Глава 28

Молли

(Девчонка с пушкой)


Линкольн прижимает меня к себе, и наши сердца быстро бьются после занятия любовью.

Как резко меняется жизнь. Прежде чем я попала в эту пещеру, я была абсолютно одинока, но теперь чувствую, как будто… В смысле, я знаю, что это глупо — он сумасшедший, и, несмотря на то, что мы были так близки в детстве, мы существовали врозь пятнадцать лет — но я действительно чувствую, что у меня появился друг. Мои воспоминания все еще расплывчаты. Еще не очень хорошо складываются друг с другом, когда пытаюсь составить неподходящие части головоломки, но основные моменты на месте. Он — единственная причина, по которой я жила все эти годы. Я всегда знала, что во мне чего-то недостает.

— Я собираюсь оставить тебя здесь, — говорит он, бубня себе под нос, что значит, что он засыпает. — Женщинам не нужно работать. Они принадлежат дикарям, живущим в пещере Бэтмена. — Я слегка поворачиваю голову, чтобы взглянуть через плечо на его лицо, и он начинает смеяться. — Эй, ты ведь сама хотела, чтобы я был Альфой. А Бэтмен и есть самый настоящий Альфа.

Я прижимаюсь к его груди и улыбаюсь.

— Ты ошибаешься. Конечно, я помню не так много, как ты, но достаточно, чтобы знать, что ты будешь добр со мной.

— Придерживайся этой мысли, девчонка с пушкой. Просто держись за нее до утра. Потому что я устал до смерти, и нам все еще много о чем надо поговорить. Но я, определенно, не собираюсь думать об этом, пока не посплю, проснусь и трахну тебя еще разок.

Боже. Я уже готова снова продолжить. Он такой сексуальный. Его руки стремительны, как пушки. Твердые, как сталь, бицепсы, обвивающие меня и заставляющие чувствовать себя в безопасности и под защитой. Думаю, никогда раньше я не чувствовала себя более защищенной, чем сейчас. Его грудь и пресс словно выточены из камня. Глубокие впадины и выпуклости, которые заставляют меня чувствовать себя в безопасности от всего, чего я прежде боялась.

— Пообещай, что будешь здесь, когда я проснусь.

— Обещаю, — шепчу я, мои веки тяжелые, а тело удовлетворено. — Все может подождать до завтра.

— Моя девочка, — бормочет он.

Вскоре после этого он засыпает, но меня сон обходит стороной. Мой разум сейчас слишком занят, чтобы сдаться. Вся жизнь пролетает у меня перед глазами. Все хорошее, а его было не мало. Семья Мастерс любила меня. Они заботились обо мне так, будто я была их родной дочерью.

Уилл был моим лучшим другом все детство. У нас была разница в пять лет, и я очень его любила. Возможно, я подсознательно помнила, что для меня значил Альфа. Возможно, я заменила Линкольна Уиллом. Оба старше, оба бесстрашные, оба присматривали за мной.

Но смерть Уилла буквально уничтожила меня. Этого было достаточно после смерти нашего отца. Шоу распалось, конечно же. Моя мать впала в очень-очень сильную депрессию и вытворяла всякое. Ужасные вещи. Например, портила мотоциклы, чтобы мы разбились. Так и произошло, когда мы с Уиллом репетировали. Было очевидно, что байки нарочно испорчены, и это вывело руководителя службы безопасности прямиком на нее. Она закатила истерику, она орала, нервничала. Им пришлось дать ей лекарство, чтобы она успокоилась. А на следующий день я нашла ее лежащей в луже собственной крови в ее трейлере, и это был конец для семьи Мастерс в цирке. Обнаружить маленькую девочку, которой нужна была помощь — одно, но мертвое тело точно не пошло бы на пользу бизнесу. Время от времени социальные работники и так суют повсюду свои носы, пытаясь выяснить, где дети подвергаются насилию или работают слишком много.

К тому времени я уже была подростком, поэтому до меня никому не было дела. Но были другие дети. И в тот самый день, когда моя мать попыталась свести счеты с жизнью, заявился один из таких работников.

И встал вопрос: либо ей оказывают профессиональную помощь, либо социальный работник заводит дела по всем детям, работавшим в цирке. Конечно же, мы с Уиллом согласились. Моей матери была необходима помощь. Но как только она попала в учреждение, ей стало только хуже. И на самом деле это основная причина, почему я приняла предложение о работе в Кафедрал Сити. Я хотела помочь ей, но я еще не собралась с силами, чтобы пойти туда и навестить ее. Я никогда не навещала ее. Мы с Уиллом были слишком сильно поглощены выживанием после того, как все развалилось.

