Зима 0001

АВГУСТ. 10

– Гражданин!.. Эй, гражданин!

По платформе, закинув мешок за спину, прохаживался странник.

– Гражданин! – Снова позвал он.

– Я слышу, слышу, – сказал Егор вполголоса. – Вам чего?

– Мне ничего… – с обидой брякнул он. Странник говорил еще тише, чем Егор, но речь звучала так, словно он находился в двух шагах. – Это не мне, гражданин Востока, это тебе. Убедился?

– В чем?

– Да ты и не понял, значит…

Странник снял с плеча мешок, и на станции мгновенно появился поезд. Не возник из пустоты, а приехал, но так стремительно, что Егор успел заметить лишь момент остановки.

У платформы стоял один-единственный вагон, да и тот не полностью. Ни начала, ни конца у него не было – и то, и другое как бы расплывалось, постепенно теряясь на фоне рыжей пустыни. Приглядевшись, Егор увидел, что остальные вагоны не пропали совсем, а размазались в мутную дымку, и она – то ли тень, то ли призрак – тянулась в обе стороны от станции, тянулась на многие километры.

Странник обернулся и вопросительно выгнул седую бровь. Их разделяло около ста метров, но Егор различал его лицо, точно они были рядом.

– Я с вами, – крикнул он, поднимаясь с земли.

– Тогда на этом не поедем, – по-стариковски пробормотал странник, и размытая полоса электрички сразу умчалась.

Через секунду на ее место прилетела и так же, от горизонта до горизонта, расползлась новая тень. Четким и бесспорно материальным казался только небольшой фрагмент с открытыми дверьми и двумя соседними окнами, остальное растворялось, постепенно пропадая в колебаниях горячего воздуха.

Странник дождался Егора и, легонько подтолкнув его под локоть, шагнул за ним в тамбур. Разгона Егор не почувствовал, однако, посмотрев в затемненное стекло, обнаружил, что электричка несется на полной скорости.

Салон был пуст, на иное Егор и не рассчитывал. Странник сел так, чтобы смотреть вперед, по ходу поезда. Егор устроился в кресле напротив. Разницы не было, они видели одно и то же – холмы.

– Я думаю, правильно вашу метеослужбу разогнали, – буднично проговорил странник, похлопывая по мешку на коленях. – У вас одни дармоеды. Пусть дома строят, рыбу ловят – пусть делом занимаются. Ученых тоже пора. Толку от них нет, давно ничего не изобретают.

– И кто же нас разогнал? – Спросил Егор почти безучастно.

– Как сказать… Сами, естественным образом. В Близнеце все регулируется.

– Кем же?

– Близнецом.

– М-м… – протянул Егор. – Как поживает ваш соловей?

– Нормально. Пока Близнец про него не знает, соловью хорошо. Когда его найдут, он станет бесполезен. Он станет частью Близнеца. А пока он не поет – будет жить.

– Не поет? Почему?

– Говорю же тебе: Близнец про него не знает. Поэтому не может заставить его петь. Как запоет – сразу выпущу. Зачем мне кусок Близнеца? Он и так везде.

– Э-э… дедушка, мы уже не первый раз встречаемся, а как вас звать, я до сих пор…

– Как звать? По-всякому меня зовут, гражданин. Например, старой шкурой. Зовут лысым или просто стариком. По-всякому. Вот ты дедушкой назвал. Зови дедушкой, мне нравится.

– Шкурой?! Простите. И… лысым?.. И что, вы терпите? Вы не сопротивляетесь?

– Я все терплю, – со вздохом ответил странник.

– В этом, наверное, что-то есть, – не слишком искренне сказал Егор.

– Может быть…

Странник смотрел в окно, но не так, как смотрят все пассажиры. Его зрачки не двигались. Он не провожал взглядом ни ближние растеньица, ни дальние холмы. Он был равнодушен ко всему, что пробегало мимо поезда. И к самому поезду, кажется, тоже.

– А куда мы едем… дедушка? – Наконец, решился Егор.

– А куда хочешь.

– Я?.. Ну, в музей протоистории.

