Земля предков

Глава одиннадцатая МОНТЕ-АЛЬБАН

К своему удивлению, на следующее утро Федор открыл глаза сам, а не очнулся от пинка в бок, и по наклону лучей света, прорывавшихся в этот хлев сквозь узкое щелевидное оконце под крышей, сообразил, что им дали выспаться дольше обычного. То ли конвоиры почувствовали, что пленники идут из последних сил, ощутив вчерашние проклятия Лехи Ларина, то ли приказ у них такой был. Но спали финикийцы долго и проснулись сами. Конвоиры не спешили входить в хлев и объявлять подъем. Это показалось Федору хорошим знаком.

— Ну, брат, — воспользовавшись свободной минуткой, заявил Федор недавно проснувшемуся Лехе, пытаясь потянуться, насколько это было возможно в его положении, — теперь я тебе скажу, что у меня появилось предчувствие.

— И что тебе вещает твоя интуиция? — поинтересовался Леха, усмехнувшись.

— Что сегодня мы увидим тот самый город, где решится наша судьба. Примерно через тысячу лет или около того, его будут называть Монте-Альбан.

— А сейчас его как называют? — с неожиданным интересом попытался повернуть голову Леха, но уколов голову сучком, вскрикнул и выругался по-русски.

— Не знаю, — честно признался Федор, поглядев в сторону скрипнувшей двери, за которой появились наконец охранники, — но наверняка по-другому.

— Как бы его там ни называли, — пробормотал Леха, когда сапотеки ему недвусмысленно намекнули, что пора подниматься с соломы, — лишь бы мы побыстрее туда добрались. Так что, надеюсь, ты прав.

Ближе к полудню лес начал редеть. Дорога, петляя, шла все время вверх. Густо поросшая лесом низина скоро осталась позади, впереди снова замаячили холмы. А вскоре и горы, на склонах которых кое-где лежал белый снег.

— Да когда же закончится эта чертова дорога, — сплюнул в сердцах Ларин, толкая бревно вперед, — еще немного и, прости меня, командир, я взбунтуюсь. А там будь, что будет.

— Ладно, — согласился Федор, — если к вечеру не придем, я готов возглавить восстание.

— Вот это дело, — воодушевился Леха, мгновенно позабыв, что у него за спиной уже пара долин, с полями, лесами, реками и множеством населенных пунктов, стоявших на пути к единственному известному им пока выходу с территории страны сапотеков, окруженной горами. Но такие мелочи не волновали бравого скифского адмирала и предводителя конницы, когда речь заходила о хорошей драке. Слишком уж долго он терпел измывательства своих поработителей, повинуясь приказу Федора, которого держал за более умного человека, чем он сам. Федор же был уверен, что сегодняшний день последний в их долгом изнурительном путешествии к Монте-Альбану, как он по привычке называл столицу сапотеков. И потому дал Лехе надежду, чтобы прожить еще один день.

Когда солнце миновало зенит, пленники, окруженные сапотекскими воинами, взошли на перевал, отделявший обширную и плодородную долину, что осталась у них за плечами от новой. В ней, по расчетам Федора, должны были находиться более крупные населенные пункты, чем те, которые финикийцы уже видели.

На подходе к перевалу вскоре обнаружилось еще одно военное поселение, состоявшее примерно из двух десятков приземистых каменных домов, окруженных невысокой крепостной стеной, и сторожевой башни, находившейся посередине. Массивные деревянные ворота из крепких бревен, скрепленных металлическими скобами, были открыты. Возле них и сразу за ними находилось большое количество вооруженных сапотеков, среди которых Чайка заметил несколько военачальников в плоских золотых шлемах, блестевших на солнце. Обменявшись приветственными жестами с начальником конвоя, они проводили напряженными взглядами группу пленников, жестом приказав своим солдатам расступиться.

— Да их тут сотни три, не меньше, — с удивлением отметил Ларин, когда они брели сквозь эту каменную деревню, — не слабый блокпост. Стена есть, а за ней с таким гарнизоном и повоевать можно. Только метательных орудий я что-то не наблюдаю…

— Вот именно, — поддержал его Федор, посматривая по сторонам и подмечая мелочи, — мне тоже эта деревенька показалась слишком хорошо укрепленной. Вчера в городке, что в долине остался, солдат было почти столько же. А зачем ее так укреплять, если она не стоит перед входом в главную долину?

