Земля предков

Глава пятнадцатая ПРОГУЛКИ ПО ГОРОДУ

Все следующее утро Федор напрасно посматривал на массивную дверь, ожидая вызова на долгожданную прогулку по Монте-Альбану в сопровождении третьего жреца ягуара. Итао не пришел. Он не пришел и на второй день, и на третий. Когда миновало пять дней, Чайка стал терять терпение, решив, что жрец позабыл о своем обещании. Или передумал, решив изменить его.

— А может, заподозрил что? — спросил его Леха, развалившийся после сытного завтрака из лепешек, сыра и воды на циновке. — Ты там с вопросами не переборщил?

— Не знаю, — пробормотал Федор, сидя на своей циновке, как буддийский монах, и отрешенно смотря вдаль сквозь прорезь высокого окна, — конечно, вопросы я задаю, а как иначе узнаешь, что тебе нужно. Но наш учитель это любит, ты сам знаешь.

— Знаю, — кивнул Ларин, нехотя вспоминая, — только я не люблю.

Оба помолчали.

— Если он сегодня не придет, — прервал затянувшееся молчание Ларин, поправив бахрому индейского одеяния, которое им выдали недавно взамен совершенно истлевшего своего, — то дня через два на прогулке попробуем сбежать. Мы с Цорбалом и Пиргом присмотрели на стене одно местечко, где блоки отходят один от другого чуть больше и есть возможность вскарабкаться быстро наверх. Главное, чтобы лучники не успели среагировать.

— Успеют, — спокойно заметил на это Федор, тоже поправив свой балахон, если бы не отсутствие пояса, очень походивший на длинное японское кимоно, разукрашенное бахромой и рисунками каких-то божественных птиц, — для начала их как-то нужно нейтрализовать.

— Об этом не переживай, — отмахнулся скифский адмирал, — ребята тут уже так засиделись, что вскарабкаются на любую стену без всякого снаряжения и с лучниками разберутся голыми руками, если придется. Хоть с сотней. У них просто руки чешутся на каждой прогулке, только твой авторитет не дает.

— Так надо, — проговорил Чайка, повернувшись к Лехе, — еще нужно немного выждать. Ты же помнишь, географию долины я уже выведал, карту наизусть помню. Но мы не знаем еще, как из города выбраться. А это может быть сложнее, чем по полям бегать.

— Ну смотри, Федор, — пригрозил Ларин, — терпение на исходе. Если ты со своим гуру не договоришься о чем надо, придется выбираться отсюда, позабыв про него. Чует мое сердце, недолго нам здесь осталось.

— Я думаю, — попытался успокоить нетерпеливого друга Чайка, — думаю, как раздобыть карту города.

— Ты лучше думай, как оружие раздобыть, — тактично напомнил Леха Федору о недавнем разговоре.

Чайка снова умолк. Да, тут было о чем поразмыслить. Бежать из плена безоружными это было все равно, что совершить самоубийство. Весь город был наводнен вооруженными сапотеками, если не вспоминать про многочисленную охрану самого тюремного заведения, с которой предстояло разобраться в первую очередь. Ларин предлагал, взобравшись по стене внутреннего дворика, захватить башню, обезоружить охрану и прорываться в сторону большой городской стены, чтобы спуститься по ней вниз на каких-нибудь веревках. В этом лихом плане, не считая почти непрерывного сражения с многочисленными сапотеками, был еще один изъян — высоту стены они представляли себе весьма приблизительно, а, соответственно, и длину веревок, которые понадобятся. О том, где их взять, тоже пока не додумались. Но истомившемуся взаперти Ларину было все равно, он предлагал ввязаться в бой, а там видно будет.

— Найдем где-нибудь, — отмахнулся он от назойливых вопросов командира, пытавшегося продумать план побега до мелочей, — нам бы только оружие раздобыть да за стены КПЗ выбраться. А там разберемся.

Федор не соглашался, хотя понимал, что и в самом деле уже не сможет сдерживать своих бойцов слишком долго. Они, конечно, не в одной передряге с ним побывали, но провели в плену у сапотеков уже довольно большое время, веря в его авторитет, однако не получили пока никаких подтверждений, что побег удастся. Или хотя бы, что состоится попытка.

Насчет оружия вопрос представлялся не таким сложным. После того как Чайке совершенно неожиданно продемонстрировали его собственную фалькату, о которой он и думать забыл, командир карфагенян стал присматриваться к окружающим помещениям, а заодно к поведению охраны. И вскоре, по некоторым едва уловимым признакам, благодаря оплошности Итао, выяснил, что фалькату хранили в соседней с помещением для допросов каморке, за крепкой дверью, у которой все время маячил охранник. Итао настолько интересовался своими пленниками, что держал их оружие прямо здесь, в тюрьме, чтобы иметь возможность изучать его при необходимости с самими финикийцами. Это было настоящей удачей.

