На пятом почему-то никто не жил. Егор обошел просторную, неправильной формы, площадку – все десять квартир были открыты для осмотра, и на каждой из десяти дверей висела броская табличка
«СДАЕТСЯ/ПРОДАЕТСЯ».
Егор побродил по этажу, заглянул в подсобное помещение, на аварийную лестницу и даже в технический ствол со множеством кабельных стояков. Он уже собрался подняться к себе, как из угловой студии, точной копии его собственной квартиры, донесся голос Топоркова:
– Сюда, сюда, Соловьев. И заприте дверь.
Он юркнул в комнату и растерянно остановился посередине – здесь, как и везде, было пусто.
– Соловьев! – Позвали его сзади.
Обернувшись, Егор увидел включенный монитор и пугающе большое лицо Сергея Георгиевича.
– Добрый день, – сказал он.
– Да уж не добрый, Соловьев. Куда как не добрый.
Егор занервничал. Аркадий не мог доложить, не успел бы. Когда они подъехали, записка уже лежала. А если и успел – что докладывать? Съездили в музей. И все. Странника Аркадий не видел, он ведь жив, не разбился. Не было ничего. Сон.
Егор пощупал в кармане платок – узелки не исчезли.
– Дверь закрыта? – Спросил Топорков.
– Вроде…
– Пытались связаться с вами в машине, но что-то не вышло. Куда вы там пропали? Хотя, может, оно и к лучшему. Беседа сугубо конфиденциальная.
Он уже в курсе, что Маришка живет у меня, отметил Егор. Фирма.
– Мы перехватили любопытную передачу, – нехорошо покачивая головой, сказал Топорков. – Не ту, которыми вы занимаетесь, но тоже зашифрованную. Мы ее расшифровали. Оч-чень, знаете ли… Адрес – одна из баз на Западе. База отнюдь не рыболовецкая. И, что примечательно, передача шла из вашего дома. Вот так вот, Соловьев.
– Этого не может быть!
– Разыгрывать подчиненных не в моих правилах. Поэтому определимся сразу: реплики типа «ты шутишь» оставим для жен и любовниц.
– Вы меня подозреваете?
– Эх, Соловьев, если б вас подозревали, беседа была бы менее теплой. Давайте по существу. В вашей квартире нечисто. Кто-то слушает спецканал.
– Вы говорили, это исключено.
– Я говорил – в него нельзя влезть. И в него не влезли. Они считывают информацию с монитора, саму картинку. Гениально просто! Но для этого им пришлось у вас обосноваться.
– Прямо с монитора? Дом напротив! – Вспомнил Егор. – Они могли в окно…
– Передача шла из вашей квартиры, – повторил Топорков. – Вы должны искать не оправдания, а решение проблемы.
– Маришка…
– Что Маришка?
– Не та, не ваша.
– Я понимаю, что ваша, – произнес он с ударением. – Проверка пока ничего не дала. Кто кроме нее? Соседей мы тоже щупаем. Тоже – ноль.
– Больше никого.
– Думайте, Соловьев! Разносчики, рекламные агенты, техники…
– Голенко заходил. Вернее, не заходил – так, на пороге постоял. Техники?.. Нет. Давно их не вызывал. У меня ничего не ломается, ломаться-то нечему. На днях мажордом заменил, но тут уж я сам справился. Это и ребенок…
– Мажордом? Сейчас, я посмотрю свои…
Топорков пропал с экрана и вернулся с какой-то распечаткой в руках.
– Мы его, когда канал подключали, до самых кишок… У вас примитивный аппарат, вы его, кажется, Холуем зовете. Что ж. Своеобразно.
– Вы ошибаетесь, Сергей Георгиевич. Холуй у меня был раньше. А теперь Сосед.
Егор набрал воздуха и занял убедительную позу – сейчас он все объяснит, это же элементарно. Немного подумав, он выдохнул и встал в прежнее положение. Элементарно, да не совсем…
Егор попробовал восстановить хронологию: на фирму он ездил два раза, и спецканал, правда, без доступа, уже существовал. Значит, сначала настроили канал, потом появился Сосед, потом он поехал на собеседование – первый раз. Тогда он от работы отказался. А канал уже был. Или нет, это началось с того, что его уволили из метеослужбы – естественно, по указке Топоркова. То есть на фирме все знали заранее…
Да ничего они не знали, обозлился на себя Егор. Они так же путаются, а может, и похлеще. То, что он принял за петлю во времени, оказалось вовсе не петлей, не кольцом. Какая-то загогулина – дикая, изогнутая…
– Сергей Георгиевич, у меня к вам разговор. Хорошо, что мы здесь… В смысле – я здесь. Не хотелось бы, чтоб Маришка… Моя Маришка, Стоянова… ну, ладно. А разговор серьезный, очень. Серьезней даже, чем шпионы. Не знаю, связано ли это с нашим сигналом, только все, что со мной происходит, получается связано – с ним.