Миновав укрепления, они вышли на предперевальный взлет и обнаружили здесь настоящее столпотворение. Сотни полуголых крестьян, выстроившись в одну колонну, с тюками, мешками и корзинами, проходили через узкую щель в строю вооруженных копьями сапотеков. Проводившие досмотр воины, не слишком церемонясь, протыкали мешки своим оружием, отчего крестьянский скарб часто высыпался прямо на дорогу сквозь дыры. Люди падали на камни и ползали там, собирая все, что рассыпалось. А стражники щедро раздавали им пинки, пытаясь ускорить процесс.

Ещё один военачальник в блестящем шлеме на голове и каменным мечом на поясе взирал на все это столпотворение с грозным видом. В его взгляде сквозило презрение к этим жалким людям, вынужденным пресмыкаться перед силой оружия.

— Да тут в самом деле КПП, — недобро усмехнулся Леха, — настоящий досмотр с пристрастием. Интересно, у нас документы не попросят? А то, боюсь, они у меня не в полном порядке.

— Не попросят, — успокоил его Федор, натужно улыбнувшись, — мы по дипломатическим каналам идем. Как особо ценный груз.

— Ну, если им что не понравится, — ледяным тоном произнес Леха, поглядывая на начальника сапотекских «таможенников», хищное остроносое лицо которого в этот момент повернулось в их сторону, — я тебя предупредил.

Настроение Ларина не сулило ничего хорошего. Но, к счастью, на перевале все обошлось без особых проблем. Пленники приблизились к заградительной линии из сапотеков. Военачальники конвоя и «таможни» обменялись информацией, раздался гортанный крик, и справа от колонны крестьян образовалась еще одна небольшая брешь в рядах солдат. Туда и направилась колонна с пленными финикийцами.

— Я же говорил, — опять криво усмехнулся Федор, — зеленый коридор.

Поднявшись еще немного, пленники, вслед за первым отрядом конвоя, оказались на седловине перевала. Отсюда дорога почти ныряла вниз, но карфагеняне замедлили и без того не самый быстрый шаг. С этой точки открывался вид на обширную долину, окруженную, как и все предыдущие, горами и поросшую лесом. Но не это поразило пленников. В самом центре долины стоял колоссальный город. Он был чем-то похож на «золотой город» ольмеков, с которым финикийцам поневоле пришлось познакомиться. Прежде всего, своей четкой планировкой, словно местный архитектор больше всего любил прямые линии и расчертил его на квадраты, застроив монументальными зданиями. Но бросались в глаза и отличия. Этот город стоял на холме, очень похожем на рукотворный. Словно он не просто возник на заранее выбранном месте, а был воздвигнут на обширном слое земли и камней, насыпанным в основание перед строительством. Город имел четкие формы и словно вырастал из земли, возвышаясь над окружавшим его лесом. Этакий гигантский прямоугольник, обнесенный крепостной стеной по всему периметру.

Насколько успел заметить Федор, пока охранники тычками копий не заставили их ускорить шаг, в него был всего один вход и, соответственно, один выход, обозначенный двумя мощными квадратными башнями. Именно там находились главные городские ворота, от которых был перекинут массивный подъемный мост на «большую землю». Он показался Чайке таким широким, что по нему одновременно могла пройти шеренга из пятидесяти воинов. Это чудо инженерной мысли висело на двух канатах, тянувшихся к вершинам башен, и соединяло город с началом «каменной дороги». Дорога брала свое начало на холме, тоже явно насыпном, который был так скошен с одной стороны, что напомнил Федору наклонную мачту для старта космических ракет, застывшую на середине пути вверх.

К своему удивлению, Чайка увидел, что в этой долине мощеная дорога была далеко не одна. Не то четыре, не то пять ровных «трасс» вели с разных концов долины, рассекая лес на части, прямиком к «запретному городу», как окрестил его Федор, впечатленный местной архитектурой. Однако, приблизившись к рукотворному плато, все дороги сходились в одном месте, у подножия холма главных ворот и сливались в одну-единственную, ведущую в город.

