VI

Грусть от прощания тяжестью давила на сердце. Лида там, на улице, старалась не показывать виду, чтобы не расстроить родителей, но как только скрылась за дверью райкома, с глухим хлопком отрезавшей ее от старой беззаботной жизни, слезы сами собой навернулись на глаза. Украдкой она смахнула их рукавом шинели. Ей стало стыдно за свою мимолетную слабость. Лида тихонько огляделась, не заметил ли кто ее слез. Нет, окружающим было совершенно не до нее, все спешили по своим делам, не обращая внимания на Лиду, отчего ей стало еще обидней. Усилием воли она подавила жалость к себе и, гордо подняв голову, пошла вслед за девушками.

Их завели в ленинскую комнату, куда буквально через несколько минут ворвался второй секретарь райкома. Он усталым, осипшим голосом привычно и бездушно отбарабанил напутственное слово с пожеланиями не посрамить Тамбов в боях с немецкими захватчиками, пожал им руки и ушел. А про них, казалось, все забыли. Время шло, девушки, перезнакомившись, всухомятку, общим столом поужинали, тем, что собрали им с собой мамы. С Наташей Ганжой, учившейся в соседней школе, Лида уже была знакома раньше, пересекались по комсомольской линии. Когда-то смешливая хохотушка, сейчас Наташа была совсем не похожа на себя. Серьезный, печальный взгляд серых глаз из-под сведенных бровей, осунувшееся лицо, в темных волосах, заплетенных в косу, виднелись серебряные нити седины. Война застала ее на Украине в гостях у родственников. Пока Наташа добиралась до дома, насмотрелась всякого и, вернувшись, уже не могла оставаться в тылу, сразу же отправившись в военкомат. Что с ней произошло в дороге, Наташа рассказать отказалась, сказав, что война намного страшнее и подлей, чем она думала. В ответ получила понимающий взгляд Иды и жалостливые Тони с Лидой. Она рассказала, как долго просилась на фронт, обивала пороги военкомата, требовала, ругалась, пока военком, видимо уставший от настырной девушки, не пошел ей на встречу.

Ида Весельская и Тоня Селина были с другого района. Тоня жила в Пушкарской слободе, с мамой, папой двумя братьями и тремя сестрами младше нее. Невысокая, полненькая болтушка с непослушными рыжими кудряшками и зеленоватыми глазами, весело смотрящими на мир, разговаривала она быстро, выстреливая словами, как из пулемета. В конце каждой фразы, она резко замолкала и, наклонив голову, вглядывалась в лицо собеседницам, как будто пытаясь рассмотреть, поняли ее или нет, а потом выстреливала новой очередью. Выглядело это так забавно, что разговаривать с Тоней без улыбки было невозможно. У Тони единственной не было никакой печальной истории толкнувшей ее уйти на фронт. Просто она посчитала, что это правильно, и ее долг комсомолки сейчас быть там, где сражается советский народ.

Ида была на пять лет старше них. Хоть она никак этого не подчеркивал, девушки чувствовали эту разницу, признав за ней негласное лидерство. Им, только-только выбравшимся из теплого семейного уюта, нужен был кто-то, кто знает что делать, подскажет и научит и если надо поведет за собой. Таким человек в их маленьком коллективе они неосознанно выбрали Иду. Высокая, светловолосая, с короткой под мальчишку стрижкой, которая ей совершенно не шла и пронзительными голубыми глазами, холодно выглядывающими из-под непослушной челки. Все время пока они находились вместе, она больше отмалчивалась, рассказав только, что они с семьей эвакуировались сюда из Западной Белоруссии, где ее папа занимал какую-то партийную должность. Отец остался там, и с тех пор о нем не было ничего слышно. Уже в Тамбове у Иды умерла, простудившаяся во время эвакуации бабушка. Из близких у нее остались только мама и пятнадцатилетний брат, который тоже рвался на фронт. Злая на немцев, она просилась в разведшколу, но ей отказали без объяснения причин, однако просьбу о зачислении в действующую армию обещали удовлетворить, так она и оказалась здесь.

