсека. Для этого снова отодвинул личность Вячеслава на задний план и произнес:

— Должен признаться вам, товарищ Сталин, что я и сам довольно долго не имел никакой информации по этому делу.

Сталин прищурился и с недоброй ухмылкой проговорил:

— Как же такое возможно, чтобы сам председатель ОГПУ не узнал вовремя о таком чрезвычайном происшествии?

И тут я честно выдал:

— Когда произошло нарушение границы Бажановым и его спутником Максимовым, из Ашхабада было доложено в Москву товарищу Генриху Ягоде. Мне же Ягода не доложил по подчиненности, как был обязан.

Сталин перестал крутить свою трубку, а вставил мундштук в рот и вгрызся в него зубами. Потом проговорил негромко:

— Наверное, товарищ Ягода не хотел нервировать вас непроверенными сведениями.

Я сказал генсеку:

— Не знаю, во всяком случае, Ягода и до этого момента ничего мне так и не доложил. Я до сих пор не дождался от него какого-либо отчета по этому поводу.

— Откуда же вы тогда узнали про предательство Бажанова, товарищ Менжинский? — задал вопрос Сталин все с тем же хищным прищуром.

— Ко мне поступает информация и по линии других отделов, которыми Ягода не руководит. Вот только не напрямую она идет, а с некоторой задержкой. Потому я и не имел возможности доложить вам вовремя, — объяснил я.

Вождь вынул трубку изо рта и покачал головой:

— Совсем нехорошо получилось. Имеется мнение, что товарищу Ягоде следует объявить выговор.

Тут я пошел ва-банк, выложив еще один козырь:

— Есть подозрения, что Генрих Ягода еще и приписал себе десять лет партийного стажа. И соответствующие вопросы ему будут заданы на коллегии ОГПУ.

Сталин всплеснул руками. Вождь все-таки был южанином, и это чувствовалось. Особенно, когда он волновался. В такие моменты у Сталина всегда усиливался его кавказский акцент. А он в ту минуту выглядел весьма взволнованным, даже выругался по-грузински:

— Шени дэда! И как же о таком серьезном нарушении не знает наш партийный контроль? Немедленно прикажу им поднять личное дело Ягоды!

Вождь замолчал, потом прошелся из угла в угол, что-то обдумал и произнес уже другим тоном:

— Сегодня же я поручу товарищу Орджоникидзе разобраться! Раз он у нас Центральную Контрольную комиссию возглавляет, значит, он и ответственность несет за контроль партийной дисциплины. А вас, товарищ Менжинский, в этом вопросе я попрошу пока проявить терпение до выяснения всех обстоятельств. Думаю, что вам тоже известно о том, что на ответственную должность Ягоду порекомендовал еще товарищ Свердлов? И с тех пор мы этому человеку вполне доверяли.

Сталин, похоже, все-таки сомневался. Тут мне пришла еще одна мысль. Уж если я решил топить Ягоду, то отступать некуда. Потому выложил интересный факт и про Свердлова, то, что когда-то читал:

— Кстати, про покойного Якова Михайловича я как раз тоже хотел вам доложить. Сейф из его кабинета до сих пор не вскрывался. Поскольку ключи не были обнаружены. Так вот, он хранится на складе коменданта Кремля. И мне известно, что внутри Свердлов припрятал немалые ценности, экспроприированные у буржуев по его указанию, но не сданные им в партийную кассу: золотые монеты и изделия с драгоценными камнями общей стоимостью в сотни тысяч рублей.

— Да что ви говорите! — неподдельно удивился Сталин, даже заговорив с акцентом. Но, он тут же взял себя в руки и добавил уже спокойно:

— Хм, эти ценности нам, разумеется, пригодятся. Сегодня же дам указания товарищу Петерсону, чтобы нашли и вскрыли этот сейф.

Глядя на Сталина, я подумал о том, что ведь он обладает немалым опытом подпольщика, и это помогает ему бороться за обладание абсолютной властью. Наученный этим опытом он, разумеется, ценит, в первую очередь, людей преданных, пусть даже они не слишком профессиональны и талантливы. А Генрих Ягода как раз из таких. И потому для Сталина неприятно было услышать, что этот человек, которого он до сих пор считал вполне надежным, внезапно подвел. Генсек верил в раболепную преданность Ягоды, а тут вдруг такой досадный прокол с ним случился. Что же касается Свердлова, то, напомнив о припрятанном им золоте я, похоже, попал в точку, всколыхнув старую неприязнь Сталина к этому «демону революции».

Еще со времен ссылки в Туруханский край Сибири между двумя лидерами революционного движения «пробежала черная кошка». Вражда вспыхнула на банальной бытовой почве, когда оба революционера по воле судьбы отбывали ссылку вместе в доме крестьянской семьи Тарасеевых, приютившей их. Свердлов любил чистоту, а Сталин плевать хотел на аккуратность и гигиену. Отчего Свердлов жаловался на своего соседа, рассказывая, что жить с ним под одной крышей невозможно, потому что Джугашвили, вместо того, чтобы мыть тарелки, отдает их вылизывать собаке, да и когда дежурит на кухне, то готовит такую бурду, которую есть невозможно. А еще он может наплевать в суп, если находится в плохом настроении. Свердлов же своим чистоплюйством тоже сильно раздражал Сталина, потому он даже назвал свою собаку его именем — Яшкой. И обиженный Свердлов добился того, что его перевели отбывать ссылку в другое место. Не ладили они и потом, да и ходили какие-то слухи о том, что именно Сталин передал отравленный тортик для Свердлова накануне его смерти перед VIII съездом партии большевиков.