– Слишком длинное вступление, Соловьев.
– Я не аналитик, Сергей Георгиевич. И никогда им не был. Теперь, наверно, подробней?
– Не нужно, Соловьев, – с каменным лицом ответил он. – Это неинтересно.
– Но я метеоролог! – Воскликнул Егор. – И мой диплом…
– Какой из дипломов вы имеете в виду? По перистым облакам? Мы его уничтожили.
– И подделали другой?!
– Не забывайтесь, Соловьев. Мы не подделываем, мы оформляем.
– И грамоты, и выписки из школьных протоколов…
– А вы что, участвовали в математических олимпиадах?
– Нет, не участвовал… Но зачем?!
– Чтобы вы поверили в свои силы и согласились с нами сотрудничать, – без тени улыбки сказал Топорков. – Это было предрешено, но мы решили ускорить.
– Кем предрешено? – Оторопел Егор.
– Пророчества, приходящие с Земли, иногда имеют позитивный характер.
Егор попятился и, наткнувшись на покрытый пластиком диван, тяжело осел. Затем поводил ладонями в поисках пульта и, вспомнив, что находится не у себя, покорно сложил руки на коленях.
– Вы получили послание… обо мне?
– А что удивительного? Я и про себя несколько штук читал. Так, мелочь: в тотализатор тысячу таксов выиграл, кошку на дороге задавил. Все сбывается. У вас, конечно, не кошка, а покрупнее…
– Кого же я задавлю?
– Надеюсь, никого, – впервые рассмеялся Топорков. У него были желтоватые зубы и неправильный прикус. – В вашем послании не про кошку.
– А про что? – Вяло спросил Егор. – Я умру, да?
– Перестаньте молоть чепуху! Мы не похоронная контора. – Он бросил распечатку на стол и посмотрел куда-то в потолок. – Хорошо, Соловьев. Не хотел так рано открывать вам глаза, но в принципе, поверьте, собирался. По наитию, без жесткой установки, действовать легче. Однако если вы уж свели кое-какие концы, больше морочить вас не буду. В послании сказано, что вы его раскусите. Вы первым поймете, что это за сигнал, и кому он предназначен. Вот почему мы так настойчиво звали вас к себе, и почему мы так боимся утечки из вашей квартиры. Мы могли бы сразу взять вас под плотный колпак, но это привлекло бы внимание людей с Запада. Мы не были уверены, что они отыщут человека, указанного в послании, ведь вы на нашей территории. Но теперь это очевидно.
– И вы берете меня под колпак? – Спросил Егор.
Он оглянулся на дверь и приготовился к появлению отряда телохранителей или, по меньшей мере, Степана Голенко с карманным парализатором.
– Не берем, – покачал головой Топорков. – Вы будете работать еще активней, будете делать много выводов и часто произносить их вслух. Будете трепаться со мной по спецканалу и разглашать секреты в разговорах с товарищами.
– Товарищей у меня нет.
– С врагами, со своей невестой – с кем угодно.
– Дезинформация, – сообразил Егор. – Только погодите… Когда вы меня приглашали на работу… Диплом – это ясно. А как вы мне внушили знания? Их же не подделаешь. И не оформишь.
– Знания? – Удивился Топорков. – А, вот вы о чем. «Аналитические технологии»? «Свободный поиск»? Такого факультета вообще нет. Мы не старались построить безупречную легенду. Кому это нужно?
– Я не про документ, я про знания, – возразил Егор.
– Да какие у вас знания, о чем вы?
– Когда я приезжал к вам первый раз… вернее, прилетал – их еще не было. А во второй…
– Что «во второй»? – Прищурился Топорков.
– Во второй раз. Я был у вас дважды.
– Помилуйте! Я на память пока не жалуюсь. Вы пришли, мы с вами поговорили, вы дали согласие, потом мы пообедали. Могу сказать, что вы ели. Осетрину.
– Не спорю. Но я приходил и до этого.
– Ночью, что ли? – В голосе Топоркова все отчетливее слышалось раздражение.
