Зеленые глаза Баст

Глава 24. ПРЕРВАННЫЙ РАЗГОВОР

— С моей точки зрения, — сказал Гаттон, — расследование сузилось до поисков одного человека…

— Доктора Дамара Грифа!

— Именно. Вы спросили, что я обнаружил в Фрайарз-Парке и Белл-Хаусе, и я могу вам очень кратко ответить. Ничего! Совершенно ясно, что Белл-Хаус был подожжен преднамеренно и продуманно. Подозреваю, мебель внутри комнат облили бензином. Дом сгорел до остова и рухнул. Сейчас это просто груда дымящихся углей.

Конечно, снаряжение местной пожарной бригады оставляет желать лучшего, но и будь они оснащены по самым современным меркам, сомневаюсь, что они справились бы с огнем. Люди, наблюдавшие за домом, растерялись, когда из окон начало вырываться пламя — и, как следствие, упустили доктора Дамара Грифа.

— Вы уверены, что он и вправду сбежал?

Гаттон бросил на меня мрачный взгляд.

— А кто, по-вашему, проделал фокус с телефоном? — спросил он. — Вдобавок, этот болван Блайз действительно слышал, как автомобиль выехал на дорогу! Что говорить — они безбожно испортили все дело. Мой марафонский забег спас вам жизнь, мистер Аддисон, но, похоже, из-за него я потерпел провал! У нас в руках супруги Хокинсы. Неприятная парочка, однако они скорее простаки, чем негодяи. Лично я убежден, что они и не подозревали о смерти леди Бернем Каверли. Дамар Гриф представил им положение так, будто она потеряла рассудок.

— Господи! Какое коварство!

— Изощренный план. Хокинс, кажется, считал, что его обязанности, то есть охрана парка от нежданных посетителей, были продиктованы необходимостью. Он полагал, что если кто-то узнает о том, чем именно больна леди Каверли, ее поместят в сумасшедший дом! А также думал, что за ней присматривает сиделка.

— Сиделка!

— Да. Он уверял меня, что видел и слышал ее! Миссис Хокинс тоже не сомневалась в ее существовании. Но, между прочим, ни одного из них никогда не пускали в дом. Зато доктор Дамар Гриф щедро им платил — и они не жаловались. Кем была эта «сиделка», думаю, очевидно?

— Конечно. Но как они избавились от несчастной леди Каверли… и почему сделали это в абсолютной тайне?

— Ну, — медленно начал Гаттон, — я вновь просмотрел все свои записи, связанные с делом, и составил нечто вроде конспекта, суть которого сводится к следующему: вся цепочка преступлений ведет к определенным финансовым договоренностям между покойным сэром Бернемом и приезжим доктором. Возможно, в Белл-Хаусе евразиец держал что-то такое, что было нельзя перевезти, и больше всего на свете боялся, что владельцем Парка станет наследник. Полагаю, усопшая леди Бернем была в его полной власти, а смерть ее (наше расследование во Фрайарз-Парке показало, что там никто не жил по меньшей мере год) он вознамерился скрывать, притворяясь, что ухаживает за больной, пока…

— Пока не останется живых наследников! — возбужденно перебил я. — Точно, Гаттон! Я и сам об этом догадывался!

— Сейчас мы получили, — продолжал инспектор, — сведения, касающиеся обстоятельств кончины Роджера Каверли в Базеле. До сих пор не было прямых доказательств насильственной смерти (а также причин подозревать, что они имеются), но я знаю, что местный врач, посещавший его в гостинице, и специалист, срочно приехавший из Цюриха, так и не сошлись во мнениях, от чего именно он умер.