— Даже если там только фальката, — заметил Ларин, когда Федор поведал ему о своем открытии, — то это уже здорово. А если там еще и мой нагрудник, а также все остальное, что у нас отняли, то, захватив этот арсенал, мы быстро перебьем всю охрану.

— Ни щитов, ни шлемов там все равно наверняка нет, — возразил Федор, — а наша охрана и копья метать и стрелы пускать умеет. Так что ты не слишком радуйся раньше времени.

— Ничего, — ухмыльнулся бородач, — нам бы хоть клинки помощнее твоего секретного лезвия найти и то ладно.

Он помолчал немного, окинув взглядом остальных пленных воинов Карфагена, внимательно слушавших разговор. Федор тоже посмотрел на своих бойцов и ощутил их жгучее желание покинуть эти гостеприимные стены.

— Так что ты, командир, обмозгуй вопрос конкретно, — посоветовал ему Ларин, возвращаясь к теме разговора, — ты один там, у следователя, бываешь. И чуть ли не каждый день. Меня и остальных он так не привечает. Значит, тебе и карты в руки. Придется однажды огорчить своего любимого учителя.

— Похоже, придется, — согласился Федор, и вперил взгляд в друга, проговорив с нажимом в голосе, — но и вам здесь подождать все равно придется. Прогулка по городу обязательно нужна, хотя бы одна. Чтобы точнее рассмотреть город и его план. Наверняка Итао не удержится и снова покажет мне табличку с расчерченными районами и каналом. Он же Великий Учитель отсталых чужеземцев, которые только и умеют, что плавать на своих больших лодках.

— Кстати, ты не узнал у него, откуда здесь знают про наших слонов? — отчего-то вспомнил Ларин.

— Нет, — пожал плечами Федор, — как-то разговор не заходил.

— О чем же вы там столько времени беседуете? — возмутился скифский адмирал.

— О разном, — опять пожал плечами Федор, — в основном историю сапотеков изучаем. И географию заодно. На днях легенды из жизни ольмеков были. Оказалось, что мы все, по местным поверьям, произошли от черных великанов.

— От здоровенных негров, что ли? — не поверил своим ушам Ларин. — И я?

— И ты, брат Леха, и я. Все, — ухмыльнулся Федор. — А в следующий раз вместо урока Итао обещал взять меня на прогулку по городу, чтобы на месте показать, что означают многие слова на языке сапотеков. Думаю, покажет храмы ягуара и обсерваторию. Он мне о них рассказывал.

— Ты бы лучше попросил его канал показать, — посоветовал Ларин, — если не хочешь с нами через стену бежать.

— Попробую, — кивнул Федор, — канал, мне кажется, это более верный вариант. Ведь бежать нам надо сначала на юг, в сторону Тихого океана. Ну я тебе рассказывал про карту.

Ларин кивнул.

— А по реке самое то. Надо только придумать, как лодку раздобыть да сойти за сапотеков, когда за стены выберемся.

— Вот выберемся, — предложил Ларин, — тогда и подумаем.

Не успел Ларин закончить свою фразу, как массивная дверь отворилась. За ней стояла знакомая фигура — худощавый и высокий индеец с татуировкой в виде темных кругов вокруг глаз и кольцом в носу. Длинные волосы, собранные на затылке в пучок. Он был как всегда в простом длинном одеянии, отороченном красной бахромой. За спиной Итао находились двое рослых охранников с копьями и щитами.

— Я жду тебя, Чака, — произнес он, слегка приподняв руки в приветственном жесте, — сегодня я покажу тебе город.

Федор встал. Ларин тоже поднялся со своей циновки.

— Остальные останутся здесь, — ровным тоном произнес индеец.

— Ну это как всегда, — пробормотал ничуть не удивленный Леха и добавил вполголоса, посмотрев на Федора: — Ну давай, командир. Разузнай все, что нужно.

— Я иду, учитель, — ответил Чайка, слегка улыбнувшись и окинув взглядом остальных пленников, которые даже не шелохнулись при виде сапотека, вышел из общей камеры.

Итао не повел его даже в «комнату для допросов», где они провели уже не один день. На сей раз Федор сразу спустился вслед за охранниками и, пройдя по узкой лестнице, свернул в коридор через незаметную дверь. Здесь он был впервые за все время пребывания. Коридор, нырнув под здание, вывел их в другой внутренний двор, как две капли воды похожий на первый. В дальнем конце Федор увидел еще одну сторожевую башню, а сам двор был полон солдат. Здесь стояло человек двадцать сапотеков, обвешанных своим смертоносным оружием. Все оружие было каменным, поскольку металл в нужных количествах они еще выплавлять не научились, как недавно узнал Федор. Тут были не только каменные мечи и топоры, но и каменные ножи. На головах у каждого имелся стандартный набор перьев и боевая раскраска на лице, словно война для них никогда не прекращалась. Все индейцы облачились в кожаные доспехи, что казалось необычным для простых воинов. И Федор решил, что это какой-то особый отряд, который прислали вожди. Он ошибся в своих предположениях лишь отчасти.

