1928 год: ликвидировать ликвидаторов

Глава 25

Проклятый телефон снова разбудил всех домочадцев. А знакомый голос на другом конце провода, как ни в чем не бывало, бодро произнес:

— Доброе утро, Вячеслав Рудольфович! Простите, что вчера приболел. В поликлинике мне промыли желудок, и я выздоровел. Через минуту собираюсь выехать из гаража. Через четверть часа буду у вашего подъезда.

Звонил на этот раз прежний шофер Менжинского в такое время, которое и было условлено раньше. Уже несколько лет подряд он исправно выполнял для начальника функцию будильника. Утро начиналось, как обычно, словно и не было вчерашнего инцидента с перестрелкой и трупами. Вот только Вячеслав, разумеется, все помнил. Но, разговаривать с водителем о случившемся не собирался. Потому произнес в трубку:

— А на чем вы приедете? Вечером «Паккард» сломался на загородной дороге и был эвакуирован на стоянку спецмастерской. Поломка очень серьезная. Боюсь, что починят не скоро. И еще одно. Надеюсь, вас поставили в известность, что теперь вместе с нами ради усиления охраны в машине будет ездить дополнительный сотрудник с оружием?

Водитель отрапортовал:

— Так точно, товарищ Менжинский! Об усилении мер безопасности я предупрежден. Сотрудник с оружием ожидает меня в точно таком же «Паккарде» черного цвета, как и тот, что сломался. Выезжаю.

Аллочка за это время вскочила с постели и побежала к ребенку, который тоже проснулся и заголосил. Можно было бы, конечно, вместо громкого телефонного звонка завести какой-нибудь относительно тихий будильник, что позволит не вскакивать настолько резко. Но, проблему того, что домашние тоже просыпаются, это вряд ли решит кардинально. Чтобы не будить их, нужно тогда спать в другой комнате, оббив дверь в нее звукоизоляцией. А Менжинский, судя по всему, заморачиваться с этим не собирался.

Вячеслава вполне устраивал распорядок, сложившийся за годы службы. Женитьба на молоденькой Аллочке и даже рождение от нее сына в этом смысле не изменили для него ничего. Вернее, он сам не собирался ничего менять в своем привычном расписании, поскольку, конечно же, был эгоистом. Излишним нарциссизмом он все-таки не страдал, но всегда любил самого себя вполне достаточно для того, чтобы ценить собственные удобства и никогда не ходить в потертом пальто и в костюме с заплатками, как делал это его предшественник Феликс Дзержинский, который прослыл воплощением скромности в бытовом плане. Но, его преемник таковым не являлся.

Вчера модное австрийское пальто Вячеслава непоправимо пострадало, да и костюмчик французского покроя испачкался в трофейном автомобиле, забрызганном кровью и мозгами. Но, Менжинский не слишком переживал. Подойдя к платяному шкафу, он извлек оттуда еще один очень похожий комплект дорогой одежды, которую заказывал из-за границы, время от времени напрягая ради доставки пополнений для гардероба сотрудников закордонной разведки Трилиссера. Одевшись во все новенькое, Вячеслав протер очки, нацепил их на нос, нахлобучил сверху свою гангстерскую шляпу, немного подумав, накинул на шею клетчатый шарф и, подхватив свой кожаный портфель, вышел из квартиры ровно в тот самый момент, когда внизу у подъезда затормозила машина.

Дворник внизу то ли шутя, то ли всерьез, отдал ему честь, приложив руку к лохматой шапке-ушанке. Расторопный шофер распахнул дверцу, впуская начальника на заднее сидение. Автомобиль, действительно, внешне оказался почти не отличим от предшественника, если не считать несколько иного расположения потертостей и сколов на черной окраске кузова. А внутри рядом с водителем сидел дополнительный охранник, присланный на этот раз не Паукером, которому о вчерашнем инциденте решили пока ничего не сообщать, а надежный человек Трилиссера, только вооруженный не «Томпсоном», а немецким пистолетом-пулеметом «МР18» конструкции Хуго Шмайсера под патрон 9×19 мм от «Парабеллума». Оружие получилось у Шмайсера не очень удобное и не слишком надежное, с коробчатым магазином на два десятка патронов, приставленным слева от ствола и выпирающим в сторону. Но, видимо, сходу ничего лучшего у себя в оружейной комнате Трилиссер не нашел. Ведь все «Томпсоны» из пробной партии быстро разошлись по пограничным отрядам, а оставшиеся экземпляры поступили на вооружение тех отделов Центрального аппарата ОГПУ, которыми руководили Генрих Ягода и Карл Паукер.