– Я докажу. Время… события повторяются. Вы утверждаете, что когда настраивали спецканал, моего мажордома звали Холуй? Это было, опять же, в первый раз. А еще был второй. Вы снова настраивали, но уже с Соседом. Проверьте. Соединитесь с моей квартирой.
– Ну… Единственно ради вас.
Экран померк, и Егор принялся нервно кусать ноготь. Сейчас. Сейчас Топорков поймет и согласится. Он вынужден будет признать: здесь не шпионская история, а нечто большее. Петли. Словно кто-то отматывает ленту назад, и люди, как телегерои, проживают эпизод заново. А он, Егор Соловьев, – почему именно он?! – не выключается, он проходит этот отрезок, помня первоначальный вариант. Он видит и чувствует, как отличаются результаты. Взять те же рекорды по прыжкам…
И еще. Здесь есть кое-что другое. Они состряпали диплом, которого нет в природе. Но когда он появился, – пусть фальшивый – вместе с ним появились и знания – реальные. Егор приобрел то, чего не имел раньше. И никаким самовнушением этого не объяснить.
Кто-то его ведет… Куда и зачем?.. Вопрос не для Топоркова. Сергей Георгиевич – такая же фигурка, как и все остальные. Он занят сиюминутным: Восток – Запад… А тот, кто вытворяет эти штуки со временем, кто заставляет людей вспоминать то, чего нет, забывать то, что было… тот, кто заставляет людей верить…
– Он не Кто, он Что. Ему дела нет до вашей возни, граждане Востока и Запада. Вы – его часть, а ваша возня – часть его игры.
– А?..
Егор рывком повернулся к экрану, но увидел там не странника, а Топоркова.
– У вас, Соловьев, стоит скверный КИБ, – сказал тот. – Медленный и тупой. Вы неплохо зарабатываете, можете позволить себе технику поприличней. А, ну и зовут его Холуй. Обратитесь к врачу, Соловьев. Не бойтесь, на вашу карьеру это не повлияет.
– У меня… Холуй?
– Идите к себе и отдохните
– Значит, Холуй…
– Вы хотите сказать что-то еще?
– Нет… неважно. До связи, Сергей Георгиевич.
Егор поднялся с дивана и, не глядя на монитор, вышел.
Мажордом не распознает спецканал, отстраненно думал он, дожидаясь лифта. Зато умница Сосед представляется, как убогий Холуй, и связисты фирмы этого тоже вроде бы не замечают. Соседа подарила Маришка, кроме того, уж очень неожиданно их поверхностное знакомство преобразилось в любовь. Аккурат к его походу на фирму. И Маришка сразу уволилась, теперь она много времени проводит дома. У него дома – со своим хитроумным Соседом. Здесь все абсолютно ясно: Маришка работает на Запад. Но почему, почему Топорков этого не понимает?
Вместо того, чтобы хорошенько встряхнуть Стоянову, он предлагает сомнительный план с дезинформацией. Что втирать западным друзьям, он, кажется, еще не решил. Фигурка: сделал ход и замер.
Это очень похоже на поддавки. Маришка в открытую, не утруждая себя конспирацией, отправляет данные на Запад, а Топорков ломает голову над утечкой информации. Это не работа разведок, это какой-то цирк.
ВАША ВОЗНЯ – ЧАСТЬ ЕГО ИГРЫ.
ОН НЕ НАСТОЛЬКО СЛОЖЕН. ОН ГОРАЗДО ПРОЩЕ.
Насчет игры странник был прав. Но сам-то он кто в этом раскладе? Третья сторона… Наблюдатель? От кого?
Не от людей, мгновенно осознал Егор. Обе петли появились сразу после встречи со странником – в электричке и в лифте. Поправку к рекордам он обнаружил лишь благодаря книге странника, и сегодня – то ли сон, то ли явь, но странник опять что-то изменил. Изменил в мире. В Близнеце? Да, он говорил об этом. Близнец… место, где мы живем. Не планета – место.
Егора пробрала дрожь. Он полез за книгой, но вспомнил, что оставил плащ в музее.
ВЫ ЕЩЕ ВЕРНЕТЕСЬ, ВАМ ДЕВАТЬСЯ НЕКУДА.
Это были слова Катерины. Сегодня все только и делают, что цитируют послание.
Лифт остановился на его этаже, но покинуть кабину Егор не смог: путь преграждала высокая тележка, накрытая черной пленкой.
– Секундочку, – сказал молодой парень в форменном плаще. – Тут у нас…
В голове сверкнуло: Маришка! Они с ней что-то сделали! А он – про поддавки… Тюфяк набитый!
