22

«Лендровер» дернулся и пошел юзом по грязной дороге. Алекс уловила запах навоза из свинарника; она увидела, как несколько кроликов, уставившись на свет фар, дернулись, бросились прочь и, проскользнув через ограждение, скрылись в поле.

Ночь была ясной: она видела россыпь звезд, полумесяц и темное пространство земли, словно бы затянутое бесконечной тенью.

– Спасибо, что вытащил меня.

– Не говори глупостей.

– Мне не хотелось вечером оставаться дома.

– Ничего удивительного. Этот парень – как его имя, Форд, что ли? – до смерти перепугал тебя своими штучками.

Она смотрела сквозь ветровое стекло; на капоте лежало запасное колесо. «Лендровер» клюнул носом, и она увидела мерцающее озеро; казалось, это мерцание шло изнутри. Средневековый водоем. Она поежилась; ну почему это выражение не оставляет ее в покое, почему оно всегда столь зловеще звучит в ушах? Она представила себе древних столетних карпов, которые охраняют мрачные глубины, и попыталась отвести глаза от озера, но оно как магнит притягивало ее взгляд.

– Он оказался не таким, как я его себе представлял, – бросил Дэвид.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну… в общем-то у него есть чувство юмора; я никогда не думал, что такие люди обладают юмором, мне всегда казалось, они убийственно серьезны. Он больше смахивает на страхового агента, чем на медиума.

Она улыбнулась:

– Именно это подумала и я, когда увидела его впервые. Тем не менее он пользуется очень хорошей репутацией.

Дэвид резко остановил «лендровер», дернул ручной тормоз и приник к боковому стеклу.

Алекс обеспокоенно взглянула на него:

– В чем дело?

Дэвид поднял палец, продолжая что-то разглядывать. Слушая ровное, как биение сердца, постукивание двигателя, Алекс огляделась, она была беззащитна, уязвима и испугана; поскорее бы добраться до фермы – ей не хотелось останавливаться тут в сумерках, рядом с озером, посреди темных полей.

– Вот сволочи.

– Что такое?

– Опять несколько овец забрались в виноградник – как раз там я выращиваю свое шардоне. Вот уж где они мне не нужны!

Алекс почувствовала облегчение.

– Утром починю там изгородь.

– Ты не против, если завтра я одолжу у тебя «лендровер»?

– Не так уж приятно тащиться на нем в Лондон – тебе лучше было бы сесть на поезд в Льюисе.

Она кивнула.

– Но делай как знаешь; я бы хотел, чтобы ты отдохнула, расслабилась, набралась сил.

Улыбнувшись, Алекс положила руку на спинку его сиденья. Хорошо бы обнять его, прижаться к нему, но нет, в глубине души она понимала, что и так поступила с ним не лучшим образом; не стоит бередить его раны – по отношению к нему это было бы нечестно, да и по отношению к себе тоже, пришло ей в голову.

Сидя у кухонного стола, Алекс наблюдала, как Дэвид открывает бутылку вина собственного производства. Колли бродил по комнате, ложился и снова путался под ногами.

– Ты в самом деле сделала все, как он сказал, и шесть часов не ела?

Она кивнула:

– После завтрака крошки во рту не было. А ты?

– Обычно я ем два раза в день – завтрак и обед. – Он открыл холодильник. – Хочешь омлет?

– Я удивлена, что ты не держишь кур; в Лондоне ты всегда хотел обзавестись ими.

– Держать их в Лондоне было бы своего рода новшеством, не то что здесь.

Она улыбнулась.

– Да и в любом случае яйца и вино плохо сочетаются.

– Разве что запивать яичницу шардоне.

На сковородке шипело полдюжины яиц.

– А что ты делал во время сеанса – точнее, круга?

Он взглянул на нее и покраснел.

– Что делал?

– Похоже, ты глазел по сторонам.

Ухмыльнувшись, он похлопал себя по груди и, осторожно стянув пиджак, показал прикрепленный к груди диктофончик.

– Тут все. Вот и посмотрим, кто из нас прав. – Он положил диктофон на стол, включил кнопку перемотки записи.

Она слушала шуршание ленты и вопросительно смотрела на него.

– Ты думаешь, что поступил правильно?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Это могло отпугнуть души.

– Никто не сказал, что нельзя пользоваться диктофоном.

– Думаю, ты должен был предупредить меня.

– Скажи я тебе, ты бы не позволила. – Дэвид налил ей вина и, нахмурившись, наблюдал, как опускается осадок в его стакане. Потом поднял его за донышко и поднес к свету. – Цвет неплох, – сказал он.

– Очень чистый.

– И как тебе кажется, не чувствуется водянистость?

– Нет.

– Только легкий желтоватый оттенок, не так ли? – восторженно сказал он. – В последней партии несколько ударял в зелень.

– И что ты сделал? Подкрасил?

Он укоризненно посмотрел на нее.

– Ни в коем случае – только не я. Такой оттенок дает кожура винограда; все зависит от того, как долго ты выдерживаешь сусло.

Алекс понюхала вино. Оно было терпким, слегка маслянистым, и от него щипало в носу; со вторым глотком пришел легкий виноградный аромат.

– Оно еще очень молодое, – смущенно сказал он.

– Ты должен быть очень осторожен, Дэвид, чтобы не передержать его. Большинство потребителей не такие уж знатоки – они хотят лишь, чтобы у вина был приятный вкус.

– Да плевать мне на большинство, пусть пьют свой «Широндель». Господи, неужели ты не понимаешь? Меня привлекает неповторимость; я хочу создать великое английское вино.