— Все дороги ведут в Монте-Альбан, — проговорил вслух Федор, шагая за своим другом. — Их много, и это даже хорошо. Значит, из долины существуют и другие выходы.

— О чем ты, командир? — тяжело дыша, переспросил Леха.

— Да так, — отмахнулся тот. — Трудновато будет выбраться, говорю. Дверей мало. Всего одна, хотя и большая.

— Да нам двери ни к чему, — неожиданно успокоил его Леха, — нам бы руки развязать да ножичек раздобыть. А там… как-нибудь справимся.

— Ну да, — согласился с другом Федор, поглядывая на столпотворение у подножия холма, где словно муравьи, сновали сотни людей, направлявшихся в город и выходивших оттуда, — нам бы руки развязать…

Здесь не было озера, примыкавшего к «золотому городу» ольмеков, зато была река, огибавшая почти всю территорию главного города сапотеков. И по ней плыли лодки. Снаружи Федор не смог разглядеть никакой пристани и подумал, что наверняка есть еще «морские ворота», через которые эти лодки попадают за стену. Во всяком случае, они могли быть, а если так, то и выходов из города сразу становилось больше, чем один-единственный. Их насчитывалось уже как минимум два.

Пока дорога спускалась вниз с перевала, на который из города почти нескончаемым потоком поднимались крестьяне и военные, Федор успел немного рассмотреть и внутренние постройки. Пять или шесть огромных пирамид, сверкая золочеными гранями, формировали центр города, который была разрезан на четыре равные части огромными улицами. По этим «трактам» одновременно могли перемещаться тысячи людей. Кроме ритуального центра, в столице сапотеков было выстроено множество зданий непонятного для Федора назначения и формы. От полукруглых и открытых с одной стороны, напоминавших греческие амфитеатры, до прямоугольных коробок без окон и дверей. Повсюду также виднелись высокие колонны с какими-то барельефами. Лучше отсюда было не рассмотреть.

— И сколько же здесь живет народу? — при виде колоссальных размеров Монте-Альбана любопытство разобрало даже Ларина. — Может, и миллион наберется?

— Да уж немало, — согласился Федор, — скученность должна быть жуткая. Если нет водопровода и бань, то тут просто рассадник болезней.

Он немного подумал и вспомнил про реку, серебристой змеей появлявшуюся из бесконечных лесов, огибавшую город и снова исчезавшую в лесах.

— Хотя вода есть, — вновь заговорил он, — значит, и водопровод с банями должен быть. Впрочем, кто его знает. Даже у нас на материке пока только в Карфагене, да еще кое-где до этого додумались. Остальные как-то без водопровода обходятся. И бани тоже не жалуют.

— Зря ты об этом заговорил, — огрызнулся Ларин.

— А что? — не понял его Федор, шагая за другом.

— Да я уже не помню, когда мылся. Воняет как от козла, наверное…

Федор втянул носом резкий запах пота, исходивший от взмокшей спины скифского адмирала, и тактично промолчал. Сам он сейчас пах не лучше. Чтобы отвлечься от этих мыслей, Чайка осторожно поднял голову и посмотрел поверх шагавших впереди сапотеков с копьями в сторону горизонта, который здесь был обширным, — от одного края гор до другого. Долина была немаленькая. И вдруг ему показалось, что там, впереди, что-то блеснуло. Потом еще раз. И еще. Сначала с одной стороны, потом с другой. Чайка зажмурил глаза и даже тряхнул головой, чтобы наваждение исчезло. При этом он ударился затылком о сучок и даже вскрикнул от боли. Наваждение прошло. Но спустя мгновение блеск вновь появился очень узкой полоской по всей линии горизонта. «Что это там блестит? — осторожно подумал Федор и ответил сам себе: — Наверное, река». Но он сам, будучи адмиралом, отлично понимал, что никакая река, даже самая широкая, никогда не заполонит собой весь горизонт. Снег на вершинах гор тоже блестел иначе. И тут до командира карфагенян дошло. Этот был океан.

— Ну ни хрена себе! — воскликнул Федор по-русски, сделав неожиданное открытие. — Так мы уже поперек всю Мексику прошли, можно сказать. В самом узком месте, правда, но прошли. Вот это да!

