Начальник боевого участка олонецкого фронта Модест Поликарпович Гусаров вызвал к себе командира диверсантов Антикайнена и долго жал ему руку. Комиссар фронта Эйно Рахья довольно ходил вокруг них, как кот рядом с кадкой сметаны.
— Я же говорил, что это проверенный товарищ! — приговаривал он. — Наш выпускник!
— Ну, герой, Антикайнен, такое наступление организовал! — радовался Гусаров.
— Служу трудовому народу, — осторожно ответил Тойво.
— Какие потери понес отряд? — начальник участка достал из кармана бумагу и химический карандаш. — Всех наградим посмертно!
— Потерь среди личного состава нет! — отрапортовал Антикайнен.
— Как это — нет? — удивился Гусаров. — А как же патриотизм, «все, как один умрем», награды кому? Нет, это никуда не годится.
Рахья посмотрел на Тойво и вздохнул: действительно, никуда не годится.
Возникла нехорошая пауза. Чтобы хоть как-то ее скрасить, товарищ комиссар заметил:
— А мы товарища Антикайнена в партию отрекомендуем. Молод, но партии такие люди как раз позарез нужны. И научит его партия патриотизму, будут у него и потери, и награды. Уж партия об этом позаботится!
Голова у Тойво пошла кругом: вот тебе нате — всеми помыслами от политики, а она просто за глотку берет своими когтистыми лапами. Когда же он теперь обратно в Финку уберется? Там, говорят, коммунистическая партия объявлена вне закона.
— Ну, что молчишь, товарищ Антикайнен? — строго нахмурив брови, сказал Гусаров. — Партия тебе доверие оказывает!
— А чего ему говорить? — вступился Рахья. — И так все понятно: поздравляем, товарищ Антикайнен! Партия вас оценит!
— Поздравляем, товарищ Антикайнен! — тоже сказал начальник боевого участка. — Можете быть свободны.
— Яволь! — сказал Тойво и тут же поправился. — Слушаюсь.
«И повинуюсь», — подумал про себя и ушел.
Вот ведь судьба — индейка! На руках ни одного документа, за исключением просроченного мандата от Глеба Бокия, а в Красную Армию — добро пожаловать. Да что там — в партию рекомендуют! Как жить в этой жизни?
Лихой наскок, выбивший AVA из Олонца, не позволил, однако, Красной армии задержаться в городе надолго: тылы не поспели за арьергардом, основные войска замешкались в организации марша, наметить ключевые оборонительные места не успели. Фон Хертцен взбеленился и послал в бой свой резерв, который завершился быстрым возвращением города финнам. 7 мая над Олонцом снова затрепетал синий финский крест на белом полотнище. Почему-то знамен с карельской геральдикой AVA не имело.
Понять, зачем кому-то сдался этот невеликий городок с великой Историей, трудно. Стратегическое положение его было крайне невыгодным — обойти можно со всех сторон, промышленности — никакой, да и люди — что за люди в Олонце! Вероятно оттого, что когда-то можно было гордиться олончанами, теперь также можно было и стыдиться ими. Всякий сброд с деревень переселялся в город, решительно настраиваясь на одно: потреблять, истреблять, усугублять. Коренное население, карелы-ливвики, как-то растворились в пришлых ливвиках, людиках, русских и белорусах, не говоря уже об украинцах и евреях. Переселенцы не могли реализоваться у себя на родине, поэтому ничего путного они с собой не несли — только стяжательство и новую великую олонецкую черту характера, определенную словом «хапуга». А это обстоятельство каким-то образом передается по наследству.
Тем не менее финны снова стали хозяевами в городе. Это хозяйствование продлилось меньше недели.
Командующий AVA все-таки прикинул расклад и придумал: надо преломить ситуацию не под Олонцом — кому он нафик нужен — а под Петрозаводском. Если там ударить, как следует, то посыпется вся Советская Карелия, как карточный домик.
Тринадцатого мая финские войска организованными колоннами оставили былую столицу карельского края и пошли воевать дальше, рассредоточившись по линии Ладога — деревня Тулокса — деревня Сяндеба с сопутствующим монастырем — деревня Тенгусельга с удивительными по красоте озерами — деревня Березовая гора — и поселок Коткозеро. Здесь они вырыли укрепительные сооружения и расположились отдыхать. Без подкрепления двигаться к Петрозаводску было скучно и даже опасно.
Полковник Сихво получил от руководства указание о скорейшем взятии Петрозаводска. Это направление военных действий стало приоритетным, и все резервы экспедиции были переданы Второму полку майора Талвелла.