Пока ехали, я рассуждал о том, что буквально во всем, связанном с деятельностью ОГПУ, приходилось натыкаться на этого Ягоду. Все уже к рукам прибрал этот пройдоха, даже американские гангстерские автоматы! И как только он всюду успевает? Из-за личности этого человека без высшего образования определенно прорывался в мир какой-то злобный гений.

Прошлое Генриха Ягоды представлялось достаточно темным, особенно те годы, которые он записал в своей биографии, как ложный партийный стаж. Чем же он тогда занимался в своей молодости? Ведь, на самом деле, он вступил в партию только в 1917 году, когда ему уже исполнилось 26 лет. Единственным его достижением к этому времени было лишь звание ефрейтора, полученное на фронте Первой мировой войны. И это звание он заслужил достаточно честно, убивая солдат противника на передовой, но, способ достижения цели навсегда наложил на него отпечаток: убийства людей с тех пор не казались Генриху чем-то особенным, как и другому очень известному ефрейтору, побывавшему на той войне с другой стороны фронта, по имени Адольф.

И тут я вспомнил тот самый список вещей, обнаруженных у Ягоды в 1937 году при обыске после его ареста. Откуда бралось все это лишнее имущество? Вряд ли Генрих покупал на свою зарплату многие сотни бутылок коллекционных вин и антикварных предметов, меха и отрезы тканей в товарных количествах. А не может ли быть, что Ягода еще и злоупотребляет служебным положением? Возможно, он либо отбирает себе какое-то имущество из конфискованного, либо ему дают взятки, либо и то, и другое. Надо бы Трилиссеру поручить проработку еще одной темы.

Пока рассуждал, машина уже доехала до Лубянки, то есть до площади Дзержинского. Покинув автомобиль, Менжинский поднялся в кабинет. Эльза уже находилась на месте и сразу сказала:

— Вчера вас искал товарищ Сталин.

— По какому поводу? — спросил Вячеслав.

Секретарша ответила:

— Он не говорил. Звонил уже совсем вечером, было почти восемь. И я сказала ему, как вы и просили, что поехали на селезней охотиться. Сталин просил вас связаться с ним, как только вы появитесь на службе. А вы так и не появились. Но, он больше не перезванивал.

— Спасибо, Эльза, — бросил Менжинский и прошел в свой кабинет, теряясь в догадках, о чем же хотел поговорить Сталин.

На журнальном столике уже лежали свежие газеты. А на рабочем столе аккуратно была разложена документация, требующая просмотра и утверждения. Влюбленная секретарша, как обычно, обо всем позаботилась. Она всегда приходила на службу гораздо раньше и уходила значительно позже своего начальника.

Только Вячеслав уселся в кресло, как зазвонил телефонный аппарат прямой связи с Кремлем. На другом конце линии послышался голос Карла Паукера, который почти постоянно находился возле вождя. И Менжинский, воспользовавшись случаем, поблагодарил Карла за предоставленную охрану, после чего трубка была передана самому генсеку.

— Здравствуйте, товарищ Сталин! — четко проговорил Вячеслав.

— Здравствуйте, товарищ Менжинский! Мне сказали, что вчера вы охотились на селезня. И как же прошла охота? — поинтересовался вождь большевиков.

— Пока я определился на местности и подготовил силки. Сегодня перейду к следующему этапу, — ответил Вячеслав.

— Это хорошо, товарищ Менжинский. Но, не хотите ли вы мне рассказать еще и про другое? — спросил Сталин.

— Всегда пожалуйста, Иосиф Виссарионович! Что именно вас интересует? — проговорил председатель ОГПУ.

Сталин не любил, когда ему отвечали вопросом на вопрос. И он сказал уже совсем не таким любезным тоном:

— Меня интересует, что там с перебежчиками? И почему вы еще не проинформировали меня об этом происшествии? Надеюсь, что вы сегодня же подробно доложите мне в Кремле. Жду вас после двух.