Едва Чайка, Итао и несколько охранников поравнялись с молчаливо ожидавшим кого-то отрядом, все воины двинулись следом за ними к воротам, также находившимся в башне.

— Они все идут с нами? — изобразил удивление Федор, считавший, что Итао доверяет ему уже настолько, что уверен в его благонадежности и не возьмет с собой больше пятерых охранников.

— Да, — ответил Итао и, сверкнув кольцом в носу, гордо повернул к нему лицо, — это мой почетный отряд. Жрец ягуара в нашем городе не имеет права передвигаться без охраны. Таков закон. Исключения бывают только во время праздников и обрядов.

— Ну что же, — не стал спорить Федор, — закон есть закон.

Перед воротами отряд охранников жреца быстро перестроился, и на улице Федор оказался уже в плотном окружении из воинов в кожаных нагрудниках и головных уборах из перьев, колыхавшихся в такт ходьбе.

— Сегодня хороший день для прогулки по городу, — заявил Итао, бодро вышагивая рядом.

Он был чуть ниже ростом Федора, но держался так гордо и спокойно, что казался едва ли не выше, хотя и не носил пышного головного украшения из перьев. Вообще, на взгляд Чайки, Итао хоть и назывался жрецом ягуара, но одевался достаточно просто для своего положения. На память ему все время приходили верховные вожди сапотеков, обвешанные амулетами с ног до головы, в перьях и с посохом. «Может быть, я чего-то не знаю о жрецах ягуара, — подумал, невольно пожимая плечами Федор, — вероятно, они сильны своей простотой. Хотя я на их месте ходил бы завернувшись в шкуру. Вон, у ольмеков, даже простые воины хотят быть похожими на ягуара».

Впрочем, он заметил, что за Итао тенью следовал охранник, который нес за ним какую-то странную табличку из блестящего металла на высоком шесте, очень похожего на золото. Её было видно издалека. На табличке было легко различимо изображение пирамиды, от которой во все стороны расходились лучи солнца. «Может быть, — резонно рассудил Федор, — эта штучка пропуск и заменяет любой наряд?»

— Чем же так примечателен сегодняшний день? — вспомнил командир карфагенян о фразе, брошенной Итао некоторое время назад и повисшей в тягучем воздухе без продолжения.

— Завтра у нас праздник, — объявил ему спутник, бодро переставлявший ноги в сандалиях местного покроя, закрывавших в основном пятку, — большой праздник в честь бога дождя Косихо-Питао и бога Питао-Кособи, даровавшего нам маис. Если бы не эти дары богов, нам трудно было бы прокормить население, что непрерывно растет. Завтра поселенцы со всей долины придут поклониться великим пирамидам.

— Праздник это хорошо. Особенно в честь плодородия, — как-то неуверенно протянул Федор, рассматривая пестро одетых прохожих и припоминая, что у местных индейцев праздники частенько сдабривали кровью человеческих жертв.

«Чтобы лучше росло», — криво усмехнулся Федор, старясь отогнать мрачные мысли, невольно появившиеся в его голове. Несмотря на светившее солнце, дух смерти и тления человеческих тел здесь был повсюду.

— Поэтому сегодня все заняты подготовкой и улицы в городе почти пусты, — закончил фразу Итао.

— С чего начнем? — спросил Федор, чтобы хоть как-то прогнать назойливые мысли.

— Конечно, с центра, сердца нашего города. Архитекторы сапотеков так спроектировали город, что его обитателям очень удобно попасть из одной части в другую. Все улицы прямые и пересекаются только под прямым углом. Этот принцип даровали нам боги.

— Хороший принцип, — не стал спорить Федор, — это очень удобно. Только ворот маловато для такого количества.

— Питао-Шоо повелел строителям сделать только одни ворота на суше, для людей и духов земли, — терпеливо пояснил ученый сапотек, казалось, ничуть не удивившись вопросу финикийского пленника, — и одни ворота на воде, для рыб и духов реки.

— Но я видел лодки, когда мы проходили по мосту, — не удержался от провокации Федор, — значит, сквозь водные ворота в город попадают не только рыбы.

— Да, это так, — ответил сапотек, смотря на высокие пирамиды, показавшиеся уже совсем близко, — главный город сапотеков огромен и постоянно нуждается в продовольствии. А потому мы не только доставляем его в город через главные ворота, но и подвозим по реке. Завтра праздник, поэтому сегодня лодок будет особенно много. Что тебя так удивляет, ведь ваш народ также наверняка использует водные пути?

— Использует, — кивнул Федор, — еще как. Другие народы даже называют нас народом моря.

— То есть «большой воды», — добавил он поспешно, на случай, если Итао никогда не видел моря.

Они прошли следующие двадцать шагов в молчании.

— Сейчас мы посетим главную площадь, чтобы ты мог насладиться величием наших богов, в честь которых воздвигнуты священные пирамиды.

Федор с некоторых пор не очень любил пирамиды, но отказаться, ясное дело, не мог.