— Ты о чем, командир? — настороженно поинтересовался его друг. — Голову напекло?

По тону Чайка понял, что Леха принял его возгласы за бред сумасшедшего, организм которого давно страдает от недостатка воды. Пили они дорогой, конечно, мало. И эта мысль заставила Федора ненадолго замолчать. «А вдруг и, правда, галлюцинации?» — подумал он, осторожно закрывая и открывая глаза на ходу, чтобы проверить свои наблюдения, от чего споткнулся и едва не свалил весь «обоз». Но, выровняв движение, Чайка вновь заметил полоску воды, блестевшую вдоль всего горизонта. Это было далеко, километров сто, не меньше. Особенно если учесть, что рельеф долины медленно, но верно, понижался от этого края к другому. Город Монте-Альбан стоял на самой высокой, хотя и явно рукотворной, точке.

— Мы, брат Леха, почти до океана дошли, — выпалил Федор, не выдержав.

— Какого океана? — все так же настороженно уточнил Ларин, даже замедляя шаг. — Перегрелся ты, друг Федя. Океан у нас за спиной остался. Я бы и сам рад на его берегу оказаться сейчас, да только далековато это отсюда.

— До того океана, по которому мы приплыли, да, — обескуражил его повеселевший Федор, — а это уже другой. Тихий океан. Если его так назовут, конечно. Так что мы с тобой прошагали весь перешеек от края до края. Ну почти. Осталось километров сто, не больше.

Леха молчал, видимо решив, что его друг окончательно спятил от измывательств сапотеков, немного не дотянув до города.

— Да ты на горизонт посмотри, пока ниже не спустились, — предложил ему Федор, — только внимательнее смотри. Если ничего не увидишь, считай, что я умом тронулся.

На этот раз Ларин молчал долго, делая осторожные шаги и напряженно вглядываясь вдаль. И вдруг хрипло заорал, остановившись как вкопанный.

— Океан!

Не ожидавшие такой остановки финикийцы продолжали движение. Уставшие ноги Ларина подкосились и вскоре уже все валялись в дорожной пыли, а вокруг прыгали сапотеки, размахивая своими красными щитами.

— Вот так вот, брат! — отчего-то радостно повторял Федор, спустя пару минут поднявшись и отплевываясь от пыли. — Вот так вот!

— Океан, — продолжал бормотать Ларин, вновь зашагав вперед и вниз, — океан!

Потрясенные открытием, они даже не обратили внимания на несколько увесистых пинков конвойных. Остальные финикийцы, услышав вопли Ларина, тоже стали вглядываться вдаль и вскоре позади себя Чайка услышал, как перешептывались Цорбал и Пирг, повторяя на все лады как молитву одно-единственное слово: «Океан». Посланцы далекого Карфагена повторяли это слово с такой надеждой, словно океан уже сам по себе означал спасение из плена, а не просто бескрайние просторы воды, которые еще нужно как-то преодолеть.

— Океан, — вновь вспомнил ненадолго затихший Ларин, — вот бы туда добраться. А, командир?

— Хорошо бы, — не стал спорить Федор, и сам еще не вполне переваривший новость. И добавил, чтобы немного отрезвить друга. — Только нашего корабля там нет.

Ларин не ответил, лишь мотнул головой, давая понять, что отсутствие корабля это такая мелочь по сравнению с чувством, которое возникает, когда стоишь на берегу перед бескрайним океаном. Стоишь свободным. Поймав себя на этой мысли, Федор нервно подергал связанными над бревном руками, ощутив впившееся в запястья веревки. Это быстро вернуло его в реальность. Океан океаном, но до него или до любой другой точки еще предстояло добраться. А прежде нужно было вновь обрести свободу. Высокие стены города сапотеков навевали совершенно другие ассоциации. Свободных здесь было немного, так, во всяком случае, показалось пленному командиру карфагенян. Обилие пирамид скорее наводило на мысли о массовых жертвоприношениях, наверняка практиковавшихся здесь, как и у ольмеков, от которых они сбежали.