Когда мне исполнилось восемнадцать, мы с Уиллом отдалились, потому что он увлекся гонками.

Я вздыхаю в темноте.

Я была так глупа, что позволила ему это сделать. Но именно Уилл держал все под контролем, а не я. Он был моей опорой. Даже когда не стало отца, он все равно оставался моей опорой. Я никогда за него не переживала. Я оправдывала смерть моего отца. Он был старше. Он рискнул, чтобы сделать шоу более захватывающим, и он проиграл.

Но Уилл всегда был таким разумным. Думаю, на это я и рассчитывала. На то, что он поддержит нас обоих, а он взял и, буквально, убил сам себя.

Меня накрыла глубочайшая депрессия. Осознание того, что я осталась одна в этом мире, поглотило меня. Мне нужно было выбираться. Сбежать. Было бы очень просто сделать со своей жизнью то, что сделала моя мать. Очень просто поддаться унынию.

А затем это предложение о работе, и я поняла, что у меня есть возможность двигаться вперед. Наверное, я пыталась ухватиться за соломинку, может быть, это были глубинные воспоминания о том, что для меня значил Кафедрал Сити.

Школа.

Линкольн издает тихий храп и переворачивается, ослабляя свои крепкие объятия.

И я моментально начинаю скучать по нему. Какая бы связь ни возникла между нами, когда мы были детьми, она по-прежнему существовала. Возможно, хрупкая. Тонкая нить из воспоминаний и эмоций. Но они все еще здесь.

Я хочу попробовать укрепить эти нити. Узнать, что мы потеряли той зимней ночью, когда наши пути разошлись.

Его пещера — идеальное место, чтобы спрятаться от всего мира и собраться с мыслями. Думаю, это и есть то, чем он здесь занимается. Прячется от жизни. Как я и моя жизнь в цирке, а позже в армии.

Я хочу присоединиться к нему. Больше всего я бы хотела остаться здесь и никогда больше не выходить отсюда. Это было бы идеально. Линкольн и я в нашем маленьком доме в пещере, наполненной различными приспособлениями, лабораториями и компьютерами.

Мне интересно, чем он занимается там, внизу. Есть ли у него работа? Держу пари, он какой-то инженер или механик. И что он прячет под этими перчатками? Я смотрю на компьютер в углу комнаты и изучаю экран. На рабочем столе нет иконок, а на заставке — картинка мерцающих микросхем.

Внезапно во мне просыпается желание поразнюхать, но, определенно, компьютер заблокирован, так что нет смысла заморачиваться.

Нет. Никаких расследований. Я хочу, чтобы Линкольн все мне рассказал, когда он сам этого захочет и как он сочтет нужным. Но сейчас я умираю от жажды, и мне нужно в туалет. Я встаю с кровати и щупаю вокруг в темноте, пока не нахожу свои трусики. Я натягиваю их и начинаю искать свою кофту, но нахожу только кофту Линкольна. На данный момент сойдет и она, так что я надеваю ее и окунаюсь в мужской аромат.

На цыпочках я подхожу к полоске света, исходящей из-под двери, и после нескольких секунд поиска нахожу ручку и открываю дверь.

Свет не яркий, но я прищуриваюсь после темноты в его комнате. Пещеру Бэтмена наполняют звуки работающих компьютеров, и свет, отражающийся от аквариума с медузами размером со стену, создает волнистый рисунок повсюду. Этот гигантский монитор на стене, по которому он разговаривал с Кейсом Райдером, сейчас выключен, но множество других машин работают. Голограмма байка в процессе работы парит над столом, роботы суетятся вокруг него, трудясь, а их металлические отростки жужжат при движении.

Чем он здесь занимается? Определенно, выглядит так, будто он разработчик мотоциклов. Я делаю несколько шагов вперед и вижу широкий коридор, который не заметила, когда была здесь в первый раз. Дальняя левая сторона пещеры представляет собой гигантскую стеклянную стену, а по другую сторону расположены комнаты. Одна из них наполнена емкостями со светящимися медузами, уменьшенными версиями тех, которые находятся в главном аквариуме. Они переливаются всеми цветами радуги в темноте, и я загипнотизирована их невесомым танцем в воде.