После этого Сталин бросил трубку. Было понятно, что его совсем не порадовало то, что уволенный работник секретариата ЦК партии, да еще и бывший личный помощник генсека, смог удрать за границу. А органы ОГПУ, получается, прошляпили этот побег. И, разумеется, кто-то уже довел до Сталина эту информацию, опередив председателя ОГПУ.

Скорее всего, информация дошла через секретный отдел ЦК. Ведь у генсека имелась внутри партийного аппарата и своя собственная специальная служба, независимая от других государственных органов, которую возглавлял Иван Товстуха. Хотя сам этот человек и занимался, в основном, систематизацией трудов Ленина, но партийная агентура имелась у него по всей огромной стране. Как бы там ни было, а сейчас надлежало думать о другом. С минуты на минуту Менжинский ждал появления Бокия, и дело с переселением Троцкого должно было закрутиться.

А Троцкий отнюдь не был безобиден. Его исключили из партии не только за оппозиционные взгляды, но и по причине организации беспорядков. Совсем недавно, во время празднования десятой годовщины революции 7 ноября 1927 года, он со своими последователями чуть было не устроил настоящий переворот, организовав демонстрации троцкистов. В Москве демонстрацию своих сторонников возглавил он сам вместе с Каменевым. На углу Тверской и Охотного ряда, как и на Моховой улице, троцкисты вывесили свои собственные лозунги, призывающие выполнить политическое завещание Ленина, забрать власть у Сталина и у бюрократического аппарата. Толпа сторонников Троцкого пела «Интернационал».

Но и Сталин вывел на улицы колонны своих сторонников во главе с секретарем Краснопресненского райкома Рютиным, которые вступили в потасовки с троцкистами, закидывали их всем, что попадалось под руки: гнилыми луковицами и картофелинами, а также камнями и палками. В этот день демонстранты избили нескольких видных партийцев, в том числе Енукидзе, Преображенского и Смиглу. Обе демонстрации дошли в своем противостоянии до того, что топтали не только портреты Троцкого, но и Ленина, а вот портреты Сталина троцкистам осквернить так и не удалось, поскольку сталинисты не позволили этого сделать.

Лев Троцкий пытался обратиться с балкона приемной Калинина к демонстрантам, но его никто не слушал. Толпы кричали, свистели, ругались и дрались. Наконец, сталинисты, которых вышло на улицы Москвы значительно больше, взяли верх, отобрав у троцкистов транспаранты, флаги и портреты их лидеров. Кто-то выкрикивал антисемитские лозунги, имея в виду Троцкого. В конце концов, его сторонников сталинисты оттеснили и рассеяли, самого Троцкого чуть не избили, в него бросали камни, а его автомобиль подвергся вооруженному нападению. По машине даже кто-то стрелял, но не попал.

Троцкисты, желая отомстить, направились на квартиры лидеров своих оппонентов, задумав расправиться с ними. Но, Менжинский заранее позаботился вывезти всех сторонников Сталина из высшего руководства партии в Кремль вместе с их семьями. Потому сторонникам Троцкого не удалось застать никого из них дома. Правда, один из троцкистов, Яков Охотников, охранявший в этот день Мавзолей Ленина вместе с другими курсантами военной академии имени Фрунзе, на трибуну которого поднялся сам Сталин в сопровождении Ворошилова, Тухачевского и Генриха Ягоды, ударил Сталина кулаком в затылок, но его руку перехватил телохранитель Сталина Иван Юсис. А Ягода, Тухачевский и Ворошилов помогли скрутить Охотникова.

Впрочем, Иосиф Виссарионович простил курсанта. Не желая еще больше раздувать открытое противостояние между его собственными сторонниками и сторонниками Троцкого, Сталин удалился с трибуны за стены Кремля. Троцкий тоже уехал. Не видя лидеров, люди постепенно начали успокаиваться. А потом чекистам и милиции отдали приказ рассеять оставшихся выстрелами в воздух, что и было успешно проделано. Все в тот раз закончилось благополучно, но повторения беспорядков нельзя было исключать. Потому переселение Троцкого в Горки обставили с максимальной секретностью и осторожностью.