Симптомы довольно близко напоминали, к примеру, те, что возникают при змеином укусе, но, естественно, никому и в голову не придет искать ядовитых змей в Швейцарии[26]. На коже было найдено некое воспаление, — Гаттон заглянул в свой блокнот, — по виду схожее с экземой или чем-то подобным, но оно, по словам медиков, не имело отношения к причине смерти. В свидетельстве причиной ее названа просто синкопа[27], хотя юноша не страдал наследственными сердечными заболеваниями или иными болезнями, какие могли бы объяснить столь раннюю смерть от сердечного приступа. И за время его пребывания в Базеле не произошло ничего такого, что могло бы пролить свет на загадку.

Хотя тогда, и это вполне объяснимо, никаких подозрений не возникло, лично я считаю смерть Роджера Каверли первой в череде преступлений, в которых повинен доктор Дамар Гриф!

— Но мне по-прежнему не ясна его цель, — заметил я.

— В каком-то смысле она не ясна и мне, — отозвался Гаттон. — Учитывая, что мальчик погиб в то время, когда здоровье его отца, сэра Бернема, уже давало поводы для беспокойства, я пришел к заключению, что его убрали по одной простой причине: кто-то опасался, что он унаследует Фрайарз-Парк. Безусловно, приглашение, присланное доктором Дамаром Грифом сэру Маркусу, является очень серьезной уликой, а если вспомнить, что оно пришло сразу после приезда сэра Маркуса из России, то вывод напрашивается сам собой.

Сэр Маркус унаследовал титул сэра Бернема, когда был по делам службы в Архангельске. Я думаю, что в России он оказался недосягаем для евразийского доктора. Но стоило ему вернуться, пришло приглашение; совершенно понятно, что ему предназначалась та же участь, какой едва избежали вы сами! Вспомните, на вершине башни во Фрайарз-Парке стояла гаубица, и я уверяю вас, появилась она там не вчера. Короче говоря, я не сомневаюсь, что ее установили перед визитом сэра Маркуса, а план вашего устранения придумали позже.

Следующим шагом доктора был план убийства в РедХаусе, и он сработал практически безупречно. Если бы не непредвиденный случай в доках, интрига бы удалась целиком, однако эта неудача не смогла полностью разоблачить замысел убийцы, потому что единственной уликой, указывающей на его личность, была статуэтка кошки.

— Неплохо бы объяснить, как она оказалась там, — сказал я.

Гаттон сосредоточенно разжег трубку.

— Это верно, — согласился он, — но я перейду к данной стороне дела позже; сейчас я перечисляю лишь свидетельства против доктора Дамара Грифа, у которого, несомненно, имелся активный соучастник в преступлениях против семейства Каверли.

Оцените изобретательность убийства в Ред-Хаусе. Гриф надеялся, что его действия повлекут за собой смерть не одного только сэра Маркуса, но и следующего наследника, мистера Эрика Каверли, который будет осужден за убийство своего родственника! И действительно, все было спланировано весьма искусно. Даже сейчас, когда мы убедились в невиновности бедного сэра Эрика, мы видим, что и подробнейшее описание действий в ночь убийства не может послужить ему алиби. Другими словами, не пади он жертвой опрометчивости злоумышленников, над ним и поныне висело бы страшное обвинение. Я решил обелить его имя и, ожидая его настоящего признания, объявил газетчикам, что он дал показания; я полагал, однако, что его слова будут более убедительны, чем то послание, которое прочитала нам мисс Мерлин.

Я пристально посмотрел на него.

— Гаттон, вы хотите сказать, что заявлением о доказанной невиновности Эрика Каверли вы надеялись побудить его врагов к новому нападению?

— Что ж, признаюсь! — с довольно виноватым видом произнес инспектор. — Но он попал совсем не в ту ловушку, что приготовил я, руководствуясь его же интересами. В конце концов, вы же не станете отрицать, что смерть его была случайна и пострадал он по вашей вине.

— По моей вине! — воскликнул я.

Гаттон сумрачно усмехнулся.

