1928 год: ликвидировать ликвидаторов

Глава 29

Когда уже прибыли в Горки, Троцкий сразу начал возмущаться, что его решено поселить не в основном корпусе усадьбы, а в Северном флигеле. Но, узнав, что в главном здании до сих пор проживает брат Ленина, он, вроде бы, немного смягчился и наконец-то замолчал. Видимо, к этому человеку он относился с некоторым уважением. А, может быть, Троцкий наконец-то смирился со своим положением, или же ему просто все-таки надоело болтать без перерыва.

Лично показав Троцкому приготовленные для него комнаты и убедившись, что безопасность объекта Глеб Бокий наладил неплохо, Менжинский выехал обратно. Хотя ему и было неприятно общаться с этим фанатиком мировой революции и возмутителем спокойствия, но надо было признать, что Вячеслав проявил завидную выдержку, внимательно выслушивая весь тот словесный понос, который обрушил на него Троцкий. Перед отъездом Менжинский еще раз все проверил и дал соответствующие указания чекистам по поводу организации охраны главного оппозиционера и наблюдения за ним.

Утро закончилось. Время приближалось к полудню. Председателю ОГПУ надо было спешить, чтобы выслушать доклад Трилиссера, который, почти наверняка, предпринял кое-что насчет перебежчика Бажанова и его компаньона, о чем следовало доложить Сталину после обеда. К тому же, Менжинский надеялся, что к этому моменту уже появились и кое-какие результаты расследования по вчерашней перестрелке, а также новые материалы по Генриху Ягоде.

По дороге обратно Вячеслав расслабился. Откинувшись на заднем сидении автомобиля, он закурил папироску, а я просто смотрел его глазами по сторонам, перебирая, заодно, знания Менжинского об окружающей действительности. Меня очень интересовало не только положение с преступностью, но и общая обстановка, сложившаяся в Москве к началу 1928 года. Несмотря на прокатившиеся сразу после революции волны красного террора и экспроприации, дореволюционная элита бизнеса все еще имела достаточно сильные позиции в столице, которые ей удалось восстановить вместе с введением новой экономической политики властей и послаблениями по отношению к коммерсантам.

А коммерческие отношения, разумеется, способствовали развитию криминала разного рода от мошенников до рэкетиров. Ситуация конца двадцатых годов несколько напоминала мне лихие девяностые годы конца двадцатого века. Кое-какие параллели имелись. Только вот масштаб разгула экономической преступности все-таки был помельче. Советское государство не только следило за деятельностью коммерсантов, регулируя ее довольно жесткими методами, но и оставило за собой монополию внешней торговли, отчего капиталисты-нэпманы не могли легально выводить свои капиталы за границу. И потому все их коммерческие усилия вынужденно направлялись на внутренний рынок, на развитие предприятий, услуг и торговли внутри страны.

Сами советские капиталисты даже не подозревали, что Сталин вскоре свернет НЭП. Те из них, кто весьма неплохо разбогател в последние годы, надеялись, что подобная экономическая политика надолго утвердится в СССР. И потому они вели свою привычную буржуйскую жизнь, устраняя конкурентов всеми доступными способами, законными и не очень, включая и откровенно криминальные. Обманывать не только граждан, друг друга, но и власти было у нэпманов в порядке вещей. Чтобы влиять на советских чиновников, со стороны нэпманских капиталистов в ход шли различные соблазны: подарки, угощения, различные услуги и взятки. А потом все это, обычно, заканчивалось шантажом чиновника, который, таким образом, попадался на «крючок» к нэпману, действуя уже не ради процветания страны и построения коммунизма, а в интересах конкретных коммерсантов.

Как ни странно, в Советском Союзе того времени работали казино и ипподромы, процветали всевозможные увеселительные заведения, в которых любили проводить время не только сами нэпманы и чиновники, художники и писатели, актеры и журналисты, студенты и профессора, но и преступники разного рода: сутенеры и проститутки, мошенники и карманники, домушники и торговцы наркотиками. Народ веселился, спускал деньги, играл, ел, пил, пел и танцевал так, словно бы и не было в стране никакой советской власти с ее суровыми реалиями. К услугам всей этой публики имелись еще театры и кино. Хотя фильмы показывали черно-белые, да еще и лишенные звука, с музыкальным аккомпанементом какого-нибудь посредственного пианиста-тапера, народ все равно валил в кинотеатры толпами.

В дорогих заведениях капиталисты не только совершали сделки, договаривались о поставках сырья и товаров, но и вели разговоры о политике. Нехорошие для них слухи начали распространяться еще в конце 1927 года, что, якобы, власти готовят серьезные дела против советской буржуазии. И это было правдой. ОГПУ совместно с прокуратурой в это время подготавливало аресты взяточников-фининспекторов и многих крупных нэпманов. И не только по той причине, что органы правопорядка вскрыли многочисленные факты коррупции и необоснованного снижения налогов. А потому, что Сталин потребовал от Менжинского начать решительное наступление на НЭП, чтобы свернуть эту политическую линию на послабления капиталистам, начатую Лениным, считая такое явление весьма вредным, мешающим партийному аппарату ставить под свой контроль все сферы жизни страны. Те, кто руководил СССР, посчитали, что рабочий класс к этому времени уже достаточно окреп в больших городах, чтобы начать проводить ту всеобщую индустриализацию, которую Сталин задумал. И вождь считал, что нэпманы могут помешать его планам, а потому необходимо сперва расправиться с ними, как с одним из вредных пережитков прошлого.