«Поменяли шило на мыло, — отругал себя Федор за то, что сдался в плен, а не погиб в бою, — может, и прав был Ларин, надо было убить того сапотека с орлиным носом и дело с концом. Погибли бы как герои. А теперь неизвестно еще чем это все закончится».

Хотя в глубине души Чайка не терял надежды сбежать отсюда. Более того, увидев этот «запретный город», дикое желание обрести свободу вновь овладело им. Он распрямил согнутые под тяжестью бревна плечи и бесстрашно посмотрел на близкий уже город.

Однако Федор признался себе еще и в том, что кроме жажды свободы его терзало сейчас какое-то странное самоубийственное любопытство, — Чайке очень хотелось узнать, зачем же их притащили в такую даль и какую судьбу уготовили для них местные вожди. Кроме того, он не мог отделать от мысли, что был первым европейцем, точнее финикийцем, который оказался на этом далеком континенте. И к тому же еще военачальником армии, а потому должен был разведать все, что могло пригодиться при новом вторжении в эти богатые земли. Несмотря на свое положение измученного пленника, Федор почему-то не сомневался в том, что ему суждено вернуться сюда еще раз с огромным флотом, а не погибнуть на алтаре сапотекских жрецов.

— От ольмеков ушел, и от сапотеков уйду, — пообещал себе Чайка.

Спустя еще час они были у подножия холма, на котором сходились все дороги долины. Сотни людей покидали город, и столько же направлялось в него. Хотя народу было много, от наметанного взгляда Чайки не ускользнуло, как организованно передвигались людские массы. Похоже, виной всему были отряды воинов-копейщиков под началом нескольких военачальников, находившихся в самой середине холма и внимательно следивших за порядком. Два потока — туда и оттуда, — никак не соприкасаясь, почти идеально ровными реками текли в противоположных направлениях.

«В Риме на таком месте лежал бы специальный камень с цифрой, означавший начало всех дорог», — вспомнил вдруг Федор и даже поискал глазами подходящий камень, но не увидел ничего кроме сотен тел, обступивших со всех сторон их колонну.

Колоссальный мост, по которому они вступали в город сапотеков, оказался, естественно, не каменным, а собранным из мощных деревянных балок, обработанных каким-то специальным составом. Вряд ли сапотеки при всей своей любви к камню могли себе позволить поднимать и опускать каменный мост. Для этого нужны был сверхмощные механизмы, да и незачем было так напрягаться. Даже этот, деревянный, казался исполинским сооружением для своего времени и был достоин восхищения. Он был столь широким, и на нем одновременно находилось такое количество народа, что Федор, ступив на него, едва смог рассмотреть, что находится на мосту. Даже не увидел реку за частоколом тел полуголых сапотеков, бросавших на него равнодушные взгляды.

Вскоре исполинские башни остались позади, и отряд финикийцев под конвоем вступил в стены города. Вдоль широкой улицы, не уступавшей размерами мосту и явно предназначенной для прохода войск, потянулись каменные дома из красноватого камня с плоскими крышами и узкими окнами, больше похожими на бойницы. Высотой они не отличались, этажа три, не больше, зато были длинными, имели мало входов и очень походили на казармы.

— Как ты думаешь, командир, — вновь «проснулся» Ларин, озираясь по сторонам, — нас сразу отведут к пирамидам на забаву жрецам или еще помучают на допросах?

— Думаю, что еще помучают, — рискнул предположить Федор, тоже смотревший во все глаза на окружившие их постройки, пока мало походившие на трущобы, в которых на первый взгляд должны были проживать тысячи местных жителей.

— А иначе, Леха, — закончил Федор свою мысль, переводя взгляд на вершину ближайшей пирамиды, чьи грани отливали золотом, — зачем они нас тащили в такую даль, да еще мясо вяленое тратили. Думаю, перед смертью нас еще хорошенько допросят. И, возможно, с пристрастием.

Пирамиды, если не целиком, то хотя бы их вершины, были видны отовсюду в этом городе, поскольку составляли его центр. Даже с улицы, застроенной «высотками», можно был увидеть часть хотя бы одной или сразу нескольких пирамид. Пока что на них никого не было. «Значит, — невольно подумал Федор, вспомнив наплыв народа к ритуальным сооружениям в городе ольмеков, — больших праздников с кровопусканием сегодня не ожидается. Не исключено, что до заката еще доживем».

