Звездолеты погибшей империи

Глава 1 Межзвездная Цусима

— Она красивая…

Андроник Вардан смотрел на экран дальнего обзора. Георгий Навпактос бросил взгляд, осторожно обошел кресло, сел рядом.

Экран был настроен на оптический диапазон. В черном небе висел голубой шар с разводами облаков. Квантовое изображение. В безоконный корпус линкора информация поступала только от внешних датчиков. Правда, их было очень много — как у некоторых морских животных, где органы зрения сидят вдоль всего длинного тела. Тысячеглазый небесный Аргус…

— Я иногда думаю, что каждая планета похожа на какой–нибудь драгоценный камень, — сказал Андроник. — Бывают, как рубин, красные… бывают туманные, как молочный опал… или даже желтые, как янтарь — Карфаген, например, такой… Даже зеленые, как изумруд, бывают. А эта вот — голубая. Как Земля.

— Это славно, когда у командующего флотом поэтическое настроение, — пробормотал Георгий.

Андроник улыбнулся краем рта. Они были знакомы пятнадцать лет — со времен, когда сам Андроник был на четвертом курсе космического коллегиума, а Георгий на втором. Круглолицый тихоня с черными, как оливки, глазами, Георгий не отличался боевым азартом, зато был прекрасным аналитиком. Когда Андроник полгода назад получил звание контр–адмирала и буквально на следующий день — назначение командующим ударным флотом, он назвал кандидатуру своего начальника штаба сразу же. Никто не возразил.

— Не волнуешься? — тихо спросил Георгий.

— Волнуюсь, — признался Андроник. — Всегда волнуюсь, хоть и уверен, что делаю все правильно. Наверное, так и должно быть.

— Наверное, — согласился Георгий. — Я понимаю, мне–то легче. Мне решений не принимать.

— Станешь еще адмиралом, — сказал Андроник. — Может, после этой кампании и станешь… хотя не загадывать бы, конечно.

— Ну да, стану. Наверное. Только меня все равно на штабной работе оставят, скорее всего. Хорошие штабисты в большей цене, чем командиры ударных соединений, — он мягко улыбнулся, и Андроник не смог не улыбнуться в ответ. К дружеской иронии они давно привыкли.

— Давай еще раз прокачаем ситуацию, — попросил Андроник. — Напоследок.

Георгий кивнул, на секунду прикрыл глаза и заговорил — монотонно, как на любом оперативном совещании:

— Цель операции — планета Варуна. Наша задача — обеспечить высадку десанта. Стратегического десанта. У нас пять линкоров: «Пафлагония», «Никополь», «Диоклея», «Паристрион» и наша «Фессалия». У противника линкоров, насколько мы знаем, шесть: «Идзанами», «Лакшми», «Астарта», «Гэсэр», «Тантра» и, если разведка не соврала, «Зерван». Еще у нас есть семь крейсеров — три тяжелых и четыре легких — но они нужны для прикрытия десанта на планету, а при эскадренном бое значения иметь, скорее всего, почти не будут. Так что, если учесть только линкоры — у нас пять против шести. Все шесть линкоров противника относятся к устаревшему типу, который отличается от нашего по трем параметрам. Во–первых, у них меньше прямолинейная скорость. Во–вторых, раза в полтора меньше масса. В-третьих, орудия у них рассчитаны на больший диаметр лучевого пучка, но с меньшей амплитудой. Предназначены для того, чтобы поражать точки на планете, а не пробивать силовые поля других линкоров. Довоенный еще проект, тогда это было актуальнее… Что из этого следует? Если будет классическая дуэль «строй на строй» — мы их вынесем сразу же, в течение каких–то минут. Их командующий это, безусловно, понимает. Поэтому классической дуэли не будет. Основной факт, из которого он должен исходить — пробить нашу защиту его пушки могут только на очень маленькой дистанции. Меньше пяти космолиг. Значит, он будет ловить тактические шансы, используя свою маневренность. Подобраться и ударить. В этой ситуации я, как тактик, рекомендую построение цепочкой. Плотной цепочкой, с расстоянием между нашими кораблями не больше трех лиг, чтобы он не мог никуда вклиниться. Крайние корабли цепочки при этом окажутся в опасности, но я ее оцениваю как минимальную. Пока он будет подходить на нужное для поражения расстояние, любой наш корабль успеет развернуться и ударить носовыми гразерами. Или кормовым, если так будет удобнее. Это мы, если помнишь, считали. А вот когда дуэль завяжется — завяжется в нашей конфигурации, а не в его — тогда и посмотрим, что он для нас приготовил.

— А что бы приготовил на его месте ты?

— На его месте я бы обозначил встречный бой, стараясь никого не потерять, и отходил бы в сторону Токугавы. И я был бы уверен, что командование от меня этого и ждет. Если бы они собирались всерьез защищать Варуну, они бы сюда новые линкоры прислали. А так… Бесполезно умирать за позицию, которая уже проиграна.

— Хорошо, если он думает так же, — пробормотал Андроник.

Георгий пожал плечами.