А Тойво ждал еще один сюрприз. Не успел он свыкнуться с мыслью, что будет членом партии, как его назначили комиссаром батальона в шестой финский стрелковый полк. «Товарищи!» — хотелось ему закричать. — «Ведь я же буржуй! И взгляды у меня буржуинские!» Не тут-то было, надо молчать.
Его товарищей по диверсионной вылазке распределили по разным подразделениям, так что становилось понятно, что более никаких рейдов не планируется. Пошла служба, в меру допуска подверженная идиотизму, безмерно приверженная Уставу бойцов РККА, кажущаяся бессмысленной, но верной в нынешней ситуации.
Антикайнен сделался замкнутым и необщительным, его мучили мысли о безнадежности своего положения. Впрочем, это вряд ли кто заметил — он всегда был замкнутым и необщительным. Одно радовало: воюет он не на территории родной Суоми. Но безрадостным было то, что он вообще воюет.
Карелия ему нравилась, но не очень. Олонец, вообще, произвел впечатление такой древней древности, вокруг которой образовалось много знаменательных своей энергетикой мест, занятых, как водится, монастырями: Свирское, Сяндемская пустынь, Важеозерский монастырь, Андрусово, опять же. Чудотворцы Александр Свирский, Афанасий Сяндемский, Геннадий Важеозерский, Герман Рыпушкальский, Назарий Олонецкий, да еще много кто.
Вероятно, так по всей Карелии — и это было очень интересно. Чудотворцы делали чудеса, их даже «чудью» величали, как целый народ. И озеро Чудское тоже неспроста.
Однако Тойво очень не нравилось, что именно на этой земле так очевидно отвращение с пути предков, так явно вымирание народа с древнейшими традициями, так безрадостна дорога в будущее. Нету будущего! Выпить водки, что ли?
Финны атаковали подступы к Петрозаводску, захватили 13 июня ближайшие деревни, Половину и Виданы. Потом через неделю продвинулись еще дальше к Бесовцу и Сулажгорским высотам, а потом выдохлись. Перестали воевать, пошли в баню и напились пьяными. Нашим бы воспользоваться наступившим паритетом, да они тоже пошли в баню и напились пьяными. Хорошо, хоть не в одну баню пошли.
Но такая ситуация не устраивала, в первую очередь, самого товарища Сталина. Ленина, похоже, уже начинало все устраивать.
Тайным приказом Иосиф Виссарионович включил в стратегию обороны Петрограда, которой, собственно говоря, и занимался последнее время, разгром финского агрессора. Важно было щелкнуть по носу зарвавшегося царского генерала Маннергейма, указать ему истинное место в истории Советской Карелии: хулиган, вонючка.
Командование 7 Красной армии придумало план и подсунуло его Сталину на подпись. Тот походил с циркулем возле карты на стене, потом выбросил циркуль в окно и написал на плане резолюцию: «Ознакомлен-с».
Это ознаменовало начало подготовки первой Видлицкой десантной операции.
В течение одной недели к устью реки Волхов прибывали военные суда, одолженные руководством у различных флотов, в том числе и у Онежской флотилии. Основным поставщиком, конечно, был Балтийский флот. Своего военного представительства ВМФ на Ладоге не имел, но это не беда.
Командир Онежской флотилии с непроизносимой фамилией, то ли Панцежговский, то ли Панцержанский Эдуард, для своих — Эдик, принял на себя командование и пересчитал суда. Контуженному на Первой мировой войне на эсминце «Гром», ему никто перечить не стал.
Со Шлиссельбурга пришла ударная сила: эсминец «Амурец» с таким же эсминцем «Уссуриец», а также сторожевые суда «Выдра» и «Ласка». Сам Эдик привел к месту сбора посыльное судно и 4 пароходика для перевозки крупного рогатого скота, ну, или — десанта.
— Раз, два, три, четыре, пять, — посчитал Эдик. — А вас четверо. Я — командир.
— Ладно, — согласились капитаны из Шлиссельбурга, пуская дым из трубок в густые адмиральские усы. — Можешь убрать свой револьвер.
Эх, если бы они заранее придумали развернуть на Панцержанского по две пушки 102 и 60 мм калибра, да по одной зенитке 37 мм калибра, что были на вооружении на эсминцах, и по две 76 мм пушки со сторожевых судов, тогда количество кораблей перешло бы в качество. 750 тонн водоизмещения — эсминец, 25 тонн — сторожевик — это посерьезнее будет, нежели все десантные суденышки вместе взятые. Стали бы они командирами, точнее — кто-нибудь один из капитанов стал бы.
Ну, да дело решенное, чего теперь морщиться понапрасну — прислушались к идеям Эдика и идеи эти оказались очень разумные.
