Зона. Урок выживания

ГРЕК

Сбитые ветром хвойные ветви шуршали под ногами. Бывший ельник протыкал низкое небо кольями стволов, оставшимися без ветвей. Так и торчали сухие стволы с заточенными вершинами как заготовки для будущих жертв кровососа.

Пора было подумать о привале, но Грек гнал тройку дальше. Об отдыхе можно думать, когда впереди ждет относительно безопасный участок пути, а не наоборот.

Вскоре вышли на заброшенное шоссе, от которого до кладбища старой техники было рукой подать. Асфальт, просевший со временем, крестили глубокие трещины. Молодая поросль ломала старый бетон как сухое печенье. Получив место под солнцем, тонкие прутья будущих деревьев вместо того чтобы тянуться к нему ветвями, гнулись. Шоссе было как ковром покрыто вполне созревшими деревьями, стелющимися по земле, цепляясь за трещины острыми колючками.

На обочине дороги, вгрызаясь бетонными плитами в сухую землю, стояла покосившаяся автобусная остановка. В паре десятков метров от нее на боку лежал проржавевший насквозь автобус. Шины давно сгнили и в ржавые диски зачем-то были вставлены искусственные цветы. Такое единство лишний раз подтверждало, что круг замкнулся: некому и нечего здесь ждать.

Не доходя метров десяти до автобуса, Грек приказал новичкам остановиться. Вести за собой на разведку тройку не имело смысла. Если у свалки засели мародеры, необученные юнцы не помогут, а скорее навредят. Грек рассчитывал взять левее и выйти на опушку леса. А оттуда свалка видна… Добавить "как на ладони" было бы преувеличением. Свалка просто видна. Для того, чтобы сделать правильный вывод большой простор для обзора и не требовался. Пытливому уму хватит и незначительных деталей. Хватило же Греку предупреждения с кровососами, лишний раз подтвердившего избитую истину: принимать бой нужно лишь тогда, когда ничего другого не остается. А пока он вправе решать когда и с кем начинать военные действия, то не позволит каким-то там мародерам навязывать свои правила игры.

— За старшего остается Очкарик. С места не сходить. Я вернусь через полчаса, максимум через час…

Грек не договорил.

— Подожди, Грек, — перебил его Макс. — А если… мне не хочется, конечно, об этом думать, но если ты не вернешься и через два часа, то…

— Если я не вернусь к вечеру, сынок, — мягко сказал Грек, — можете устраиваться тут на вечное поселение. Видишь автобус? Как жилье на первое время сойдет.

— Я серьезно, Грек.

— И я тоже. Можно сесть посидеть, пока меня не будет. Но ухо держать востро. Вопросы есть? — Дождался пока Макс утвердительно кивнет и продолжил. — Все вопросы после моего возвращения.

Хотел было уходить, но краем глаза Грек заметил живчика, нацелившегося на легкую добычу. Если он в Максе не ошибся, то примерно представлял себе, кому по идее выпала роль стать лакомым кусочком.

— Я сказал, можно сесть, — улыбнулся Грек.

Случилось так, как он и предполагал. Оглянувшись по сторонам в поисках того, чем можно воспользоваться, любитель уюта прямиком направился к живчику, дружелюбно укрытого мягким ковром из ярко-зеленых листочков. Кочку, значит, подходящую Макс себе нашел.

— Стоять, — негромко приказал Грек, с удовольствием отмечая, что несмотря ни на что, Макс замер с поднятой ногой, не доходя каких-нибудь полшага до кочки.

Нет, не ошибся он в Максе — в голове идеи вроде правильные, а для Зоны человек конченный. Не будешь же за ним как за малым дитём ходить: туда ногу поставь, здесь лужа, смотри, обходи аккуратно. Если у Краба чутье отсутствует, он хотя бы делает все с оглядкой, десять раз подумает, куда ногу ставить. А этот…

Того, кто сам в петлю лезет, спасти как правило невозможно, все равно способ отправиться на тот свет найдет.

Грек поднял камень поувесистей и с замахом бросил в гостеприимную кочку. Хитрая тварь почуяла дуновение воздуха и не дожидаясь пока камень коснется листвы раззявила зубастую пасть. В мгновенье ока растертый железными челюстями в крошку камень исчез в ненасытной глотке. Судя по всему усиленное питание твари не понравилось. Трогательные листочки втянулись внутрь и нечто похожее на огромного ежа, вырвало из земли многочисленные лапы и без лишней суеты скрылось в густых зарослях кустарника.

— Не будет с тебя толку, сынок. — Покачал головой Грек. — Самое дорогое, что у тебя осталось, и то не можешь устроить по-человечески.