Передвигаться по городу, в котором Чайка пока не увидел ни одной повозки, было действительно удобно. Прямые и широкие, в большинстве своем, улицы этому помогали. Правда, до тех пор, пока количество народа было небольшим. Стоило же процессии третьего жреца ягуара приблизиться ко входу на гигантскую площадь, как они столкнулись с целым людским морем.

Применять силу оружия, чтобы протолкаться сквозь толпу, запрудившую вход на грандиозную площадь, им не пришлось, — несмотря на уверения Итао, уже сегодня здесь народу было много, — едва завидев сверкающий знак в руках «оруженосца», толпа почтительно расступалась. Перед входом, как заметил Чайка, находился еще один рынок. Здесь продавалось много керамики, и он, заинтересовавшись, осмелился попросить своего сановного провожатого задержаться ненадолго.

— Хочу осмотреть кувшины, — пояснил он свой интерес, — если мы не торопимся, конечно.

— Что же, это можно, — кивнул, поразмыслив недолго, Итао, — гончары сапотеков славятся своим мастерством. А тут один из лучших базаров в городе. Сейчас идут последние приготовления к завтрашнему наплыву народа, поэтому здесь уже так много торговцев.

И весь отряд, повинуясь команде жреца, свернул в сторону, словно ледокол, разрезав толпу пополам. Федор остановился у стола, от края до края уставленного кувшинами различной формы и украшенных рисунками, сделав вид, что погрузился в изучение великолепной керамики сапотеков. Сам же тем временем искоса поглядывал в разные стороны, рассматривая главную площадь Монте-Альбана, все входы и выходы с нее.

Это получалось довольно легко. Охранники, встав по сторонам, перекрыли все возможные пути к бегству — как они полагали, — одновременно закрыв его и от взгляда Итао, который встал чуть позади. Чайка мог бы при желании одним прыжком перемахнуть через эту груду керамики, тело уже почти пришло в норму. Или, повалив длинный стол, устроить здесь настоящую суматоху, в пылу которой исчезнуть было довольно легко. Базар — отличное место для побега. Тем более что по одежке он теперь мог сойти за какого-нибудь ремесленника, разве что бледноват был немного для местного. Но, конечно, ничего подобного он делать не стал. Рано. Да и не центральная площадь была целью его прогулки. Поэтому Федор увлеченно принялся рассматривать блестевшие перед ним глиняные черепки, параллельно запоминая все входы и выходы. Мало ли что.

Впрочем, экземпляры глиняного творчества сапотеков попадались на развале довольно занятные. Здесь были кувшины разных размеров и цвета — черные, серые с белым венчиком, красные, желтые. И сосуды с плоским основанием, похожие сразу на гигантские блюдца и плоскодонные чаши. Все это разнообразие продукции местных гончаров было украшено довольно схожим орнаментом. Чайка долго смотрел на кувшины и чаши и, в конце концов, пришел к выводу, что орнамент этот возникал путем выдавливания по мягкой глине с помощью веревок. Иначе эта резьба и желобки вряд ли могли появиться. Но что сразу бросалось в глаза — повсюду были изображения когтей, клыков и других частей тела, недвусмысленно намекавших на распространенный стиль ягуара. Впрочем, попадались и другие стили.

«Интересно, — поймал себя на мысли Федор, вспомнив об ольмеках и недавнем разговоре с учителем, — на базаре у ольмеков такое же разнообразие стилей, или там раскраска горшков посвящена исключительно главному тотему племени».

Увидев все, что ему нужно, Чайка приветливо кивнул застывшему в позе немого вопроса продавцу и отошел от стола с керамикой. Однако вопрос продолжал мучить Федора, и он поспешил удовлетворить свое любопытство, приблизившись к жрецу.

— Я давно хотел спросить, — задал он провокационный вопрос, — заранее прошу меня простить, но кто из вас больше любит бога-ягуара, вы или ольмеки?

Ответ последовал не сразу, — Итао продолжал неторопливо вышагивать в сторону одной из пирамид, — и Федор, не выдержав, подлил масла в огонь.

— Я увидел только что много горшков с изображением воплощения Питао-Шоо, но не заметил пока в городе слишком большого количества тотемов ягуара. А в плену у ваших врагов мне не удалось осмотреть город и базары, зато я заметил множество воинов, которые стремятся быть похожими на бога. У ваших воинов тоже есть сходство с Питао-Шоо, но его меньше.

— Это верно, — наконец, ответил ученый сапотек, — наши враги изображают различные черты Питао-Шоо повсюду: на керамике, камне, ювелирных изделиях. Мы делаем то же самое. Однако, ольмеки избрали воплощение бога-ягуара центральной фигурой своей веры. Мы же верим не только в Питао-Шоо, но и многих других богов.

Они почти приблизились к подножию второй по величине пирамиды, и жрец, не останавливаясь, направился по главной лестнице вверх, увлекая за собой своего спутника. Многочисленная охрана, расположившаяся на нижнем ярусе, расступилась с поклоном, едва заметив процессию и золотую табличку в руках «оруженосца», сверкавшую на солнце.