— 27 июня ровно в 5:25 мы подойдем к селу Видлица и после подавления системы обороны противника артиллерийским огнем высадим десанты. Утренний туман нам поможет скрытно подойти так близко, как это только возможно, — сказал Эдик.
— А если не будет тумана? — спросил один из капитанов.
— Этого не может быть, потому что не может быть никогда, — отрезал Панцержанский. — Еще вопросы есть?
Потом он произнес несколько сотен слов, используя специфичную морскую тематическую лексику. Тема — идиоматические выражения на воде.
Когда он закончил, шлиссельбургские капитаны синхронно вытерли со лбов проступившую испарину и разошлись по своим кораблям.
Финнов в Новую Ладогу нагнали целую уйму, пришлось им даже в Старую Ладогу на постой уходить. Имелись в виду «красные» финны, бойцы Шестого финского советского стрелкового полка. Некоторые менее сознательные товарищи называли его Первым финским полком, потому что других таких национальных образований в РККА не было, но это дела не меняло — Антикайнен числился комиссаром.
Это значило, что он впереди всех десантников на лихой ладожской волне высадится и, увлекая массы за собой, прибежит в Видлицу и захватит ценные трофеи. Следует отметить, что именно это село было наиболее укреплено AVA, будучи настоящим плацдармом для дислокации финских войск. Поговаривали, что одномоментно там копили злобу на Советскую власть до двух тысяч финских егерей.
Действительно, стратегически это было правильно. Олонец — стратегически неправильно. Когда финны вошли в Видлицу, они первым делом отловили всех активистов и сочувствующих новому порядку, загнали их в самый большой амбар в центре села, а потом методично расстреляли. Не подлежала сомнению национальная принадлежность погибших сельчан — все они были карелами.
Тойво приноровился выступать перед бойцами: нацепит на лицо скорбную рожу, правую руку сожмет в кулак и начнет им трясти над головой в такт словам — все слушатели были его. Били в ладоши, требовали выступления на бис.
Однако даже пламенных речей Антикайнена не хватило, чтобы всем погрузиться на десантные суда — красногвардейцы явно боялись и упрямились идти на борт. Тогда к ним подошел на всех парах флагман — посыльное судно — и командующий Эдик выставил вперед руку с револьвером.
— Поубиваю, чухонские морды! — как мог доброжелательней, сказал он.
— Эх! — вздохнула красноармейская масса и, сомневаясь в доброжелательности жеста командира, попрыгала в лодки.
— Это всего лишь ночная прогулка по озеру, — попытался успокоить товарищей Тойво, в основном, пытаясь успокоить себя. — Белая ночь! Туман. Нас никто не видит.
— Ага! — согласился кто-то из бойцов. — И мы никого не видим. Плывем, блин, под пулеметы.
Туман, действительно, упал и становился все гуще и гуще, словно по щучьему веленью командующего Эдика. Двигателя кораблей равномерно охали под палубой в машинном отделении, мелкая зыбь плюхала по бортам, люди молчали.
В условленное время, покружив для верности по озеру, вся флотилия пошла в атаку, разбившись перед этим на две неравные группы. 200 бойцов должны были высадиться севернее устья реки Тулокса, в пятнадцати километрах от Видлицы, 500 десантников — непосредственно в устье реки Видлица. Одновременно с этим на четырех участках фронта должны были перейти в наступление сухопутные силы 1-й стрелковой дивизии РККА.
В 5:21 Красная гвардия встала наизготовку, в 5:23 — приготовилась, а 5:25 бросилась в атаку. Все с оговоренной заранее точностью — как у немцев, черт бы их побрал.
Корабельные пушки принялись палить в белый свет, как в копеечку, двигателя десантных судов заревели, как мамонты, а десантники в них завыли от страха, как дикие австралийские собаки динго.
Финны в Видлице тоже ответили густым пулеметным огнем, обеспечивавшим поддержку береговой артиллерии. Все было в то июньское утро густым: и туман, и огневая мощь, и вода, ладожская, перемешанная с песком и кровью. Густо ругались матом наступающие финны, густо ругались матом обороняющиеся финны. Густо чадили все подожженные артиллерией дома в Устье-Видлице. Густо лежали тела мертвых и раненных.
Тулоксу, однако взяли очень быстро — там оборона была пожиже, главное желание взвода охраны было побыстрее удрать от Красной армии. Часть десантников снова погрузились на свои посудины и помчались на всех парах на подмогу товарищам. Часть проверяла дома на наличие отсутствия врагов, часть поджигала былую финскую комендатуру в конторе лесопилки.