— Я вообще не знаю, — внезапно окрысился Макс, — как вы тут во всем этом разбираетесь! Как вообще одно от другого можно отличить? Холмик и холмик был — ничего страшного!

На побелевшем от пережитого страха лице ярко горели глаза, полные праведного гнева.

— Вот именно, что не знаешь. Умника из себя строишь, а некоторые, перед тем как идти в Зону, книжки разные читают, информацию в голову складывают, чтобы не страдало то, что собрался на кочку посадить. Или, во всяком случае, с людьми знающими общаются. Не на прогулку сюда ходят, сынок. Но сдается мне, ты так этого и не поймешь.

— Читал я, читал! И с людьми разговаривал. Столько всего плетут про эту Зону, что не знаешь, где правда, а где ложь!

— Скажу тебе самое главное, сынок. Все, что ты слышал о Зоне — все правда.

— Все? — тупо переспросил Макс.

— Все. — Подтвердил Грек кивком головы. Потом негромко позвал: — Очкарик. Ты почему на кочку не сел, она ближе к тебе стояла?

— Не знаю, — тяжело вздохнул Очкарик. — Она… эта кочка, как бы сказать, ровная какая-то была, как будто кто-то специально ее подстригал. Мне показалось, — он замялся, — как будто живое старается неживым прикинуться.

— Поэт. — Ободрительно усмехнулся проводник. — Я тоже в молодости стихи писал для стенгазеты. Почитаю тебе потом на досуге. Но подметил точно, слышишь, Макс номер сто один? В Зоне все не так, все наоборот. Живое — мертвым прикидывается, а мертвое — живым. В самую суть смотришь, Очкарик. Ладно, садись теперь, чисто кругом, — милостиво разрешил Грек.

Уже повернувшись успел отметить, как нерешительно переминается с ноги на ногу Краб, бросая кроткие пытливые взгляды на Очкарика. Оно и понятно: союзника себе ищет. Тоже не дурак, начинает понимать, что Очкарик — проводник от бога, с таким не пропадешь. Думает, все его мысли скрыты, а на самом деле у него на лбу черным фломастером написано: если отставного прапора придется раньше времени замочить — случай тоже ждать не будет, он либо есть, либо его нет — то с таким уникумом как Очкарик, есть шанс живым с Зоны выбраться.

Молодые, Грек на ходу неодобрительно покачал головой, хоть бы на чужих ошибках учились.

Со времени, когда Грек был на свалке в последний раз, ничего не изменилось. Груда старой, разной степени изношенности техники, издалека напоминала муравейник. В центре высилась гора искореженного металла. Угадать в нем то, что прежде, крутя колесами, передвигалось по дорогам, не представлялось возможным. Острые углы разорванных капотов, крыш, черные дыры вместо лобовых стекол, подвески всех мастей. Что за сила стянула все в кучу, забиравшуюся на высоту более тридцати метров? Та сила, что неожиданно иссякла и остальной металлолом остался в беспорядке валяться на поле, площадью в несколько раз больше футбольного, создавая некое подобие лабиринта, пройти по которому не напоровшись на внезапно обрушившийся на голову металл — затея почти нереальная.

С первого взгляда стало ясно, что мародеров на свалке нет. Среди разномастной, искореженной техники, среди сгнивших крыш и вывороченных наизнанку двигателей всевозможных комбайнов, тракторов, ВАЗ-ов, УАЗ-ов, Жигулей и Побед, расположилась сытая стая слепых собак. В том, что стая была сытой, можно было не сомневаться: пара собак затеяла любовную игру. Остальные лежали поодаль. Черная сука, распластавшись на спине, кормила взрослых щенков.

Отъелись, падаль, — зло прищурился Грек. Чего-чего, а дармовой жратвы в Зоне хватает, вот и жиреют. Для кого-то стая собак обернулась смертью, а новичкам сегодня опять повезло. Сытая стая нападать не будет, зверье остается зверьем. Отогнать стаю, в случае чего, проще простого. Пара выстрелов из пистолета ТТ с глушителем, и они разбегутся. Лишний шум ни к чему — вот что должно стоять во главе угла.

Впрочем, разбегутся — сильно сказано. Так, отбегут на безопасное расстояние. А потом, оставаясь незамеченными для глаз, пойдут по следу — будущая добыча тоже на дороге не валяется. Будут преследовать отряд на таком расстоянии, чтобы их неожиданное появление, скажем, через сутки — двое, чаще ночью, явилось бы полной неожиданностью для того, кто сталкивается с этим впервые.