Устав ждать, Лида с Наташей попытались узнать, не забыли ли про них. Но никто из работников райкома ничего им сказать не мог, отправляя ко второму секретарю, а того на месте не было. Приходилось просто сидеть, пребывая в полном неведении. Время приближалось к полуночи, суета в здании потихоньку спадала, только где-то очень громко какой-то мужчина разговаривал по телефону и его голос эхом разносился по пустым коридорам. Девушки сдвинули столы и улеглись спать, положив под головы сидоры с личными вещами. Укрывшись шинелями, они потеснее прижались друг к дружке, в здании было довольно холодно. Лиде показалось, что она только закемарила, как скрипнула дверь, и раздался недовольный мужской голос:

— Во! Я их по всему райкому ищу, а они тут спят! Подъем!

Лида, откинув шинель, села, глядя припухшими спросонья глазами на вошедшего. В дверях стоял румяный, круглолицый молоденький лейтенант с недовольным лицом. Девушки тоже поднялись. Ида, стрельнув в нарушителя спокойствия глазами буркнула:

— Куда разместили, там и ждем. Мы не виноваты, что у вас тут никто ничего не знает и сказать не может.

— Разговорчики! — прикрикнул на нее лейтенант. Ида вскинувшись ожгла того взглядом:

— А то что?!

Наташа дернула подругу за рукав:

— Ида, перестань!

— А что он залетел с претензиями? И вообще, я, например, не знаю кто это такой и чего он тут раскомандовался.

Лицо лейтенанта покрылось красными пятнами, было видно, что он хочет сказать какую-то грубость, но, сдержавшись, только буркнул:

— Лейтенант Губин, буду сопровождать вас к месту назначения. Я за вашими документами, через тридцать минут, чтобы были готовы, — и хлопнул дверью, пропав из виду.

— Дааа, с сопровождающим нам не повезло, — протянула Лида. Девушки переглянулись, соглашаясь с ней, а Ида только упрямо тряхнула челкой:

— Ерунда. Главное, чтобы на месте службы командир нормальный был, а этот явление временное. Давайте собираться.

Они только-только успели привести себя в относительный порядок, появился Губин. Оглядев их, лейтенант поморщился. Выглядели они, конечно, как огородные пугала. Старые шинели не по размеру, потерявшие форму шапки-ушанки, залатанные ватные штаны и растоптанные сапоги.

— Ну и видок у вас, — буркнул лейтенант и добавил, — давайте за мной, транспорта нет, так что до вокзала придется идти пешком. Развернувшись, он пошагал на выход, девушки потянулись за ним. По дороге Тоня попыталась выведать у Губина, куда их направляют, на что лейтенант недовольно обронил, пресекая дальнейшие расспросы: — Не положено, на месте сами увидите.

На вокзале лейтенант оставил их в зале ожидания, рядом с кабинетом коменданта вокзала, велев никуда не уходить, а сам отправился узнать, где находится их состав и когда отправление. Примерно через полтора часа он появился, дал им время оправиться и повел к составу, стоящему где-то на запасных путях, за складами. На улице уже рассвело, морозный воздух холодил лицо, ветерок забирался под шинель, от чего после тепла вокзала девушки зябко ежились. Разместили их в теплушке уже обжитой девушками-зенитчицами, от которых они и узнали, что направляются в Москву. Старшая из зенитчиц показала им место на сколоченных из грубых досок нарах. В центре вагона находилась печка-буржуйка, рядом с которой грелись девушки, чем дальше от печки, тем становилось холодней. В углу вагона досками был огорожен закуток. Как объяснили попутчицы — туалет. Пока девушки размещались и знакомились с попутчицами, опять появился Губин, забрав с собой Весельскую. Вернулась Ида уже одна, неся на плече вещмешок, а в руках обшарпанные котелки.

— Паек на дорогу выдали и котелки, — объяснила Ида, в ответ на вопросительные взгляды девушек, — сухари, консервы и сахар. Губин от нас через три вагона едет, сказал, на стоянках будет приходить, проверять.

— А когда отправляемся? — нетерпеливо спросила Тоня.

— Скоро. Командиры людей уже по местам разгоняют. Да и лейтенант сказал, чтобы из вагона ни ногой, если кто отстанет, запишет в дезертиры.

— Сам он дезертир! — обиделась Тоня, — И вообще, противный он, этот Губин!