– В музей и едем, – спокойно сказал странник.

– Малый Китеж не по этой ветке.

Странник промолчал и отрицательно качнул головой – не Егору, а своим мыслям.

– Приедем скоро?

– Как ты хочешь. Если вопросов больше нет, уже приехали.

– А что спрашивать-то?

– Если нечего, то пойдем.

– Книга!.. Что за книгу вы мне дали?

– Сформулируй вопрос, я отвечу.

– Ну… о чем она?

– Обо всем.

– Нет, о чем конкретно? Как она называется?

– Как хочешь, так и назови.

– То – «как хочешь», это – «как хочешь»… Я, получается, прямо творец судьбы какой-то.

– Все творцы. Но ты – особенно. Вот твой музей.

Перед тамбуром торчал объемный указатель:

«Малый Китеж, Музей Протоистории, Окружная, 2-й километр».

Егор со странником спустились с платформы и направились к приземистому угловатому корпусу. Кусты, высаженные по периметру пустой автостоянки, пожелтели – похоже, навсегда.

Широкие стеклянные двери не реагировали. Егор отыскал в стене фотодатчик и помахал рукой – система не работала.

– Сами откроем, – сказал странник. – Помоги.

Они вдвоем взялись за створку и отодвинули ее настолько, чтобы можно было протиснуться.

Внутри валялся какой-то мусор, преимущественно бумага. Справа, на вешалках, кто-то оставил несколько ношеных плащей. Света не было – судя по духоте, здание обесточили полностью.

– Соловей-то ваш… – спохватился Егор.

– Ничего с ним не случится.

Раскидывая ногами газеты, Егор прошел в первый зал. Все шкафы и витрины были рачительно укрыты тканью. Он приподнял драпировку на каком-то экспонате, но под стеклом лежала лишь красивая табличка: «Карандаш. Дерево, графит. 312 г. до н. э.»

Егор сорвал другую тряпку: «Журнал мод. Целлюлоза, полипропилен. 287 г. до н. э.» На бархатной тумбе пропечатался темный прямоугольник – самого журнала там не оказалось.

Он метнулся к третьему стенду, к четвертому, пятому – везде одно и то же. От экспонатов оставались только таблички и иногда – выгоревший след.

Егор продолжал сдергивать занавеси, пока не кинул на пол последнюю. Сотни мутных поверхностей дробили его отражение, в косых лучах у окна роилась невесомая пыль. Стекло, ветошь, таблички. И никаких экспонатов.

В коридоре послышались хрусткие шаги. Егор с надеждой выскочил из-за стеллажа, но это был странник.

– Нет… Ты ищешь Старь? Ее здесь нет. – Он протянул Егору лист пластика с надписью «ОБНОВЛЕНИЕ ЭКСПОЗИЦИИ». – Во всех залах такие.

– Вы знали заранее?

– Конечно, гражданин.

– Обновление?.. Как их можно обновить? Или… постойте! Музей тоже разогнали? Вместе с метеослужбой?

– Никуда не денешься, – уныло отозвался странник. – Близнец нашел его. Не музей – вещи эти. Теперь он над ними властен. Он их вернет, разумеется, но они уже не будут настоящими.

– Что здесь настоящего? – Воскликнул Егор. – Скафандр, которому две тысячи лет?!

– Близнец старше, чем мы думаем.

– А камера? Она тоже настоящая?

– Камера внепространственного переноса? Это его вымысел. Пойдем, она тут. Ее он не забрал.

Странник поманил его пальцем и повел через боковой проход.

Слева, за прозрачной перегородкой, стояла транспортная камера – металлический куб высотой в три метра, или около того. Егор помнил, что видел ее разобранной, но ни швов, ни щелей ему отыскать не удалось. Камера выглядела монолитной и не такой обшарпанной, как прежде. Вполне работоспособной.

– Он о ней заботится, – пояснил странник. – Это же его детище. Как и все прочее.

– Вы мне не сказали, кто такой ваш Близнец.