Грек готов был с этим мириться на первых порах. Тем более что впереди отряд ждала река. Слепые твари, как почти все порожденья Зоны, терпеть не могли воду, поэтому километров через пять оторваться от них не составит труда.

Будто услышав его мысли, черная сука подняла морду и уставилась в том направлении, где за кустами скрывался Грек. На узкой морде, с затянутыми пленкой глазами, дернулся огромный влажный нос. Сука пыталась по запаху определить, исходила ли с холма угроза для стаи. Кончики острых ушей, прикрывающих ушные раковины встали торчком. Собака целую минуту, не шевелясь, оценивала обстановку, потом вернулась к прерванному занятию.

Сомнений, если они и были, не осталось: мародеров в окрестностях свалки нет. Они народ нервный и не потерпели бы присутствия собак. Да и те небольшие любители близкого соседства двуногих. Так или иначе, завязалась бы война и кому-то бы не поздоровилось.

Кстати, не жалкие ли останки мародеров переваривались сейчас в утробах слепых тварей?

Человека, потерянно бредущего между завалами искореженной техники, Грек заметил в последнюю очередь. Тогда, когда собрался уходить. Заскорузлая повязка в рыжих пятнах подсохшей крови скрывала пол-лица. Сквозь камуфляж, разорванный в нескольких местах проглядывало тело: в подтеках и ссадинах, покрытых корками запекшейся крови. Неестественно вывернутое плечо стягивал автоматный ремень. Непосредственно само оружие болталось за спиной и при каждом шаге било человека по боку.

Издалека человек походил как на зомби так и на убогого — живого сталкера, потерявшего рассудок. И тот и другой мог представлять опасность.

А мог и не представлять.

Зомби и убогие бесцельно бродили по дорогам Зоны и сталкеров, как правило, не трогали. Но также, как в каждом правиле бывают исключения, имелось и здесь свое "но". Временами на тех и на других находило. Причем эти времена никак не зависели от внешних условий. По крайней мере ученые, получившие массу порождений Зоны в качестве материала для исследований, так и не смогли определиться: в связи с чем безобидные, постепенно мумифицируемые создания и сумасшедшие, вдруг впадают в не мотивируемую агрессию. Тогда бойся попадаться им на пути. Живучий до последнего зомби в отсутствии под рукой оружия, рвал зубами все, до чего мог дотянуться. Ровно до тех пор, пока благодаря умелым действиям не распадался на отдельные фрагменты.

То же касалось и убогих. Живой человек, только сумасшедший, к которому и относились соответствующим образом — жалели. Поначалу. До первых случаев ярко выраженной шизофрении.

С убогими можно было поговорить. Более того, от него трудно было отвязаться. Если он выходил на людей, то двигался за ними как привязанный. Будучи взят в команду, он превосходно справлялся со своими обязанностями. Лучшего часового, охраняющего покой спящих товарищей, было попросту не найти. Отсутствие логики в рассуждениях с лихвой окупалось звериным чутьем.

Так было поначалу. До первых вспышек возникающей неизвестно в силу каких причин агрессии.

На убогого вдруг находило. В такие моменты он ничем не отличался от зомби. Стрелял, если патроны оставались в патроннике, вырезал ножом все живое, без ножа рвал ногтями и зубами. Даже мертвый убогий продолжал двигаться и убить его окончательно было также сложно, как и зомби.

Снова проводнику вспомнился Параноик с его способностью издалека отличить зомби от убогого. Греку приходилось ходить с легендарным сталкером в связке. Он помнил, как однажды Параноик, поднеся к глазам бинокль чтобы разглядеть одиноко бредущую по полю фигуру, сказал:

— Это убогий.

Так и оказалось впоследствии.

Параноик убогих жалел.

— С каждым может случиться, — говорил он. — Тут не только мать родную забудешь, но и как тебя зовут. И главное — на всей Зоне не отыщется доброй души, чтобы проводить тебя домой.

Вот за это и получил Параноик свое прозвище — за то, что выводил убогих с Зоны. После, их определяли в сумасшедший дом, там у Параноика работал брат. Поговаривали, что после года усиленного лечения к некоторым возвращалась не только память, но и человеческое восприятие окружающей обстановки. Во всяком случае, если приступы агрессии и случались за желтыми стенами, с ними успешно справлялись.

Параноика рядом не было. И приходилось брать ответственность на себя.

Пока Грек рассуждал, стая слепых тварей, почуяв двуногого, снялась с места. Собаки как тараканы расползлись по свалке, потерявшись в многочисленных щелях.