— Кроме того, — продолжал вещать Итао, неторопливо поднимаясь по широким, отполированным тысячами ног ступенькам, — согласно одной из легенд, ольмеки появились не от племени черных великанов, а в результате союза божественного животного со смертной женщиной.

Федор раскрыл глаза от удивления, услышав из уст своего спутника новую версию происхождения ольмеков, слегка поразившую его своей оригинальностью.

— С тех пор ольмеки считают ягуара своим главным тотемом, — закончил мысль Итао, — но и мы чтим этого бога.

— Вот оно, что, — пробормотал Федор, поднимаясь вслед за Итао по ступенькам почти на самый верх пирамиды, — ну, теперь мне почти все ясно. Во всяком случае, насчет бога-ягуара.

— Ты стоишь на главной пирамиде, посвященной Питао-Шоо, — объявил сапотек, останавливаясь на широкой площадке у самой вершины, — теперь ты видишь, что не только ольмеки чтят его.

Федор уже бывал однажды на подобной площадке. Он невольно окинул ее взглядом в поисках жертвенных скамеек из камня и… нашел их. Буквально в пятидесяти метрах от главной лестницы находилось множество таких скамеек, выстроенных в несколько рядов и вытянутых вдоль грани, что была обращена к площади. За один раз здесь можно было казнить человек сто, посвятив их кровь и сердца Питао-Шоо.

«Вот она, живодерня, — против воли напрягся Чайка, — интересно, кому тогда хотели посвятить мое сердце ольмеки? Тоже Питао-Шоо или еще кому-то из богов? Вероятно, ему, раз они так сильно любят ягуаров».

Он оторвал взгляд от скамеек, темных от впитавшейся в камень крови жертв, и поднял его чуть выше. Там находилась куполообразная постройка, венчавшая большую пирамиду. В ее крыше виднелось несколько вертикальных прорезей, очень похожих на те, сквозь которые смотрели на мир из своей тюрьмы пленники.

— Что это? — спросил Федор, напустив на себя простодушный вид. Он подозревал, что ответ ему уже известен.

И не ошибся.

— Это и есть обсерватория, откуда мы наблюдаем за звездами и слушаем, что говорят боги, — пояснил Итао, — ты говорил, что знаком с ними. Разве у вас они выглядят иначе?

— Немного, — кивнул Федор, — я же не ученый.

Он кивнул в сторону близкой обсерватории и уточнил:

— А можно взглянуть, что внутри?

Ответа вновь пришлось ждать целую минуту.

— Вход туда разрешен только избранным, — произнес наконец Итао, — все они жрецы ягуара. Но…

Сделав несколько шагов в сторону жертвенных скамей, Итао закончил мысль:

— Но ты особым образом связан с ним, так что… я возьму тебя с собой. Один раз. Но сначала я покажу тебе то, зачем мы сюда пришли. Следуй за мной.

И он привел изумленного Федора к месту, где убивали несчастных пленных. Охрана, чуть поотстав, следовала за ними. Бежать отсюда было некуда.

— Я думал, мы будем смотреть храм и обсерваторию, — пробормотал Чайка, невольно взглянув на темные от крови камни. Не понравилась ему как-то вся эта странная подготовка. Да дух здесь был просто жуткий, хотя скамьи и мыли, похоже, после ритуальных казней.

— А мы и смотрим храм, — спокойно пояснил Итао, в глазах которого внезапно появился и погас хищный огонек, поразивший Федора, привыкшего считать своего учителя едва ли не мягким человеком, склонным к изучению иностранных культур, — ты стоишь в самом его сердце. Ведь в крови и сердце каждого из людей живет душа, данная ему Питао-Шоо. И он требует от нас, чтобы мы посвящали ему лучших из нас. И мы отдаем ему лучших, — выпуская сердце на свободу. Завтра, на глазах тысяч сапотеков, здесь будет принесен в жертву Уанусуко, наш второй жрец.

— Чем он провинился? — воскликнул Чайка, поздно сообразив, что сказал лишнего.

— Быть принесенным в жертву ягуару — это большая честь, — произнес Итао, вновь став серьезным. Федору даже показалось, что в мягком голосе ученого сапотека вдруг зазвенела сталь, — многие дожидаются этого очень долго.

Впрочем, голос сапотека снова смягчился, став обычным, похожим на голос доброго учителя, объясняющего терпеливо задачу.

— Уанусуко знаком народу сапотеков, — закончил он свои объяснения, — и завтра весь город будет завидовать ему.

«Ну да, конечно, обзавидуются. Хороша свобода, — подумал Федор, с лица которого не сходило хмурое выражение, — особенно когда ему вырежут сердце. Вот как здесь, значит, расправляются с теми, кто мешает продвигаться по службе. А наш „учитель“ совсем непрост. Железная рука в бархатной перчатке. Ишь, как глаза засверкали от предвкушения завтрашнего удовольствия. Видать, этот Уанусуко ему хорошо насолил чем-то или засиделся на своем месте дольше положенного».