Егор подался вперед и, затаив дыхание, взял уголок покрывала.
– Не надо, примета плохая, – остерег его парень.
– Хуже не будет, – сказал Егор.
Поборов слабость, он приподнял пленку и чуть не засмеялся от счастья – это был мужчина лет пятидесяти. Кажется, он жил в левом крыле здания. Покойник был домоседом, и за все время Егор виделся с ним раза два или три. Он даже фамилии его не знал.
На груди у мужчины лежал планшет с заполненным бланком, и Егор, бесцеремонно откинув клеенку, прочитал:
ЖМЫХОВ АНАТОЛИЙ ГЕННАДИЕВИЧ.
– Сердце, – кратко пояснил парень и, ударив ногой по колесу, отодвинул тележку в сторону. – А будете без плаща ходить – на таком же самокате повезем, – добавил он.
– Сам в пассажиры не угоди, – огрызнулся Егор.
Он дошел до квартиры и потрогал ручку – дверь была открыта.
– Ну как там, в музее? – Спросила Маришка, перемешивая в стеклянной миске что-то нежно-розовое.
– Потрясающе, – буркнул он. – Камеру переноса видел, своими глазами. И про Колонизацию… лекцию…
– Ты чего такой бледный?
– Да… на площадке…
– Сосед умер? Я слышала. Салат будешь? Из лосося.
– Буду. Рыбы побольше. А Жмыхов…
– Всех не спасешь, Егор, – не отрываясь от стряпни, сказала Маришка. – Вы направления в клинику разослали? Разослали. Сто Жмыховых явились, а этот поленился. Скоро привыкнешь.
– Дура ты. Я за тебя испугался.
– Это с какой стати? Разве ваш главный по плащам тебе не говорил, что мы друг друга не убиваем?
– А что же вы друг с другом делаете?
Маришка пожала плечами и скрылась на кухне.
– Вообще-то, спасибо, я тронута, – крикнула она.
– На здоровье, – язвительно ответил Егор. – Ты спишь со всеми объектами, или только со мной?
– Только с тобой. Но мне было не противно, – с глумливым спокойствием отозвалась она.
– Спаси-ибо…
– На здоровье, Егор. Они тебе уже сообщили?
– Что?
– Ну, что я…
– Пять минут назад. Вернее, я сам допер, но они тоже догадываются.
– Да уж пора бы.
Маришка снова вошла в комнату – на ней были бриджи и объемная курточка с косой «молнией». В руках Маришка несла две тарелки с салатом.
– Ты куда это собралась?
– Сперва поедим, – сказала она, садясь на диван.
Егор ковырнул розовую массу и отбросил вилку: лосося в салате было не больше половины. Остальное – не-рыба – будило в нем рвотный рефлекс.
– Угораздило же меня со старухой роман закрутить…
– С какой старухой?! – Возмутилась Маришка.
– Ты на десять лет старше меня. По документам.
– А-а… Егор, этой шутке знаешь, сколько? Ну где там ваши бойцы? Я готова.
– Бойцы?.. – Недоуменно переспросил Егор и еле успел уклониться: выбитая дверь плашмя пролетела над столом и ударилась о стену.
В дверном проеме повисло непроницаемое облако пыли, из которого, словно из ночного кошмара, выскочили ноги в мягких, зашнурованных до колен, сапогах.
Степан, самый дорогой курьер на Близнеце, был одет в черную рубаху с длинным рукавом – более абсурдного наряда Егор представить не мог.
– Обедаем? – Слащаво спросил Голенко. – И опять рыбка? Ты, Соловьев, однообразен.
– Стучаться надо, – с улыбкой сказала Маришка. – В школе не учили?
– А я постучался.
Он указал на сломанную дверь и картинно почесал затылок. Когда его ладонь вернулась из-за головы, в ней оказался короткий ребристый цилиндр. Слева от Егора что-то звякнуло, и он вжался в спинку дивана. Маришка, как и Степан, держала в руке парализатор.
Стоянова и Голенко, продолжая улыбаться, целили друг другу в живот и – не стреляли.
– Мы будем платить больше, – сказала Маришка.
– Больше мне не надо, – ответил Степан. – А тебе кроме денег мы предлагаем статус. До конца жизни.
– Орден и коттедж в умеренной зоне? У меня уже есть.
– Значит, не договорились.
– Значит, нет.
В комнате одновременно раздались два щелчка, и Голенко повалился на пол.
– Маришка!..