Человек двигался по единственно возможному пути, привычно огибая острые углы торчащей арматуры. Двигался бездумно, по все видимости, не имея цели. Разминуться с ним было невозможно — не перебираться же через завалы, рискуя в любом момент быть погребенным под ржавым железом. Неизвестно, оставались ли у человека патроны — предсказать исход такой встречи нельзя.

Следовало десять раз подумать, прежде чем затевать опасную встречу. Случись что, Краба не жалко, но ведь прикроется, подлец, чужими спинами.

Был еще выход: невзирая на моральные соображения, попросту снять человека издалека. В таком случае неизвестно сколько патронов предстояло потратить и не затаится ли опасная тварь, готовая напасть в любой момент.

Можно подобраться ближе и бросить гранату, а останки уже вряд будут представлять опасность.

В правильности последнего решения Грек сильно сомневался. И вот почему. Хуже, чем грохот от взрыва гранаты может быть только начавшаяся стрельба. Иными словами — никакой разницы. На звук явятся все, кому не лень. Пока все спокойно только в силу той причины, что они двигаются тихо. Вынужденная стрельба потащит за собой шлейф неконтролируемых событий. Уподобиться добыче, которую гонят со всех сторон охотники — худшая из перспектив.

Также вызывало беспокойство, что собаки затаились. Если начнется стрельба, никто не поручится за то, что стая будет сохранять нейтралитет.

Грек до последнего надеялся на то, что человек заблудится в одном из многочисленных тупиков и одной проблемой станет меньше.

Человек остановился посреди свободного от железа участка. Он застыл, тупо глядя себе под ноги.

Время шло, но человек не двигался.

Как-нибудь с одним зомби разберутся, — решил проводник. От убогого отделаться будет труднее. Таскать за собой мину замедленного действия не хотелось. Но все это потом, потом.

И Грек решил рискнуть.

— Подъем, — негромко скомандовал проводник, неслышно появляясь из-за разросшегося дерева. Из всех новичков лишь Очкарик встретился с ним глазами ровно за секунду до того, как он заговорил. — Идти за мной след в след. Первый Очкарик, за ним Краб, замыкающий Макс. Наша задача без шума пересечь свалку. На свалке стая слепых собак. Скорее всего, нападать они не будут. В случае нападения я дам приказ стрелять. Без моей команды стоять смирно. Если будут сделан выстрел без моей команды — любитель пострелять останется на свалке. До полного удовлетворения. И еще. Посреди свалки стоит человек: зомби или убогий. Дам добро — стреляйте по возможности в голову. Двигаемся быстро. Вперед.

— Грек, я не понял, — Макс поднялся с земли. — Так этот человек зомби или убогий? Против мертвеца я не возражаю, но убогий это все-таки человек. Мы же не будем…

— Будем, — бросил через плечо Грек. — Если понадобится

— Обычного человека? Мне не нравятся такие порядки. Я не убийца и хочу просыпаться с чистой совестью. Я слышал, их выводят с Зоны и после лечения они становятся нормальными людьми.

— Хорошо, Макс, — благожелательно улыбнулся Грек. — Я разрешаю тебе выстрелить только после того, как он попадет тебе в живот. Смерть долгая и тяжелая — будет время подумать… о чистой совести.

— Зачем такие крайности? Наверняка с ним можно договориться, как с обычным человеком.

— Вот это сколько угодно.

— Можно? — обрадовался Макс.

— Можно. Дождись, пока мы выйдем со свалки и отойдем на безопасное расстояние и говори сколько душе угодно.

— Грек, он человек. Это может случиться с кем угодно, хоть с тобой.

— Отставить разговоры, — Греку надоело играть в демократию. — Недовольных прикладом подгонять не буду. Свободны. Шаг вперед, кто идет дальше.

Первым шагнул Очкарик. За ним Краб. Макс раздумывал ровно столько, на сколько хватило терпенья у проводника — две секунды. Он сделал шаг вперед, нервно сжимая в руках автомат.

Кому точно не следовало испытывать судьбу, так это Максу. С его фатальным невезением и полным отсутствием чутья. Хорошо, что он осознает этот факт. Вот растет достойная смена Параноика. Жаль только — недолгая жизнь ему суждена. Даже с Зоны живым выйдет, все равно здесь останется — такой вот парадокс.

Знавал Грек таких парней, чудом оставшихся в живых. После первой ходки начинается эйфория. И идет такой Макс в Зону снова. Один. Второй и последний раз. Чтобы стать новым Параноиком, нужно хотя бы иметь одну из двух составляющих: либо чутье, либо везенье. А лучше все сразу.