— Может быть, я ограниченно мыслю, но я не вижу, что бы он мог нам противопоставить. Просто не вижу. Если, конечно, у него нет нового секретного оружия.

Андроник задумался.

— Меня беспокоят фланги, — признался он. — Ты не считаешь, что построение ячейкой все–таки надежнее?

— Цепочка мобильнее, — напомнил Георгий. — Ее можно быстро перестроить во что угодно.

— Ну да… — Андроник сам не понимал, что его тревожит. — Ты говорил о развороте, а разворот, если мы пойдем на крейсерской скорости, как раз будет затруднен. Не забывай, какая у нас инерция.

— Потому я и предлагаю идти не на крейсерской скорости, а на малой. Это не тот случай, когда надо спешить. Развернуться мы успеваем — это не моя интуиция, это расчеты. Я расчетам верю.

Андроник опять задумался, вызывая в памяти знакомые схемы. Он представил себе пять линкоров, идущих плотным строем, и стену огня перед ними. Это впечатляло. Что такое современные орудия, он знал очень хорошо. Огня одного такого линкора, как «Фессалия», хватило бы, чтобы выжечь на землеподобной планете целый континент. На что хватило бы флота, даже не хотелось прикидывать. Слава богам, космические линкоры еще никогда не применялись для огня по планетам; и никогда, надо надеяться, не будут. Так что — к чертям дурацкие мысли. Георгий прав: современное сражение — это прежде всего поединок энергетических мощностей. У кого больше энергии, тот и побеждает. Значит…

— Фрегаттен–капитан Навпактос, прошу вас держать расчеты построений наготове. Основной вариант — «цепочка», резервные варианты — «сфера», «ячейка», «веретено». Они ведь уже, наверное, сделаны?..

— Так точно, ваша блистательность, — Георгий ответил строго по уставу. Иронии как не бывало.

Андроник кивнул и — впервые с начала разговора — обвел взглядом помещение, в котором они сидели. Центральный пост флагманского линкора: экраны по стенам, мониторы, коммуникаторы, огромный тактический дисплей посреди. Капитан корабля Рюдигер Кранке, работающий за своим пультом. Навигаторы, офицеры–тактики, связисты — всего в центральном посту сейчас находилось человек десять, и все были заняты. Нормальная рабочая обстановка.

Он вдруг почувствовал уверенность. Есть ли что–то, о чем мы еще не подумали, когда готовили эту экспедицию? Корабли новые, но основательно проверенные во всех тестовых режимах; зная технику, в них можно быть так же уверенным, как в собственном теле. Если не больше. Специалисты в этот флот подбирались из самых лучших. Энергетические системы — в отличном состоянии. Астрографию окрестностей цели знаем досконально, все–таки два месяца убили на ее изучение…

И — вот она, наконец. Цель. Голубая капля, плывущая по экрану.

Все готово. Ничего не упущено.

В центральном посту линкора «Гэсэр» тоже шла работа. Жужжание коммуникаторов, движущиеся огни на экранах, тихие голоса…

— Минут пятнадцать осталось, — сказали сбоку.

Контр–адмирал Виндзор Уайт рывком повернулся в кресле, посмотрел на говорящего.

— И что у тебя за манера бесшумно подходить… — проворчал он. — Сядь, что ли. Посмотрим на картинку вместе.

Капитан первого ранга Томас Бахарат развернул соседнее кресло и сел. Смутить его было невозможно. Законченный флегматик. Лишних слов он обычно не тратил.

Какое–то время они молча смотрели на экран. Византийский флот приближался, уже готовый развернуться в боевой ордер. Иконки чужих кораблей — желтые треугольники — красиво смотрелись на темно–синем фоне, обозначавшем небо. Правда, многие параметры пока были неясны; Вин сам не мог точно сказать, где тут линкор, а где тяжелый крейсер. Ну, вот подойдут сейчас поближе…

— Не передумал?

Бахарат ухмыльнулся.

— Как я могу передумать? Ты командир, я начальник штаба. Ты приказываешь, что делать — я считаю, как это сделать лучше. Вот, посчитал.

— Молодец, — проговорил Вин. — А если я прикажу вести корабль в центр звезды — ты посчитаешь, как сделать, чтобы он подольше не расплавился?

Бахарат расплылся в улыбке и до ответа не снизошел. Впрочем, Вина сейчас мало занимала болтовня. То, к чему он непрерывно готовился последние две недели, надвигалось. Если что–то сделано не так — исправлять поздно. Разве что уклониться от сражения вообще; дать пару залпов, обозначающих, что Варуна все–таки сопротивлялась, и скомандовать отход. Но Вин знал, что он скорее умрет, чем так поступит.

Он очень удивился, когда его, сравнительно молодого офицера, вдруг назначили командовать флотом. И удивился еще сильнее, когда узнал, какие ему дают корабли. Флот, состоящий из устаревших линкоров, Варуну не удержит! Вин был готов сказать это в Главном штабе — и сказал бы, если бы вице–адмирал Дхарван не запретил ему вообще поднимать этот вопрос.