— Ты меня прости, командир, — заявил Ларин, переставляя ноги по каменным плитам улицы, которая была замощена даже лучше, чем дорога, по которой они сюда пришли, — но я пытки терпеть не буду. Попробую вырваться, а не смогу, так пусть сразу убивают. Не доставлю я этой сволочи такого удовольствия, чтобы они наблюдали, как мучается Леха Ларин.

— Делай, как знаешь, — просто ответил Федор, и сам не подозревавший пока, что для них приготовили.

Обескураженный Леха умолк, продолжая машинально следовать за конвойными, которые своими щитами и копьями расчищали путь сквозь толпу праздношатающегося народа. Вообще Федор был удивлен обилию людей, не пристроенных к какому-нибудь делу. Насмотревшись на подневольных крестьян в долине, он уже решил, что в этой стране свободных людей почти нет, и все население, кроме военных и конвойных, проводит время на каких-нибудь повинностях. Здесь же в городе с неизвестным названием, который Федор по привычке именовал Монте-Альбан, не считая военных, на улицах виднелось множество народа не только в набедренных повязках и каких-то тюрбанах на голове, защищавших от солнца. Попадалось немало с виду свободных граждан, как мужчин, так и женщин. В простых белых рубахах-туниках, а также расшитых витиеватым узором коротких и даже длинных одеждах, иногда похожих на привычный глазу Чайки гиматий, только снабженный по нижнему краю разноцветной бахромой. Головы прохожих часто украшали странные головные уборы из перьев или такие замысловатые прически из многочисленных косичек, висевших или торчавших в разные стороны, что Чайка только диву давался, сколько времени сапотеки тратили на украшение своей головы. Лица, раскрашенные или покрытые татуировками, тоже встречались часто. И это не говоря о серьгах или кольцах, украшавших не только уши, но и носы местных жителей.

— Однако, — подумал вслух Федор, провожая взглядом очередного сапотека с бронзовой от загара кожей, обвешанного с ног до головы бахромой и кольцами, — брадобреи здесь, наверное, процветают.

Но тут же услужливая память вдруг напомнила ему, что у местных индейцев по какой-то причуде природы нет бороды. Он присмотрелся к прохожим, насколько смог, и действительно не увидел ни одного бородатого человека. Сапотеки либо слишком часто брились, либо в самом деле не имели бород. Федор умолк, пораженный очередным открытием.

— Ты прав, командир, — поддержал разговор Ларин, от которого также не ускользнуло обилие косичек и колец у аборигенов, — они здесь не только воюют, но и успевают регулярно тату-салоны посещать. Педерасты, наверное, все поголовно.

От такого неожиданного вывода Федор даже споткнулся, едва не упав. Но развивать эту тему не стал. Женщины, в том числе и свободные с виду, в толпе также попадались. И хотя Федор еще не разобрался в тонкостях местного социального устройства, у него оставалась надежда, что далеко не все сапотеки впали в грех мужеложства.

Тем временем конвоиры провели пленников через квадратную площадь, уставленную длинными деревянными лотками, образовавшими целые улицы. Между лотками толпился разношерстный народ, рассматривая всякую утварь, выставленную на продажу. Здесь было много посуды: горшки, кувшины, вазы. Федор заметил там много черных горшков, украшенных витиеватым орнаментом. А вот оружия Чайка здесь не увидел, хотя, может быть, просто не разглядел. Он ведь познавал город под углом, рассматривая в основном сбоку и снизу, в силу своего положения. Да и народа здесь было очень много. Охране пленников с трудом удавалось наводить порядок и пробивать себе дорогу, хотя Федор и заметил бросавшееся в глаза раболепие гражданских перед военными.

— Эх, был бы я со свободными руками, — донеслось до Федора бормотание шедшего впереди друга.

Он и сам подметил, что местный базар был отличным местом, чтобы уйти от погони. Много боковых улочек. И народу много, легко раствориться. Если, конечно, имеешь соответствующий облик. А по части колец, длинных косичек и татуировок финикийцы заметно проигрывали сапотекам. Так что идею побега он пока не поддержал, отложив ее до лучших времен.