— Тебе за него замуж что ли идти? Доставит нас до места, и распрощаемся с ним. Этот еще ничего, — с какой-то недосказанностью и болью произнесла Ида.

Тоня, не заметив, интонацию подруги фыркнула:

— Фу! Скажешь тоже, замуж! Да за такого ни в жисть, и вообще…

Что вообще девушки так и не узнали, вдоль состава пробежал командир с капитанскими петлицами, загоняя всех внутрь. Последней в вагон залезла старшая среди зенитчиц с двумя сержантскими треугольниками. Оглядев еще раз всех девушек, она кивнула сама себе и задвинула за собой створку. В вагоне сразу стало темно, рассеянный свет еле-еле пробивался сквозь маленькие мутные окошки, расположенные под самым потолком. Несколько минут и паровоз, протяжно загудев, дернул вагоны, набирая ход. В приоткрытую створку потянуло едким угольным дымом.


В Мичуринске к ним добавилось еще шесть девушек. Четверо из Казахстана и две из Воронежа. Состав подолгу стоял на станциях, а на подъезде к Рязани они попали под бомбежку. Сначала никто ничего не понял, паровоз тревожно загудел и стал резко тормозить, затем снова начал набирать скорость и опять резко затормозил. В теплушке все кто не лежал на нарах попадали, девушки загомонили, пытаясь выяснить что случилось, как вдруг неподалеку раздались взрывы. Первой в себя пришла Ида. Она рванулась к дверям вагона, распахнула их и закричала:

— Быстро все из вагона, в рассыпную и залегли! — видя непонимание в глазах попутчиц, она добавила, — Бомбят нас!

Тут в себя пришла и сержант Таня, командовавшая зенитчицами:

— Быстро все из вагона!

Девушки, толкаясь, стали выскакивать. В голове состава послышались еще взрывы. Таня с Идой выталкивали девчонок, последними выскочили сами. Из других вагонов тоже выпрыгивали люди, разбегаясь подальше от состава. Вдруг, над ними промелькнула стремительная тень, и раздался стрекот пулемета. По насыпи хлестнули пули. Кто-то дико закричал. Рядом с Лидой девушка-зенитчица из их вагона вдруг жалобно заскулила и упала, с размаху уткнувшись лицом в слежавшийся наст. Лида подскочила к ней и за шиворот телогрейки стала оттаскивать от вагонов. С другой стороны подскочила Ида и помогла ей. Отбежав, они, тяжело дыша, упали в снег. Ни взрывов, ни стрельбы больше не слышалось, только в той стороне, куда упали бомбы, все так же продолжал жутко кричать раненый. Повернувшись к девушке, которую они тащили, Лида встретилась с мертвым остекленевшим взглядом. Лида вскрикнула и отпрянула. Ида, поднявшись, перевернула тело девушки на спину и рукой прикрыла ей глаза, потом, протянув руку, помогла встать Лиде:

— А ты молодец, подруга, не растерялась! — в голосе обычно холодной и молчаливой Иды послышалось теплое участие.

— Растерялась, к этому невозможно привыкнуть, — Лида судорожно втянула в себя воздух, руки у нее тряслись.

— Была уже под бомбежкой?

— Была. Когда город бомбили. Мы с Петей у драмтеатра как раз были.

— Ясно. Ничего привыкнешь. Пойдем, посмотрим, может, кому помощь нужна.

Они пошли вдоль состава, вглядываясь в лежащих людей. Раненых и убитых больше не нашли, повезло. Может где-то впереди и были такие, но девушки от своего вагона далеко отходить не стали. Народ потихоньку приходил в себя, поднимаясь из снега и отряхиваясь. Разбежавшиеся, стали подтягиваться к вагонам. Сержант Таня с еще тремя девчонками, уже подтащили убитую к насыпи, уложив ее у распахнутых створок их теплушки. Все молчаливо столпились вокруг тела. Лида пыталась и никак не могла вспомнить, как звали погибшую. Вера, Варя? А ведь только утром они вместе сидели у печки и пили жиденький, чуть подкрашенный чай.