Но вслух Федор ничего не сказал. Даже попытался изобразить, что полностью согласен и принимает местные обычаи, а несчастному Уанусуко оставалось только позавидовать.

— Таковы обычаи сапотеков, — словно прочитав его мысли, проговорил Итао, — почтение к богам прежде всего.

— Это, конечно, — кивнул Федор, — мы тоже чтим своих богов.

— А теперь следуй за мной, — предложил Итао, — я покажу тебе обсерваторию.

Чайка с большим удовольствием последовал за ученым сапотеком. Им оставалось пройти не больше сотни узких ступенек по специальной лестнице, начинавшейся чуть в стороне от того места, где заканчивалась главная широкая лестница, ведущая на вершину ступенчатой пирамиды.

За это недолгое время Федор, подгоняемый своим любопытством и охранниками, шедшими неотступно за ним, успел немного рассмотреть город и даже окрестности. С такой высоты он смог запечатлеть в своей памяти прямые и длинные улицы, разрезавшие город на широкие ломти кварталов, мощную стену, надежно отделявшую Монте-Альбан от внешнего мира, и то, что их тюрьма действительно находилась буквально в двух шагах от этого оборонительного сооружения. И все же он подумывал о канале с водой, который делил город на две части, поскольку прорваться незамеченными к главным воротам и тем более пройти сквозь них представлялось полным безумием. Отсюда было легко различимо огромное количество красных щитов, блокировавших все подходы с обеих сторон к городу сапотеков. Они постоянно меняли своими действиями направление движения той длинной змеи из людских тел, что непрерывно ползла в город из долины, собираясь внизу.

«Итао сказал, что завтра праздник, — вспомнил Федор, преодолевая последние ступеньки, — значит, весь город будет забит народом. Массы крестьян, которые не знают друг друга. Суматоха — это хорошо. Это нам только на руку. Да и лодок должно быть предостаточно. Эх, посмотреть бы на канал хоть одним глазком».

Вскоре они поднялись к самому входу в небольшую обсерваторию, вблизи оказавшуюся не куполом, а скорее малой копией самой гигантской пирамиды Питао-Шоо, ребристой и выложенной камнем в несколько уровней. Правда, кладка стен была просто отменной, а сами каменные блоки идеально подогнаны. Федору невольно бросилось в глаза, что «каменные кирпичи» даже в стенах обсерватории были очень большими, не говоря уже о блоках, из которых было сложено основание самой пирамиды. Такой блок весил тонны, его не поднять не то что двум сапотекам, а и двум десяткам самых сильных воинов или рабов. «И как они смогли такое сваять? — подумал Федор, останавливаясь вслед за Итао, у входа в обсерваторию, — тут без крана не обойтись. А спрашивать уже неудобно, опять скажет, боги помогли. А может, и правда помогли?»

Итао посмотрел на командира охранников и жестом приказал ему оставаться здесь, со всеми своими людьми. Дальше вход для простых смертных был закрыт. Федора же пригласил идти за собой, впервые за время познавательной прогулки по городу, оставшись с ним наедине без охраны. То ли сапотек действительно решил, что Чайка безопасен и уже окончательно готов перейти в его веру, то ли решил, что бежать отсюда просто некуда. А, может, наоборот, проверял и провоцировал.

Замерев на мгновение у входа, больше напоминавшего чуть расширенную щель, Итао исчез внутри пирамиды-обсерватории. Чайка последовал за ним.

Сделав несколько шагов, он зажмурился и даже остановился от неожиданности. Первое время его глаза привыкали, поскольку здесь было почти темно. Солнечный свет проникал внутрь сквозь три отверстия разной длины — от нескольких метров до одного, совсем крошечного — и высвечивал на полу какие-то странные символы. Когда глаза привыкли, Чайка заметил, что были в стенах и другие отверстия, сейчас закрытые каменными вставками. Видимо, наблюдения за разными секторами неба — местом жительства богов — проходили в разные промежутки времени, и местным астрономам требовалось менять угол обзора, не имея возможности просто повернуть телескоп. Честно говоря, приглядевшись к «оборудованию» обсерватории, Федор был откровенно разочарован. Никаких телескопов или иных диковинных приспособлений, подаренных инопланетянами, он здесь не увидел. Если не считать странной формы постамента, возвышавшегося в самом центре и похожего на пульт дирижера, изготовленный из камня. Возможно, и другие приспособления для общения с миром богов имелись, но были спрятаны от глаз посторонних. Хотя Итао и уверял его минутой раньше, что никто из посторонних сюда никогда не входил.