Когда подошли к свалке, ветер стих. Наверху беспорядочно наставленной груды металлолома грохотало, утратив опору, железо. Солнце, большая редкость в Зоне, отыскало дыру в сплошной облачности. Ровный свет залил свалку, отчетливо выделяя каждую уродливую деталь. Представить себе, что это в отдельности было когда-то составной частью отлаженного механизма мог только человек, наделенный богатым воображением.

Грек повернул влево, обходя то, что осталось от трактора. Мелькнула неясная тень — то ли собака не спешила показываться людям на глаза, то ли крысиный волк облюбовал для жилья нижний этаж свалки.

Косые лучи солнца, пробиваясь через многочисленные зазоры, мешали Греку сосредоточиться. Он невольно сбавил шаг, готовый к любым неожиданностям.

Если бы он знал, что его ждет, немедленно повернул бы обратно. Но время, отведенное на принятие важного решения истекло и менять что-либо стало поздно.

Вокруг было тихо.

Человек стоял на прежнем месте, безучастно сжимая в руках автомат. Под бинтовой повязкой скрывались синюшные трупные пятна. Единственный глаз ссохся в глазнице, отчего та стала для него большой по размеру. В прорехе комбинезона из плеча торчала желтая кость. То, что издалека проводник принял за коросты на ранах, вблизи оказалось разорванной кожей, края которой уже не могли сойтись, чтобы скрыть черное, в серых нитках сухожилий, мясо.

Это был зомби. Он стоял смирно и вряд ли обратил внимание на того, кто пришел нарушить его покой. Он так и не двинулся с места, пока Грек осторожно обходил его стороной.

Проводник пропустил новичков вперед и некоторое время пятился, стараясь не упустить из виду зомби. Тот стоял спиной, склонив голову набок и не шевелился.

Обошлось, решил Грек. Он догнал новобранцев, пока они окончательно не сбились с курса и занял прежнее место во главе, сделав Максу знак почаще оглядываться назад. Нужно было торопиться, если не было желания получить пулю в спину.

По-прежнему стояла тишина и Греку стало казаться, что он слишком много внимания уделил такой ерунде, как одинокий зомби. Если бы не его перестраховка, они могли бы за это время пройти километров пять. А то и больше.

Ровно за мгновенье до того, как все началось, на Грека накатило. Внезапно потемнело в глазах и стало трудно дышать. Он по инерции сделал еще несколько шагов, прежде чем заорать "назад!".

Ржавое железо пришло в движение. Из всех щелей, из разверстых ртов искореженного металла, из глубоких траншей, оставленных тяжелой техникой, которую неизвестная сила долгое время тащила по земле, из трещин в израненной почве, — отовсюду на свет полезли зомби. Сколько их было, Грек не успел разглядеть.

Дороги вперед не было.

Автоматная очередь сухим треском прокатилась над кладбищем изуродованного железа. Проводник едва успел пригнуться. Пули выбили четкую дробь над его головой. Откатившись за остов комбайна, он встал на одно колено, приготовившись прикрывать отход новичков.

Проводник хотел было высунуться из укрытия, чтобы оценить размеры опасности, но пуля, просвистевшая у виска, доходчиво объяснила ему, что этого делать не стоит. И тогда он стал ждать нападения.

И оно не замедлило последовать.

Однако зомби явились не с той стороны, с какой он ожидал.

Сталкер обернулся на лязгающий звук. Из зазора между железными прутьями выбирался ходячий труп. Дуло автомата смотрело Греку в лицо. Лишь неповоротливости зомби сталкер был обязан тем, что тот не выстрелил первым.

Проводник нажал на спусковой крючок, экономно расходуя патроны. Успел заметить как треснула черепная коробка, выпустив наружу грязно-зеленый гной.

За спиной раздался щелчок передергиваемого затвора. И тут же пули с глухим треском впились в кусок железа. Зомби дал очередь от живота. Как раз в том месте, где только что сидел Грек. Его чудом не задело — сверху посыпался мусор.

В ответ сталкер прицельно выстрелил в голову ходячему мертвецу, не так давно лишимся второй части черепа. Полное отсутствие головы не остановило зомби. Он упрямо давил на спусковой крючок. Черные дыры прошили насквозь автомобильный капот машины, стоявшей на боку.

Воспользовавшись моментом: оставшийся за спиной безголовый зомби добрался до выпавшего из рук автомата и дал короткую очередь в тело собрата по несчастью, Грек, так и не поднимаясь в полный рост, перекатился по тропе, укрывшись за очередной грудой металлолома. Как тут же выяснилось, новое пристанище оказалось хуже предыдущего, хоть и приближало его к выходу.