Та что-то промычала и уронила голову Егору на плечо.
– Вы спятили, да?! – Он вскочил и, прыгнув к Степану, остановился.
Маришка умоляюще смотрела ему в лицо. Моргнув, она показала глазами на сумочку.
– А… анти… – бессильно прошептала она.
– …дот, – хрипнул Голенко.
– Шпионы, маму вашу! – Обозлился Егор. – Как вы меня все!..
Он расстегнул у Степана нагрудный карман и достал оттуда шприц-ампулу. Потом подошел к столу и, вывернув сумочку, разыскал в куче брошек второй, такой же.
– Хорошо, что вы говорить не можете. Представляю, что бы вы тут…
Егор подкинул в ладони прозрачные тюбики и, взглянув на тела, задумался. Из двух вариантов он предпочел бы третий, однако не был уверен и в нем. Оставить обоих и уйти – это поссориться сразу со всеми. Сам по себе, один против Запада и Востока, против двух Австралий, гори они синим пламенем… Не хотелось даже и пробовать.
Он снял на шприце защитный колпачок и слегка надавил – по тонкой игле сползла маленькая слезинка.
– Куда колоть-то? – Раздраженно спросил он у Маришки. – В шею? В руку? В жо?..
– …ута …очешь, – беззвучно ответила она.
– Надо же, какая покладистая.
Егор распахнул на ней куртку и прицелился в плечо, но Маришка неожиданно перехватила его запястье.
– Вот дать тебе по морде, хамло несчастное! – Бодро произнесла она.
– Сама выздоровела?
– Вроде того. – Маришка встала и, подойдя к Голенко, быстро ощупала его рубаху. – К таким встречам надо заранее готовиться, усек?
Она подняла с пола парализатор и сделала шесть выстрелов подряд. Степан дернулся – шесть раз – и, кажется, намочил штаны.
– Он не умрет? – С опаской спросил Егор.
– Нет. А ты молодец.
– Проверочка, да?
– Куда ж без этого!
– Угум… большие деньги, коттедж и… что еще? Орден?
– Тебе это ни к чему.
Маришка принесла из кухни портативный КИБ и, откинув крышку-экран, начала что-то выстукивать на клавиатуре. Егор попытался понять, чем она занимается, но Маришка работала в незнакомой операционной системе, и ничего, кроме хаоса символов, он не обнаружил. Однако этот хаос что-то напоминал…
Значки и цифры составляли сплошной массив, и чем дольше Егор вглядывался в экран, тем больше убеждался, что все это уже где-то видел. Сомнения развеялись, когда он заметил три запятых – абсурдное, с точки зрения грамматики, сочетание.
Надо было вернуться. Вернуться в музей и забрать плащ. И книгу.
– Ты чего делаешь? – Спросил Егор.
– Сейчас… так… сейчас… – пробормотала Маришка.
Она наяривала всеми десятью пальцами – строка бежала за курсором так быстро, что Егор не успевал следить.
– Так… – повторила Маришка и, выщелкнув кристалл-накопитель, вставила его в гнездо домашнего КИБа. – Сосед, спецканал!
Узоры на стене посветлели и растаяли. Сквозь обои проявился захламленный кабинет, а в нем – Топорков.
Егор недоуменно взглянул на Маришку, на лежащего Голенко и снова – на Сергея Георгиевича. Топорков смотрел куда-то в центр монитора и внимательно молчал.
– Хорошо, Степан, – сказал, наконец, он. – Как Соловьев?
Еще тридцать секунд молчания.
– Что ж… очень хорошо. А Стоянова…
Еще одна пауза.
– Великолепно! Но бдительности не терять… Что?.. Почему так много?.. Ты так считаешь? Что ж, будь по-твоему. Благодарю, Степан… Да… До связи.
– Он говорил с Голенко? – Спросил Егор, косясь на распростертое тело.
– И, как видишь, остался доволен.
– С каким Голенко?! Вот же он…
– С квази, Егор. Квазиинтеллект-блок создал квази-Голенко, с ним твой начальник и пообщался, – торопливо сказала Маришка. – Отстань, у нас всего полчаса. И еще одно дельце…
Она взяла свой КИБ и подключила его к разъему в стене.
– Сосед! Получи шаблоны, активируй и скинь полные пакеты.
Пока мажордом выполнял эти туманные инструкции, Маришка вытащила из гнезда кристалл и спрятала его в сумочку.
– Операция закончена, – доложил Сосед.
– Твое новое имя – Игорь Орлов, – сказала Маришка.
