— Неееет! — Крик ужаса вырвался из моей гортани, когда я сорвала с себя последний кусок слизи. — Вы не доберетесь до меня. Питер вам тоже не достанется.
Я должна каким-то образом спасти своего брата —
если это еще возможно!
— Питер? — позвала я. Мой голос показался мне
слабым и безжизненным. Я схватилась за перила и, подняв лицо, крикнула наверх: — Питер? Ты в своей комнате?
Ответа не последовало.
Я бросилась наверх. Проверила его спальню. Затем свою. Никаких следов.
— Питер?
Я поспешила вниз. Выбора у меня не было. Волна холодного ужаса захлестнула меня, когда я приблизилась к двери, ведущей в подвал.
Пение замолкло. Теперь там было тихо. Стояла глубокая тишина, звоном отдававшаяся в моих ушах.
Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы шагнуть на лестницу и всмотреться в темное нутро подвала.
— Питер?
Я знала, что он находится там.
Я знала, что должна спуститься вниз и вывести его из подвала наверх.
— Питер, я твоя сестра Даниэлла, — крикнула я вниз. — Я знаю, что ты не помнишь меня. Но я Даниэлла. Я спускаюсь вниз. Я иду к тебе на помощь.
Я жадно прислушивалась. Никакого ответа. Затем я услышала скрип петель. Очень медленный. И еще скрежет. Как будто открывали тяжелую дверь.
— Питер? Ты слышишь меня? Я твоя сестра. Я спускаюсь вниз, чтобы помочь тебе.
Я сделала глубокий прерывистый вдох. Отыскала взглядом длинный металлический фонарик, висевший возле верхней ступеньки. Сняла его. Хорошее оружие, хотя я надеялась, что мне не придется пустить его в ход.
— Питер, я иду к тебе.
Мои коленки так жутко дрожали, что мне приходилось спускаться очень осторожно. Почти на каждой ступеньке я замирала и прислушивалась. Ветер бился в оконные стекла, и они потрескивали. Это был единственный звук, кроме моего собственного учащенного дыхания.
На половине спуска я различила другой звук — тихое царапанье.
— Питер? Это ты? Ты меня слышишь? Никакого ответа.
С каждой ступенькой на меня накатывала волна ужаса, и мне приходилось делать неимоверные усилия, чтобы ее преодолеть. Крепко сжимая в правой руке фонарик, я перешагнула через сломанную нижнюю ступеньку и вгляделась в подвал. Картина, разумеется, не изменилась — груды хлама, старая мебель, пачки пожелтевших газет.
— Ох! — Мой рот открылся от изумления, когда на дальней стене, сбоку от огромной, почерневшей от времени печи, я увидела нацарапанные на стене слова.
Буквы, величиной с ладонь, были написаны красной краской. Еще не просохшие ее капли стекали струйками на неровные, растрескавшиеся камни.
НЕ ЗАБУДЬ МЕНЯ.
Еще не просохшая. Только что нанесенная. Темно-красная краска. Красная, как кровь.
НЕ ЗАБУДЬ МЕНЯ.
И тут, не успев оправиться от потрясения, я заметила Питера.
Я моргнула раз. Моргнула два. Еще не веря своим глазам.
Да. Питер. В дверях, ведущих в маленький закуток за печью.
Питер, окутанный странным, серебристым огнем. Спиной ко мне. Рыжая шевелюра. Рубашка, выбившаяся из мешковатых джинсов. Неподвижный Питер. Так тихо стоящий в крошечной задней каморке, залитый жутковатым светом.
Я открыла рот, чтобы позвать его. Но не смогла издать ни звука.
Моя холодная, влажная ладонь скользила по металлическому фонарику. Я сжала его крепче. И сделала неуверенный шаг в сторону своего брата. Затем еще один.
Обошла груду хлама в середине подвала. Слова, написанные стекающей вниз красной, как кровь, краской, все еще стояли передо мной.
НЕ ЗАБУДЬ МЕНЯ.
— Питер? Ты меня слышишь? Он не ответил. Не пошевелился.
— Я иду к тебе на помощь. Я твоя сестра Даниэлла. Ты помнишь меня? Помнишь?
Я остановилась возле низкой двери, ведущей в заднюю комнатку. И поняла, что Питер наклонился над еще одним отверстием. Совсем темным. Сначала я решила, что это какая-то дыра в стене подвала.
Однако, присмотревшись, я поняла, что Питер стоит перед прямоугольным люком. И этот люк находится на полу.
Но куда он ведет?
Наклонившись над темным отверстием, брат шагнул вниз.
— Неееет! — завизжала я. — Стой! Выслушай меня! Вернись! Питер, вернись!
Он застыл. Он не шевелился.
Я снова закричала. Я умоляла его повернуть назад.
И тогда, медленно… очень медленно… он отошел на шаг от темного отверстия. Он отступил назад и потом… медленно… окутанный жутким светом, повернул ко мне лицо.
И когда он обернулся, я издала сдавленный крик. Мои колени задрожали, а желудок едва не перевернулся.
Я с ужасом уставилась на него.
Я смотрела на толстый слой слизи, покрывающий его лицо. Прозрачный желатин окутал его волосы, лицо,
его глаза. Его рот!
Густой слой слизи влажно блестел под серебристым светом.
И когда я в ужасе застыла на месте, не в силах вымолвить ни слова и даже пошевелиться, мой брат открыл рот. Желатин запузырился на его губах.
И я услышала приглушенно прозвучавшее слово:
— Прощай!