Сразу двое мертвецов пошли на сталкера. Причем, с двух сторон. Один из них, полуистлевший труп, неизвестно в силу каких причин сохранивший способность передвигаться. На счастье Грека у него кончились патроны после первого же выстрела. Однако этот единственный выстрел мог бы стать для сталкера последним — с глазомером у зомби всегда дела обстояли не лучшим образом, но тут просвистевшая пуля обожгла ухо горячим воздухом. Второй зомби времени зря не терял — лупил и лупил короткими очередями. Уже не ожидая удара в спину, Грек отшатнулся: пули взрыли землю у самых ног.

Сломанная в суставе рука висела на нитях сухожилий, костлявый палец послушно давил на спусковой крючок, но поднять дуло автомата и направить его выше зомби так и не смог.

Не дожидаясь, пока у зомби кончатся патроны, Грек выстрелил. Пули, пробившие с глухим стуком грудную клетку, отбросили почти невесомое тело, нанизав его на острый обломок.

Пользуясь тем, что проход открыт, сталкер скользнул на тропу. Он успел сделать не больше десятка шагов. Новичков нигде не было видно и Грек всерьез подумал о том, что им удалось выбраться.

Чтобы перекатится через тропу в очередной тупик, проводнику пришлось воспользоваться первой из трех гранат. Осколками разметало в клочья нескольких мертвецов, загораживающих путь.

Взрывная волна поколебала устои огромной груды железа, что возвышалась посередине свалки. Откуда-то с высоты послышался грохот и вниз посыпался дождь из металлических обломков.

Грек надеялся на то, что граната проложит ему путь, но он ошибся. К собратьям, потерявшими способность двигаться, спешила новая волна зомби.

Стреляли со всех сторон. И что самое неприятное, стреляли короткими очередями, экономя патроны, и только тогда, когда сталкер пытался приподнять голову. Бойцы и после смерти остались бойцами.

Насколько Грек мог судить, все пути были перекрыты. С каждой секундой огонь становился прицельней. Меняя очередной рожок, Грек понял, что все его надежды на то, что у зомби, стреляющих без меры, скоро закончатся патроны, пошли прахом. Из всех закоулков, из тупиков, спешили все новые и новые мертвецы.

Дождавшись очередного затишья, Грек снова перекатился через тропу, стремясь с каждым таким маневром передвигаться ближе к выходу со свалки. Путь назад казался ему предпочтительней пути вперед.

Стараясь лишний раз не высовываться на тропу, которая простреливалась с двух сторон, он обогнул остов сенокосилки, все также не поднимаясь в полный рост. И лицом к лицу столкнулся с живым трупом, стоящим на коленях. Пустые глазницы, в которых шевелилось что-то побольше червей уставились на Грека. От неожиданности сталкер промазал. Пули лишь задели плечо мертвеца, развернув высохшее тело вправо. Возможно, это спасло Греку жизнь — зомби нажал на спусковой крючок и автоматная очередь пробила кабину МАЗа. В ответ проводник прицельно выстрелил мертвецу в голову. Пуля с неприятным чавкающим звуком завязла в пустой глазнице.

Снова оказавшись у тропы, Грек перевел дух, пытаясь трезво оценить свои шансы на спасенье.

С самого начала его не оставляло чувство нереальности происходящего. Зомби и засада, зомби и засада. Вещи несовместные. Иногда случалось — выходили толпой и тупо окружали выбранную жертву, расстреливая в упор. Но такие организованные действия? Понятно, почему он не увидел зомби, затаившихся среди железного лома. Что для мертвецов посидеть тихо пару часов? Хоть всю оставшуюся жизнь после смерти. Вплоть до полного разложения. Другое дело — зачем? На этот вопрос ответа не было. Вернее, он был. Но произносить его даже мысленно не хотелось.

Мертвецы перестали выжидать. Они пошли напролом. Грек только успевал стрелять в головы или в то, что от них осталось. Он стрелял и откатывался в сторону. И скоро потерял способность правильно оценивать происходящее. Новые зомби заменяли тех, кто не держал в руках оружие. Казалось, Зона подняла из могил всех мертвецов, уже однажды принявших смертный бой. Подняла на новую войну лишь для того, чтобы раздавить людей, оказавшихся на ее территории.

Грек перебирался с места на место, по-прежнему не поднимаясь в полный рост. Стоило на секунду установиться тишине, как ему начинало казаться, что патроны у нападавших кончились. Но проходило время и стоило сталкеру приподнять голову, как все начиналось сначала. Выстрелы гремели со всех сторон, выбивая искры из ржавого железа.