Главный аквариум гигантский, что-то подобное можно увидеть в городском океанариуме. И медузы огромные. Они выглядят, как декорации или домашние животные. Я подхожу ближе, чтобы рассмотреть новую комнату с аквариумами. Эти уменьшенные версии, кажется, для опытов, если принять во внимание оборудование, которое их окружает. Микроскопы и холодильники.

Через некоторое время я прохожу дальше, и следующая комната выглядит, как инженерная лаборатория с различными стационарными роботизированными руками, занятыми работой над другим байком.

Дальше по коридору есть еще на что посмотреть, и еще одна стеклянная перегородка, но, когда я подхожу ближе, чтобы заглянуть туда, вижу, что эта лаборатория абсолютно отличается от других. Здесь находится какой-то операционный стол в центре комнаты с освещением, как в операционной. В следующей комнате находятся клетки с белыми мышами, составленные до потолка. Еще компьютеры, конечно же. Если Линкольн — механик, то он весьма высокотехнологичный. Но мыши? И микроскопы? И эта комната, наполненная аквариумами с медузами?

— Что ты делаешь? — Я разворачиваюсь и вижу голографическую женщину позади меня, ее полупрозрачные руки сложены на бедрах так, будто она раздражена.

— Просто ищу ванную, — отвечаю я. — И я хочу пить.

— Думаю, у нас могут возникнуть проблемы.

Я делаю шаг назад. Ее тон резок, и, хотя я знаю, что она состоит всего лишь из света, она пугает меня.

— К-к-какие еще проблемы?

— Я не уверена насчет ингибитора. — Она сердито смотрит, и мне интересно, как много возможностей есть у этой штуки. — Он дает значительные преимущества в твою пользу. Я могла допустить ошибку.

— Я не… я не понимаю. — Я не уверена, что мне стоит разговаривать с этим компьютером. Что, если у нее есть что-то против меня? Что, если ей не нравится то, что я здесь? Абсолютно ясно, что Линкольн не приводит сюда людей. Возможно, ее интересует наше прошлое. — Я не понимаю, что это означает, — говорю я. — Ты ведь Шейла, да?

— Верно, — говорит она, обходя вокруг меня, как будто оценивая противника. Пытаясь выяснить, сможет ли она побить меня. — Что, если ты в один момент решишь навредить ему?

Черт. Она не собирается успокаиваться. И она пугает меня. Не думаю, что такие технологии даже существуют. Я не представляю, на что она способна.

— Я не… я не понимаю всего этого, извини. Мне просто нужно в туалет.

— Ты знаешь, кто он? Чем он занимается?

— Нет, — четно отвечаю я. Принцип Альфы нам не объясняли. И восьмилетней девочке не нужно этого знать, даже если она является пешкой в этой игре. Единственная причина вовлечения в это маленькой девочки — возможность заставить ее сотрудничать без лишних объяснений. — Но мне интересно, — говорю я в надежде, что это заставит ее отступить, или, по крайней мере, она даст мне более полную информацию.

— Значит, ты можешь арестовать его?

— А у меня есть повод арестовать его? — Я знаю, что он причастен к этим убийствам, но не знаю, как и почему. Его не было на записи с камер видеонаблюдения.

— А если будет, то арестуешь? Или поможешь ему? Или поступишь с ним так же, как со своей матерью?

— Что? Откуда тебе известно о…

— Я — компьютер, детектив. Очень мощный компьютер. — В этот момент, кажется, что она становится больше. Выше, шире и даже реальнее. Свет, который формирует ее тело, становится более плотным, менее прозрачным. Она кажется еще более трехмерной, чем было буквально пару мгновений назад. — У меня есть доступ к любой базе данных на Земле.

Она ужасает меня.

— Это невозможно, — смело произношу я.

— Да ладно?

— Ни у кого нет таких возможностей. Есть же системы защиты доступа и… прочие штуки. Я не очень сильна в технике, но люди принимают меры предосторожности. Они не позволяют… подпольным программам проникать и воровать их информацию.

— Так вот, кем ты меня считаешь? Подпольной программой?

— Я понятия не имею, кто ты.

— Ты думаешь, я не могу преодолеть систему защиты, Молли Мастерс? Ты думаешь, я кто? Какая-нибудь заурядная голограмма? Потому что ты видела много подобных мне, да?

— Господи, я не знаю. Чего ты от меня хочешь?