Дхарван, старый ворон… Старый покровитель Вина, чего уж тут. Они были знакомы десять лет. Скорее всего, Вин никогда бы не дослужился до адмиральского чина, если бы не этот человек. И теперь он не знал, кому верить, если не ему.

«Слушай, что я тебе скажу. Тебя назначили не просто так, это ты понимаешь. Твой проигрыш запланирован. Когда мы потеряем Варуну в результате поражения флота, возглавляемого тобой, кое–кто в столице будет этому очень рад. Круги пойдут… я тебе не буду говорить, какие. Штабные дела — это моя проблема, а не твоя. Твое дело — понять боевую ситуацию. Никаких новых линкоров тебе не дадут. Ни одного нового корабля. И даже я тут ничего не смогу сделать. Будешь просить — углубишь яму, в которую ты должен упасть, по их мнению. И все. Между тем назначение ты уже принял — конечно, они знали, что ты не откажешься. Так что, боюсь, переиграть это теперь будет очень трудно…»

«Я не хочу переигрывать».

«Тебе почти не оставили выбора. Ты считаешь, что все–таки можешь победить?»

«Я хочу попытаться».

С этого разговора прошел месяц. Надо отдать Дхарвану должное: разведывательную информацию о вражеских флотах Вин получал отличную, и снабжение его собственного флота тоже было на высоте. И людьми ему Дхарван помог. Но — ни одного нового корабля, как и было сказано. Что же там такое происходит, на столичной планете, в Ледяном дворце? Вин запретил себе об этом думать. Не время. Если есть хотя бы один шанс из миллиона провести это сражение так, чтобы император Вичупака, сожри черти его кости и печенку, остался доволен, — этот шанс должен нам выпасть. А там уж как ляжет, так и ляжет.

— До выхода флота противника на дистанцию эффективного огня осталось пять минут, — доложил офицер–тактик.

— Сближаемся…

Андроник и Георгий стояли у большого тактического экрана. Перед ними был гондванский ударный флот — множество ползущих по синему полю малиновых треугольников и овалов. Траектории пока выглядели довольно путаными. Ничего, скоро развернутся…

Вместе с командирами на экран глазели два лейтенанта–тактика. Пусть смотрят, это им полезно. Срочных дел у них все равно нет. В идеале работа штабного офицера вообще должна заканчиваться до начала боя — не нами это впервые сказано…

Движение на экране изменилось. Малиновая россыпь выделила из себя группу крупных треугольников, которые начали строиться в линию.

Что–то в этой картинке было неправильно. Через мгновение Андроник понял, что именно.

— Почему их девять? — И тише, обращаясь к Георгию: — Какого черта?

— Не знаю… — Георгий всмотрелся в экран. — Судя по сигнатурам, все их линкоры — однотипные. То есть новых среди них нет. Я не знаю, откуда они вытащили еще три штуки.

Андроник чертыхнулся про себя. Вот и первый сюрприз. Командующий гондванским флотом явно не дилетант.

— Предложения есть?

— Действовать по первоначальному плану, — сказал Георгий, не задумываясь. — Они проявят себя. Скоро уже…

Девять малиновых треугольников на экране выстроились в четкую цепочку. Отлично… Нам предлагают поверить, что командующий противника все–таки решился на линейный бой? Или у него есть какой–то козырь в кармане? Или — что тоже возможно — он решил сойтись, а потом перевести линейный бой в беспорядочную свалку, чтобы с ближней дистанции уничтожить хоть кого–то?

Нет смысла гадать. Через какие–то минуты все увидим.

Андроник сел в кресло у эскадренного коммуникатора и вдавил нужную кнопку. Сообщение, которое должно было сейчас пройти по флоту, следовало передать голосом. И желательно — по так называемой громкой связи. Чтобы услышали все, кто находится на боевых постах.

— Всем кораблям! Артиллерию — к бою!

— Готовятся открывать огонь, — сказал Бахарат, сидевший в кресле рядом с Вином Уайтом.

Вин кивнул. Гразер главного калибра — это тебе не ствольная пушка, его нельзя привести в действие мгновенно. Получив команду, главный энергетик корабля активирует магистраль, соединяющую термоядерный реактор с орудиями; идущая по этой магистрали энергия запускает систему многоступенчатой накачки — пять–шесть последовательно усиливающих друг друга контуров, каждый из которых сам является довольно мощным лазером; наконец, ионизированные частицы рабочей плазмы полностью переходят в возбужденное состояние, и корабль становится способен выбросить сноп огня, сравнимый по мощности со звездным протуберанцем… На все это нужно время. Самое меньшее — минут пять, если системы новые и корабль хороший. У наших византийских друзей корабли хорошие. Не пропустить бы…

Вин достал из кармана и положил перед собой механический секундомер. Пригодится. Этот инструмент уже вызывал у младших офицеров улыбки, но Вин игнорировал такие мелочи. Если сегодня все удастся, отношение к нему изменится сразу. Ох, как изменится… Ну а если не удастся — тогда уже все равно.

Желтые треугольники на экране шли ровной короткой линией. Кажется, пора, подумал Вин. Ладно… Он переключил тумблер на щитке эскадренной связи.