Так не должно быть. Но так было и самим фактом подтверждало худшие предположения. Не называя никаких имен, все вкратце сводилось к следующему: живым ему отсюда не выбраться. Малость — так, почти ничего — утешал тот факт, что он принял огонь на себя и может быть — тоже под вопросом — новичкам удалось вырваться из окружения. Зомби убить сложно. Того, кто за всем этим стоит, в принципе убить невозможно. Только большое количество мертвецов, которых он поднял из могил и вынужден был контролировать, мешало ему в полной мере переключиться на людей. Свежатинки, мерзавец, захотел. Приелось тухлое мясцо. Решил все свое войско положить. Гурман, твою мать.

Грек выглянул из-за крыла автомашины. Прямо на него шел мертвец. Сталкер привычно поднял автомат, но стрелять оказалось некуда. Вместо головы торчал шейный позвонок, опутанный обрывками жил. Как заводная кукла зомби вскинул оружие. Грек опередил его. Нескольких пуль — прежде чем сухой щелчок возвестил о том, что пора менять рожок — хватило на то, чтобы отбросить немощное тело назад.

Стремительно темнело. То, что для мертвецов не имело значения, для Грека решительно все меняло. Еще час, и он не разглядит и собственной руки, поднесенной к носу. А включать фонарик все равно, что сказать тому, кто за этим стоял — я здесь! Гранаты он берег до последнего: чем больше зомби соберется вместе, тем больше вероятность того, что ему удастся пробиться, используя последний шанс. Не сейчас, позже. Тому, кто пока себя берег, прячась за чужими спинами, тоже зрение понадобится — этого тоже списывать со счетов не стоит.

Выглянув в очередной раз из укрытия, Грек с удивлением обнаружил брешь в толпе зомби, закрывающих ход. Трое или четверо, а может и больше мертвецов лежали в пыли, силясь подняться на ноги. Тройка других тупо давили на спусковые крючки, извлекая из автоматов лишь сухие щелчки. Как нарочно, с другой стороны тоже возникла заминка. Напиравшие зомби стреляли в спины собратьев, живым щитом перегородившим дорогу вперед.

Сталкер поспешил воспользоваться представившимся случаем. Перепрыгивая через мертвецов, скользя по внутренностям, вывороченным из разорванных тел, он рванул по тропе. На бегу Грек выхватил гранату, рассчитывая расчистить себе путь. Однако прямая дорога, поманившая его спасительным выходом кончилась. Зомби за его спиной разобрались с возникшим препятствием. Как предупредительный сигнал — автоматная очередь — прошила воздух над головой.

Грек бросил гранату и перекатился влево, уходя из-под обстрела.

Он так и не успел подняться. Случилось то, чего он опасался с самого начала, и о чем забыл за всей этой заварухой.

Из кучи прогнившего дерьма стремительно высунулась собачья морда. Стае надоело ждать, когда можно будет урвать кусок от чужого пирога. Грек мысленно выругался, перехватывая автомат, но левую руку убрать не успел. Собачья пасть сомкнулась на предплечье. Не ошибся он в оценке собак — голодная тварь непременно вцепилась бы в горло.

Жгучая боль пронзила тело до кости.

О том, чтобы использовать автомат, не могло быть и речи. Стараясь не шевелить рукой, чтобы не спровоцировать собаку: вкус крови разбудил инстинкт. Почуяв ускользающую добычу слепая тварь начнет мотать головой из стороны в сторону, стремясь вырвать из тела кусок побольше.

Грек достал из-за пояса пистолет ТТ и выстрелил прямо в закрытый пленкой глаз. Коротко взвыла собака. Сталкера окатило горячей кровью. Обмякшее, было, тело скрутила судорога. Умирая, собака разжала челюсти лишь отчасти. Здоровый кусок мяса, вместе с вырванным клоком комбинезона, навеки остался в ее пасти.

Рукав мгновенно пропитался кровью — и своей, и кровью твари. От пульсирующей боли потемнело в глазах. Грек попытался подняться на ноги, но поскользнулся в луже крови и упал в грязь. Машинально облокотившись на раненную руку он взвыл не хуже собаки.

Невзирая на кровь, льющуюся из открытой раны, он высунулся из укрытия: пора было двигаться дальше, как бы не закупорили мертвецы выход из тупика. Тогда все. Конец.

В сквозном проходе тут же засвистели пули.

— Грек, — услышал он тихий голос и по привычке обернулся. Потому что неоткуда здесь было взяться человеческому голосу. Он никого, естественно, не увидел. Тут его позвали опять. — Грек. Я наверху. Голову подними, черт.