Тем временем, Сталин зажег свою трубку спичкой, сделал длинную затяжку через мундштук и спросил, прервав мои мысли:

— Так какие же меры вы приняли против Бажанова?

Я честно ответил:

— По моему приказу иностранный отдел выставил вооруженные засады на возможных маршрутах движения Бажанова и Максимова. Их должны ликвидировать.

— А откуда вы знаете, в какую сторону направятся эти предатели? — спросил Сталин.

— Судя по донесениям наших агентов, перебежчики пытаются поскорее добраться до Индии, чтобы оказаться под защитой колониальных властей Великобритании. Пока что они пошли от границы напрямик через горы, несмотря на риск камнепадов, и пришли в Мешед, — выдал я случайно прочитанную информацию из будущего про этого Бажанова за свои агентурные сведения.

Сталин пыхнул трубкой и неожиданно задал трудный вопрос:

— Как вы думаете, товарищ Менжинский, стоит ли нам вести переговоры с Персией о выдаче этих беглецов, или вы уверены в том, что их обязательно ликвидируют?

Уверенным на сто процентов я, конечно, не был, хотя и обговорил с Трилиссером многие детали и запасные варианты. Но, не говорить же о своей неуверенности Сталину? Поэтому, вспомнив, что переговоры по этой ситуации не привели в прошлый раз к результатам, я проговорил:

— Думаю, что ликвидируют успешно. В переговорах необходимости нет.

Припомнил я и о том, что Бажанов сдал советскую резидентуру в Иране. Причем, не разведчиков от ОГПУ, о которых он знал мало, а именно резидентов по линии партийного аппарата. Потому я добавил:

— Необходимо срочно принять меры для спасения всех агентов советского влияния, кто там имеется от Политбюро ЦК. Иначе Бажанов всех сдаст. Касательно агентуры ОГПУ, мы с товарищем Трилиссером соответствующие меры уже приняли.

— Получается, что вам и про нашу партийную агентурную сеть известно? — нахмурился Сталин.

— Служба такая, Иосиф Виссарионович, — улыбнулся я.

Он тоже смягчился, перестав хмуриться, потом еще раз пыхнул своей курительной трубкой и поинтересовался другой темой:

— А как у вас, товарищ Менжинский, обстоят дела с охотой на селезня?

Я бодро отрапортовал:

— Как раз хотел вас обрадовать, что селезень благополучно доставлен в гнездо сегодня утром!

— Быстро же вы справились! — воскликнул Сталин. И тут же поинтересовался:

— И как Троцкий воспринял переезд в Горки?

— Возмущался, конечно. Особенно тем, что поселили его во флигеле, а не в хозяйском доме. Но, ничего, привыкнет. Все необходимые меры для охраны нами приняты, — сообщил я.

И из воспоминаний Менжинского, и из того, что я сам прочитал, я знал, что Сталин оценивал людей по степени их полезности для себя. Потому с председателем ОГПУ он общался вежливо и на «вы», при этом, многих других приближенных называя на «ты», не взирая на их заслуги и ранги. Снова сделав затяжку, он вытащил мундштук трубки изо рта и проговорил, глядя в упор:

— Товарищ Менжинский, вы хорошо поработали. Но, почему же вы не рассказали мне об опасности, которой подверглись на дороге?

От такого вопроса я внутренне вздрогнул, но внешне не показал вида. Получалось, что вопреки моему желанию засекретить покушение, информация о нем разошлась достаточно широко. Впрочем, если раненый водитель проинформировал Паукера, то ничего не мешало уже Паукеру доложить Сталину. И мне пришлось выкручиваться, сказав:

— Иосиф Виссарионович, мне совсем не хотелось расстраивать вас этим досадным инцидентом. Все закончилось благополучно, если не считать ранений шофера. Но, они не опасные. А нападавшие ликвидированы на месте. К тому же, мою охрану товарищ Паукер усилил.

— Мне передали, что их всех застрелили вы сами. Это так? — спросил Сталин, вновь поднося мундштук своей трубки к губам.

Я кивнул и только тут обратил внимание на бумаги, лежащие у генерального секретаря на рабочем столе. Несмотря на еще светлое дневное время за высокими окнами, тяжелые бордовые шторы с которых были отодвинуты, письменный стол дополнительно освещался настольной лампой с зеленым абажуром. Под ней лежали какие-то листы с машинописным текстом и правками красным карандашом на полях. А посередине, в самом центре светового круга, находилась раскрытая картонная папка, на титульном листе которой значилась фамилия: «Менжинский». И это красноречиво свидетельствовало о том, что Сталин перед встречей зачем-то поднял досье председателя ОГПУ. Интересно, что он хотел там найти? Впрочем, генсек тут же сам ответил на этот вопрос. Заметив направление моего взгляда, он проговорил:

— Я намеренно заглянул в ваше личное дело, но там нет информации о том, что вы настолько хорошо владеете оружием. Трудно поверить, что сам председатель ОГПУ способен ликвидировать четверых вооруженных бандитов. Это просто удивительно! Тем более, что нигде не сказано, что вы специально обучались стрельбе.

Сталин внимательно наблюдал за моей реакцией. Похоже, он каким-то своим кавказским чутьем джигита заподозрил, что с Менжинским произошли некоторые изменения. И Сталин пытался их осознать, сравнивая материалы дела с человеком, которого видел сейчас перед собой.