И все-таки здесь было интересно. Чайка вдруг вспомнил, что первым из европейцев, да что там, вообще первым из людей Старого Света стоит в святая святых сапотекских жрецов посреди древней Америки. «Да, Колумб и Америго Веспуччи просто сгорят от зависти, — ухмыльнулся Федор, рассматривая незнакомые символы на полу, — когда узнают, что их опередили. Не говоря уже про испанцев. Да, каких к черту, испанцев… Если мы выберемся отсюда, Карфаген будет здесь первым. И тогда…»

Чайка изумился полету своей мысли, представив, что произойдет в будущем с историей этого континента, когда его первыми «откроют» обитатели Карфагена. Все пойдет совершенно иначе. «Хотя как же те, на кораблях с треугольными парусами, — вспомнил Федор, продолжая разглядывать загадочные символы, которых в процессе обучения он еще не встречал, — они ведь были здесь раньше».

Однако потом он мысленно махнул на своих предшественников рукой. «Ну, были да сплыли, — подумал он, мгновенно повеселев, словно решил гигантскую проблему, — кто это был, неизвестно. Кто их потом вспомнит? Даже сам Итао никогда их не видел. А в этой ситуации главное не то, кто первый, а у кого кораблей и пушек больше. Вернее, оружие лучше. Судя по тому, что я успел увидеть, у Карфагена оно гораздо лучше. А значит, и шанс „подружиться“ с местными товарищами выше, чем у остальных».

Итао стоял в нескольких метрах, не мешая Федору наслаждаться величием научной мысли сапотеков. Он сам был занят внимательным осмотром конструкции, что возвышалась в центре обсерватории и была высотой примерно в рост среднего сапотека. Вернее, как показалось Чайке, после того, как он перевел свой взгляд со странных символов на своего провожатого, сапотек внимательно изучал скользившую по земле тень от этого каменного пюпитра. Тень медленно передвигалась по кругу из символов, в центре которого находился огромный рот и глаза какого-то существа — не то человека, не то дракона. Вокруг этой головы Чайка разглядел четыре квадрата, заполненных мелким узором, еще две морды с оскаленными клыками, отдаленно похожими на ягуара. Вся эта композиция из ртов и голов была вписана в круг, состоявший из отдельных рисунков, а этот круг находился еще в одном.

«Похоже, эта обсерватория работает и днем и ночью, — заключил Чайка, — а наблюдают здесь не только за звездами». Он не стал мешать Итао и сам занялся осмотром остального помещения, благо глаза уже вполне привыкли к игре света и тени. Кроме центральной конструкции со странными символами в центре зала, напомнившей Федору виденный мельком в прошлой жизни круглый календарь каких-то индейцев, здесь более не оказалось ничего примечательного для Федора, если не считать нескольких скамеек и каменного стола, вырезанных прямо в наклонных стенах. Видимо, одновременно свои наблюдения за звездами могли вести сразу несколько жрецов-астрономов. Впрочем, вскоре он заметил еще кое-что. В дальнем углу, почти под самой стеной, соприкасавшейся здесь с полом, Чайка заметил ступени, уходившие в глубь пирамиды.

— Значит, здесь вы наблюдаете за богами? — все-таки нарушил затянувшуюся тишину Федор. — Интересное местечко.

— Здесь мы слушаем богов, — поправил его ученый сапотек, оторвавшись от своих наблюдений и сделав несколько шагов вокруг каменных символов на полу, — а наблюдаем мы за звездами.

— А как вы это делаете? — уточнил Чайка, также переместившись навстречу Итао. — Я имею в виду, у вас есть какие-нибудь приспособления, чтобы смотреть на звезды?

Лицо ученого сапотека изобразило полное непонимание. Видимо, Федор еще был не слишком силен в сапотекском языке.

— Я не понимаю тебя, посланец финикитцу, — ответил он наконец, отчаявшись, — о чем ты говоришь? У нас есть глаза, чтобы смотреть на звезды, и уши, чтобы слышать богов.

— Ясно, — кивнул Федор, решив прекратить свой допрос.

«Хорошие надо иметь глаза, чтобы видеть далекие галактики, — подумал он, озираясь с недоверием, — и уши, чтобы слушать эфир. Может, он тут все же прячет что-нибудь этакое, оставшееся от прежних гигантов».

Федор призывно посмотрел в сторону ступенек, скрывавших ход внутрь пирамиды. Словно ожидал, что оттуда сейчас появится пришелец в серебристом балахоне с тремя глазами и объяснит дикое количество артефактов в здешних местах, не поддающееся логическому объяснению. Чайке показалось, что третий жрец ягуара, который завтра станет вторым, что-то от него скрывает. Он подождал некоторое время, но из пирамиды так никто и не появился.

— Разве ваши обсерватории устроены по-другому? — спросил в свою очередь Итао, скрестив руки на груди.

— Я видел мало наших обсерваторий, — признался Чайка, пожав плечами, — я же говорил, — я солдат, который плавает на больших лодках, а не ученый.

— Тогда о чем ты спрашивал меня? — поймал его на слове хитрый сапотек. — Разве ваши жрецы…

— Да, это я так, — отмахнулся Федор, которому совсем не хотелось объяснять Итао, что такое телескоп, если он сам еще не знал об этом.