Он послушно поднял голову. В проеме, который образовали две автомобильные крыши блеснули стекла очков.

— Руку давай. — Очкарик протянул руку.

Греку некогда было рассуждать на тему, выдержит ли хлюпик вес его тела. Он закинул за спину автомат и молча подал правую руку. Попытался зацепиться за что-нибудь, чтобы упростить Очкарику задачу. Однако не рассчитал — левая рука, липкая от крови, соскользнула с подвернувшейся опоры. Он непременно бы упал, если бы Очкарик, хрипя от напряжения, целую секунду не удерживал бы его на весу. Нащупав наконец опору, Грек подтянулся и рванувшись наверх, перебросил тело на прогнувшуюся под его тяжестью автомобильную крышу. Только тогда Очкарик разжал руку.

— Вниз. Здесь ход, — сказал Очкарик, с трудом переводя дух. — Зомби облепили тропу со всех сторон. Давай за мной.

Сталкер и полез за новичком, не задавая лишних вопросов.

Они благополучно выбрались из завала. Очкарик двинулся вперед, огибая очередную груду железа. Его спина мелькала впереди и Грек старался не отставать. Лавируя между сгнившим комбайном и сенокосилкой, будто всю жизнь провел на свалке, Очкарик упрямо продвигался к выходу. Судя по перевернутому экскаватору, вгрызавшемуся ковшом с редкими зубцами в сухую землю — до выхода было рукой подать.

Они не дошли до спасительной свободы всего ничего.

На одном из поворотов — такого не увидишь и в кошмарном сне — нос к носу Очкарик столкнулся с контролером.

— Ложись! — успел крикнуть Грек, падая на землю. Очкарик рухнул ему под ноги. Тут же поднялся на колено и дал прицельную очередь в черную тень, нависшую над тропой. Пули прошили пустое пространство. Там, где только что стоял контролер, белел над мощными надбровными дугами обнаженный череп, зависший в воздухе. Еще миг — пропал и он.

— Не трать патроны, Очкарик, — устало сказал Грек, перетягивая обрывок рукава выше раны, чтобы остановить кровь. — Контролера там нет.

— Как это нет? Я видел своими глазами.

— Ты видел не глазами… короче… что он хотел, то ты и видел. Не трать патроны, сынок. Он нас нашел. Нам его не убить. — Сталкер задумчиво взвесил в руке последнюю гранату. Как жест отчаяния — для контролера или для себя?

— Мы пройдем, Грек! Пройдем! Вставай!

— Пойми сынок, это он дал нам время. Не наигрался, мать твою… Еще пара минут и мы не сможем разговаривать. Это конец, сынок. Запомни напоследок, что скажу. Из тебя вышел бы классный сталкер, сынок. Это я тебе говорю

— Нет! — Совсем близко блеснули круглые стекла. — Его можно убить? Можно? Отвечай! Должен быть способ!

— Есть, — Грек улыбнулся. — Подойти тихо сзади… очень тихо…и к настоящему, не к миражу, и выстрелить в затылок.

— В лоб?

— Что в лоб?

— В лоб тоже можно?

— Уж лучше сразу в глаз.

— Хорошо.

— Что — хорошо? — переспросил Грек. Он хотел еще что-то добавить напоследок, но не успел.

Тяжелый, гулкий, постепенно нарастающий шум волной накрыл свалку. Мелко задребезжали кучи железа, передавая дрожь земле.

— Это контролер? — спросил Очкарик, но Грек не ответил. Открыв рот, он смотрел куда-то наверх.

Очкарик машинально оглянулся и коротко вскрикнул.

Военные действия на первом уровне заброшенного кладбища потревожили само основание гигантской горы. Что-то сдвинулось в установившемся порядке. Сверху, как преддверие будущего извержения посыпалась мелкая ржавая труха. Пронзительно заскрежетало, выворачивая душу наизнанку.

На самом верху медленно съехала набок автомобильная покрышка. Задержалась и рухнула вниз, увлекая за собой обвал. Не успел скрежет затихнуть, как с верхних этажей вслед за трухой посыпались искореженные металлические обломки.

Гора сопротивлялась. Она выла на разные голоса, заполняя окружающее пространство скрежетом. Извергала вниз лаву изуродованного железа. Тряслась в последней судороге, избавляясь от всего, что плохо лежало.

И вдруг, как селевой поток, увлекая за собой гнилье, копившееся десятилетиями, покатилась вниз волна, погребая под собой все, что лежало у подножья.