Она сделала глоток, закрыла глаза и почмокала, катая вино во рту и надеясь, что именно этого он от нее ждет. Вино было терпкое, и у нее защипало нёбо, она поморщилась, вино обожгло пустой желудок, и она вздрогнула.

– Хорошее, но чуть резковато.

Диктофон громко щелкнул. Дэвид нажал клавишу воспроизведения. Послышалась какофония звуков, и он приглушил громкость.

– Молитву и прочую чушь пропустим, – сказал он.

Она услышала «Весну» Вивальди, тонкие звенящие звуки, полные радости и оптимизма.

«…Почувствуйте, как пружинит под ногами первая трава, – раздался голос Форда. – Теперь вы видите перед собой белые ворота…»

– Этот кусок я прогоню побыстрее, – сказал Дэвид, нажимая клавишу перемотки.

Алекс испуганно смотрела на аппарат. Она услышала зловещую барабанную дробь, затем чей-то вопль – словно завывание лисицы, попавшей в капкан; вопль медленно перешел в затухающий хрип. Вот-вот она услышит слова – по спине у нее побежали мурашки.

Но хрип прервался сухим шорохом статических разрядов.

Нахмурившись, Дэвид стал возиться с клавишами, гоняя запись взад и вперед на разных режимах громкости, но слышался только треск. Он прогнал запись несколько вперед и прислушался – все то же. Дэвид растерянно посмотрел на Алекс.

– В чем дело? – спросила она.

– Думаю, что шло глушение.

– Глушение?

– Предполагаю, что у твоего приятеля была портативная глушилка.

– Чего ради ему было этим заниматься?

– Значит, было из-за чего.

Он пропустил запись на скорости, но по-прежнему слышался лишь сухой треск, шипение и шорох. Внезапно они услышали высокий голос, похожий на верещание бурундука. Дэвид нажал большим пальцем клавишу остановки и торопливо отмотал ленту назад. И снова нажал клавишу воспроизведения.

«Как ты, дорогая?» Это был его собственный голос. Дэвид многозначительно посмотрел на Алекс.

«Я… я в порядке», – раздался голос Алекс.

Наступила пауза, и они услышали голос Форда: «Души удалились».

Дэвид выключил аппарат.

– А не могут ли души и электричество как-то воздействовать друг на друга? – спросила Алекс. Ее сотрясала дрожь, и женщина отлично понимала, насколько смешно звучит ее вопрос.

– Жульничество, дорогая.

Она покачала головой.

– Все сплошной обман.

Она снова покачала головой:

– Хотела бы я, чтобы ты был прав.


Алекс спала, не погасив свет, в огромной двуспальной кровати. Ночью она несколько раз просыпалась, чувствуя тревогу, и сонные видения ее были заполнены стонами, вскриками, в них постоянно присутствовал голос Фабиана. Каждый раз, просыпаясь и снова погружаясь в сон, Алекс слышала его – совсем рядом, совсем близко от нее. Вся в поту, Алекс в сонном забытьи тянулась к стакану с водой, опасаясь, что он опустеет до наступления рассвета и ей придется выходить из комнаты, чтобы снова наполнить стакан.

Ночь за стенами комнаты была полна звуков; над гладью озера разносилось уханье филина. Средневековый водоем. Погружаясь в дремоту, Алекс слышала, как плещутся карпы, как разносится по воде странное приглушенное эхо; видела, как огромная рыба всплывала к поверхности, скользя между водорослей, но, когда она появилась на свету, у нее оказалось обугленное человеческое лицо, и Алекс с криком проснулась.

Послышался осторожный стук.

– Дорогая, как ты себя чувствуешь?

Алекс закрыла глаза, надеясь снова вернуться в сон.

– Все в порядке, спасибо.

Она слышала, как Дэвид бродит по дому, и это успокоило ее. Вот он спустился вниз, и до нее донеслись шаги на кухне, хлопанье открывшейся и закрывшейся двери. Теперь снаружи доносились совсем другие звуки – мирное щебетание птиц; Алекс открыла глаза и увидела, что наступило утро.

Дэвид был уже на винограднике. Алекс толкнула тяжелую дверь и направилась к огромному каменному амбару. Как ему удалось избавиться от одолевших ее со вчерашнего дня тяжелых едких запахов вчерашнего сборища?

К объемистой пластиковой цистерне в середине помещения свисал канат с подтянутого к высоким стропилам полипласта. Дэвид, расставив ноги, стоял над цистерной, подтягивая трос.

– Я готова! – крикнула ему Алекс.

– Сейчас!

Она смотрела, как он спускается по шаткой стремянке.

– Чем ты занимался?

– Новой цистерной – ее доставили только вчера. Хочу немного переместить ее. Я буду рад, если ты останешься и на вечер, да и вообще на весь уик-энд.

– Спасибо. Посмотрю, как буду себя чувствовать.

– Если ты точно вернешься, можешь взять «лендровер» и оставить его на станции.

– Ты будешь не очень расстроен, если я не появлюсь?

Он повернулся и бросил красноречивый взгляд на виноградник, давая понять, что ему не под силу было бы расстаться с ним даже на несколько минут.

– Справлюсь.

– Счастливый, – сказала она, – у тебя есть что-то, к чему ты очень привязан.

– У тебя тоже.

Она покачала головой.

– Я почти не бываю в офисе после… – Алекс пожала плечами. – Думаю, бывают в жизни такие времена, когда все становится не важно.

– Думаешь, твои клиенты согласятся с тобой?

Она отвела глаза и покраснела.

Загрузка...