— Не повезло Варьке, — раздался голос Тани, — не доехала. А так мечтала на Москву посмотреть, на Кремль, — сержант всхлипнула. У Лиды на глаза тоже навернулись слезы. Зачем?! За что?! Кому нужна эта проклятая война?! Понятно, что Гитлеру! Но зачем? Зачем прилетел сюда этот неизвестный немец и убил Варю? Что она ему сделала? Жила, училась, любила, мечтала Москву посмотреть, Кремль. А тут прилетел этот гад и убил ее! Ненависть темной волной стала подниматься из глубины души, злые слезы полились еще сильнее. К Лиде кто-то подошел сзади и обнял ее, крепко обхватив руками. Она оглянулась. Ида. Весельская стояла, крепко стиснув зубы, и сухими, ледяными глазами смотрела на Варю, как будто стараясь запомнить ее на всю жизнь.

К их группе подошли командиры. Майор — начальник поезда, незнакомый капитан и Губин. Губы у лейтенанта тряслись, из ссадины на лбу сочилась кровь:

— Все живы, все на месте? — неприятным с повизгиванием голосом спросил он у Иды.

— Живы, на месте, товарищ лейтенант. Вам бы голову перевязать, бинт есть?

— Да? — Губин провел ладонью по ссадине и непонимающе уставился на испачканную кровью руку, — наверное, есть, сейчас спрошу.

— Стойте уже здесь, сама спрошу, — Ида пошла в сторону оказывающих кому-то помощь санитаров, а Губин часто-часто закивал головой ей вслед, соглашаясь, что будет стоять здесь и ждать ее. Лиде стало неприятно смотреть на этого испуганного человека и она залезла в вагон. Их теплушка не пострадала, только от резкого торможения состава на пол посыпались вещи и с печки свалился котелок с кипятком. Девушка, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей стала наводить порядок. Через некоторое время к ней молчаливо присоединились девчонки-зенитчицы. Закончив с уборкой, Лида выглянула из вагона. Тело Вари уже куда-то унесли. Народ толпился у своих вагонов, обсуждая произошедшее, из соседней теплушки слышался смех. Надо же, буквально час назад их могли убить, а вот уже кто-то смеется, шутит. А Варя этого уже никогда не услышит, не засмеется чьим-то шуткам, не пошутит в ответ сама. Проклятая война!

Поезд простоял еще часа три и, наконец, тронулся. Больше в дороге с ними ничего не произошло. И вот в приоткрытых сворках вагона показались пригороды Москвы. Позади осталось долгое, выматывающее четырехсуточное путешествие. Состав загнали в отстойник на запасных путях. Тут же появился Губин. Девушки тепло попрощались со своими попутчицами. Лейтенант нетерпеливо переминался, подгоняя их. Построив девушек, он провел перекличку и приказал не в ногу следовать за ним, гордо зашагав впереди. Наверное, самому себе с перебинтованной головой под лихо заломленной шапкой-ушанкой он казался героем. А Лиде было смешно смотреть на Губина, в памяти всплывали его трясущиеся губы и растерянный вид сразу после бомбежки. Видимо, такие же мысли, судя по ехидным улыбкам, посетили и ее подруг.

Шли долго, лейтенант несколько раз останавливался и спрашивал дорогу у военных патрулей, показывая какие-то бумаги. Наконец, они прибыли на место. Лейтенант, передав их молчаливому капитану и оставив ему сопроводительные документы, не попрощавшись, ушел. Разместили их в какой-то воинской части, выделив отдельное помещение и поставив у входа караул, видимо во избежание чрезвычайных происшествий с личным составом, состоящем из мужчин. Из помещения их не выпускали, только на обед и на ужин, в сопровождении угрюмого, недовольного старшины.

Утром на следующий день прибыло еще двенадцать девушек. Не успели они толком познакомиться и поговорить, как зашел вчерашний капитан и приказал собираться, дав на сборы сорок минут. Через отведенное время, их погрузили в автобус и куда-то повезли. Девушки приникли к покрытым изморозью окошкам, пытаясь рассмотреть Москву. Никто из них в столице до этого не бывал. Правда, ничего интересного к всеобщему разочарованию увидеть не удалось, а так хотелось посмотреть на Кремль! Автобус выехал из города и, подпрыгивая на ухабах, пополз по разбитой дороге. В салоне было холодно, и Лида поплотнее закутавшись в шинель незаметно уснула. Проснулась от толчка затормозившего автобуса и гомона в салоне. Прибыли. Стояли они в каком-то поселке, недалеко располагался барак с надписью над крыльцом «Клуб». Капитан приказал выгружаться и первым вышел на улицу. Лида подхватила свой отощавший за время, проведенное в пути, сидор. Выйдя на улицу, зябко поежилась и стала подпрыгивать, пытаясь согреться. Вдруг девчонки весело загомонили. Лида обернулась, чтобы рассмотреть, что их так взбудоражило. На крыльце барака с удивленными лицами стояло четверо военных, к которым быстрым шагом приближался их капитан. Сердце девушки екнуло, в одном из командиров она узнала своего Петечку.