— Тройка — старт!

Андроник Вардан смотрел, как его линейные корабли движутся по экрану. Крайней слева шла флагманская «Фессалия», на которой он сейчас находился; дальше — «Пафлагония», «Никополь», «Паристрион», и крайней справа — «Диоклея». Расстояние между ними было минимальным. Очень устойчивое построение. Очень. Трудно представить, как противник сможет что–то с ним сделать.

Может, все проще, чем мы думали? Если нас сейчас никто не остановит, и путь на планету окажется открыт — то… собственно, надо будет начинать высадку. А что медлить? Константин Стратиотик, командующий амфибийным флотом, готов привести сюда свои корабли через час — ему надо только сигнал дать. А добивание гондванских так называемых линкоров… если, конечно, они сами не догадаются отойти… это можно будет вообще предоставить тяжелым крейсерам. Крейсер слабее, чем современный линкор, зато маневреннее; и у него, в отличие от линкора, есть орудия по бортам. Как раз то, что надо для такого противника.

Только вот почему их все–таки девять вместо шести?..

Тут картинка на экране опять поменялась. От строя противника, который до этого был четким и плотным, отделились три крайних корабля и пошли под углом к остальным, направляясь к левому флангу византийской эскадры — то ли к «Пафлагонии», то ли к «Фессалии». И — неожиданно быстро.

Георгий Навпактос тихо выругался, отошел к пульту навигационного центра и быстро о чем–то заговорил с работавшим там дежурным лейтенантом.

Андроник сам видел, что дело неладно. Старые линкоры типа «Гэсэр» просто не могут идти с такой скоростью. Не могут! А вот же идут… Он покосился на командира «Фессалии» Кранке, который как раз что–то говорил в микрофон. Ну, тут вмешательства не требуется, ситуация штатная…Что бы это ни были за корабли — они сейчас свое получат.

…Если это не какой–то стратегический сюрприз. Кто знает, какое новое оружие могли изобрести на Востоке? По штабам бродили глухие байки о разработках самых невероятных ударных систем — например, боевых сингуляторов, способных мгновенно создать локальный аналог черной дыры… Слухи? Кто его знает! Что ж, сейчас во всем убедимся, остались секунды…

И тут «Фессалия» открыла огонь.

Корабль противника, шедший самым крайним, просто исчез. Андроник даже не успел толком прочитать на дисплее параметры вспышки. Тут же «Фессалия» ударила по другому чужому кораблю, и «Пафлагония» — по третьему (лучи их орудий пересеклись). И все.

Впереди стало чисто.

Андроник повернулся к Георгию. Тот выглядел мрачным.

— На этих кораблях не было двигателей Лангера. Это очевидно по характеристикам взрывов. Скорее всего, на них даже людей не было. Это не линкоры. Это макеты. По которым мы благополучно отстрелялись, — с каждым словом Георгий мрачнел все больше.

Совсем мне это не нравится, подумал Андроник.

— И… — он не договорил. Обстановка на экране менялась вновь — и как! Линкоры противника — шесть, их таки было всего шесть… — стремительно отходили. С максимальной скоростью, возможной для кораблей этого типа. Отходили, сохраняя строй, причем не прямо назад, а назад и вправо — выходя из секторов обстрела византийцев и одновременно смещаясь в сторону планеты.

Охват, подумал Андроник. Мы можем сделать охват. Если сейчас изогнуть нашу линию, они останутся в зоне обстрела… только делать это надо быстро, они удаляются… Нет. Не стоит. Будем двигаться вперед, как двигались. Невозмутимо. Тактически это ничего не изменит, а с точки зрения психологии — так даже лучше…

Византийские офицеры молча смотрели, как флот противника отступает.

Вин Уайт тоже внимательно следил за движением своего флота. Пока все шло именно так, как он задумал. Он ожидал, что противник ответит на отступление попыткой провести маневр охвата, и был к этому готов. Но командующий византийцев, очевидно, решил проявить выдержку. Что ж, еще лучше.

Вин переключил связь на режим «всем командирам кораблей» и взял микрофон.

— Флот, маневр «Зеркало». Повторяю: «Зеркало». Во имя Кали, — он для верности закончил приказ фразой, обычно заменявшей в таком бою пожелание удачи. А потом выключил микрофон и откинулся в кресле. Теперь лучше было не вмешиваться.

— Что они делают?!

Андроник Вардан быстро крутил верньер объемной настройки — плоская картинка нужной информации о положении кораблей противника больше не давала. Теперь они отошли довольно далеко и там строились… Господи, неужели вогнутой полусферой? Конечно, полусфера из шести кораблей — это очень условно… но сомнений у Андроника не было.

Было непонимание.

— Самый ближний из них — в двадцати четырех лигах от нашего крайнего корабля, — сообщил Георгий. — От «Диоклеи» то есть. На такой дистанции даже мы не факт, что пробьем чью–нибудь защиту, а при их вооружении… Ничего не понимаю. Если они хотят в нас стрелять, им бы надо было расположиться раз в пять ближе.