В оставшейся части рынка было много корзин с маисом и другими овощами. Здесь шла бойкая торговля продовольствием, но чем за него расплачивались местные жители — монетами или чем-то другим, Чайка заметить не успел. Их быстро провели сквозь торжище, и вскоре финикийцы вновь оказались на улице. Не такой широкой, как прежняя, и застроенной уже одноэтажными домами, каждый из которых имел уже собственный внутренний дворик.

— А вот и личные хозяйства, — отметил Федор, старавшийся все запечатлеть в своей памяти.

— Кажется, ещё не казнить ведут, — поделился наблюдениями Леха, — пирамиды уже прошли.

Федор посмотрел, как смог, в указанном направлении и действительно увидел, что центр города, обозначенный пирамидами, остался позади. Их же вели вглубь, ближе к противоположной стене, где располагалось полукруглое сооружение без крыши. Когда отряд с пленниками оказался возле него и направился к ближней из одноэтажных пристроек, сложенных из идеально подогнанных друг к другу блоков желтого пористого камня, взгляду пленников открылась небольшая внутренняя площадь. Посреди нее Федор заметил массивный вертикальный столб или колонну, украшенную многочисленными барельефами по всем скругленным граням. Но не эти украшения привлекли внимание Чайки и остальных пленников.

Из колонны на уровне примерно двух метров от поверхности торчало сразу с десяток колец, вбитых по кругу, а на кольцах, подвешенные точно так же, как некогда сами финикийцы, за руки, висели обескровленные голые мертвецы. Их тела были рассечены многочисленными аккуратными надрезами со следами запекшейся крови на груди, бедрах, подмышках и коленях. Создавалось впечатление, что все эти надрезы были сделаны с хирургической точностью, чтобы жертва не сразу истекла кровью, а как можно дольше мучилась, расставаясь с жизнью. Каменные плиты вокруг колонны были просто бурыми от крови, что недвусмысленно говорило о непрерывных казнях, проходивших на этом месте.

Позади колонны были выстроены скамьи, поднимавшиеся от поверхности вверх на несколько ярусов. «Для массового зрелища здесь поместится не слишком много народа, — решил Федор, который, невольно содрогнувшись, все же нашел силы рассмотреть строение, — скорее, похоже на место суда и вынесения приговора каким-то особым пленникам, которых нужно не просто расчленить, а предать долгой и мучительной смерти с позором. В назидание остальным. А жители, судя по всему, должны любоваться на это каждый раз проходя мимо».

Федор посмотрел в сторону улицы, которую они только что оставили за спиной, и заметил там людей, бредущих по своим делам. На первый взгляд праздные сапотеки не обращали на прибитых к столбу мертвецов особого внимания, видимо, пресыщенные такого рода развлечениями. Проходя мимо «позорного» столба, Федор еще раз против воли всмотрелся в лица мертвецов. Это были индейцы. Пленники из сопредельных племен, либо кто-то из своих, особо провинившихся перед народом и старейшинами сапотеков. Раздетые донага и разрисованные острыми ножами «хирургов», точно знавших, что нужно делать.

— Хорошую нам приготовили гостиницу, — мрачно пошутил Федор, когда их подвели к единственному входу в приземистое помещение, почти не имевшее окон, — очень похоже на скотобойню.

— Ты все еще думаешь, Федор, — каким-то странным тоном поинтересовался Леха, застывший перед низким косяком, словно перед входом в преисподнюю, — что стоило тащиться сюда через горы, чтобы тебе вот так изощренно выпустили кровь какие-то садисты? По мне лучше было погибнуть в бою с фалькатой в руке.

Федор выдохнул и снова вдохнул тяжелый воздух Монте-Альбана, напоенный кровью замученных пленников. И, сделав над собой усилие, пошутил:

— Не боись, Леха, — сказал он весело, что никак не вязалось с мрачной атмосферой окружавшего их здания, — поболтаем со старейшинами. Узнаем, что от нас хотят, попрощаемся и уйдем домой. Все просто.

— Я бы даже прощаться не стал, — проговорил, слегка повеселев, Ларин, бросил еще один взгляд на стену каменного барака и шагнул внутрь, увлекая за собой остальных.