— Я не видел в вашем городе ни одной повозки, только носилки, — перешел Федор на другую тему и, чтобы отвлечь внимание от телескопа, задал давно мучивший его вопрос: — Скажи мне, великий жрец, ваш народ использует колесо?

И увидел снова тот же осоловелый взгляд, усиленный татуировкой вокруг глаз.

— Значит, все-таки нет? — сам ответил вопросом на вопрос Чайка, озадаченный молчанием сапотека.

— Я не понимаю тебя, финикитцу, — нашелся наконец Итао, нахмурившись.

Суть разговора от него ускользала, а ученый сапотек этого явно не любил.

— Да это я так, — опять заюлил Федор, стараясь не вдаваться в лишние объяснения.

Но на этот раз так просто отделаться не удалось.

— Объясни мне, — потребовал Итао, делая шаг вперед, — что такое «ко-ле-со»?

— Ну ладно, — нехотя процедил сквозь зубы Федор, словно от него потребовали выдать военную тайну Карфагена, — колесо имеет форму круга, вот как здесь.

Он наступил ногой на одну из окружностей высеченного на полу календаря, — теперь, он почти не сомневался в том, что перед ним календарь. Итао внимательно посмотрел на календарь, стараясь следовать за ходом мысли своего собеседника.

— Вот как здесь, — повторил Федор, — странно, что вы до сих пор до этого не додумались. И оно делается из какого-нибудь твердого материала. Например, из дерева, и часто укрепляется металлом.

— Но зачем? — раскрыл глаза еще шире сапотек.

«О боги, какие вы отсталые, — сделал над собой усилие Федор Чайка, — а еще жрецами называетесь. Пирамиды как-то умудряетесь строить. В ученых ходите. Куда только смотрит этот ваш Питао-Шоо».

— Если соединить длинным бревном два таких колеса, два жестких круга, — постарался как можно доходчивее объяснять Чайка, все время указывая на каменный календарь, — то их можно прикрепить к телеге. Ну, тьфу ты, к такой плоской лодке. И тогда она сможет передвигаться по земле без парусов.

Чайка умолк на мгновение и закончил, тяжело выдохнув. Хоть он и не считал себя дураком, обучение других инженерным премудростям давалось ему трудно.

— А на ней, как на обычной лодке, можно перевозить много людей и грузов. Ваши носилки с телегой ни в какое сравнение не идут. Тем более что у вас даже ровные дороги есть. Понятно?

Ученый сапотек поднял голову и встретился взглядом с Федором. В глазах Итао впервые, кроме полного непонимания, появилась первая искра интереса. «Может, он и не все понял, — произношение у меня хромает, — но кое-что до него, кажется, дошло», — решил Чайка.

— Когда мы вернемся, — предложил вконец заинтригованный блестящим инженерным решением, сулившим настоящий прорыв, Итао, — ты нарисуешь мне чертеж Тел-га… этого приспособления. А наши ученые придумают, как его можно использовать.

Федор неуверенно кивнул. Рисовать он особенно не умел, да и не любил. Но «учитель» настаивал, и он согласился. «Вот так вот, невзначай, и сдвинем целый континент с мертвой точки, — даже ухмыльнулся Федор, — научу их колеса делать, тут такие дела начнутся. Вернемся — ничего не узнаем».

Он так размечтался, представив, как возвращается сюда с целой армадой квинкерем, что, вспомнив вдруг о своем реальном положении пленника, был просто обескуражен. Возвращение с небес на землю стало для него крайне неприятным.

— Кстати, о лодках, — вдруг вспомнил он, — у вас здесь, в городе, тоже есть чудеса инженерной мысли. Неподалеку от центральной площади я заметил удивительный канал, а в нем много лодок.

Итао кивнул.

— Да, наш канал очень интересное сооружение.

— Могу ли я на него посмотреть? — поинтересовался Федор и подкинул Итао еще одну тему для размышлений: — О каналах и лодках я кое-что знаю. Хочу сравнить их с нашими и обсудить это.

— Что ж, — после недолгих размышлений решился Итао, — идем. Это действительно будет полезно.

Сказав это, он направился к выходу из обсерватории. Федор отчего-то замешкался, словно раздумывая, чтобы прихватить на память. Все-таки обсерватория индейцев. Не каждый день бываешь в таких сооружениях.

— Идем, Чака. Здесь ты видел все, что нужно, и даже то, чего не может видеть простой смертный, — поторопил его сапотек. — Теперь ты знаешь, как выглядит обсерватория. Питао-Шоо будет доволен.

Федор, шедший следом за Итао, невольно вздрогнул, услышав упоминание о боге-ягуаре. Но сказано это было так буднично, что ничего плохого Федор в словах ученого сапотека не заподозрил.

«Тут и не такое померещится, — отругал он себя за излишнюю подозрительность на выходе из обсерватории, посмотрев на жертвенные скамьи, — место здесь, прямо скажем, не слишком романтическое. Хотя вид с такой высоты на город и долину красивый».