Андроник кивнул. Все это он прекрасно знал и сам… только вот в идиотизм гондванского командующего он не верил.

В следующую секунду корабли противника открыли огонь — все одновременно. В «Диоклею», оказавшуюся будто в фокусе огромного вогнутого зеркала, уперлось сразу шесть гразерных лучей.

Андроник знал, что силовое поле «Диоклеи» им не пробить. Это невозможно физически, и плотность огня тут ничего не решает; с таким же успехом можно пытаться, например, пробить броню танка, стреляя по нему сразу из десяти винтовок. Неужели это такой отвлекающий маневр? Если не отдать другой команды, «Диоклея» сейчас начнет разворачиваться, чтобы ответить нахалам своим главным калибром. Главным его, конечно, называют по привычке, другого–то на линкорах и нет… но тому, в кого попали, это уже неважно. А она попадет. Наверняка. Несмотря на расстояние.

Рядом с иконкой «Диоклеи» на экране загорелось маленькое подобие циферблата. Это означало, что она начала поворот. Красная ось на «циферблате» смещалась по часовой стрелке.

— Медленно… — тихо простонал Георгий.

Андроник ничего не ответил. Медленно, конечно, как же еще… У стальной громадины длиной почти в километр инерция — чудовищная. Ее поворот нельзя ускорить никакой силой. И то, что гондванские корабли в полтора раза меньше, дает им в смысле маневренности большое преимущество. Но как все–таки они его собираются использовать?..

Между тем «Диоклея» не стала дожидаться полного поворота. Все вооружение современного линкора, как правило, состоит из десяти орудий одинаковой мощности («одного калибра», как говорят профессионалы). Восемь из них находятся в корпусе и бьют через порты в носовом срезе. И еще два расположены во вращающихся башнях — носовой и кормовой. Вот эти два орудия «Диоклея» и привела в действие. От изображавшей ее иконки к строю противника направились два желтых луча.

А потом «Диоклея» взорвалась.

Контр–адмирал Вин Уайт щелкнул секундомером. Да, расчет подтвердился. Он старался не выдать своих чувств. Никаких других действий, кроме как сидеть в кресле и изображать равнодушие, от него сейчас не требовалось. Он мог бы включить микрофон и сказать всего два слова: «Перенос цели», но он знал, что это совершенно бессмысленно. Диспозиция была разработана подробнейшая; то, что надо сделать, наверняка уже делается.

…Уже.

Лучи уперлись в следующую цель — линкор «Паристрион».

Фрегаттен–капитан Георгий Навпактос, грубо нарушая устав, схватил микрофон эскадренной связи и сказал — почти крикнул:

— Говорит «Фессалия»! «Паристрион» — полный вперед! Никаких поворотов! Главная скорость!

Андроник вежливо взял у него микрофон и сказал:

— Здесь флагман. Предыдущий приказ подтверждаю. «Никополь» — скорость три четверти глaвной, носовое и кормовое орудия к бою. «Пафлагония» — скорость две трети главной. Носовое и кормовое орудия к бою. Стрелять, как только откроется горизонт.

…Что произошло? Что, черт побери, произошло?! Этот вопрос горел, как свежий ожог, но ответа искать не стоило: участок мозга, занимающийся решением загадок, был пока просто выключен. Потом все придет — и вопросы, и ответы, и память… и боль…

Он с облегчением увидел, что к строю противника протянулись четыре лучевые нитки. Четыре — это, конечно, не восемнадцать, и расстояние великовато, но… но…

Но и корабли противника двигались. Они смещались во всех трех плоскостях, сбивая артиллеристам прицелы и — главное — умудряясь все время удерживать «Паристрион» в фокусе «зеркала», несмотря на его быстрое движение. Огонь по нему не прекращался ни на секунду.

Вот это балет, успел подумать Андроник.

А потом вокруг треугольной иконки вспыхнул алый кружок, и по экрану поплыли буквы: ПАРИСТРИОН, подчеркнутые сплошной чертой. Это означало, что корабль перестал быть боевой единицей. Попросту говоря — что его больше не существует.

Еще две тысячи человек, подумал Вин.

Был бы верующим — не замолил бы.

Но выбора уже нет. Ни у меня, ни у них.

Корабли Уайта, в том числе и его флагман, на борту которого он сейчас сидел сложа руки, уже перенесли огонь на следующую цель. «Никополь».

В жизни Андроника Вардана не было ничего страшнее этих минут. Смотреть, как противник один за другим расстреливает твои корабли, и ничего — ничего! — не иметь возможности сделать…

Впрочем, кое–что он сделать может.

Например, застрелиться.

«Никополь» взорвался после двух минут обстрела. Гондванские корабли продолжали удерживать свое построение, стремительно внутри него маневрируя; ни один из них, кажется, так и не был задет.

Андроник с трудом нащупал микрофон — рука казалась чужой.

— «Пафлагония»! Переходите в сверхсветовой режим! Уходите любой ценой!