Сашка стоял и не верил своим глазам. Нет, ну товарищ Сталин точно над ним издевается! Вот же гад усатый! Только в школе Волкова успокоилась, ему еще толпу баб подкинули. И как их учить? Стало понятно, о чем так раздраженно говорил по телефону майор Максимов. Конечно, тут и не так ругаться будешь.

— Петь, ну что молчишь-то? — он толкнул локтем в бок Никифорова. Петр стоял, как вкопанный с ошарашенным видом. — Пееть? Никифоров повернулся и посмотрел на Сашку диким взглядом — Петь, ты чего?

— Там Лида!

— Какая Лида? — непонимающе уставился на друга Сашка.

— Моя Лида!

Сашка повернулся, вглядываясь в прибывших.

— Которая? — и понял, что ответ ему не нужен. Среди расслабленно, с любопытством оглядывающихся девушек, только одна стояла, так же как и Никифоров, столбом и изумленно смотрела на Петра. — Ну, а что стоишь? Подойди хоть!

— Нельзя, потом подойду — Петр кивнул на приближающегося капитана. Тот, поприветствовав Максимова, доложил о прибытии и передал майору сопроводительные документы. Командиры обменялись рукопожатиями и направились в сторону автобуса. Друзья и старшина пошли следом за ними. Кто-то из девушек задорно протянул:

— Ой, какие мальчики симпатичненькие.

Сашка покраснел. А Лида, услышав произнесенную фразу, напряглась еще больше и стала высматривать, кто это сказал.

Капитан вышел немного и вперед и скомандовал:

— В две шеренги стройся!

Девушки, толкаясь и галдя, кое-как построились. Максимов с капитаном поморщились, Никифоров тоже не выглядел довольным, а стоящий метрах в двух позади них старшина тихонько выматерился себе под нос. Но Сашка его услышал. Парню захотелось развернуться и убежать отсюда куда-нибудь подальше. Будущее вырисовывалось в очень неприглядном свете, все оказалось даже хуже, чем он предполагал изначально. Все-таки он рассчитывал, что им пришлют парней, но такой подлянки от Иосифа Виссарионовича никак не ожидал, а то, что без Сталина тут не обошлось к гадалке не ходи. Максимов хмурым взглядом оглядел неровный строй. Зрелище было удручающее. Одетые как попало, кто в шинели не по размеру, кто в ватники, в растоптанных сапогах и видавших виды ботинках, только из-под глубоко натянутых на уши шапок, поблескивали девичьи глаза. Майор покачал головой и громко произнес:

— Здравствуйте товарищи курсанты.

— Здравствуйте… Здрасьте… — раздался в ответ разноголосый неслаженный хор.

Майор опять поморщился.

— Меня зовут майор Максимов Иван Андреевич, я являюсь Начальником вертолетных курсов, что это такое, вам объяснят позже. Лейтенанты Никифоров Петр Степанович и Стаин Александр Петрович будут вашими инструкторами. Петр и Сашка кивнули, показывая, что речь идет о них. — Лейтенант Стаин, — Сашка сделал шаг вперед, — так же является моим заместителем по учебной работе…

Из строя, перебивая майора, раздался голос:

— Какой молоденький, — послышались смешки.

— Разговоры! — рявкнул капитан. Майор сделал паузу и продолжил.