Когда Менжинский прибыл на Лубянку, Трилиссер, он же Москвин, уже ждал в приемной, сидя на диване напротив Эльзы и попивая крепкий кофе из фарфоровой чашечки. Выглядел начальник ИНО неважно. Под глазами залегли глубокие тени, а сами глаза покраснели. Видимо, он почти не спал со вчерашнего вечера и много работал с документами. Когда прошли в кабинет председателя ОГПУ, плотно закрыв за собой двойные двери, оббитые черной кожей поверх толстого слоя ваты ради звукоизоляции, Трилиссер доложил:

— К перебежчикам приняты решительные меры. Благодаря информации о предполагаемом маршруте передвижения Бажанова, которую предоставили вы, нам удалось оперативно распределить агентов закордонной разведки для подготовки засад на пути перебежчиков в сторону Индии. Как только Бажанов и его спутник Максимов будут ликвидированы, я немедленно доложу вам.

Вячеслав проговорил:

— Отлично, Михаил Александрович. Держите меня в курсе. А что у вас по нападению на меня?

— Предварительное расследование показало, что на спланированное покушение не похоже. Машина, на которой передвигались стрелявшие, была угнана за несколько часов до инцидента из гаража нэпмана Георгия Беридзе, фабриканта, владеющего производством мебели, а также лаков и красок. Пока установили только личность одного из стрелявших. Это некто Семен Пряников, бывший штабс-капитан, известный в криминальных кругах, как вымогатель денег у нэпманов по кличке Пряник. Выяснением личностей остальных занимаемся прямо сейчас. Пока подтверждается версия со случайным нападением криминала, — отрапортовал начальник ИНО.

— А есть что-то новое по Генриху Ягоде? — спросил Менжинский.

Трилиссер кивнул:

— Выяснилось кое-что интересное. В те годы, которые Генрих Ягода приписал себе, как большевистский партийный стаж, он, на самом деле, являлся анархистом и участвовал в мероприятиях анархистского подполья. Подтверждается и ваше предположение, что сам он живет не по средствам. Замечено, что расходы его слишком велики. Сейчас выясняем источники его обогащения. Скрытое наружное наблюдение установлено за его квартирой в Милютинском переулке и за его дачей на Калужском шоссе. Имеется подозрение, что Ягода сочувствует идеям Троцкого. Есть свидетели высказываний Генриха о поддержке распространения мировой революции. А еще среди сотрудников ОГПУ ходят слухи, что Ягода отравил Дзержинского. Но, никаких доказательств этому не найдено. Зато задокументированы случаи жестокого отношения Ягоды к сотрудникам. Так, когда во время ноябрьских событий сотрудник Епифанов потерял в толпе объект, за которым велось наблюдение, Генрих рассвирепел и повел Епифанова в подвал, где угрожал ему пистолетом и кричал, что в следующий раз лично расстреляет за подобный промах. Подтверждено и несколько случаев избиений чекистов Ягодой. Также установлено, что в близкий круг его общения, помимо родственников, входит Рыков.

Менжинский сказал:

— Да, Михаил Александрович, это весьма любопытно, но все-таки недостаточно для решительных обвинений Генриха Ягоды в антисоветской деятельности. Нам необходимы более серьезные доказательства, чем слухи и его личные конфликты с сотрудниками. Постарайтесь провести у Генриха в квартире и на даче тайные обыски. Я располагаю информацией, что там могут незаконно находиться какие-либо конфискованные ценности. Что же касается его приписанного партийного стажа, то буду ждать, когда вы представите мне подтверждения в виде архивных документов. Без них затевать дело против него очень рискованно. Надеюсь, это вы понимаете не хуже меня.

Трилиссер кивнул, сказав:

— Понимаю, товарищ Менжинский. И в этой связи хочу высказать свое мнение. Я давно считаю Генриха Ягоду очень опасным человеком, проникшим в нашу организацию. Потому и прилагаю все усилия для того, чтобы вывести его, что называется, на чистую воду. Но это непросто сделать, поскольку Ягода пользуется доверием и поддержкой Сталина. Именно при попустительстве Генерального секретаря Генрих имеет право продвигать своих людей, на которых у него имеется компромат, на многие важные должности в наркоматы и прочие руководящие учреждения. И эти выдвиженцы Ягоды не только следят за обстановкой в органах власти и докладывают Генриху о настроениях, но и проводят в жизнь именно те решения, которые выгодны ему самому. Так что с его стороны явно имеет место превышение служебных полномочий. Вот только это недоказуемо. Пока за Ягодой стоит Сталин, потянуть эту ниточку означает вытянуть следом за Ягодой и самого вождя. К тому же, в своих делах Генрих весьма подозрителен и предусмотрителен. Найти следы его ранней деятельности по архивным материалам совсем непросто. И чем больше я вникаю во все это дело, тем сильнее крепнет у меня подозрение, что Ягода уже подстраховался, уничтожив практически весь компромат на себя. Более того, он, похоже, ликвидировал и ключевых свидетелей. Выяснилось, что люди, хорошо осведомленные о деталях его работы в среде тех же нижегородских анархистов, умерли при невыясненных обстоятельствах либо во время гражданской войны, либо сразу после ее окончания. И это наводит на мысли о ликвидации этих людей по указанию Ягоды. Такие совпадения наталкивают меня на версию, что он, скорее всего, был в юности завербован царской охранкой, а потом, возможно, и иностранной разведкой.

Внимательно выслушав, Менжинский проговорил:

— Что ж, товарищ Москвин, эту версию тоже необходимо проработать. Нельзя исключать, что Ягода еще и шпион с большим стажем.