Движение предпоследнего желтого треугольника на экране заметно изменилось. Корабль, идущий на сверхсвете, не может участвовать в бою, но и сам неуязвим ни для кого извне. Совершить такой маневр без приказа означает дезертирство. К сожалению, переход с досветового режима в сверхсветовой нельзя произвести мгновенно. Движение «Пафлагонии» на глазах ускорялось; еще чуть–чуть — и она исчезнет с экрана. Еще чуть–чуть…

Георгий Навпактос издал рычащий звук.

Вокруг символа «Пафлагонии» вспыхнул кружок, но не красный, а синий. И тут же рядом возник «циферблат», ось которого стала странно колебаться. Казалось, линкор собирается описать циркуляцию.

— Попали в ходовую часть, — сказал Георгий без всякого выражения.

— «Пафлагония», ответьте флагману. «Пафлагония», ответьте флагману… — это голос связиста за пультом.

Поздно.

Почти все уже поздно.

— Разворачиваемся им навстречу, — сказал Андроник. — «Фессалия», поворот плюс сорок–ноль–ноль. Это приказ.

— Это ловушка, — быстро сказал Георгий.

Андроник его не слушал.

— Носовые орудия к бою, — сказал он. — Хоть кого–то точно подобьем… — он взглянул на экран и осекся.

Гондванская эскадра уходила. Стремительно — и в разные стороны. Шесть кораблей, и все в разных направлениях. Во все стороны света.

— Соединятся уже за планетой, — сказал Георгий. — Кажется, я ошибся насчет ловушки. Не хотят они рандеву с нами.

Андроник опустился в кресло.

— Отставить поворот плюс сорок, — сказал он. — Вернуться на прежний курс. Служба связи — проверьте, как работает связь с крейсерами. Со всеми.

Потом он рывком развернул кресло и переключил дальнюю связь на видеорежим. Это совсем не было необходимо в таких случаях. Но Андроник хотел видеть лицо человека, с которым сейчас придется говорить.

Он набрал номер.

Командующий амфибийным флотом контр–адмирал Константин Стратиотик появился на экране сразу. Он был лет на пятнадцать старше Андроника, и гораздо опытнее. Он подтвердил связь — аккуратно подстриженные седеющие усы шевельнулись — и теперь спокойно ждал, что ему скажут.

Андроник зачем–то попытался представить, как сейчас выглядит он сам — и не смог.

— Десант отменяется, — сказал он. — Моим экстренным приказом. У нас потеряны четыре линкора. Возвращаемся на Пандемос.

У Стратиотика чуть расширились глаза — и только.

— Чем я могу помочь? — спросил он.

— Вышлите, пожалуйста, инженерный корабль. Большой. И госпиталь. На «Пафлагонии» могут быть выжившие, — сказал Андроник и отключился.

Через семь часов Андроник и Георгий сидели в малом командирском салоне «Фессалии», которая в это время уносилась на запад, к базе Пандемос. Говорить не хотелось. Все распоряжения, какие только можно отдать, были уже отданы. Все спасательные работы, какие можно было провести — проведены. Чтобы попасть внутрь «Пафлагонии», инженерной команде пришлось резать борт лазером — корабль не отвечал ни на какие сигналы. Андроник прибыл туда на боте и настоял на том, чтобы пройти внутрь мертвого корабля, когда его наконец вскрыли. Конечно, там не было выживших. Ни одного. Лучевой удар в корму повредил на «Пафлагонии» компенсатор внутренней гравитации — самую большую и самую энергоемкую часть двигателя Лангера; именно компенсаторы с их сложной механикой занимают в линкоре чуть ли не всю последнюю треть корпуса. На кораблях с двигателями Лангера гравитация бывает только искусственной — всегда, даже в инерциальном полете. Даже в покое. Если, конечно, двигатель не выключен. Но на «Пафлагонии» его выключить не успели, поврежденный компенсатор заработал в нештатном режиме, и за несколько секунд погибли все — просто от чудовищной силы тяжести. А скорее всего, от ее стремительных колебаний. Ремонтная команда Стратиотика обыскала за три часа весь корабль — Андроник хорошо представлял себе, что это за задача: обыскать линкор! — но ни одного выжившего так и не нашли. Они и войти–то смогли только потому, что еще до отправки корабля–спасателя Андроник выключил на «Пафлагонии» двигатель Лангера дистанционно, перехватив управление со своего флагманского пульта. Плавающие в невесомости тела… кто с вылезшими глазными яблоками, кто с лопнувшей от прилива крови кожей, кто просто раздавленный… он знал, что забудет это очень нескоро. Он старался не воображать, как эти люди умирали.

Но ситуация с «Пафлагонией» была, по крайней мере, ясна. Защитное силовое поле (на его поддержание уходило процентов семьдесят всей энергии корабля, поэтому включали его только в бою) прикрывало большую часть корпуса, за исключением носовой и кормовой оконечностей. Двигатель Лангера был, разумеется, весь прикрыт силовым полем с боков, но теоретически его можно было поразить, если попасть в кормовую незащищенную оконечность под очень острым углом. Именно это с «Пафлагонией» и произошло. Что же касается остальных кораблей…

…Поражение. Таких поражений космический флот Византии не знал вообще никогда. И даже древние морские флоты — знали редко. И не это главное. О стратегии, о личной судьбе, о личном позоре можно не думать — но как отделаться от мысли, что погибло восемь тысяч человек? Твоих подчиненных. По твоей вине. Андроник сейчас почти ничего не чувствовал — наступила анестезия, он понимал это. Легче все равно не делалось.