– Лучше я тебе покажу кое-что. Транспортную камеру в действии. Ты же хотел. Попробуешь? Не бойся, через нее миллионы прошли. На Западе вторая стоит, тоже исправная.

– Нет.

– Ну почему же? – Неожиданно загорячился странник. – Ты ведь не был на Западе?

– Не довелось.

– Побываешь! Ненадолго: туда – и обратно. Пока я не раздумал, гражданин! Я их включу, для тебя одного! Западная Австралия, а? Посмотришь, с кем вы все эти годы соревновались. Ты что, не веришь мне?

– Верю, – отозвался Егор. – Если вы остановили несущийся «Беркут», то почему не сможете перенести меня на Запад? Верю, что вы умеете творить чудеса. Но мне чудес не надо, дедушка, они меня раздражают. Транспортная камера – не чудо, а продукт технологии. Мне хотелось бы, чтоб она действовала – не по вашей воле, а по нажатию кнопки. Кнопку-то вы не сделаете. Для этого необходимо знать принцип внепространственного переноса. А его не существует. А чудеса ваши… да я ими сыт по горло!

– Ты видимо, прав, гражданин, – проговорил странник, медленно обходя его сбоку. – Во всяком случае, ты настолько близок к истине, что я тебе больше не нужен. Без меня тебе будет легче, – закончил он уже за спиной.

– Вы что, обиделись?

Егор обернулся, но сзади никого не было. Где-то грохнула рама, и сквозняк проволок по полу ворох грязных газет. В центре круглого зала завертелся мусорный смерчик и, тут же обессилев, осыпался.

– А книжку вашу я выбросил! – Зло крикнул Егор. – Ясно? Выбросил ваше дерьмо!

Ему не ответили, и он с досадой врезал по толстому стеклу.

Транспортная камера за перегородкой сияла хромированными стенками – можно было уверовать, что они напичканы сверхсложными устройствами. Уверовать – и избавиться от многих сомнений. Но как себя заставить – после всего? После пяти лет с сигналом, двух лет с фирмой, полутора – с Маришкой…

Егор выбрался на улицу и попытался задвинуть створку, но одной пары рук для этого было мало. Оставив дверь открытой, он сбежал по лестнице и вышел из-под навеса.

Солнце жарило так, что плащ не справлялся. Ткань пропускала все больше тепла, и вскоре в воротнике тревожно запиликал зуммер.

– Отстань… – буркнул Егор.

Он ускорил шаг, но от этого стало еще хуже. Пот, не успевая испаряться, стекал по брюкам и капал на сандалии. Каждый вдох обжигал горло, и чем сильнее он обжигал, тем глубже Егору приходилось дышать.

Семьдесят пять, не меньше, отметил он. Такого еще не было. Метеорологи, небось, в восторге – уже сели за диссертации. Лучше б нашли способ, как с этим зноем бороться. Думали, человек привыкнет, пристроится. Плюс-минус тридцать градусов, ерунда. Думали – обмен веществ скорректируется, и пятое поколение родится адаптированным. Не пятое, так седьмое… Нет. Теплокровным в этом пекле не место. Здесь надо быть ящерицей или тараканом. Но не человеком, не соловьем даже.

Зачем колонисты улетели с Земли? Там бывают зимы, бывает снег. Там здорово. У Колонизации есть только одно оправдание, и жить на Близнеце можно только при условии, что ничего лучшего в природе нет, что Земли нет, и никто ниоткуда не улетал, потому что Земли никогда и не было. И камеры переноса – ненастоящие.

Когда подошла электричка, Егор уже терял сознание. Он держался за ограду, и если б не она, то давно бы рухнул.

Прохлада вагона его немного отрезвила. Егор доплелся до свободного кресла и, срывая пуговицы, распахнул плащ.

– Прошу внимания, – сказали по радио. – Температура на улице – семьдесят шесть градусов по Цельсию. Согласно прогнозу, возможно повышение до восьмидесяти трех. Городская управа просит граждан не покидать охлаждаемых помещений. Тем из вас, для кого появление на улице необходимо, мы предлагаем новую модель теплоотражающего плаща, представленную фирмой «Топсол». Особая структура ткани обеспечивает максимальную защиту как от прямых солнечных лучей, так и от перегретого воздуха. Красота, комфорт и здоровье – всего за двенадцать таксов. Приобрести плащи «Топсол» вы можете в первом вагоне. Благодарю вас.