— Да, вы виноваты, — продолжил он, — пусть и допустили все промахи ненамеренно. По-моему, совершенно очевидно, что хотя неизвестный соучастник доктора Дамара Грифа был истинным врагом рода Каверли (об этом свидетельствуют «голос» и статуэтка), трижды покушался на вас не он, а сам доктор Дамар Гриф; вы дважды чуть не погибли в Аппер-Кросслиз и в третий раз у себя дома, где муляжом, уже успешно опробованным в Ред-Хаусе, заменили именно ваш телефон — способ простой и смертельный! Гриф надеялся устранить со своего пути опасное препятствие, угрожавшее его безопасности.

— Но, дорогой мой Гаттон, с чего бы ему считать меня угрозой более опасной, чем, допустим, вы?

— Причина предельно ясна, — ответил инспектор. — Я не думаю, что таким образом он сделал вам комплимент, указав, что ваше расследование продвигается более успешно, чем мое; я полагаю, что его по-настоящему встревожило неосторожное поведение соучастницы.

— Вы говорите о женщине, посетившей меня в «Эбби-Инн»?

— Именно, — кратко подтвердил Гаттон, — и о даме, явившейся сюда и похитившей статуэтку Баст! История Эдварда Хайнса и его предшественника, так блистательно описанная вами, показывает, что в окрестностях Аппер-Крос-слиз обитает некто, кого мы ищем с того самой ночи в вашем саду (это я о кошачьих глазах, заглядывавших к вам в окно).

— Я начинаю понимать, Гаттон, — медленно проговорил я.

— Я не могу сказать, с какой целью та дама посетила вас в «Эбби-Инн», но не сомневаюсь, что все прояснилось бы, если бы ее визит не оказался прерван и закончен появлением в трактире доктора Грифа. Да вы и сами упоминали, что она говорила о неуместности своего прихода к вам, и рассказывали о гневе евразийца, который ему так и не удалось скрыть. Вспомните также, как вас преследовал нубиец Кассим с явным намерением убить. Затем, осознав, что безнадежно скомпрометировал себя, доктор сделал все, чтобы заставить вас замолчать навеки.

— Это так, — согласился я, — и у него это едва не получилось. Но, Гаттон, давайте вернемся к загадке изображения Баст. Ведь на ящике, в котором обнаружили тело сэра Маркуса, был нарисован кошачий силуэт, а внутри нашли статуэтку кошки. К тому же вы, конечно, и сами обратили внимание на то, что Эдвард Хайнс получил в подарок от незнакомки золотую фигурку-кошку, и, осмотрев ее, я убедился, что это творение рук древнеегипетского мастера.

— Верно! — Гаттон с чувством хлопнул ладонью по столу. — В самом начале расследования я сказал, мистер Аддисон, что в основе дела лежит история египетской богини, и, по-моему, я ничуть не промахнулся с предположением.

— Вы не ошиблись, — подтвердил я, — но я не понимаю, как это может помочь нам. Получается, что человек, названный вами основной фигурой заговора, является всего-навсего его второстепенным участником, а о личности, действительно стоящей в центре преступного замысла, мы знаем только, что это женщина, которая обладает, очевидно, необычными глазами, светящимися в темноте. Еще она как-то связана с изображением Баст. Но кем она приходится доктору Дамару Грифу, и почему она заинтересована в уничтожении рода Каверли?

Некоторое время Гаттон молча курил и задумчиво смотрел на меня. Потом сказал:

— Если бы мы знали это, мистер Аддисон, мы бы знали все, что нужно для раскрытия тайны «Оритоги». Но, по-моему, мы бы продвинулись очень далеко в нашем расследовании, если бы смогли арестовать евразийца. Конечно, мы собрали воедино все разрозненные детали происшествия в Ред-Хаусе: нашли перевозчика, доставившего ящик туда и забравшего его утром, выяснили, кто привез продукты и накрыл стол для ужина, и не только это. Как я и ожидал, все эти факты оказались для нас бесполезны.

— Голос… — начал я.

— Точно! «Голос», без сомнения, был одним и тем же, и все было организовано посредством телефонных указаний местным посыльным и прочим. Для этого «голосу» не пришлось появляться на сцене лично, мистер Аддисон.