— Перестань, — сказал Георгий, сидевший в кресле напротив. — Ты не виноват. Во всяком случае, я виноват больше. Это моя работа — просчитывать все возможные варианты. Я не справился.

— Давай посоревнуемся… — пробормотал Андроник. — Все–таки чего мы не учли?

Георгий закрыл глаза, явно давя нахлынувшие чувства.

— Мы не учли, что мир устроен гораздо менее разумно, чем мы обычно думаем, — сказал он. — Устаревшие корабли — и гениальный командующий. Который почему–то решил выиграть этот бой любой ценой. Ну кто мог такое выдумать?.. Как его, кстати, зовут?

— Представь себе — не знаю, — сказал Андроник. — Не удалось выяснить. Известно только, что это кто–то недавно назначенный.

— Как и ты… — тихо сказал Георгий.

— Как и я, — согласился Андроник. — Только он оказался умнее. Скажи, ты понимаешь ход его мыслей? Как он к этому пришел?

Георгий потянулся, располагаясь на диване удобнее. Он тоже устал.

— Кажется, понимаю более или менее. Сначала он убедился, что никаких новых кораблей ждать не приходится: или они не успеют прийти, или ему их не дадут. Это странно… но ладно. Примем это за условие задачи. Значит, он сравнил тактико–технические данные — наши и его — и увидел, что в правильном эскадренном бою у него никаких шансов нет… впрочем, это и так было видно… В нормальной ситуации никто бы его за поражение при таком раскладе не упрекнул. Это точно. Ему сказали бы: сберег людей — и то спасибо. Но ему зачем–то было очень нужно победить… Ладно, пусть так. Я уверен, что девять человек из десяти на его месте выбрали бы бой на ближней дистанции. На очень близкой. Почти вплотную. Отвлекающий маневр, заставляющий нас нарушить строй, потом свалка — а уж там кто кого достанет… на расстояниях порядка двух–трех лиг у нас с ним возможности были бы уже примерно равные, вообще–то говоря. Весь фокус в том, как приблизиться. Ну и дальше — тактические ухищрения, какие уж он там смог бы придумать… Но все это было бы, во–первых, слишком ожидаемо, а во–вторых — недостаточно надежно. И он выбрал парадоксальный вариант. Бой на необычной дистанции, но не на сверхмалой, а на сверхбольшой.

Георгий прервался. На низком столе перед ним стояла бутыль с золотистым карфагенским вином — он налил в бокал, сделал глоток. Глаза у него стали совершенно пустые.

— Все это уже было, — сказал он. — Когда–то на Земле японский флот именно так выиграл сражение против флота Российской империи… Уж не знаю, вспомнил ли он, или придумал самостоятельно. Конечно, пробить нашу защиту из его орудий с расстояния в двадцать лиг невозможно. Но! Силовое поле ведь не абсолютно непроницаемо. Какая–то маленькая часть энергии все равно проникает. А если бить в один корабль несколькими лучами, в его окрестности создается очень сложная дифракционная картина. Энергия излучения, потерявшего когерентность, сквозь силовое поле все–таки чуть–чуть проходит… а главное — она, так сказать, затекает через неприкрытые этим полем оконечности. А двигатель Лангера к такому воздействию очень чувствителен. Дальше разбалансировка его главной оси… и — то, что мы видели.

Георгий отпил еще вина. Усмехнулся.

— Ему надо было просто поймать любой наш линкор в прицел минимум двух своих кораблей. Ну, и удерживать его в фокусе огня несколько минут. Правда, обязательно непрерывно. Он знал — наверняка посчитал заранее — что развернуться и толком ответить мы не успеем. Это все равно потребовало от него сложных маневров, ты сам видел — перестраивать эскадру так, чтобы все корабли при этом продолжали вести огонь по цели… которая тоже движется. Но самое главное — он знал наверняка, что в таком фортеле мы его не заподозрим. В чем угодно, только не в этом. Взрывы кораблей из–за сложной дифракции в принципе случались… но никто никогда не применял этот эффект в бою. Никто не думал, что так вообще можно. До него.

Андроник сидел неподвижно. Ему вдруг очень захотелось улечься, благо вытянутый диванчик позволял. Лечь и сдохнуть… У нас были минуты, чтобы понять, с каким эффектом мы имеем дело. Минуты три, если точно. Проклятие. И ведь действительно же — никто никогда… И — как всегда — все выглядит совершенно очевидным, когда тебе объяснили. То есть он сам, конечно, понял все куда раньше; покрутил в голове физические детали и довольно легко догадался, в чем дело.