Пассажиры дружно зашевелились, звеня монетами. Егор сунулся по карманам – одиннадцать. Одиннадцать с половиной таксов мелочью, и ни единой купюры. Он посмотрел в лица людей – пол-такса, на них же ничего не купишь – посмотрел, и убрал деньги обратно. Они не дадут. Им не жалко, просто они не привыкли. Это не рационально, тратиться на постороннего.

Егор разгладил помятый плащ и, подобрав с пола две пуговицы, скрестил на груди руки. Он и сам доедет, без их помощи. Не нужно ему ничего. Он сам. Он же посторонний.

От станции до дома было совсем близко, и плаща хватило. Стоило Егору забежать в вестибюль, как ткань расползлась в лохмотья – еще секунду, и он бы обжегся. Жильцы, ныряя в подъезд, на ходу снимали негодные плащи и кидали их в большой бак.

– Гражданин Соловьев! – Окликнул его портье.

– Что, опять письмо? – Вздрогнул Егор.

– Я смотрю, вы еле успели. Осторожно, прогноз до восьмидесяти трех. Могу предложить вам превосходный плащ, новая разработка. Цена символическая – двенадцать таксов, зато…

– Спасибо.

Егор, не дослушав, завернул к лифтам и вошел в свободную кабину.

Выйдя на этаже, он сразу заметил, что дверь его квартиры открыта. Внутри было душно, как в музее. Единственным источником света служило окно, но солнце уже перелезло за крышу, и защитное стекло пропускало лишь бледные сумерки.

– Сосед! Плафоны, телесеть, почта, – распорядился Егор.

В комнате ничто не шелохнулось.

– Сосед! – Крикнул он.

Мажордом не ответил.

Егор наощупь разыскал пульт и потыкал им в монитор. Сеть не включалась. Вентиляция, водопровод и утилизатор также не работали. Лишь в стене, под самым потолком, вяло подмигивали часы:

00:00.

Егор открыл гардероб и порылся на нижней полке. Там лежало несколько коробок, набитых каким-то хламом, и одна, тяжелая – со старым квазиинтеллект-блоком. Егор извлек из гнезда мертвого Соседа, затем взял Холуя, бережно вытер его платком и вставил в квадратную нишу.

– Холуй, привет.

– Привет, хозяин.

Егор подпрыгнул от радости.

– Холуй, у тебя встроенных часов нет?

– Нет, хозяин. По какой программе меблировка?

– Не надо. Ты вот, что. Давай-ка мне телесеть.

– Какой канал, хозяин?

– Все, какие есть. Мозаику давай.

– В наличии только девять, – сообщил Холуй.

– Знаю, – отмахнулся Егор. – Постой-ка!.. В сети девять каналов. А сколько должно быть?

– Должно быть пятнадцать.

– Ты… это откуда?..

– У меня память, хозяин. В смысле, кристалл. На нем и записано.

– Что еще у тебя записано?

– Требование некорректно. Большой объем информации.

– Ну, как с каналами. Было так, стало эдак… Короче, ищи отличия.

– Большой объем информации. Конкретизируй.

– Что, отличий много?

– Девяносто процентов.

– Это ты для красного словца сказал? Фигура речи?

– Фигуры речи делать не умею, – отозвался Холуй. – Девяносто целых, две десятых процента несовпадений. Установки изменены.

– Та-ак… – Егор присел на журнальный столик и поболтал ногами. – Вторжения в домашнюю сеть?..

– Неоднократно.

– Замена личных документов?..

– Неоднократно.

– Появление неопознанных линий связи…

– Неоднократно, – повторил мажордом.

– Почему ты все это помнишь?

– Информация в кристалле. Кристалл вечный.

– Вечный?!

– Условно. На него пожизненная гарантия.