— Линкольн не тот, кем ты его считаешь. Он больше не твой Альфа, Молли. Он мой.

— О, ради всего святого. Ты что, ревнуешь? — смеюсь я. — Я ведь с компьютером сейчас разговариваю. Ты не можешь…

— Возможно, я совершила ошибку, уговорив его встретиться с тобой еще раз. Ты не можешь себе даже представить, что здесь происходит. А я не хочу, чтобы ты пришла сюда и поняла все по-своему.

— Ну и кто же он такой? — Я кладу руки на бедра, готовая вступить в борьбу с этой штукой за то, кто из нас лучше знает Линкольна.

Шейла продолжает кружиться вокруг меня, как вокруг своей добычи. И хоть я и знаю, что моя рука проскользнет сквозь ее светящееся тело, она выглядит устрашающе.

— Какую особую силу дала тебе Школа Одаренных, Молли?

— Особую силу? У меня нет никакой особой силы. Меня использовали, Шейла. Я была лишь пешкой, которую использовали для того, чтобы сдерживать Линкольна от неподчинения. Я не виновата, что оказываю на него такое воздействие. Я об этом не просила. Я лишь хотела, чтобы он был моим другом.

— Должно быть что-то еще. То, что ты видишь, это еще не все, что можно получить в придачу вместе с Линкольном, Кейсом и Томасом. Так почему же с тобой должно быть иначе?

— О, пожалуйста, — фыркаю я. — В чем же тогда его суперсила?

— Он пишет языки.

— Что? Языки?

— Языки программирования, Молли. А именно, он пишет языки программирования, которые переписывают другие языки программирования. Тебе известно, что делает ретровирус?

— Ретровирус, вроде как СПИД?

— Да, вроде того.

— Нет, не совсем, — признаю я. — Я — коп, понятно? А не ученый.

— Ретровирус проникает в твою ДНК и перекодирует ее. ДНК — это код, Молли. А любой код может быть переписан. Это и делают языки программирования Линкольна. Они проникают в систему, переписывают код и затем захватывают ее, не оставляя и следа.

— Значит он — хакер? Этого я не знала, нет. Это неудивительно, учитывая эту пещеру сумасшедшего ученого, в которой мы находимся.

— Он не хакер, Молли, он Бог.

Я насмешливо фыркаю.

— Это, — говорит она, указывая на операционную комнату, — работа всей его жизни.

Я пялюсь на нее, находясь в полном смятении. О чем она говорит?

— Я не вижу там ничего, кроме кушетки и света, так что тебе стоит объяснить мне больше.

— Это потому, что в данный момент его там нет. Он является своим собственным величайшим достижением.

— Очень загадочно. Здесь есть ванная, которой я могу воспользоваться? Или мне стоит пойти разбудить Линкольна и рассказать ему о нашей милой беседе?

— Непременно, я бы очень хотела, чтобы ты разбудила его. Включи свет, когда будешь там. И попроси его снять перчатки. Посмотрим, что он тогда сделает.

Она мне угрожает? Или пытается убедить меня, что он может причинить мне вред? Я вздыхаю, не уверенная, как поступить, но мне, на самом деле, интересно узнать про эти перчатки. Поэтому я игнорирую свой мочевой пузырь и возвращаюсь обратно, откуда пришла. Прохожу мимо стула, на котором висит его кожаная куртка, и смотрю на символ анархии на рукаве.

Это суровое напоминание о том, что Шейла права. Я понятия не имею, кем является Линкольн. Я понятия не имею, чем он здесь занимается. И я не знаю, что он сделал с учеными в «Корпорации Блю».

Я заставляю себя идти дальше. Внезапно мои ступни становятся холодными. Холодный бетонный пол распространяет холод по моему телу, когда я приближаюсь к открытой двери, и, когда захожу внутрь, останавливаюсь посреди темноты и шарю по каменной стене в поисках выключателя.

— Как включить свет? — шепчу я.

— Он управляется голосом. — Шейла прямо позади меня, но по другую сторону порога. — Просто скажи: «Включить свет».

Я проглатываю страх, который внезапно начинает пульсировать во мне и заставляю себя произнести слова.

— Свет…

Свет включается еще до того, как я успеваю договорить.

То, что я вижу, вызывает шок. Я изучаю стены пещеры, пытаюсь все осознать. Несмотря на то, что мое сердце хочет, чтобы все это исчезло, мозг не справляется, и я в шоке опираюсь на стену пещеры.

Загрузка...