Я осторожно предположил:

— Но все же в одном случае кто-то должен был появиться на месте…

— Да, — перебил он, — кто-то перенес тело из комнаты в гараж и упаковал в ящик.

— Но вы твердо убеждены, что и там был проделан фокус с телефоном?

— Не сомневаюсь. Разве вы не видели номер на табличке? А розетка в стене, что оказалась отверстием для газа — помните? — была соединена с пустой комнатой по соседству. Конечно, газовый баллон находился там, а сам телефон поместили в нише, которую плотно закрыли бархатной портьерой: любой, воспользовавшийся ядовитым приспособлением, немедленно задохнулся бы в ней.

— Господи, Гаттон! — воскликнул я. — Какой жуткий замысел! Но я не могу понять, каким должен быть наш следующий шаг.

— Я и сам не совсем уверен, — признался Гаттон. — Как вы помните, определенная линия рассуждений привела меня к выводу, что у этих людей имеется некое укрытие в вашем районе. Я велел тщательно прочесать окрестности. Рано или поздно мы выясним, где прячется преступник.

— И преступница! — добавил я.

Нас прервал стук в дверь кабинета. Вошел Коутс с вечерней корреспонденцией.

— Извините, Гаттон, — сказал я, увидев, что одно из писем было от Изобель.

Я в нетерпении вскрыл конверт… То, что я прочел, заставило меня похолодеть.

— Гаттон! — вскричал я. — Мисс Мерлин получила по почте статуэтку Баст!

— Как?!

— Она кратко описала ее, и я склонен думать, что это та самая вещь, что была украдена отсюда! Конечно, мисс Мерлин ужасно испугана.

Инспектор поднялся.

— Надо немедленно осмотреть присланное, — быстро сказал он, — проверить упаковку, в которой доставлена посылка, и марку. Я выхожу из себя, — Гаттон не сдержал гнева, — когда думаю о том, что доктор Дамар Гриф, вероятно, находится где-то в полумиле от нас, от этого самого места, и мы могли бы позвонить ему, знай мы его номер; мы задействовали все ресурсы лондонского уголовного розыска, но все еще никак не можем его найти! Даже такая городская окраина, как эта, настолько велика, что мы будто ищем иголку в стогу сена!

Голова моя разрывалась от жутких сомнений и нерешительности. Я не знал, что нам следует делать, а Гаттон, как дикий зверь в клетке, метался по комнате.

— Набейте-ка трубку, — устало предложил я наконец. — От нашего следующего шага зависит многое. Любая ошибка может оказаться роковой.

Гаттон довольно свирепо взглянул на меня, затем уселся в кресло, из которого встал чуть раньше. Я подтолкнул к нему табакерку, и он потянулся за ней, но тут раздался звонок. Я услышал, что Коутс открыл входную дверь и, недоумевая, кто мог прийти в столь поздний час, вопросительно посмотрел на инспектора.

В дверь кабинета постучали.

— Войдите, — крикнул я.

Коутс неловко застыл на пороге.

— Доктор Дамар Гриф! — объявил он.

Не меняясь в лице, он посторонился, и пока мы с Гат-тоном в полнейшем изумлении медленно поднимались с мест, высокий, тощий евразиец шагнул внутрь и остановился, нависнув над здоровяком Коутсом!

Его ястребиные глаза лихорадочно горели, а лицо было измученным и осунувшимся. Я смотрел на него с удивленным испугом, а он, казалось, едва держался на ногах. Мы с Гаттоном наконец встали; Гриф, пошатываясь, уцепился за угол книжного шкафа, но тут же выпрямился и величественно поклонился нам, и я сразу вспомнил, что почувствовал, когда очутился в странной библиотеке Белл-Хауса.

— Джентльмены, — начал он, и его резкий голос был не громче шепота, — пожалуйста, сядьте. Я не задержу вас надолго.