– Почему же остальные этого не помнят?

– Запрос некорректен.

– Эх ты, Холуй…

Егор посмотрел на девять окошек в стене – олимпиада давала себя знать. По всем девяти программам заплывали-забегали-запрыгивали мускулистые граждане.

Спецканала не было и в помине. Егор вышел в почтовую сеть, побродил, помыкался, но фирмы не нашел.

– Холуй!

– Слушаю, хозяин.

– Он ведь и тебя… Скоро. Соловья хоть прячут. Я бы тебя тоже спрятал, да не знаю, где.

– Команда некорректна.

– Все ты понял… Ты прости меня. За Холуя. Это я так…

– Мне безразлично, – ответил мажордом и, кажется, усмехнулся.

– Холуй… прощай навсегда, – с трудом выговорил Егор.

– Подтвердить или отменить.

– Подтверждаю. Прощай навсегда.

– Принято.

Егор физически ощутил, как в блоке сгорают тончайшие цепи, как размагничивается условно вечный кристалл, и память, роднившая его с допотопным КИБом, стирается, превращаясь в нескончаемый ряд нулей.

Часы в мониторе вдруг вспыхнули и пошли – но пошли странно, не по-человечески: 99:99… 99:98… 99:97…

Дверь Егор запирать не стал. Незачем.

Он вызвал лифт, и кабина слева тут же открылась. Из нее вышел невысокий мужчина с торчащими ушами – тот, которого Егор видел по пути в метео. Теперь он его узнал и удивился, как мог не узнать раньше. Это был Степан Голенко, «самый дорогой курьер на Близнеце». В действительности – специалист по особо щекотливым делам, мастер на все свои длинные руки. Сотрудники фирмы его презирали и, как водится, боялись. Не боялся один Топорков.

Голенко встал возле лифта и болезненно задумался, словно пытался вспомнить то, чего никогда не было.

– Степан! – Окликнул его Егор.

Голенко поднял голову и раскрыл рот. Постояв так минуту или две, он вернулся в прежнее положение: подбородок на груди, руки висят двумя веревками.

– Степан, что с тобой? Так с утра и ездишь?

Тот снова посмотрел куда-то мимо и нажал кнопку вызова. Кабина оставалась на этаже, поэтому двери раскрылись сразу. Голенко механически шагнул внутрь и поехал, судя по стрелке, вверх.

Вскоре прибыл другой лифт, и Егор отправился на пятый этаж. Ему нужно было связаться с Топорковым, и чем быстрее, тем лучше. Он приказал себе выбросить Голенко из головы, однако этого сделать не удавалось. Степа-курьер засел в мозгу крепко.

Сойти с ума Голенко не мог, там и сходить-то не с чего. Горе какое стряслось? С горя на лифте не катаются, тем более – целый день. Болезнь? Тоже вряд ли. Вид бодрый, шальной только. Или нет, не шальной – выключенный у него вид, вот что. Был бы у Голенко в башке КИБ – тогда было бы ясно. КИБ разрушился, сам или по команде, а тело болтается, пока на склад не заберут.

Чушь, обругал себя Егор. Чушь и бред! Роботы – они в книжках и сериалах, их даже в музее не было. Их просто не существует, и уж Степа Голенко, конечно, не робот. Но его же выключили…

Глубже запутаться Егор не успел – кабина остановилась на площадке пятого этажа, и он прошел к знакомой квартире. Фирма не скупилась и часто резервировала жилье впрок – для негласных консультаций, а также экстренной связи.

Дверь почему-то была закрыта. Егор вдавил звонок, и вскоре на пороге показался портье – завернутый в полотенце, с мокрыми волосами и дрожащей капелькой на носу.

– Э-э… здравствуйте, – недоуменно выговорил он.

– Здоровались уже, – хмуро ответил Егор. – Ты как сюда попал?

– Э-э… живу.

Он шмыгнул носом, и капелька пропала.

– И давно ты здесь живешь?

– Элла! – Крикнул он, отворачиваясь к кухонному отсеку. – Мы когда сюда переехали?

– Два года примерно, – крикнули с кухни.