Отправившиеся в Видлицу суда поспели вовремя: невесть откуда навалились финские гидросамолеты, а потом подошли боевые катера врагов. Они все вместе провели бой по всем правилам сражений на воде. Десантники к тому времени успели высадиться, а шлиссельбургские военно-морские асы показали, как нужно сбивать невесть откуда взявшиеся гидросамолеты и топить боевые катера.
— Что это было? — спросил со своего флагмана командующий Эдик. — Откуда взялись эти гидросамолеты?
— Невесть откуда, — объяснил ему адъютант.
— Ладно, — кивнул головой Панцержанский. — Продолжим. Итак, что у нас тут имеется?
А имелась уже рукопашная схватка. Финны, красные и белые, разобрались по группам и ожесточенно принялись уничтожать друг друга всем подручными средствами. Белых, впрочем, было больше. Это вызывало определенную тревогу.
Тойво с отделением верных товарищей решил обойти разгорающееся сражение и обходным маневром зайти врагам с тыла. Ему в голову пришла мысль скоординировать корабельную артиллерию: не то, отогнав финскую поддержку с озера, они лупили со всех корабельных орудий, куда попало. В солдат стрелять не рекомендовалось, потому что разобрать, где наши, а где ненаши было решительно невозможно. Вот поэтому они установили в виде мишеней все видимые с озера дома местного населения. Толку от этого не было никакого, разве что горе для селян.
Короткая схватка с обслуживающим персоналом склада боеприпасов завершилась победой людей Антикайнена. Кто-то из красногвардейцев крикнул, что красные на подходе, сейчас всех возьмут в плен, потому что они окружены, так что сваливайте подобру-поздорову. Языкового барьера не было, поэтому лахтарит, посовещавшись, убежали соединяться с теми финиками, которым окружение не грозило.
Тойво надумал поднять над складом какое-нибудь полотнище, чтобы привлечь внимание канониров и вызвать огонь на это, почти невидимое с озера строение. Нужен был большой взрыв, чтобы все белые поняли, что наши наступают со всех сторон. Один из бойцов раздобыл под это дело простынь из соседнего дома. Однако белый флаг — это знак капитуляции. Может, купятся на него артиллеристы и не будут палить.
— Давайте на простыне что-нибудь нарисуем! — предложил сообразительный красноармеец.
— Чем — кровью, что ли? — спросил другой.
Конечно, крови в этот исторический момент проливалось изрядно, но как-то душа не лежала к ее использованию таким вот образом. Тем временем в складе обнаружилась банка красной охры — смеси безводной окиси железа с глиной. Этой краской красили сараи, да и дома по причине доступности и дешевизны.
Хорошо, теперь возник вопрос: что рисовать-то? Красный крест — подумают, что госпиталь, красный квадрат — подумают, что Малевич халтурит, под Красное знамя косит.
Тойво макнул в краску кисть из мочала и нарисовал посреди простыни жирную красную точку.
— Это что? — спросил его товарищ.
— Это мишень! — твердо сказал Антикайнен, потом они привязали белое полотнище к шесту и воткнули его в крышу на коньке.
— Что такое? — тотчас же уставился в бинокль на появившийся флаг командующий с флагмана.
— Японцы, товарищ командир! — ответил адъютант. — Цусима!
— Ах вы ж, япона мать! — взвился Панцержанский. — Только этой сволочи здесь не хватало! Весь огонь на японцев!
Вестовой матрос отсемафорил комендорам, те взревели своим артиллеристам:
— По японцу товсь! Огонь!
Антикайнен успел с товарищами удрать на безопасное расстояние, как один из первых выстрелов накрыл склад. Тот, не мешкая, взлетел в воздух. Это было громко, это не могли не заметить все противоборствующие.
— Васька, Ванька, Вахтанг! — на русском языке закричал Тойво, едва грохот взрыва смолк. — Обходи лахтарит справа!
— Колька, Костька, Котэ! — тоже на русском прокричал другой красноармеец, поняв задумку комиссара. — Заходи слева!
— Андрейка! Антошка! Анвар! — подхватил еще один красноармеец. — Наваливайся сверху!
Финны, конечно, смекнули, что у них в тылу образовались веня-ротут (русские крысы), да еще и каких-то грузин с собой приволокли. Так Сталин тоже грузин! Значит, это его гвардия! Все, дело — швах, надо срочно перегруппироваться.
Коммуникации с Финляндией оказались прерваны, возникала реальная опасность окружения. И AVA потекла от Видлицы прочь, остановившись только на финской территории в Погранкондушах. Майор Талвелла взял командование на себя и приказал своим войскам отходить от Петрозаводска.