— Вы будете первыми нашими курсантами. Это большая честь и огромная ответственность, как для вас, так и для нас — ваших инструкторов. Чтобы вы понимали насколько все серьезно, скажу только одно — за вашей учебой будет следить лично товарищ Сталин! По строю пронесся удивленный гомон и сразу затих под суровыми взглядами майора и капитана. — И мы оправдаем оказанное нам высокое доверие! Будет трудно, очень трудно! Требовать с вас будем жестко, без скидок на то, что вы девушки, если не уверены в себе или считаете себя не готовыми, пока еще не поздно отказаться, вы будете распределены в другие части. Есть такие? Если есть выйти из строя! Никто из девушек даже не шелохнулся. — Ну, что ж, вы сами сделали свой выбор, потом прошу не жаловаться. Сейчас товарищ старшина Кандыба Сидор Федотович, — рядом с Александром встал старшина, — распределит вас по местам и выдаст обмундирование. Сегодня обустраивайтесь, ознакамливайтесь с расположением, а с завтрашнего дня начнется учеба. Старшина, — Максимов повернулся к Кандыбе, — принимайте курсантов. Старшина вышел вперед, набрал в грудь воздуха, чтобы отдать команду, а потом резко выдохнул и, махнув рукой, по-домашнему сказал:

— Давайте за мной, девоньки, — развернувшись, он пошел в сторону барака, бурча себе под нос: — И куда вас понесло, сидели бы себе дома, пироги пекли, да детишек рожали. Хотя, от кого вам рожать-то сейчас… Эх, война, война.

Девушки рассыпав строй гурьбой повалили за старшиной. Никифоров посмотрев на майора спросил:

— Товарищ майор, разрешите отойти?

Максимов кивнул. А Петр, шагнув к девушкам, вытянул из толпы за шинель Лиду и крепко ее обнял. Девушка, уткнувшись носом в грудь Никифорову, молча замерла, стесняясь обнять его в ответ, а потом, плюнув на всех, обхватила руками и заплакала.

— Эх, а лейтенантик-то уже занятый, — раздался опять тот же разбитной голос, только Лиде с Петром было уже не до его хозяйки. Капитан с майором удивленно посмотрели на обнимающуюся парочку, а потом перевели вопросительный взгляд на Сашку. Парень пожал плечами:

— Невеста.

— Даааа, деееелааа, — майор изучающе взглянул на капитана, — пойдем капитан, документы проверим, — и провел пальцами по шее в районе кадыка, — очень надо! Капитан кивнул, и они направились к бараку. А Сашка остался стоять глядя то на обнимающегося друга, то на завистливо взирающих на влюбленную парочку и перешептывающихся между собой девушек, скомандовал:

— Старшина, уводи личный состав в расположение. Мы тоже сейчас подойдем.

Кандыба встрепенулся и уже более строго скомандовал:

— А ну-ка за мной все! Раскудахтались тут, как курицы. Ничего, ужо я вами займусь!

Александр тоже отошел в сторонку, давая возможность другу переговорить с невестой, но видя, что они не собираются расставаться подошел к ним.

— Петь, Лида, давайте в расположение, успеете еще наобниматься. Там старшина сейчас обмундирование выдавать начнет, сам же знаешь, что последнему достается, — а потом подумав, добавил, — хотя на них и так нет ничего, мы же на женщин не рассчитывали.

Петр оторвался от любимой и повернулся к другу, на лице у него сияла улыбка.

— Лид, познакомься, это Александр, я тебе про него рассказывал. Это он меня в лесу вытащил раненого. А это Лида, — и он опять нежно приобнял девушку за плечи.

— Очень приятно, — Лида протянула Саше ладошку, — спасибо Вам за Петю.

Сашка, смутившись, покраснел и бережно, как стеклянную пожал девушке руку.

— Мне тоже очень приятно. Петр мне про Вас все уши прожужжал, — парень улыбнулся.

— Надеюсь хорошее?

Сашка помотал головой:

— Нет, что Вы! Лицо у девушки стало обиженно вытягиваться, а Никифоров сердито нахмурился. — Хорошее, не то слово, превосходное, это да, — и парень рассмеялся. Лида с Петром переглянувшись тоже засмеялись. — Ладно, Петь, ты веди Лиду в расположение, а я к Максимову, подходи потом туда. Никифоров кивнул. В барак зашли вместе. Сашка, постучавшись и спросив разрешения войти, скрылся в кабинете Максимова, а Лида с Петром прошли дальше к жилым помещениям, где раздавался зычный голос старшины.

Загрузка...