– Два года, – передал он, будто Егор плохо слышал.

– Ты не ошибаешься?

– Элла! Ты не… Тьфу… То есть как ошибаюсь? Где я тогда жил, если не здесь?

– Вот и мне интересно: где?

– А вы по какому вопросу?

Егор попробовал мысленно сформулировать и, сдавшись, отошел от двери. Придется ехать в фирму самому.

Он спустился в вестибюль и увидел там Маришку. Поджидая лифт, она, как всегда, копалась в сумочке, но что-то было не так – это Егор заметил с первого взгляда. Маришка не доставала разные броши и даже их не искала – просто стояла, и ее рука в сумке не двигалась.

– Хо! – Гаркнул он ей в ухо. – Заснула?

Маришка посмотрела на Егора – одними зрачками. Он повернул ее лицо на себя и отшатнулся. Маришка изобразила свободной рукой что-то вроде взмаха и вновь оцепенела. Она была… как мертвая. Как выключенный Голенко.

Как расформированная метеослужба, осенило Егора. Они стали ненужны, многое стало лишним в этом упрощающимся мире. Все из-за сигнала. Он прекратился, и мир начал застывать.

Егор дернулся на улицу, но тут же вернулся обратно – без плаща нечего было и думать. Он подскочил к дежурному портье и, высыпав на стойку мелочь, схватил первый попавшийся сверток.

– Здесь не хватает.

– Запиши на мой счет, – бросил Егор, распаковывая плащ.

– Какая квартира?

Егор назвал свой номер и побежал к выходу, но опять встал. На такси денег не было, а бесплатные электрички в город не ходили. Он метнулся к Маришке и вырвал у нее из рук сумочку. Среди кучи брошек валялись какие-то монеты – явно недостаточно.

Голенко! У него точно есть.

Распихав томных подростков, Егор ворвался в пустой лифт и приложил ладонь ко лбу. Где Степан? На каком этаже? Курсирует между семидесятым и сто двенадцатым? Ездит по всему дому? Наугад.

Егор хлопнул по кнопкам и вытолкнул собиравшуюся войти даму.

Кабина ползла невыносимо медленно. Егор скрипел зубами и сжимал кулаки. Не от того, что готовился к драке, – от того, что опаздывал. Куда? Зачем? Какой смысл? Он не мог ответить, но чувствовал: время кончается. Больше его не будет. Вот оно кончится, истекут последние мгновения – и все. Все кончится вместе с ним.

Лифт останавливался раз десять – Голенко нигде не было. Егор дважды выскакивал на этажах и всматривался в табло, но по нему ничего нельзя было понять. Цифры мигали, кабины мотались туда-сюда, в какой из них Голенко – поди, угадай…

На сотом этаже Егор увидел чью-то спину. Он по инерции нажал следующую кнопку и хватился, когда двери уже наполовину съехались. Расклинив их локтями, он выбрался на площадку – Голенко на это никак не реагировал.

– Степан, дай мне денег, – торопливо сказал Егор.

Тот замер. Потом неожиданно резво выхватил металлическую трубку и пальнул в стену. У Егора похолодело в груди. Чего ему не хватало, так это инъекции парализанта.

Голенко, как кукла, повел головой и выстрелил еще раз, совсем уже мимо.

– Рехнулся? – Взвизгнул Егор.

– Обедаем? Рыбка? – Индифферентно проговорил курьер.

– Ты рехнулся… – прошептал Егор.

– Обедаем? Обедаем? Рыбка? Рыбка?.. Рыбка, обедаем, рыбка?.. Ры-ры… ры-рыбка? Обедаем?..

Голенко едва ли ориентировался в пространстве и, не будь у него парализатора, Егор взял бы деньги сам, но рисковать он себе не позволил.

– Ры-ры… – горько передразнил он, направляясь к аварийной лестнице.

Наверху должен быть вертолет. Голенко редко ездил на машине, и Егор об этом знал, однако сообразил только сейчас. Неизвестно, в каком состоянии находился пилот, возможно, он был так же невменяем, но выбора уже не оставалось.