– Мое? – Спросил Егор.
– Ну не его же. А я – Маришка Воинова. Легко запомнить.
– Я знаю одну Воинову…
– Вот я и есть – она. Или наоборот, как тебе угодно.
– Она служит в нашей фирме, – предупредил Егор.
– И поэтому владеет абсолютным допуском – и физическим, и системным. Нам это пригодится. Когда будем проходить контроль.
– Какой контроль?
– Ты на самолете когда-нибудь летал?
– Не доводилось. На электричке удобней.
– Через океан? – Хмыкнула Маришка.
– Нет… погоди. Я тебе не мячик резиновый. Меня ваше соревнование, или противостояние, или что там еще, не волнует, понятно? Я здесь родился. На Востоке, понятно?!
– Понятно, понятно. Но ты же сам выбрал – когда решил вколоть антидот не ему, а мне.
– Просто ты мне нравишься… Подумаешь, кому укол!..
– Нет, Игорь Орлов. Просто в жизни не бывает. Ты выбрал, и они тебе этого не простят.
– Я не Орлов!
– А я не Воинова. И не Стоянова. Я вообще не Маришка. И лицо это – не мое. Ну и что?
– И… Маркова тоже?.. Такая же?
– Это был резервный вариант, на случай, если ты останешься в метеослужбе.
– Вот ведь… – Егор упал на диван и взъерошил волосы. – Вот ведь скоты! Все заранее… Как вы посмели? Я человек! Живой. Я сам по себе!
– Мы все люди, Игорь. И все – сами по себе. Каждый из нас, но не ты. Либо ваши спецы неточно расшифровали строку, либо сказали тебе не всю правду. Ты не только первый, ты единственный. Единственный, кто поймет.
– Команду, – поправил Егор. – Строки из послания – это команды. Больше я ничего не знаю. Я устал. Устал удивляться, бояться…
– Отдохнешь, у тебя будут хорошие условия. Здесь таких не создадут. И, главное, там тебе никто не будет морочить голову. В Западной Австралии к людям относятся лучше.
– Почему «Маришка»? Под Воинову? И ты, и Маркова? Но имя-то можно было другое…
– Таковы правила.
– Игры?
– Да.
– Но вы же поддаетесь фирме, помогаете ей вас вычислить.
– Да, конечно. Но таковы правила.
– Женская логика.
– Нормальная логика, человеческая.
А у меня, отрешенно подумал Егор. У меня – какая?
– Повальная амнезия в метео – ваша работа? – Спросил он.
– Не понимаю тебя.
– Когда я вернулся второй раз, меня никто не помнил. И даже твоя тезка.
– Ты что-то путаешь. Какой «второй раз»?
– Так вы тоже… тоже не в курсе? Петли!.. Это повторялось дважды… или нет?.. Маркова здесь? – Осенило Егора. – Маркова еще на Востоке?
– Не важно, Игорь.
– Свяжись с ней. Свяжись сейчас!
– У нас нет времени. Пойдем.
Она открыла шкаф и достала первую попавшуюся вешалку.
– Скоро ночь, – угрюмо сказал он. – Зачем мне плащ?
– Будет новый день, – пообещала Маришка.
Егор покорно оделся и застегнул пуговицы. Когда он стал завязывать пояс, то почувствовал, что в правом кармане лежит какой-то плоский предмет.
Книга. Он узнал ее сразу – по нелепым закорючкам на обложке. И еще – по двум жирным пятнам от шпрот. Он все-таки ее заляпал…
Егор не удивился и не испугался, ему и впрямь это надоело. Он лишь пролистал двести страниц абракадабры и сунул книгу в карман.
– Сосед, прощай навсегда, – отчетливо произнесла Маришка.
– Подтвердить или отменить, – потребовал мажордом.
– Подтверждаю. Прощай навсегда.
– Принято, – ответил Сосед, и Егору показалось, что в синтетическом голосе звучит легкая грусть.
Свет в квартире погас. Выключенное климат-оборудование издало короткий гудок. На кухне что-то фыркнуло и тоже смолкло. В вечернем сумраке еще ревели, теряя обороты, скрытые вентиляторы, но – все тише и тише, пока не остановились совсем.
Маришка убрала портативный КИБ за пазуху и длинно вжикнула «молнией». Потом трижды выстрелила в Голенко и положила парализатор ему на грудь.
– Пора, – сказала она.
Егор печально кивнул.
В верхнем углу стенного монитора слабо мерцали сброшенные часы:
00:00.