Как раз к этому моменту бой и закончился…

Он посмотрел в висевшее на стене салона зеркало. В зеркале отражался усталый как черт, но вполне уверенный в себе космический офицер. Черный повседневный китель, сейчас расстегнутый. Светлые волосы, правильные черты лица. Еще бы выпрямиться…

Что я скажу Нике, подумал он. Скорее всего — ничего. Благо она никогда и не расспрашивала о флотских делах. Хватало такта. В любом случае, до встречи с ней надо дожить… Он знал, что доживет. Самоубийство исключалось — именно из–за Ники. Если уж оставлять ее, то надо оставить вдовой адмирала, погибшего в бою, а не застрелившегося при подозрительных обстоятельствах; это вопрос простой порядочности. Он мельком удивился холодности собственных рассуждений. Восемь лет назад, делая Нике официальное предложение, он был уверен, что любит ее. И сейчас тоже уверен… Наверное.

Андроник налил себе вина, отпил и стал пытаться сообразить, что еще надо прямо сейчас обсудить с Георгием. Кроме того, что они оба — безмозглые идиоты.

И, подумав так, он понял, что на самом деле его интересует только один вопрос.

— Кто он?

Георгий понял с полуслова.

— Вот уж не знаю… Единственное, что могу сказать — ему наверняка не больше сорока лет. Иначе бы мы о нем уже услышали. По званию, скорее всего, контр–адмирал, как и ты. Любит математику… скорее не просто любит, а знает профессионально — судя по тому, что он вообще сумел спланировать такую операцию. Там же прорва расчетов, и довольно хитрых. Не удивлюсь, если он за месяц начал готовиться. Уж за две недели — точно. Иначе бы не успел.

Андроник покрутил в руке бокал, поставил на стол. Внезапная мысль обожгла его… но он умело придержал вызванное этим чувство.

— Ты хочешь сказать, что он за две недели знал о нашем наступлении? — спросил он, выделяя каждое слово.

Георгий пожал плечами.

— Совсем не обязательно. Он просто должен был рассчитывать на такую возможность, раз уж его поставили оборонять Варуну. И если он был уверен, что ему не дадут новых кораблей. Вот почему ему их не дали — это загадка. Еще одна.

Андронику стало совсем тошно. Утечка информации? Но как? Как они могли узнать что–то о нашей подготовке? Или это все–таки совпадение? Ничего ж себе — совпадение…

Лучше просто проигранное сражение, чем поиск предателя у себя дома. Ну честное же слово. Об этом даже думать не хотелось.

Андроник знал точно, что этими мыслями он не поделится ни с кем. И не только потому, что разгромленный адмирал, сваливающий вину за свое поражение на воображаемых шпионов, выглядел бы совершенно глупо. Просто сама мысль о предательстве — даже чтобы произнести это слово про себя, потребовалось некое усилие — выглядела слишком… страшной. Что угодно, только не это, право.

— Самое главное, — сказал Георгий. — План, по которому нас разгромили — это творение одного человека. Одного–единственного. Тут я уверен абсолютно. Ему тридцать с небольшим лет, он недавно произведенный контр–адмирал и отличный математик. Хотел бы я с ним познакомиться…

— Я тоже хотел бы, — сказал Андроник. Видно, что–то было необычное в его интонации. Георгий посмотрел на него с усталым интересом.

— А ты что думал? — Андроник сам не заметил, как разозлился. — Он — мой враг. И я буду относиться к нему как к врагу, пусть это и глупо… Я не смогу по–другому, пойми.

Георгий только головой покачал. По старой традиции слово «враг» в византийском космическом флоте не употреблялось. Только «противник». С первого курса коллегиума офицеров приучали смотреть на сражение как на математическую задачу. Это помогало — особенно тем, кто видел результаты боев только на экранах. В наземных силах подход к таким вещам был совершенно иным, но это космических офицеров не волновало. На того из них, кто перед боем стал бы открыто говорить о своей ненависти к врагу, в лучшем случае посмотрели бы странно. В худшем — усомнились бы в его профессиональной пригодности.

— Не заводись, — только и сказал Георгий.

Андроник махнул рукой.

— Сам знаю. Со мной… сделал что–то этот бой. Ударное соединение, называется… И почему мы шли не на том фланге, с которого он атаковал? Превратились бы сейчас в пыль, и не думали бы ни о чем. Это же случайность.

— Не уверен, — сказал Георгий. — То, что флагман будет идти именно слева, было легко вычислить, исходя из нашего положения относительно противника и планеты. И… Мне кажется, он вполне сознательно хотел разгромить флот, но нас оставить в живых. Это было частью его плана.

— Зачем?

— Грубо говоря, затем же, зачем в старинных химических войнах предпочитали применять кожно–нарывные отравляющие вещества, а не удушающие. Одно дело — много мертвых солдат, которых уже похоронили. Другое дело — много тяжело пораженных солдат, которые перегружают санитарные службы противника и деморализуют его людей… Так и тут. Адмирал, героически погибший в бою, или адмирал, вернувшийся живым после позорного поражения. В каком случае Византия потеряет больше?

— Ты беспощаден, — сказал Андроник после паузы.

— Я просто разумен.

— Спасибо тебе, — сказал Андроник.

Георгий не ответил.

Корабль несся от звезды Варуна на запад, во тьму.