Егор, задыхаясь, вывалился из будки и понесся по раскаленной крыше. Вертолет слепил солнечными бликами, и смотреть на него было невозможно. Но он стоял.

– Долго вы что-то… – сказал пилот.

Егор присмотрелся – пилот, кажется, был адекватен. По сравнению с Маришкой и Степаном – даже излишне.

– Сергей Георгиевич за вами еще утром послал. А Голенко как ушел, так и…

– Лети… – просипел Егор.

Топорков тоже всполошился, подумал он, закрывая глаза. Велел разыскать, связи-то нет… Надо было сразу – из метео в фирму. А как сразу-то? Он тогда не помнил ничего. Странник отвлек. Или наоборот? До странника он не…

– Садимся, Егор Александрович, – предупредил пилот.

Егор очнулся и, спрыгнув на крышу, побежал к люку. Спустившись до первого этажа, он приложил ладонь к датчику и вошел в черный тамбур. То, что он когда-то принял за лифт, было обычной скан-камерой. Егора просветили на предмет оружия, взрывчатых веществ и неведомо чего еще. Затем сверили его физиономию с персональным шаблоном и впустили внутрь.

Фирма жила. Она не провалилась сквозь землю, как метеослужба, не сгнила, как музей. Она существовала и по-прежнему работала – за панелями слышались деловые разговоры, но фальшдвери были закрыты. Режим есть режим. Все осталось на своем месте, лишь над кабинетом Топоркова появилась вывеска «ТопСол». Не придав этому значения, Егор взялся за ручку.

– А Сергей Георгиевич обедает, – сказал сзади незнакомый голос.

Егор, не оборачиваясь, отсчитал пятую секцию и легонько провел по ней пальцами.

В буфете играла музыка. Голографический монитор, замаскированный под обыкновенное окно, показывал пляж, пальмы и стадо девиц без купальников. У стены, то и дело отвлекаясь на тела, жевал Топорков.

– Сигнала нет? – Спросил Егор, присаживаясь рядом.

– С Юга – нет, – многозначительно ответил он.

– С какого еще Юга?

– «Какого»!.. Дебрянск, Долгий Мыс, Мель. Южный регион. Северный не провисает, у меня все идет, как надо.

Егор опустил взгляд на свой рукав и зажмурился – там поблескивала маленькая нашивка. «ТопСол». Топорков – Соловьев.

– Да, плащи продаются, – пробормотал он. – В поездах, в домах…

– А то! Это погода. Погодка сегодня отличная. Если неделю температура продержится, будем миллионерами. Эй, кормильцы! – Рявкнул он. – Рыбу несите! Не видите, начальство пришло!

Егор безвольно покачивался на стуле. Он опоздал, опоздал. Фирмы нет. И ничего нет. И можно было не торопиться.

Перед ним постелили салфетку и поставили блюдо с заливной осетриной. Егор отстраненно посмотрел на еду и нагнулся под стол.

Желудок был пуст, и это длилось не долго. И совершенно не волновало. Просто Егор понял, что уже не может есть – ничего. Даже рыбу. И еще он понял, что время кончилось. Но мир от этого не рухнул. Он только стал другим – совсем.

– Перегрелся, – невозмутимо сказал Топорков. – Отдохнуть тебе надо. Чего на Запад не слетаешь? Я в следующем месяце тоже мотану. Жалко, на Землю рейсов нет. Там, кстати, и с сувенирами можно было б наладить…

Егор резко поднялся и, опрокинув стул, пошел к выходу.

– Ты чего? – Спросил Топорков.

– Посторонний под воду.

– Это чего такое?

– Это конец команды.

Дойдя до тамбура, он собрался с духом и шагнул за створку. Когда она закрылась, Егор обнаружил, что находится в воде. Он думал, будет как-то иначе, постепенно, но так тоже было неплохо. Быстро. Он задрал голову к потолку и увидел, что воздуха в тамбуре нет – ни пузырька. Наверное, он должен был вдохнуть поглубже. А впрочем, какая разница.

Это же навсегда.